Глава 14
Глава 14. Отражение в судьбе
Черная вязь татуировок отражалась в зеркале. Довольно худощавое тело, выпирающие лопатки и ребра. Он был слишком худым. Очень плохо ел, практически не ел. Постоянно бродил по ночам около карьера, где когда-то давно приезжие начали строительство научного центра, чтобы наблюдать за нерестом рыбы. Потом деньги обесценились, фирмы прогорели, и строительство стало никому не нужным. Так до сих пор около карьера разбросаны кирпичи, панельные блоки и прочий строительный мусор.
Народу здесь никогда не бывает. Карьер находится довольно далеко за городом, в лесу. Местные жители сюда не ходят. Опасаются, правда, не знай чего.
Он постоянно размышлял, не давал голове покое. Вечно пытался что-то понять, узнать, разобраться. Но сколько бы ни бился в поисках истины, всегда приходил в туман.
Грусть и тоска были постоянными его спутниками. Улыбался он довольно редко. У него было много друзей, которые с радостью приезжала к нему за город, чтобы выпить пива, искупаться в сауне и погоняться на машинах по трассе. Они всегда поддерживали друг друга, развлекали. Но ему чего-то не хватало, близкого и родного.
Гектор, или как называют его друзья, Гек был довольно печальной персоной. Черные волосы, похожие на смолу, всегда были коротко пострижены. В глазах не отражалось ничего кроме зеленого болота, треска которого могла затянуть в себя любого. Парень был довольно симпатичным. Девушки обращали на его внимания, пытались всячески заигрывать, но странному Гектору было все равно.
Что-то внутри него всегда было холодным, как айсберг. Подобно ему, Гек плыл по бескрайнему морю жизни пытаясь найти свой теплоход, чтобы столкнуться с ним раз и навсегда. Но пока ничего такого на пути молодого паренька не встречалось.
Гектору было двадцать лет. Его мама занимала высокий пост в их городке, ее уважали, с ней советовались. Гектор очень любил ее. Она была для него всем в этой жизни, но жил он не с ней. Парень очень этого хотел, но не мог. Поэтому ему приходилось ютиться за городом.
Ютиться совсем не то слово, которое могла бы описать его жизнь в роскошном поместье, которое оставил ему в наследство его отец. Тот умер, когда маленькому Гектору исполнилось все три года. Он плохо помнил отца, но иногда воспоминания озаряли его. В голове оживали картинки, они были наполнены теплотой и нежностью.
Гек помнил, как щекотно кололась щетина папы, когда он брал маленького мальчика на руки и целовал перед сном. Гектор помнил запах одеколона отца – терпкий и сладкий, словно шоколад. Где-то внутри подсознания хранилось больше информации, связанной с папой. Но что-то не давало опустошить эти хранилища.
Сейчас Гектор стоял нагой в ванной. В зеркале было мутное отражение. Парень протер поверхность рукой.
Темная цепочка татуировок тянулась от шеи вниз по ключице, затем спускалась по ребрам и утопала вниз. На груди распахнув свои крылья, взлетал орел, голову которого украшал терновой венок. На правой руке татуировки собирались в причудливый узор древних знаков. Черно-белые картинки были по всему телу: и на спине, и на ногах и даже там, где не каждый сможет увидеть. Но людей пугали рисунки на лице. Множество мелких надписей, которые никто не может расшифровать, кроме самого Гектора.
Лицо – эта та зона, к которой он никому не разрешает прикасаться. Он до сих пор чувствует боль, когда смотрит на свое отражение. Уставший, немного разбитый от постоянной тоски, парень прокручивал в голове события вчерашней ночи, которая странно закончилась.
Обрывки пазла были разбросаны повсюду, но собрать их было нелегко.
Он включил холодную воду, взобрался в ванную и принял позу эмбриона. Тело ужасно ломило, голова наполнялась тяжелым. А неизвестность мучала.
Холодные капли воды стекали по выпирающим позвонкам. Холод пробирал до самого нутра. Закрыв глаза, он снова оказался там, где когда-то все началось.
