Заблудшая

Воздух пах хвоей и сыростью. Под ногами шуршала пожухлая трава и хрустели опавшие листья. Густеющие сумерки подгоняли её шаг. Она уже понимала, что заблудилась, но надежда всё ещё теплилась в груди.

Элизабет часто слышала страшные истории об этом месте и совсем не хотела оставаться здесь после наступления темноты. Бабушка рассказывала легенды о лесных существах, и ни одно из них не было дружелюбным.

Она крепче закуталась в плащ, будто тот мог защитить не только от холода, но и от всего ужаса, скрывающегося в лесной тьме. Тучи сгущались, пряча небо и не давая ни малейшей возможности сориентироваться. Элизабет просто шла вперёд - почти бежала. Казалось, с наступлением темноты лес начинал оживать.

Ветер шелестел полуголыми ветками, которые тянулись к ней, словно руки с уродливо скрюченными пальцами. Где-то ухнул филин, заставив девушку вздрогнуть. Стая ворон с резким карканьем взмыла в небо, на миг заслонив просвет между кронами.

«Не к добру это», - с тревогой подумала Элизабет, поднимая светлые серые глаза к тёмному небу и провожая взглядом улетающую стаю.

Внезапно справа раздался хруст. Совсем рядом.

Сердце на миг замерло, и воображение уже рисовало неведомых тварей, выныривающих из мрака. Душа будто ушла в пятки. Элизабет ускорила шаг, стараясь идти тише - как будто это могло спасти её.

Хруст повторился. Ближе.

Темнота между деревьями казалась живой. Она вглядывалась в лес, но не могла различить, кто скрывался там.

Она закусила губу.

Сердце колотилось так, что гул раздавался в висках. И вот - ещё один треск веток. Уже с другой стороны. Совсем рядом. Кто-то приближался. И это было страшнее любых сказок бабушки.

Элизабет сорвалась на бег - и в тот же миг тишину рассёк протяжный, леденящий вой. Ночной воздух дрогнул, звеня, будто по нему прошлись лезвием.

Волки.

Она боялась вымышленных чудовищ, забывая о тех, что действительно обитают в этих местах.

Вой множился, доносился со всех сторон. Сердце стучало всё громче, и с каждым ударом приходило осознание: она окружена. Бежать некуда. Элизабет застыла среди деревьев. Звук собственного сердца отдавался эхом в черноте. Слёзы выступили на глазах и, не встретив сопротивления, скатились по бледной, холодной коже.

- Господи, спаси и сохрани... Господи... - ей оставалось только молиться.

Она ощущала взгляды - цепкие и голодные. Слышала рычание, перекатывающееся меж деревьев. Они были рядом. Ещё мгновение - и бросятся. Жизнь оборвётся, так и не начавшись.

Элизабет зажмурилась. Её трясло от страха. Она почти чувствовала их клыки на своей коже - и была уверена, что потеряет сознание прежде, чем они коснутся её.

И вдруг - звук. Странный. То ли крик, то ли рёв. Из-за спины.

Она резко открыла глаза и обернулась.

Сквозь деревья мелькнул свет - пламя факела дрожало, пробивая темноту.

Надежда.

На душе отлегло. Волки зарычали и отпрянули. Лес наполнился глухим топотом лап - они отступали.

Из-за деревьев выступила высокая фигура. Факел в её руке освещал всё вокруг, кроме самого лица. На незнакомце был длинный тяжёлый плащ с глубоким капюшоном, скрывавшим черты так тщательно, что невозможно было понять - кто это. Мужчина? Женщина? Молодой? Старый?

- Иди за мной, - хрипло донеслось из-под капюшона.

Голос был глухой, сиплый, словно человек долго не говорил. Ни тепла, ни угрозы - только странная, чуждая интонация.

Фигура повернулась и пошла вглубь леса, держа факел на вытянутой руке. Огонь колебался в такт шагам, отбрасывая странные, растянутые тени.

Элизабет застыла. Мозг лихорадочно пытался выдать логичную реакцию. Она только что чуть не умерла... А теперь кто-то её спас - и просто уходит, даже не дождавшись ни слова благодарности.

Кто он вообще?

Откуда появился?

Почему её спас?

Мысли метались в голове как испуганные птицы, и она не успевала уловить ни одну.

Фигура удалялась.

Элизабет смотрела ей вслед, разрываемая сомнением. Родители с детства твердили: не ходи за незнакомцами. Но остаться одной в лесу - в эту ночь, после всего - казалось куда опаснее.

Она сорвалась с места. Побежала. Огонёк между деревьями манил, обещая хоть какую-то защиту. Незнакомец двигался быстро, почти бесшумно. Элизабет едва успевала за ним.

- Кто вы? Куда мы идём? - выдохнула она, стараясь не отстать.

Но в ответ - только тишина.

Факел дрожал, отбрасывая беспокойные тени, но фигура впереди не оборачивалась. Элизабет не видела ничего, кроме стволов деревьев, освещённых колеблющимся светом. Казалось, ночь сгущалась, будто нарочно, обволакивая их вязкой, плотной темнотой.

Вскоре заморосил дождь. Не сильный, но холодный. Его мелкие капли болезненно щипали кожу и заставляли ещё острее чувствовать пронизывающий холод.

Девушка ускорила шаг, стараясь не отставать от таинственной фигуры, но даже такой темп не приносил тепла - лишь дробил зубы от сдерживаемой дрожи.

