Пролог
Мы бежим от тех, кого боимся...
То есть, от самих себя...
Порт-Эллен, Шотландия, лето 2017 года.
Мотор старого автомобиля затихает, моя старушка «Эсми» оказалась припаркованной возле знакомого пятиэтажного дома, полностью построенного из белого кирпича.
Где-то внутри чувствовалась приятная дрожь, мурашки, что появились на руках от воспоминаний о родном доме, заставляли меня улыбаться.
Как же давно я здесь не появлялась? Казалось, всё осталось таким прежним, словно года не могут беспощадно уничтожить или изуродовать это место.
Да и дом ни капли не изменился: вдоль дороги находился каменный забор, он укрывал растения от маленьких детей, которые любили срывать пахучие цветочки и дарить их своим матерям. И это не странно, ведь напротив, через дорогу, построена младшая и средняя школа. Удивительно, даже старые игрушки, висящие на кронах многолетних деревьев, не сдвинулись с места. Да, вид у них не лучший, но кого жизнь не меняет...
От осознание своего взросление стало грустно. Подумать только, если вчера я бегала через дорогу в розовый киоск дядюшки Юджина, за самым вкусным во всём мире ванильным мороженным с шоколадными крошками, то сегодня уже стою на перепутье двух дорог, без возможности перемотать время назад.
Сильный ветер, срывая с деревьев зеленоватые листья, словно нарочно напугал и вывел меня из раздумий, а затем резко стих. Спустя какую-то минуту на небе показались черные тучи, и раскат грома яркой вспышкой осветил район города тут же перекрывая солнце, которое совсем недавно согревало своими лучами. Полил дождь. На небе перевернули сдерживающий воду сосуд?
Я вздыхаю. По окну автомобиля начали стекать тонкие струйки из капель дождя. Кажется, погода стала подстраиваться под моё состояние.
Опускаю зеркальце в машине, на лице показывается опустошенная улыбка человека, чьи глаза как тот опустошённый сосуд: вроде бы и смотрят вперед, но ничего перед собой не видят.
- Всё будет хорошо, - шепчу утешительно, а пальцы зарываются в блондинистые волосы, помогая приобрести более-менее приличный вид.
Хотя это маловероятно, если лицо выглядит ужасно опухшим, а порез на шее, заклеенный медицинским лейкопластырем, кровоточит, то никакие волосы не сделают меня краше.
Грудную клетку сдавливает чувство одиночества, в душе творится непонятная каша. Хватит уже так себя вести. Закончилось...
Но нет. Кажется, будто должно произойти что-то, чего я уже не смогу вытерпеть, и жить дальше. Особенно, если это связано с ним.
И пусть моё настроение было даже хуже, чем тот утренний капучино, приготовленный на заправке перед самим въездом в город и горечь которого присутствовала во рту до сих пор, опускать руки было не в моём характере, за это спасибо любимому дедушке. Нас хоть и объединяло немногое, но это было лучшее его сочетания характера во мне.
Прежде чем дать слезам потечь по щекам, мои пальцы хватают с заднего сидения дорожную сумку, и я в спешке покидаю салон Ferrari 250GT, подаренной мне дедом и названной "Эсми" в честь его покойной жены, спеша вырваться из плена душного помещения в рай кислорода, навстречу жаркому порыву воздуха. Становится смешно: дождя нет, и судя по сухому асфальту, его словно не было. Постепенно схожу с ума?
Дверь захлопывается, кожу моментально обдувает летний ветерок. Поднимаю лицо к небу, глубоко вдыхая запахи лаванды и свежеиспечённого неподалёку хлеба.
Как же мне не хватало этой беззаботной жизни.
Посылаю любопытный взгляд в сторону, где рядом с площадкой для выгула домашний животных смеются дети, и, когда белый лохматый пёс, размером мне по пояс, проводит своим огромным языком по щеке юной девочки - улыбаюсь. Счастливчики. А затем иду в подъезд, преодолевая веранду из железных прутьев и винограда, что ползет по ним, поднимаюсь по каменным ступенькам в дом.
Здесь даже запах тот же. Сколько я не приезжала? Три года?
Пальцы дотрагиваются к каменным выступам на стенах, каблуки громко стучат об ступени, создавая громкий гул. Всего на секундочку я прикрываю глаза, в надежде вспомнить последние годы счастья этого дома.