Каждый в этом мире чего-то боится, каждый спасается и лечится от этого как может. Кто-то пытается решить проблему разговорами с близкими, а кто-то замыкается в себе. Но все мы с одинаковыми потерями встретим новый день, день в тумане наших страхов.
***
Когда я просыпаюсь, то первым делом бегу в ванную. Меня ужасно мутит, тошнит. Ноги подгибаются. С силой открываю дверь уборной и подлетаю к унитазу. Тошнота сворачивает меня втрое. Я корчусь в муках около унитаза, пытаясь унять дрожь в коленях. Не думала, что мертвых может тошнить. По крайней мере, так сильно.
Еле поднимаюсь с пола. Руки трясутся, ноги тоже. Вокруг все плывет, словно я на карусели. Смотрю в зеркало. Да уж, вид у меня, как после сильной бомбежки. Глаза просели куда-то вглубь, вокруг них образовались темно-синие круги. Кожа бледная. Я немного отекла.
Последствия смерти – вот они, какие! Я смеюсь сначала тихо, потом еще громче. Легкие наполняются воздухом, я слышу булькающие звуки. Смех переходит в истерику, сползаю по раковине на пол. Обхватываю колени руками, жмусь к холодному кафелю.
Черт бы подрал, все это! Я теперь мертва, мертва!
Слезы застилают глаза, становится еще хуже. Тошнота снова поднимается из глубины желудка, я ощущаю ее около горла. Один рывок – и я вновь над унитазом. Слезы стекают градом по щекам. Что же придется смириться с тем, что я сдохла! Я СДОХЛА,
– Лиза, все в порядке, – мама стучит в дверь.
Нет, ничего не в порядке! И никогда уже не будет. Я умерла. Я мертвая.
Осознание прошибает меня снова. Резкий порыв рвоты выворачивает наизнанку мое тело, просто расчленяет по кусочкам.
– Лиза, открой! – мама начинает истерить и барабанит в дверь.
Нужно подниматься, иначе мама вызовет наряд ОМОНа, и те вынесут дверь нашей ванны.
– Да, все хорошо! Сейчас выхожу.
Включаю воду. Холодная. Как и прикосновение Алены. Тело снова начинает трясти. Мелкая дрожь берет вверх надо мной. Ноги еле волочатся. Иду к двери, открываю ее. Сдерживаюсь изо всех сил, чтобы не упасть.
– Все отлично, просто с утра немного затошнило, – пытаюсь выдавить улыбку, но получатся плохо.
Мама сверлит меня взглядом, а затем выдает такое, от чего меня складывает пополам от смеха.
– Может быть, ты беременна? – она сурово смотрит на меня.
– Мама, ты совсем! – поднимаю руки над головой. Это дается с трудом. – Какой беременна! Нет!
Наверное, не верит. Смотрит, словно на преступника. Да, я похожа на него. Можно смело сказать, троих уж точно замолила. Среди которых была моя подруга. Я – маньяк, я – киллер, жестокий убийца.
– Нет, нет и еще раз нет! – кричу я.
– Хорошо, убедила! – обманывает меня. Не поверила, теперь будет следить за мной. – Спускайся завтракать.
Она разворачивается и уходит. Но мне надо спросить у нее кое-что важное.
– Мама, постой! – кричу я. Она оборачивается. – Как я вчера попала домой?
– Странно, что ты не помнишь, – снова подозрение. – Сама пришла, тебя привез Кай. И не вчера, а позавчера.
Привез меня ЖИВУЮ! Позавчера! Боль снова пронзает тело. Я облокачиваюсь на стену, чтобы хоть как-то удержаться.
– А он не говорил больше ничего? – мой вопрос вызвал еще большее подозрение.
– Сказал, что какой-то Гектор от тебя без ума. Он порывался тоже поехать, то не смог. Его гости не отпустили.
– А больше ничего?