Впереди замаячил слабый огонёк. По мере приближения Элизабет разглядела небольшую деревянную избушку. Сквозь занавес дождя из окон струился тёплый свет, мягко озаряющий клочок земли вокруг.

Незнакомец повесил факел у входа, открыл массивную деревянную дверь и скрылся внутри. Элизабет замерла. Она не решалась войти. Но сзади, в глубине леса, послышался лёгкий шорох. Не дожидаясь, что за ним последует, она шагнула внутрь.

Тепло окутало её, как нежные объятия. Воздух был насыщен ароматом печёного хлеба и сушёных трав. Домик оказался крошечным, но уютным. В центре потрескивал очаг, наполняя комнату мягким светом и теплом. На стенах висели пучки растений и гроздья сушёных фруктов. Вдоль одной из стен тянулись полки с глиняной посудой и банками - внутри прятались специи или какие-то настои. Возле двери - несколько крючков, на одном из них висел мокрый плащ незнакомца. У окна стоял массивный деревянный стол, вырезанный из цельного ствола, с простыми скамейками по обе стороны.

На одной из скамеек сидела женщина. Она с жадностью пила воду из кувшина. Волосы у неё были чёрные, как воронье крыло, собраны наверх и обнажали загорелую, изящную шею. Тонкие руки с длинными, аккуратными пальцами уверенно держали тяжёлый кувшин. На ней было тёмно-зеленое бархатное платье, подчёркивающее гибкость и грацию фигуры.

Наконец, напившись, она с удовольствием вытерла рот рукавом, поставила кувшин на стол и подняла на Элизабет блестящие глаза цвета соснового леса. Женщина тепло улыбнулась.

- Не стесняйся, присаживайся, - мягко произнесла она, указав на скамью напротив. - Кхм-кхм... Сорвала горло, пока отпугивала волков.

Это многое объясняло. Элизабет всё ещё чувствовала тревогу, но в добром лице женщины было что-то успокаивающее. Осторожно, почти неслышно, она опустилась на скамью.

Её пальцы нервно сжимали мокрую, шероховатую ткань плаща, а глаза метались по комнате, с любопытством задерживаясь на незнакомке. В голове роились десятки вопросов, но слова предательски застряли в горле, отказываясь вырваться наружу.

- Ты вся промокла, - на лице женщины появилась обеспокоенность.

Она поднялась из-за стола и скрылась в глубине дома, за дверью в другую комнату. Вернулась с большим вязаным платком из овечьей шерсти. Ловкими движениями она сняла с Элизабет мокрый плащ и закутала её в тёплую, мягкую ткань. В каждом её жесте чувствовалась грация и спокойная уверенность. Элизабет невольно залюбовалась ею - та была удивительно красива и изящна.

- Рассказывай, что такая юная девушка делает так поздно в лесу? - в её голосе звучали забота и лёгкое беспокойство.

- Я... заблудилась, - тихо и неуверенно ответила Элизабет.

- Эти места опасны. Нельзя гулять по ним одной, особенно ночью, - строго, но ласково произнесла женщина.

- Я знаю... Спасибо вам. Я ведь даже не поблагодарила вас как следует.

- Не стоит благодарности. Тебе просто повезло, что я оказалась рядом. Любой на моём месте поступил бы так же, - на её загорелых щеках проступил лёгкий румянец.

- Но вы не испугались волков! - восхищённо воскликнула Элизабет.

- Поверь, ещё как испугалась! Но когда увидела тебя - такую испуганную и одинокую - поняла, что не могу пройти мимо, - её голос дрогнул при воспоминании.

- Как вас зовут? - с интересом посмотрела девушка на свою спасительницу.

- Гризельда. А как тебя зовут, милое дитя? - голос у неё был тёплым и обволакивающим.

- Элизабет.

- Приятно познакомиться, Элизабет, - она посмотрела ей в глаза и мягко улыбнулась.

У девушки вертелось на языке множество вопросов: кто она такая? Почему живёт здесь одна? Почему не испугалась? Собравшись с духом, Элизабет сжала руки и сделала вдох.

- Гризельда, я хотела спросить... - но её голос прервал предательское урчание живота.

- Ах, прости меня! Где же мои манеры? Я ведь нечасто принимаю гостей... - с легкой суетой Гризельда принялась расставлять на столе закуски: сыр, хлеб, соленья. - Надеюсь, ты любишь кролика?

Она ловко накладывала в глиняную миску ароматную похлёбку, всё это время томившуюся в очаге. От тарелки поднимался пар, доносился тёплый запах тушёного мяса и овощей. Элизабет, не удержавшись, сглотнула слюну и взяла деревянную ложку, украшенную тонким цветочным орнаментом. Осторожно зачерпнула немного золотистого бульона. Тёплая, наваристая жидкость мягко растеклась по телу, согревая изнутри и прогоняя остатки тревоги.

- Спасибо большое! Это... очень вкусно! - искренне поблагодарила девушка.

Гризельда, сидящая напротив с чашкой травяного чая, лишь улыбнулась. Она нечасто слышала комплименты своей стряпне.

После сытного ужина Гризельда подала травяной чай и варенье из земляники. Элизабет с удовольствием наслаждалась этим простым, но удивительно вкусным десертом. От чашек по комнате разносился мягкий аромат липы, мелиссы, ромашки и ещё каких-то незнакомых цветов, заставляя девушку расслабиться и почувствовать себя почти как дома.

