Спасение

Володя зашёл в старый покосившийся дом. Мела метель. В доме было холодно, холоднее чем на улице, но безветренно. Первая мысль была: разворачиваюсь. Вторая мысль: завтра. Третья: как тут спать, на чем, где тут печь? И вдруг мысли потекли - давно такого не было: надо сначала сделать вот это, потом это. Нужно было ждать Его, сколько - непонятно.

...
Володя стоял в магазине и смотрел на консервы. Очень хотелось есть, зарплата на узкоколейке, в местном отделении ж/д была нескоро, денег совсем не оставалось, есть одни макароны было уже невмоготу. Володя понимал, что воровать плохо, это было очень устойчивое ощущение, но вспоминая уроки бизнеса друга Романа он начал понимать, что и правда «всегда, Володь, можно договориться».
- Как говорил Бродский, лучше воровать? - голос был совершенно не местный, не затравленный, и не бесшабашно веселый. Такой серьезный, как будто Володя вернулся в университет и сидит на лекции. С ним говорил продавец магазина.

Этот человек из магазина. С ним хотелось говорить постоянно. Вот ведь в чем загвоздка, подумалось Володе, в книгах он не понимал одного, почему иногда вдруг главному герою в жизни встречался человек, который что-то в этой жизни менял. То есть живешь себе живешь, встречаешь людей, а потом один вдруг оказывается каким-то особенным что-то шевелит в тебе. Оказывается вот оно что: можно долго жить, как пресноводное, в анабиозе. Общаться с людьми, работать, но при этом по-настоящему ничем и никем не интересоваться, а потом вдруг очнуться от какой-то фразы, от которой вдруг не чувствуешь себя одиноким.
....
- Зачем твоему сыну нужно было быть героем? Все, к чему вы придёте - это невозможность быть героем круглосуточно, каждый день без выходных. Или придумать себе смысл и цель попроще, чем война. Все, к чему вы придёте - это осознание, что жизнь это не накал, как в молодости, в детстве, жизнь - это бесконечно долго и одновременно мимолетно тянущаяся череда действий. Все, что ты можешь делать, это не играть по правилам, не ради чего-то, а просто так. Живи не как все и наградой тебе будет ничто и головная боль. Рано или поздно тебя затянет в общую колею. Пока твоя цель - выжить, а лет через 20 ты будешь помогать сыну платить кредит из банка. Не думай, что мы сделаем свободу, как на западе, мы бы сделали. А они все разделят. Без нас. Нам останется только несвобода. И выбор: идти по пути или не идти.

Володя не понимал, почему этот человек стоит за прилавком в магазине. С каждым днём не понимал все больше. Это место было похоже на кладбище, как будто часть людей сидит над своими могилами, в ожидании смерти. Здесь явно больше не будет жизни, только медленное угасание. И этот живой был тут приставлен, чтобы следить за мертвецами.
Володя кое-что знал о живых мертвецах. Его друг детства, рано потерявший родителей, обожженный при пожаре и тем самым наглядно демонстрирующий, как может обжигать жизнь, был всегда из разряда тех, чьего будущего не видно. Если не считать кирпича на голову, никто не понимал как умрет Колька, но все были молча и неосознаваемо уверены, что он не доживет до тихой мирной семейной жизни. Так и случилось, тогда в подростковом возрасте они ещё не знали про наркотики, они и убили Колю - что-то грязное и ядреное. Умер от передоза в подвале соседнего двора. Совсем не в таком уютном месте, каким был когда-то их штаб.

В какой то момент, возвращаясь домой с прогулки, работы или из магазина он начал ощущать щемящее чувство, когда из-за пригорка видел свой домик. Особенно, когда дом виделся ему на фоне заката. Что-то внутри защемляло, а потом по всему телу разливалось ощущение теплоты и безмятежного счастья. Казалось, что пахнет весной и дуют ветра, которые зовут куда-то. Однажды он понял, откуда в нем это чувство. Когда-то давно он хотел переехать в похожий домик с Мариной. Щемило от того, что это было желание из молодости, от того, что желание это сбылось (пусть и не совсем так, как виделось когда-то), от того, что он никогда уже не сможет полюбить так, как Марину и от того, наконец, что даже Марину он никогда уже не сможет так любить. Какие-то струны внутри навсегда порвались просто от ветхости, просто потому, что им, как бабочкам-однодневкам, суждено было прожить всего несколько лет.

Любовь - идеальное чувство. Оно примеряется на каждого, даже самого неидеального человека, кем бы он ни стал, она приходит. Это как идеальность рождения 3,5 килограмма и 50 сантиметров незамутненного существа. Неидеальные мы, которым авансом полагается любовь. А дальше никто не справляется. Справиться может только тот, кому помогает что-то такое же идеальное, как любовь. Например, смерть. Пожалуй, только смерть. Ведь заново родиться никому не дано.