– Нет, – проходит несколько минут прежде, чем мама задает вопрос. – Лизонька, дорогая, ты беременная от Кая?
Снова приступ смеха.
– Нет! Я вообще не от кого не беременна. Хватит поднимать эту тему. А что я делала вчера, день просто из головы выпал.
Голос хрипит. Горло горит, как от огня.
– Тебе нездоровилось. Ты почти весь день проспала. Иди завтракать.
Мама уходит. Слышу ее шаги на лестнице.
Пытаюсь не упасть, доползаю до своей комнаты. Вскарабкиваюсь на кровать и накрываюсь одеялом.
Значит, все-таки я умерла. Ведь Гектор не мог остаться с гостями, он погиб со мной. Мы вместе перевернулись на байке.
Голова кружилась. Значит, встреча с Аленой в том парке не была кошмарным сном. Все было взаправду.
Придется вступать в игру. На кону не только моя жизнь. Да черт с моей жизнью, я ведь все равно умерла. Но мои близкие! Я должна постараться ради них.
Кое-как оделась и причесалась. Спустилась к столу.
Папы не было. Наверное, на работе.
– Мама, а как же работа? – задаю я вопрос, прежде чем опуститься на стул.
– Нашему отделу дали недельный отпуск. Ремонт аппаратуры.
Блинчики с медовым сиропом, апельсиновый сок не лезут мне в горло. Я попыталась отпить сока, но почувствовала привкус крови на губах.
– Что-то кушать совсем не хочется. Тошнит постоянно.
– Может быть, ты все-таки...
– Нет, я не беременна и точка, – перебиваю маму и встаю из-за стола.
Вечер хочет, чтобы я избавилась от своих секретов, переборола страхи, стала супер-человеком. Значит, я сделаю все, чтобы доказать ему это.
Но сначала нужно понять чего я боюсь по-настоящему. Ох, а это будет нелегкой задачкой.
***
Кто-то оставил на столе у Громова бокал с апельсиновым соком. Это его жутко разбесило. Утро и так задалось не самым лучшим. Сначала соседи в полпятого утра стали выяснять отношения. Скандал завязался на почве недомытой посуды и перерос в бракоразводный процесс. А теперь и апельсиновый сок в стакане.
Схватив его со стола, Громов вылил сок в окно. Бокал остался стоять на подоконнике.
Еще этот Егор Анатольевич никак не выходил из головы. Наглый, высокомерный – он до сих пор задевал нервы Громова, даже находясь далеко от него. Его вчерашнее поведение выводило из себя, так и хотелось подлететь к нему и треснуть кулаком по его наглой физиономии. Да чего же противный тип, этот Егор Анатольевич.
Громов опустился на стул. Мысли метались по кругу. Сыщик чувствовал, что одна из них содержит ответы на его вопросы. Но она постоянно ускользала, скрывалась за другими. Эти догонялки жутко напрягали.
Дверь распахнулась, и в кабинет вошла Селезнева. Женщина плохо выглядела. Всегда уложенные волосы торчали на верхушке, а по бокам они собирались в странные пучки. Под глазами были видны признаки бессонницы и жуткой головной боли.
Алиса Эдуардовна прошла мимо Громова и присела за свой стол.
– Паршивое утро? – не знай зачем, спросил вдруг Игорь Александрович.
– Еще какое! – глухо ответила начальница. – Сплошной мрак и туман.
– Понимаю, – вздохнул мужчина.
– Я где-то здесь оставила апельсиновый сок, не видели? – Селезнева стала обводить взглядом комнату в поисках своего бокала.
Осложняться не хотелось. Настроение итак было не самое хорошее.
– Простите, я не знал, что он ваш, – спокойно ответил Громов, – думал, что Николай вчера забыл. Голова так болела, решил выпить таблетку, а запить было нечем. Вот и сок пригодился. Еще раз простите, дико неудобно.
– Пустяки, у меня еще целая коробка.
Селезнева вынудила из ящика стола пластиковую коробку с оранжевой жидкостью. Громова мысленно передернуло. Столько апельсинового сока он не выдержит.