Разговор за чаем завязался легко. Хотя Гризельда была старше Элизабет, она была намного моложе её родителей и сохранила ту самую юную лёгкость, весёлость и живой интерес к миру. Казалось, они могли говорить обо всём на свете. Элизабет рассказывала о своей семье и родной деревне, а Гризельда делилась своей историей - почему живёт здесь и чем занимается.

Домик достался ей в наследство от отца, бывшего лесничего. Сама же она занималась в основном сбором и сушкой трав, которые затем продавала. За долгие годы жизни в лесу она привыкла к уединению и знала повадки зверей лучше, чем характеры людей.

- А как насчёт монстров и других лесных созданий? - с любопытством и лёгким трепетом спросила Элизабет.

- Это всё сказки, чтобы запугать детей и удержать их от прогулок по лесу в одиночку! - рассмеялась Гризельда. - Кстати, о сказках. Я постелю тебе у себя в комнате, а завтра утром провожу до деревни.

Это был первый раз, когда Элизабет не ночевала дома. Мысли о том, как переживают сейчас её родители, терзали её. Но ещё больше смущало то, как приятно ей было находиться рядом с Гризельдой, и как не хотелось уходить.

Спальня оказалась по-настоящему уютной. На подоконнике в горшках росли крошечные фиолетовые цветы, окна украшали аккуратные кружевные занавески. В центре стояла небольшая кровать с пуховой периной, рядом лежал тёплый шерстяной коврик. С одной стороны располагался большой деревянный сундук с одеждой, с другой - небольшой столик из пня, на котором стоял букет сушеных полевых цветов, наполняя комнату тонким ароматом ушедшего лета.

- Спокойной ночи! Отдыхай, а я пока немного разберусь с хозяйством, - сказала Гризельда и закрыла дверь, оставив Элизабет одну.

Девушка легла в мягкую постель. Простыни пахли свежестью и мелиссой. Одеяло приятно окутало её, снимая усталость прошедшего дня. Мысли о доме не покидали её, но стоило голове коснуться подушки, как она мгновенно уснула.

Элизабет проснулась от холодных капель, падающих ей на лицо. С трудом открыв глаза, она закричала.

Она больше не была в уютной спальне - вокруг раскинулась небольшая поляна, окружённая горящими факелами. Мерцающий огонь плясал на стволах деревьев, отбрасывая на неё странные дымчатые тени. Девушка попыталась вырваться, но быстро поняла - её руки и ноги крепко привязаны к огромному камню. Его ледяная, шероховатая поверхность больно впивалась ей в спину, лишая возможности пошевелиться.

Холодный ветер хлестал лицо, трепал промокшие волосы и одежду, мешая сосредоточиться. Где она? Что происходит?

Из темноты леса наконец показалось знакомое лицо. Гризельда. С распущенными волосами, волнами спадающими до пояса. Она неспешно обходила камень по кругу, бормоча что-то себе под нос. Слова терялись в реве ветра, словно лес сам не хотел, чтобы Элизабет их услышала.

- Гризельда! Гризельда! Я здесь! Помоги! - закричала девушка, голос её дрожал от страха и холода.

Но Гризельда не обернулась. Не остановилась. Будто её вовсе не было.

Женщина подняла руки к небу и, глядя куда-то в темноту, выкрикнула несколько фраз на незнакомом, зловещем языке. Они эхом разнеслись по поляне, прокатываясь, как раскаты далёкого грома.

- Гризельда! Что происходит?! - Элизабет рыдала. Всё это казалось чудовищной шуткой. Предательством. Ведь они разговаривали, смеялись, пили чай. Неужели всё это было ложью?

Сердце сжалось от боли. От страха. От одиночества. Она судорожно оглядела окружение. Лес - тёмный, глухой. Танцующие языки пламени факелов. Камень под спиной. Но тут её взгляд опустился вниз - и замер.

У её ног стояла чаша с тёмной, почти чёрной жидкостью. Кровь?

Нет. Нет, нет, нет...

И вдруг всё стало ясно. Сказки бабушки были правдой. Таинственные существа, древние обряды... Она не случайно оказалась здесь. Её собираются принести в жертву. Сердце грохотало в груди, дыхание стало резким, прерывистым. Слёзы ручьями катились по щекам, напоминая: она ещё жива. Пока что.

- Гризельда, прошу... умоляю... не надо! - выкрикнула Элизабет, всхлипывая.

Но ведьма не обращала внимание на плачущую девушку, с которой ещё несколько часов назад любезно болтала.

Земля задрожала с такой силой, что если бы Элизабет не была привязана - её бы швырнуло на землю. Камень под спиной завибрировал. Гризельда зловеще рассмеялась. От этого смеха по коже Элизабет пробежали мурашки.

Лес вокруг взревел. Рокот пронёсся эхом сквозь чащу, срывая с веток сонных птиц - они с карканьем, уханьем, истеричным чириканьем взмывали в небо. Казалось, сама природа сходила с ума: могучие деревья гнулись, будто это не дубы и сосны, а хрупкие стебли осоки.

Паника скручивала живот тугим узлом. Страх шевелился внутри, как клубок жирных змей.

- Нет! Нет! - визжала Элизабет, надрывая голос.

Она металась на камне, отчаянно дёргая руками и ногами, но толстые верёвки не поддавались. Они впивались в кожу, не оставляя ни малейшего шанса на побег.