- Эллен, не беги, упадешь! - бабушка старалась не отставать от шустрой девочки, которой была я.
- Давай, я уже почти добежала! - вдыхая запах малинового варенья из баночки, которая висит на руке и весело перепрыгивая через одну ступеньку, хихикаю и, пока не спотыкаюсь об свою собственную ногу и не лечу носом вниз, предвкушаю сладкую награду после целого дня на улице.
Баночка разбивается, руки машинально ищут за что бы схватиться, в то время как локоть проходит по камням в стене, кожа счесывается и печет, а колено больно ударяется об ступени.
Хнычу.
- Эллен, я же говорила, - Эсми садится рядом и, сделав губы трубочкой, аккуратно дует на ранку.
Ноги приводят меня на 2 этаж, я оказываюсь у квартиры 17-В.
Мой родной дом. Как же скучала.
Вздыхаю, глядя на железную дверь, при этом долго не решаясь открыть её.
Так странно ощущать, что прошло десять лет с тех пор, как умерла бабушка, и ровно столько же лет назад я сбежала отсюда, став полной сиротой.
Глаза становятся влажными. Не пойму, то ли это слёзы от пришедшей боли из прошлого или же от безысходности в реальное время?
- Вы кого-то ищете? - оборачиваюсь, а взгляд встречается с глазами старушки.
Лёгкие охватывает жгучее пламя, в то время, как седовласая женщина, чьё лицо по прошествии десяти лет совсем не изменилось - на нём появилась лишь парочка морщин - смотрит на меня невозмутимо, но всё равно в глазах читается переживание. Она опускает свои пакеты на пол и подходит ближе, ласково смахивая ладонью мои слёзы.
Лучшая подруга Эсми, такая же добрая, какой была моя бабушка.
Нам вовсе не следует видеться, меня ведь никто не должен узнать. Но, черт побери, что же я тогда делаю в своем родном городе?
Тётя Сара осматривает меня с ощутимой болью, мне хочется кричать, биться в истерике, плакать от безысходности и рассказать, что она была права, когда просила не вмешиваться в дела незнакомых на тот момент людей.
Но вместо этого молчу, лишь снова сбегая от правды.
Дверь открывается и мои ступни переступают через порог, оставляя пожилую женщину в подъезде. Я так ей ничего и не сказала.
Затаиваю дыхание, прикрывая рот рукой.
Мебель накрыта белой простыней, пыльные картины висят на стенах, а окна плотно закрыты шторами. Включаю свет и он тут же появляется.
Ком, что всё это время стоял в горле камнем, наконец-то исчезает, я хватаюсь пальцами за белую скатерть, и одним лишь резким движением снимаю её со шкафа.
Пыль летит ко мне на лицо, заставляя пару раз чихнуть.
Сердце замирает.
Вот они, наши семейные фотографии, которые красуются за стеклом: молодость моих бабушки и дедушки, взросление матери, её свадьба и беременность, а затем появилась я.
Присаживаюсь на пуфик, в руке оказывается фотография моей матери.
Как же я похожа на неё: русые волосы волнами спадают по плечам и доходят до середины бедра, зелёные глаза искрятся, руки подняты к верху, улыбка расплывается по лицу, оголяя все тридцать два зуба. Такая беззаботная и молодая, она наверное переживает за меня. Уверена, что на том свете ей обидно за свою дочь.
Смерть. Никогда не знаешь, когда она придёт.
Звонок в дверь отвлекает меня. Тётя Сара решила не ждать, пока мне станет легче, и пришла раньше, чем я думала?
Вздыхаю и ставлю рамку назад.
- Тетя Сара, со мной всё в... - замираю.
На пороге стоит вовсе не она, а мускулистый мужчина, чьи тёмные волосы, как и были всегда, остаются взъерошенными, а потресканные губы искривлены в глупой ухмылке.
Он смотрит на меня зелёными глазами, которые излучают гордое молчание, добиваясь оправданий или хотя бы объяснений с моей стороны. Но сегодня он его не дождется!
- Что ж, Эллен Фридман, вот и вернулось то ДЕРЬМО, в котором ты оказалась не по своей воле, - брезгливо говорю.
- И я рад тебя видеть...