– Наши преступления повисли мертвым грузом на нас, как балласты. Скоро наш теплоход даст течь, и мы пойдем ко дну. Печальные новости, Игорь Александрович, – прошептала Селезнева.
– И пускай идет, – Громов сам удивился от сказанного, – все надоело. Хочется в отпуск.
– Так наши с вами карьеры тоже пойдут ко дню, а этого допустить нельзя, – голос женщины стал немного суровее.
– Возможно, и не пойдут, если мы постараемся и залатаем пробоину в нашем теплоходе, – улыбнулся Громов.
Алиса Эдуардовна одарила его в ответ смехом.
– Надо просто поднапрячься.
С этими словами он вытащил из своей сумки черный, кожаный блокнот с огромной буквой «Г» на обложке. Он был только его.
Открыл книжку, взял в руки ручку и стал что-то писать, сводить, соединять стрелочками.
Ему всегда помогало это в решение самых трудных задач. Он погружался полностью в условия и пытался найти решение, как крыса, которая бегает по лабиринту в поисках выхода, блуждая по закоулкам. Так и Громов пытался облазить каждый сантиметр чужой жизни, в надежде отыскать тот самый ответ.
Сейчас он вернулся во вчерашний вечер. Стоял около Николая и со стороны наблюдал за разговором с Егором Анатольевичем. Со стороны ведь всегда все яснее и лучше видно, обманывает человек или нет.
– Кровь Анны на руках самой Анны, – реплика врача ошарашила всех присутствующих. – Она была слишком глупа, по-детски наивна, а таких в этом мире мало любят. Она была безобидна, такая знаете, типичная жертва падальщика. Больное животное.
От такого сравнения Громова передернуло. Ладонь сама сжималась в кулак, а мозг просил со всей силы стукнуть этого наглого типа посильнее. По лицу. Чтобы завтра синяк был на половину лица, а вторую половину просто не было видно.
– В каком смысле Багульник убила сама себя? – голос Селезневой звучал хрипло. – Медицинская экспертиза показала, что Анна Багульник умерла от потери крови, из-за нанесения ей множества ран. Сама погибшая никак не смогла бы проделать такое с собой. Значит, версии про самоубийство просто не может быть.
– А кто вам сказал, что я говорю о суициде, – Егор Анатольевич засмеялся.
Сидит себе ногу на ногу закинул, нагло щуриться. Смеется над нами, презирает нашу профессию. Он чувствует себя сейчас королем вселенной. Знает, что его информация очень важна для нас. Да, что скрывать, нам сейчас любая информация нужна, как глоток воздуха в открытом космосе.
– Я же сказал, что Анна была бесхребетной, никакой! А такие и становятся жертвами маньяков.
Повисло молчание. Алиса Эдуардовна скомкала протокол и бросила в урну для мусора.
Только протокол марала зря!
– А тем более в том вечер, Анна вообще была сильно подавлена. Я бы даже сказал, раздавлена, как жук, попавший под подошву чужого сапога, – усмехнулся гость.
Глаза Громова заблестели. Вот и попался!
– Не ваш ли сапог, Егор Анатольевич, прошелся по хребту погибшей? – собственный голос звучал властно и гулко, чему Громов был бесконечно рад.
– Нет, с чего вы это взяли?
Занервничал. Наконец-то, потерял свое превосходство. Теперь он в наших руках. Король полетел с трона, оказался у ног новых царей.
– Мы можем пригласить на допрос вашу жену, и тогда, возможно, вы охотнее станете отвечать на наши вопросы, – Николай впервые за весь вечер подал голос.
Егора Анатольевича покоробило. Все Титаник дал течь. Идет ко дну.
– Думаю, Майя Леонидовна захочет помочь следствию, тем более, когда в нем замешаны вы, уважаемый, Егор Анатольевич.
– Сукин сын! – гнев охватил врача.
Его лицо приняло оттенок строительного кирпича, глаза стали бешено блестеть и бегать в разные стороны.