Сквозь шум, сквозь крики, сквозь своё собственное сердце, колотящееся в ушах, она услышала шаги. Тяжёлые, гулкие. С каждым ударом земля под ней вздрагивала, будто что-то гигантское приближалось.

«Что за чудовище идёт сюда?» - с ужасом пронеслось в голове.

Ветки деревьев трещали, ломаясь, как сухие соломинки. Ветер усилился, тьма вокруг поляны стала гуще, плотнее - будто живая. А хохот Гризельды не прекращался. Он теперь не звучал - он висел в воздухе, впивался в уши, врезался в мозг.

И тут Элизабет увидела их.

Огонь факелов отразился в трёх огромных глазах, мерцающих из лесной тьмы. Они горели - не светом, а ненавистью. И были устремлены прямо на неё.

Ещё несколько шагов - и перед ней возникнет смерть. Настоящая. С когтями, с пастью, с жаждой крови.

Но вдруг всё изменилось.

Шагов стало больше. Их было много. Очень много. Грохот усилился, стал прерывистым, дробным. Элизабет уже почти потеряла сознание от ужаса, но успела уловить - это копыта.

Топот конницы разорвал ночь. На поляну ворвались всадники - крики людей, ржание лошадей, блеск стали. Где-то в чаще раздался рёв. Звериный. Древний. И истошный, дикий вопль Гризельды, будто сама ведьма рвалась на части.

А потом - Элизабет потеряла связь с реальностью. Просто отключилась. Погрузилась в черноту, где не было ни страха, ни боли.

Когда она начала приходить в себя, первым, что ощутила, было тепло - и то, как кто-то держит её крепко, но бережно. Затем до слуха донёсся размеренный цокот копыт и негромкое позвякивание металла в такт шагам лошади.

Элизабет открыла глаза. Свет утренней зари заливал всё вокруг. Перед ней тянулась широкая дорога среди поля. Она не узнавала этих мест, и сердце сжалось от страха перед неизвестным.

Её взгляд привлекли всадники по обе стороны. Они были в сияющих доспехах и бело-голубых плащах. На флаге знаменосца красовалась оливковая ветвь на голубом щите. Она узнала этот герб - знак Ордена Святой Ветви.

Она никогда не видела их вживую, только слышала рассказы: о том, как они сражались с вурдалаками, химерами и прочей нечистью. И вдруг стало легче. Святой орден спас её. Теперь она в надёжных руках.

- С добрым утром, девочка, - сказал рыцарь, заметив, что она пришла в себя. Он сидел позади, крепко обнимая, чтобы она не упала с лошади.

Элизабет осторожно повернулась к нему. Только теперь заметила, что была укутана в его плащ.

Рыцарь выглядел сурово: волевой подбородок, лицо со шрамами от прошлых сражений, и глубокие, светлые глаза - глаза человека, который видел слишком многое.

- Вы спасли меня... - прошептала она сорванным голосом.

- Тебе повезло. Если бы мы приехали чуть позже - тебя бы сожрала та тварь, - ответил он буднично, будто говорил о дождливой погоде.

- Но... как вы меня нашли? Это мама послала вас? - с надеждой спросила она.

- Что? Нет. Мы давно выслеживали ведьму. И, наконец, поймали её.

- Ведьму?.. - внутри всё перевернулось. Перед глазами всплыли вчерашние события: боль предательства, страх, и ужасный смех Гризельды.

Рыцарь кивнул в сторону. Элизабет обернулась - и увидела её.

Гризельда, с избитым лицом и запёкшейся кровью на губах, ехала на лошади. Волосы торчали в разные стороны, в локонах застряли ветки и листья - видимо, её волокли по земле. Руки и ноги были связаны, но она сидела с прямой спиной, гордо глядя вперёд.

Казалось, ничто не могло её сломить.

Элизабет стало не по себе.

- Куда мы едем? - с тревогой спросила девушка.

- В город. Орден будет судить ведьму.

- А меня зачем везёте? - она нахмурилась, в её голосе звучало недоверие.

- А ты бы предпочла остаться посреди леса в окружении голодных тварей? - с ухмылкой отозвался рыцарь.

Она, конечно, предпочла бы вернуться домой. В свою маленькую комнатку с низким потолком, скрипучую кровать, тёплый очаг и запах сушёных трав на чердаке. Но постеснялась озвучить это вслух - не хотела казаться неблагодарной и уж тем более не намеревалась спорить с тем, кто только что спас ей жизнь.

На фоне сизого рассветного неба начали вырисовываться городские стены. Дорога стала шире, твёрже, пыль под копытами уже не вязла, а оседала сухим серым налётом на сапоги. Тут и там возникали хибарки - кривые, покосившиеся, но всё же с каменными трубами и деревянными ставнями. От них пахло дымом, мокрой глиной и козьим навозом. Обитатели ещё спали, и только петухи да редкий лай собак напоминали, что деревенский покой скоро сменится суетой.

Когда дорога сменилась на брусчатку, копыта лошалей застучали громко и звонко в утренней тишине. Они въехали в город через массивные ворота, обитые железом. Элизабет подалась вперёд - впервые в жизни она видела город. Настоящий город, как в сказках. Высокие каменные дома с витиеватыми балконами, широкие улицы, по которым сновали люди в доспехах и с копьями, несмотря на ранний час. Запах горячего хлеба, копчёного мяса, угля и человеческой плотности - всего сразу - ударил ей в нос. Её захлестнула волна чувств: восхищение, волнение, паника. Всё было чужим и таким грандиозным. Она чувствовала себя крошечной и ненужной.

Вскоре они подъехали к монастырю. По меркам Элизабет, это был не просто храм - это был настоящий дворец. Высокие шпили голубых крыш терялись в утреннем небе. Светлые каменные стены, мощные и безупречные, дышали древностью. Кованые ворота - чёрные, будто уголь, - вызывали в груди странную дрожь. Они заехали во внутренний двор, и тут стало тише. Гул улиц остался за стенами, воздух был прохладнее и пах мокрым камнем, ладаном и лошадьми.

Молодой послушник в голубой рясе подошёл навстречу и начал распрягать лошадей. Его движения были быстрыми и отточенными - словно он знал, что каждое промедление здесь карается взглядом кого-то очень важного.

Гризельду скинули с лошади грубо - она упала в липкую осеннюю грязь с глухим звуком. Её платье мгновенно промокло, капли земли размазались по щеке.

- Вставай, ведьма! - с презрением бросил один из мужчин и пнул её в бок.

Но она не издала ни звука. Молча поднялась, испачканная, растрёпанная, но с гордо поднятой головой. Несмотря на всё, что она сделала, и всё, что с ней сделали, Элизабет невольно восхищалась её осанкой. Эта женщина словно бы плевала в лицо позору.

Рыцарь, что ехал рядом с Элизабет, легко спрыгнул с лошади и аккуратно подал ей руку.

- Прошу за мной, - сказал он с неожиданной галантностью.

Они вместе направились ко входу. Каменные стены нависали, словно молчаливые стражи, и каждый шаг по гладкому мраморному полу отзывался гулким эхом, растворяясь где-то в глубине монастыря.

Элизабет поразили высокие своды - казалось, они уходят прямо в небо. На фоне этого величия она чувствовала себя песчинкой. Вдоль стен высились каменные фигуры святых с лицами, застывшими в вечном укоре. Они смотрели сверху вниз, будто взвешивая грехи каждого, кто осмелился войти.

Двери с громким скрипом распахнулись. Вошёл пожилой мужчина в тёмно-синей рясе. Короткие седые волосы обрамляли лысину, морщинистое лицо напоминало потрескавшийся пергамент. Крючковатый нос, глаза - быстрые, цепкие, настороженные. Он двигался, как хищник, уверенный в своей власти. По бокам шагали двое рыцарей в сверкающих доспехах.

Элизабет тут же ощутила отвращение. Что-то в его осанке, в выражении лица - неуловимо чужое, неприятное.

- Что тут у нас? - его голос был хриплым, с колючей ноткой презрения. - Ты. Докладывай.

Один из рыцарей поклонился и заговорил вполголоса, бросая косые взгляды на Гризельду. Элизабет напряглась, стараясь уловить хоть слово, но голос терялся в гулком холоде зала.

Монах кивнул. Его рука коротко махнула:

- Уведите их, - бросил он и отвернулся, точно речь шла о мешках с мукой.

Слова прозвучали, как удар. «Уведите их» - словно приговор, от которого нечем было защититься.

- Что?.. - начала было Элизабет, но грубые руки уже вцепились ей в локти. Она вскрикнула. Рядом вели Гризельду , удерживая за плечи.

- Подождите! Пожалуйста! - Элизабет пыталась вырваться. - Это ошибка! Вы...

Рыцари молчали. Их лица были бесстрастны, взгляды - пусты. Они тащили её, как вещь, по коридору из холодного камня.

Она обернулась. Тот самый рыцарь - тот, что подавал ей руку, говорил спокойно... - стоял чуть в стороне. Их взгляды встретились. Он отвёл глаза. Стыдливо. Как будто не видел её вовсе.

Их вели по тёмным коридорам, освещённым лишь пляшущими языками факелов. В конце пути ждали массивные каменные ступени, уходящие глубоко под землю. Там, в сыром подвале, скрывалась темница - просторное помещение, освещаемое только дрожащими огоньками нескольких свечей. Вдоль стен тянулись решётки камер, в стенах - вбитые кольца и ржавые цепи.

Страж отворил ближайшую дверь и без лишних слов втолкнул внутрь Элизабет. Гризельду поместили напротив, за толстую решётку.

- Стойте! Я не виновна! Вы должны выслушать меня! - Элизабет вцепилась в решётку.

- У тебя будет возможность высказаться, - сухо, без тени эмоций, ответил рыцарь и исчез во тьме, позвякивая доспехами.

- Будет возможность... - прошептала девушка. Эта мысль держала её на плаву. Она ведь ничего не сделала. Ни в чём не виновата.

- Я бы на твоём месте не надеялась, - послышался голос Гризельды. Спокойный, почти ласковый. - Они уже всё решили.

- Что? - Элизабет встрепенулась.

- Говорю, приговор вынесли в тот миг, как ты вошла в монастырь.

- Как ты смеешь! - взорвалась девушка. - Ты ведьма! Это всё из-за тебя!

- Не кричи, милая, - мягко отозвалась Гризельда, словно убаюкивала ребёнка.

- Ты хотела меня убить! - у неё не хватало слов от злости и боли за предательство. - Привязала к камню и бросила на съедение чудовищу!

- Я принесла бы тебя в жертву, да. Это честь. Великая. Ты могла слиться с вечностью...

- Ты сумасшедшая! - Элизабет не знала, смеяться ей или кричать.

- Я хотела спасти тебя! - сорвалась Гризельда.