– А вот это уже оскорбление сотрудника правоохранительных органов при исполнении. Между прочим, наказуемое деяние,– изрек Николай.
Громов удивлялся Можайкину. А парень довольно толковый. Только раньше не проявлял своих задатков. Так бы и сидел сиднем за столом и перебирал бумаги. А тут смотри, какой прыткий.
– Расскажите нам, Егор Анатольевич, как вы сначала спали с Анной Багульник, а потом, когда она вам наскучила, вы сделали из нее, как вы выразились, больное, бесхребетное животное. Прости меня за мою бестактность.
Селезнева молча повернулась в сторону Николая и едва ему улыбнулась. Но парень заметил этот жест и подмигнул начальнице в ответ.
– Что думали, эта тайна умрет вместе с Анной? Простите, что разочаровал вас. Но секреты хранятся годами, перекладываются из одного шкафа в другой, затем перерастают страхи. Им становится тесно в пыльных комодах, куда никто не заглядывает, поэтому они начинают рваться наружу. И знаете, у них это хорошо получается.
– Откуда вы все это узнали? – закричал врач и подскочил на стуле.
– На личном опыте и в институте, где обучалась Багульник. И да, ваши коллеги тоже остры на язык. Дай только повод для сплетен.
Егор Анатольевич пошел красными пятнами. Все происходящее явно обернулось совсем не так, как он задумывал. Но от этого Громов радовался еще больше.
– Да черт с вами! – громко выругался он, – я все расскажу. Только прошу, не говорите ничего моей жене. Это убьет наш брак.
– Убьет? Как Анну Багульник? – спросила с легкой ухмылкой Селезнева, чем положила врача на лопатки окончательно.
– О, нет! Я не убивал Анну, мне было на нее плевать. Тем более в момент ее смерти я был на дежурстве. Спросите любого работника в приемном покое или посмотрите записи на видеокамере, я был на работе.
– Обязательно проверим, – снова вставил реплику Николай. – Переходите к сути, а то, наверное, Майя Леонидовна жаждалась вас дома.
Смело!
– Рассказывать то и нечего! Я преподаю в нашем медицинском. Заработок там не особо велик, но все-таки копейка, а она лишней никогда не бывает.
Так уж происходит, что истории повторяются. Плавно перетекают одна в другую, изображаю причудливый зигзаг судеб. Мимо нас постоянно пролетают какие-то события. Мы их часто привязываем к определенным людям, чтобы не забыть. Но иногда бывает наоборот, события привязывают человека к другому человеку.
Так произошло и с Анной Багульник. Девушка была сиротой. Ее родители умерли давно, когда маленькой девочке было всего два года. Они много пили. Вот и допились. Алкоголь привел их к роковой черте, а если быть точным, к пожару.
Родители Анны отправились к своим друзьям, таким же закадычным любителям выпить спиртного, и обратно не вернулись. В дома замкнула проводка, что и вызвало пожар. Находившиеся там люди крепко спали, никто не выжил.
Других родственников у крошки не было. Поэтому государство определило ее в детский дом.
Анна часто рассказывала Егору, лежа в кровати, что много натерпелась в детском доме. Воспитатели издевались, сверстники всячески пытались унизить и оскорбить. Много слез и боли было в той жизни. Но сейчас их не убавилось.
Егор повстречал Анну на одной из своих лекций. Девушка была крайне зажата и скована. Из подлобья наблюдала за лектором, старательно записывала каждое слово. Она была простенько одета. Красный свитер с растянутыми рукавами и юбка времен его бабушки. Анна жила старом мире, в котором поцелуй карался ударом плетью, а любые интимные связи – смертной казнью. Возможно, этим Егора и зацепила эта ускользающая натура. Но это было потом, когда они уже стали встречаться. А пока она сидела на его лекциях и забавно хмурила брови.
Он точно не помнил, как все закрутилось. Что говорили. Но он точно помнил то роковое событие, которое привязало Анну к нему. И это был поход в морг.