- Разве это похоже на спасение?! - выплюнула Элизабет сквозь слёзы.

- Ты бы всё равно умерла, - отрезала женщина.

- С чего ты это взяла?! Если бы ты просто отпустила меня утром...

- Ты бы не дошла, - перебила она.

- О чём ты? - голос Элизабет дрогнул, в глазах отразилось сомнение.

- На опушке тебя бы встретил деревенский пьяница. Он бы воспользовался тобой и задушил. А тело бросил бы собакам. Я хотела тебе лучшей участи.

Элизабет замерла. Слова обрушились, как ведро ледяной воды. Это... не может быть правдой. Или может?

- Ты не можешь знать наверняка! Ты могла бы хотя бы предупредить...

- Тогда смерть забрала бы тебя иначе. Пойми: если пришёл твой час - она найдёт путь. Хоть моими руками, хоть чужими.

Элизабет опустилась на холодный каменный пол. Сырость подземелья пробирала до костей, воздух был тяжёлым, будто напоённым чужими страданиями. Но сейчас она чувствовала только глухую тяжесть мыслей.

Слова Гризельды вертелись в голове ядовитым шепотом. Неужели это правда? Если она ведьма - всё возможно. Но ведьмы лгут... И может ли жертвоприношение чудовищу быть проявлением добра?

Элизабет резко встряхнула головой, словно прогоняя наваждение. Что бы она ни чувствовала к Гризельде, та оставалась ведьмой. И пыталась её убить. Всё остальное - не более чем опасные иллюзии.

Глаза понемногу привыкали к темноте. За решёткой напротив она различила фигуру Гризельды. Ведьма сидела на полу безмятежно, будто отдыхала, а не ожидала смертного приговора. Тишину нарушал только отдалённый звук капающей воды. Воздух был настолько спертым и тяжёлым, что, казалось, его можно было резать ножом.

Краем глаза Элизабет заметила движение. Гризельда поднялась и медленно подошла к решётке. Её шаги гулко отдавались в камне. Она обхватила тонкими пальцами холодные прутья, и её спокойный, ласковый голос прорезал напряжённую тишину:

- Элизабет, я хочу, чтобы ты знала - ты мне действительно понравилась. Мне давно не было так приятно с кем-то говорить. Я искренне желала тебе только хорошего. Жаль, что тебе пришлось через всё это пройти... Ещё больше жаль, что жить осталось недолго.В другой жизни мы могли бы стать отличными подругами.

Элизабет застыла, не зная, что ответить.

В груди сдавило от грусти, но она не позволила себе поддаться слабости. Слёзы застилали глаза - и она больше не сопротивлялась. Горький, прерывистый плач вырвался наружу. Всё происходящее было слишком страшным, слишком чужим, словно она попала в кошмар, из которого не было выхода.

Ей было отвратительно, как Гризельда играла на её чувствах. Ещё больше - как поступили с ней монахи. Казалось, весь мир отвернулся от неё и обрушил на плечи свою жестокость.

Страх сжимал сердце ледяными пальцами. Элизабет хотела только одного: домой. В тёплые, ласковые мамины объятия. В дом, где отец надёжной стеной защитил бы её от всех бед. Где самой страшной вещью были бы мрачные сказки бабушки у камина.

«Как там моя семья?» - с тоской думала Элизабет. Наверное, мама уже места себе не находит, а отец точно бросился на поиски. Она всегда возвращалась домой до захода солнца. Они должны были заметить её исчезновение...

«Могут ли они найти меня здесь?» - промелькнула робкая надежда. Но тут же погасла, задушенная реальностью.

Нет. Никто не узнает, где она. Никто не догадается искать её в этих каменных подземельях. Никто не успеет ей помочь.

Отчаяние тяжёлым комом подступило к горлу. Элизабет зарыдала ещё сильнее. Её жалобный, беззащитный плач эхом разносился по тёмным сводам, но не находил ответа.

Никто их не услышит.

Элизабет не знала, сколько прошло времени - в подземелье не было окон, а сама реальность искажалась в холодной темноте.

Где-то вдали послышался звук множества шагов, и на каменные ступени легли оранжевые блики факелов. Вскоре в проёме лестницы появились фигуры: старый монах в сопровождении двух рыцарей.

Он медленно сошёл в подземелье, словно в свои владения. Подойдя к камере Гризельды, он заговорил с ядовитым пренебрежением:

- Эй, ведьма! Пришло время покаяться!

Гризельда лишь хмыкнула и презрительно сплюнула в его сторону. Рыцари было напряглись, но монах жестом приказал оставить это.

Затем он подошёл к решётке Элизабет. Один из рыцарей открыл дверь, и мужчины вошли в тесную камеру.

- Теперь твоя очередь, дитя. Брат Роланд очень просил тебя выслушать. Неужели ты его околдовала? - в голосе монаха звучала насмешка, а отблески факелов плясали в его глазах дьявольским огнём.

Он опустился на полусогнутые колени, чтобы их лица оказались на одном уровне. Элизабет сильнее вжалась в стену - горло пересохло.

- Я ни в чём не виновата... - прошептала она.

- Тогда объясни, как такое юное дитя оказалось ночью в компании ведьмы? - он провёл шершавой ладонью по мокрой от слёз щеке девушки. Элизабет вздрогнула: эта притворная любезность не сулила ничего хорошего.

- Я заблудилась и... - она пыталась подобрать слова так, чтобы не дать ни малейшего шанса перевернуть всё против неё. - И она меня нашла и... опоила. А потом я очнулась обездвиженной в глухом лесу.

- Угу... - монах задумался или сделал вид. - Значит, хочешь сказать, что сама стала её жертвой?

Элизабет бросила короткий взгляд на Гризельду. Женщина равнодушно сидела в своей камере, отряхивая подол платья.

- Да, так и было, - едва слышно ответила Элизабет.

- Враньё! - донёсся из глубины подземелья пропитый голос.

В глазах монаха мелькнула хищная искра. Он резко поднялся на ноги и вышел из камеры.

- О чём ты там говоришь, Готфрид? - лениво поинтересовался он.

- Всё это время, пока они тут сидят, только и делают, что болтают, как подружки. - Пьяница, передразнивая, принялся пищать: - «Мне так приятно было с тобой общаться!» «Мы были такими хорошими подругами!» «Почему ты не проводила меня после ночёвки?»

- Так, так, так... Интересно... - монах довольно потер руки.

- Лжец! Ты будешь проклят навеки! Твоя душа никогда не найдёт покоя! - закричала Гризельда в темноту.

- Защищаешь свою маленькую подружку? - почти весело заметил монах.

- Нет! Нет! Вы всё не так поняли! - в отчаянии вскрикнула Элизабет и кинулась к решётке.

Монах медленно подошёл. Его маленькие глаза скользнули по ней цепким взглядом. Он протянул руку и запустил пальцы в её золотистые волосы.

- Милая, я всё прекрасно понял. Знаю, кто ты на самом деле. - шепнул он ей на ухо. Его горячее дыхание и резкий запах масел заставили Элизабет сморщиться.

- Жаль, что ты оказалась нечестивой, - с отвращением бросил он напоследок и, развернувшись, пошёл прочь вместе с рыцарями, оставляя Элизабет в темноте и отчаянии.

Вдруг её охватила ярость. Если бы не тот человек, её бы оправдали! Она вернулась бы домой - в свою деревню, к родным людям - и всё это осталось бы страшным сном.

- Кто ты?! - крикнула она в темноту.

- Не кричи, милая. Тебя и так хорошо слышно, - хрипло засмеялся мужчина.

- Это всё из-за тебя! Зачем ты вообще... - её крик сорвался, она задыхалась от эмоций. Элизабет пыталась сдержать отчаяние, но оно вырывалось наружу.

- Нееет, милочка! - ехидно протянул он. - Ты здесь из-за ведьмы. Сама виновата, нечего с такой поганью якшаться.

Он захохотал, кашлянул и снова расхохотался, наслаждаясь её страданиями.

Его слова неожиданно задели Элизабет. В этом мраке Гризельда казалась ей единственным союзником. И он не имел права её оскорблять.

- Заткнись, червяк, - ровно бросила Гризельда.

Пьяница закашлялся и замолк.

- Тебе повезло, что всё обернулось так, - тихо сказала ведьма, обращаясь к Элизабет.

- И что же тут хорошего? - голосом обиженного ребёнка спросила девушка.

- Тебе лучше не знать, что с тобой сделали бы, если бы этот отброс не вмешался.

- Да откуда у тебя такие бредовые мысли?! - не выдержала Элизабет. За последние сутки она будто прыгала из одного кошмара в другой. И ещё эта Гризельда со своими зловещими речами... сил больше не было терпеть.

- Это не мысли, а реальность, - спокойно ответила ведьма.

- Ты что, ясновидящая? У тебя какой-то дар? - вымученно спросила девушка.

- Я бы не назвала это даром, - Гризельда слегка улыбнулась. - Скажем так, мы, такие как я, имеем особые отношения со смертью. Поэтому я знаю, кого и как она заберёт.

Элизабет замерла.

- А ты знаешь, когда сама умрёшь?

- Я знаю больше, чем можно объяснить, - загадочно сказала ведьма, оставляя Элизабет наедине с тяжёлыми мыслями.

Тишина была оглушительной.

Элизабет сидела, сжавшись, словно пытаясь стать меньше, незаметнее, и изо всех сил старалась смириться с неизбежным. Но где-то глубоко внутри, в самом сердце, как запертый в банке мотылёк, билась последняя искорка надежды.

Она закрыла глаза и позволила воспоминаниям унести себя прочь отсюда, туда, где было тепло и светло. Перед её внутренним взором всплывали лица родных и друзей, бабушкины вечера, когда, при тусклом свете лучины, она рассказывала страшные сказки, а дети, пряча улыбки, притворно визжали от ужаса.

Вспомнились деревенские праздники - костры до неба, звонкие песни, заливистый смех, что не стихал до самого рассвета.

Как впервые она оседлала лошадь, как вихрь ветра вырывал волосы из-под платка, а сердце переполняла безудержная радость, словно она сама была частью бескрайнего неба.

Элизабет закусила губу. Слёз больше не было. Осталась только сухая, глухая боль, будто опустошённая душа скорбела без сил.

И тут, будто уловив её отчаяние, Гризельда тихо запела.

Элизабет не понимала слов, но в них и не было нужды: сама мелодия - простая, зыбкая, полная непостижимой грусти и красоты - подхватила её душу, как весенний ручей подхватывает упавший лепесток. Музыка уносила тревогу, убаюкивала, растворяла страх в каком-то древнем, нежном забвении.