Анна тогда была уже на третьем курсе, и походы в морг были частью их занятий. Ничего особенного там не было. Просто студенты спускались в подвальное помещение, которое было оборудовано под морг и внимательно слушали и наблюдали. Преподаватель обычно показывал мало, больше болтал. Но Егор Анатольевич не испытывал никакой особой нежности и сочувствия к людям. Некоторые не понимали иногда, что подтолкнуло мужчину стать врачом, помогать людям. Это было совсем не его. Но чутье у него было отменное. Поэтому к мужчине на прием всегда было много народу. Все хотели, чтобы именно он поставил диагноз.
Лектор привел студентов в помещение морга, выстроил их полукругом около «объекта изучения» и просто расстегнул пакет. Мужчина ждал реакции, просто хотел поиздеваться. И у него это получилось.
Кто-то из ребят нецензурно выругался, кто-то убежал в туалет. И только Анна Багульник потеряла сознание. Стояла, смотрела, а потом упала, задев рукой металлический поднос.
Мужчина перепугался, если быть честным. Не хватало ему трупа на его лекциях. Сходили в морг!
Девушку пришлось брать на руку и бегом подниматься к себе в терапию. Студентов распустил. Сыпал по дороге проклятия. Всем, кого видел, досталось.
Сильных ушибов и повреждений не было. Синяк будет. Не страшно. Нашатырный спирт помог, как никогда. Девушка пришла в себя. Вжалась в диван и смотрела своими большими глазами на Егора Анатольевича, как на хищника.
Ему это понравилось. Он вызывал страх, вселял ужас.
– Что же вы сознание теряете? – голос мужчины был колюч.
– Не знаю, я не специально, – пискнула девушка.
– Чуть не убились, и меня до инфаркта не довели, – Егор Анатольевич немного подобрел, сам не понимал почему, – надо было подойти и сказать, что в морг боитесь идти. Что я тиран какой-то, все бы понял.
Девушка только сильнее вжалась в диван. Она была такой крошечной, что казалось, уместится на ладони. Ее хотелось обнять, укрыть, защитить ото всех.
– Как вас зовут? – Улыбнулся врач и протянул ей стакан с чаем.
Девушка села, взяла из рук лектора стакан.
– Анна Багульник.
– Пейте чай, Анна. Я отвезу вас домой.
Они ехали по вечернему городку. Фонари тускло освещали аллеи, по которым нехотя брели люди. Вечер был прекрасен. Хотелось пройтись по парку, покормить уток и съесть клубничный рожок. Но жена Егора Анатольевича всегда была против таких затей
– Нам по статусу не положено, – твердила ему супруга. – Ты отличный врач, заведующий терапией. А я без пяти минут мэр нашего городка.
Это «без пяти минут» длилось почти десять лет. Майя Леонидовна была заместителем мэра городка, в котором всегда была что-то таинственное.
Автомобиль подъехал к пятиэтажке. Это здание было общежитием медицинского института.
– Спасибо, что подвезли, – Анна улыбнулась так по детски, что захотелось ее обнять. – Обещаю, больше терять сознание не буду.
Девушка распахнула дверь. Спустила одну ногу на асфальт. Егор Анатольевич не хотел с ней прощаться, не хотел отпускать. Почему? Сам не знал.
– Давайте, Анна, я вас провожу. Вдруг вам станет хуже. Я доведу вас, мне так будет спокойнее.
Девушки кивнула головой и вышла из машины. Вслед за ней вышел Егор Анатольевич.
Старые, обшарканные стены, прогнивший в некоторых местах пол, облупившийся потолок – именно таким предстало для мужчины общежитие для студентов института. Внутри ужасно воняла мочой и потом. Перилла лестницы качались, и дотрагиваться до них было противно. Ступеньки трещали под ногами. Идти была страшно. Благо комната Анны была на втором этаже.
Девушка пригласила лектора зайти к ней. Тот не смог устоять. Она чем-то его задела, притянула к себе. Словно магнит.
– Может быть, чаю? – спросила Анна. – Девчонки уехали в Москву. Будут только послезавтра. Одной тут скучно.
– Не откажусь от чая.
Студентка достала из тумбочки две белых кружки, упаковку одноразовых чайных пакетиков и термос.
– Всегда наполняю его, – она поставила на столик жестяную колбу, – на кухне вечные очереди.
– А я думал очереди только в туалет и ванную бывают, – улыбнулся Егор Анатольевич.
– Туда тоже трудно попасть.
Анна достала тарелку с печеньями. И сама села за стол.
– Спасибо, что подвезли.
– Да, мне не сложно. Главное, чтобы все было хорошо, – чай был горячим, язык обожгло. – А откуда вы к нам, Анна? Вы ведь не местная, я вас не знаю.
– Да, я приехала из Ставрополя.
– А что там нет хороших медицинских учебных заведений? – спросил мужчина.
– Почему, есть. И даже очень много, – бойко ответила девушка. – Просто я из детского дома, а у вас тут и общежитие, а самое главное – есть работа. Завод еще сто лет проработает.
– Это ты правильно сделала, что к нам приехала. Люди тут у нас хорошие, – Егор Анатольевич не заметил, как перешел с Анной на «ты».
– Да, хорошо у вас тут. Не то, что в детском доме.
Девушка встала из-за стола и подошла к окнам. Со спины она казалась еще меньше, была дюймовочкой.
– Там меня всегда обижали, – в голосе слышались слезы. – Там трудно жить.
Мужчиной резко овладело желание подойти к ней, обнять, прижать к себе и говорить, что теперь все будет по-другому. Теперь он ее защитит. Подарит ей нежность и ласки, которых ей так не хватало. Он хотел целовать ее шею, спускаясь ниже, оставляю после своих губ лишь влажную дорожку воспоминаний. Он не понимал, что происходит с ним, но подчинился этой силе.
Подошел к девушке, обнял за плечи, уткнулся в ее волосы.
– Не стоит ронять слезы, они просто жидкость, в которой организм так нуждается.
Анна не сопротивлялась ласкам ее преподавателя, наоборот, позволяла ему все.
В ту ночь, он не попал домой. Потом соврал жене, что подменял коллегу на ночном дежурстве. В ту ночь, он впервые за долгие годы был немного счастлив. Он горел огнем страсти и нежности, но кто же знал, что его костер так быстро потухнет, а Анну этот огонь сожжёт.
У них закрутился роман. Банальная love story. С одинаковым сюжетом и поступками. Он дарил ей цветы, подарки, говорил приятные слова, но все это сводилось к одному и тому же – к постели.
Она порхала от счастья. Ей казалось, что у нее за спиной выросли крылья. Она была довольна жизнью. А весь сахар ее счастья тоже сводился к одному и тому же – к постели.
Но если для него – это было больше инстинктом. Егор Анатольевич считал себя хищником. То для нее это было что-то с подобие «любовь до гробовой доски».
Над ней смеялись все небеса и раскалённые котлы. Жену то никто бросать не собирался.
Роман длился где-то год. Довольно долго. А потом все треснуло, взорвалось, стало неинтересным и скучным. Постель поднадоела. Приелась.
И Анну просто отправили в утиль, в отсек использованных вещей. Поставили галочку, стерли и забыли. Для коллекции самое то.
Но Багульник этого не поняла.
– Прицепилась ко мне, как банный лист, – Егор Анатольевич говорил тихо, но Громов все равно разбирал каждое его слово. – Ходила за мной по академии, после работы караулила. Я и так ей объяснял, и эдак, а она не в какую. Все твердила, что любит меня и жить без меня не может. А потом вообще додумалась.
Анна появилась в отделение бывшего любовника, как гром среди ясного неба. Пришла и сказала, что теперь работает тут. Это было последней точкой кипения.
Егор Анатольевич постоянно на нее злился, кричал, грубил и даже один раз ударил. Но Багульник терпела, молчала, сглатывала. Это бесило, выводило из себя врача, заставляя его с двойной силой бросаться на девушку.