Если бы в тот миг кто-нибудь спросил её, как она хочет провести последние минуты, Элизабет без колебаний ответила бы - именно так.

Но песню прервали торопливые шаги.

В подземелье ворвался десяток солдат. Железный звон доспехов, лязг оружия - всё это грубо вырвало их из зыбкого спокойствия.

- Мы прибыли сопроводить вас на место вынесения приговора, - холодно произнёс рыцарь, открывая решётку Элизабет.

Двое других без слов подхватили Гризельду под руки и потащили вверх по лестнице.

Элизабет молча кивнула и сама протянула руки вперёд. Она уже знала, что идёт на смерть.

Синхронный топот сапог гулко отдавался в голове, вытесняя все мысли. И, может быть, это было даже к лучшему. Их шаги эхом резонировали в тёмных коридорах, чья холодная роскошь теперь казалась насмешкой - пустая и мертвая, как всё, во что она верила.

Святые на витражах смотрели на неё пустыми глазами. Когда-то их образы внушали страх и трепет. Теперь - лишь пустота. Элизабет поняла, что потеряла веру. Всё, что было для неё священным, рассыпалось в прах вместе с её надеждой на справедливость.

Широкие деревянные ворота распахнулись, и они вышли на небольшую площадь, плотно забитую горожанами. Толпа улюлюкала, глухо ревела, её взгляд был слеп и жаждал крови, как это бывает у людей, лишённых разума, обагрённых истерией и страхом.

Элизабет почувствовала, как её сердце затопило холодное, но жгучее чувство, как будто она оказалась в центре бушующего штормового океана. Это не были просто люди - это были чудовища, собравшиеся вокруг их горя, что питались их болью и страхом.

Взгляд Элизабет упал на два костра, пока ещё не разожжённых. Сердце пропустило удар, ноги подогнулись. Один из рыцарей успел подхватить её под локоть.

- Не показывай свой страх. Они только этого и хотят, - тихо шепнула откуда-то сбоку Гризельда.

Элизабет повернула голову. Ведьма стояла прямо, гордо подняв голову, а на её губах застыла презрительная улыбка. Её лицо было спокойно, словно она шла на парад, а не на смерть.

- Тебе не страшно? - шёпотом спросила Элизабет.

- Я же говорила... У меня особые отношения со смертью. Такие как я никогда не умирают. Мы возвращаемся. Мы всё помним.

На мгновение Элизабет захотела быть на её месте. Ведьма... Сильная, непокорённая, абсолютно уверенная в своём перерождении.

Она уже открыла рот, чтобы задать ещё один вопрос, но вдруг публика резко стихла.

На помост вышел старый сгорбленный монах, опираясь на посох.

- Сегодня мы собрались на честный суд перед Богом, - торжественно начал он. - Перед вами Гризельда, ведьма Тёмного Леса, обвиняемая в колдовстве и сношениях с тёмными силами!

Рыцари выволокли Гризельду на помост. Толпа взревела, как животное, почувствовавшее кровь, как яростное стадо, готовое растерзать свою жертву:

- Ведьма! Ведьма!

Не успела толпа унять свой гнев, как вперёд подтолкнули и Элизабет.

- А это Элизабет. Простая деревенская девчонка, что в столь юном возрасте стала подельницей ведьмы, пособницей в тёмных ритуалах!

Толпа вновь зашлась в криках, её ненависть стала почти осязаемой:

- Мерзавка! Предательница!

- Но даже в их падении, - продолжал монах, - милостивый Бог дарует прощение. Через обряд очищения. Да осветит священный огонь их путь!

Толпа взревела от радости, как звери, которые готовы к нападению. В этих криках не было ни малейшего намёка на человеческое сострадание - только желание торжества и мучений.

Солдаты крепко схватили женщин за плечи и повели к кострам.

Гризельда шла как королева на трон: махала зрителям рукой, посылала воздушные поцелуи, смеялась. Даже когда её привязывали к столбу, она продолжала улыбаться, как будто это был просто забавный спектакль, где она играла главную роль.

Элизабет же из последних сил держалась на ногах. Руки нервно теребили подол юбки, горло сдавило от ужаса. Смерть, столь далёкая и абстрактная в её мыслях, теперь смотрела ей в глаза. И её взгляд был безжалостен, как бездна.

- Да очистит священный огонь их души! - возгласил монах, опуская факел.

Костёр под Гризельдой вспыхнул сразу, обдав площадь волной жара.

Но вместо крика ведьма ответила смехом - зловещим, пронзительным, словно сама ночь смеялась над ними. Этот смех был наполнен такой уверенной и древней силой, что даже толпа отступила, охваченная суеверным страхом. Этот смех будет звенеть в их ушах ещё долго, как предупреждение.

Костёр под Элизабет разгорался медленнее. Запах сырых дров тонко поднимался у её ног. Поначалу был только дым - горький, едкий, разъедающий лёгкие.

Она кашлянула, на глаза навернулись слёзы, но не от страха - от дыма. Она не могла дышать, но боль была не в этом. Боль была в том, что она понимала: смерти теперь не избежать. И это не было освещением, не очищением - это было её уничтожение, её забвение.

Последнее, что она увидела прежде чем провалиться в темноту, был рыцарь, стоящий на коленях перед кострами и шепчущий молитву. Его светлые глаза были закрыты, а лицо со шрамами выражало скорбь. Он был тем, кто привёз её сюда.

Элизабет знала, кому обязана быстрой смертью.

Но благодарности ей уже было не сказать.