– В тот последний вечер, перед ее кончиной, мы сильно поругались с Анной, – мужчину едва заметно трясло. – Она снова говорила, что любит меня, не может жить без моих поцелуев. Я вспылил и сказал, чтобы она навсегда выметалась из моей жизни. Не знал, что желания исполняются так быстро.
На этом разговор с Егором Анатольевичем был окончен. Громов видел со сторону своего воображения, как мужчина нервно надевает пальто и вылетает из кабинета, не сказав ничего на прощание.
Николай все стоит около шкафа с закрытыми глазами. Он обеспокоен чем-то.
Кто-то трясет за плечо Громова. Настойчиво.
– Игорь Александрович, вы меня слышите? – это Селезнева. Ее голос. – С вами все в порядке?
Громов открывал глаза. Он сидел за столом и что-то писал в блокноте.
Он нашел связь во всех убийствах, но черт подери, это был не самый лучший ответ.
***
За окном мелькала лесополоса. Деревья сменяли друг друга. Когда я ехала сюда в прошлый раз, то не заметила этого.
На водительском кресле сидел отец. Он внимательно смотрел на дорогу, боясь пропустить поворот. Дорога была хорошо видна. Еще не вечер, а это радует. Если я не разберусь хотя бы с одним своим страхом или секретом, то сегодня погибнем человек. ИЗ-ЗА МЕНЯ!
Сердце в груди билось рывками. То замирало на момент, то отдавалось барабанной дробью.
Я снова посмотрела в окно. Трасса была пустой. Встречных автомобилей нам не попалось на всем пути.
Сердце подпрыгнуло, словно на кочке. Я видела туман, который подкрадывался из-за лесополосы. Он огибал деревья и вырывался на дорогу. В голове резко раздался выстрел. Надо что-то делать срочно.
Чтобы туман исчез, нужно раскрыть секрет или перебороть страх.
Со страхом будет сложнее. А вот секрет.
– Папа, – голос дрожал, – помнишь, в восьмом классе я пришла домой после школы и сказала, что мне нужно пятьсот рублей, чтобы сдать на подарок учительнице?
– Что-то такое припоминаю, – отозвался папа.
По-моему он засыпал. Только этого не хватало.
– Так вот, я тогда вас с мамой обманула, – теперь дрожала все тело. – Мы тогда с ребятами накупили сигарет и пива, и сидели у Катьки Скворцовой дома.
Рассказала секрет! Не самый страшный! Но рассказала!
Туман шел параллельно дороге. Окружал ее стеной.
– Ну, ругать тебя поздно, – вздохнул папа. Он точно хотел спать. – Надеюсь, тебе не понравилось?
– Конечно, нет!
А если честно, то я уже и не помнила.
Автомобиль спустился с дороги. Нужный нам поворот. Щебенка под колесами. Значит, мы близко.
Папа остановился около ворот.
– Все, спасибо, я дальше сама. Возвращайся домой, выспись, – я обняла отца и вышла из машины. – Только как вернешься домой, напиши сообщение.
Он кивнул. Я закрыла дверь.
Соврала родителям, что отправилась делать курсовую работу по учебе к другу. Считай новый секрет.
Туман не тронул нас. Значит, вот как это работает.
Пришлось долго объяснять охраннику на пропускном пункте, кто я и к кому приехала. Но пропустил и даже подсказал, где искать нужного мне человека.
Я пришла к одному из множества одинаковых домиков и поступала в дверь.
Никто не спешил мне открывать. Я толкнула рукой посильнее, дверь была не заперта.
Внутри было темно. Пахло ванилью и ароматизированными свечами. Я включила фонарик на телефоне и двинулась на ощупь.
Экран телевизора отражался на стене. В зале, на диване сидел тот, кто мне был нужен.
Заметив меня, он улыбнулся.
– А стучать не учились, – он поднялся и направился ко мне.
Живой...