Глава 1: Ночь.
Стоять отдалённо в тени прожекторов, жалеть о сказанном и сделанном, вздыхать и плакать навзрыд уже не вслух, а про себя.
Видеть как ты не умеешь и видимо никогда не сможешь существовать в обществе. Считать, что это данность, судьба и пророчество.
Разве нельзя просто быть тем, кем хочешь, почему это так сложно?
Мне давно неизвестно чувство спокойствия, всегда был, как туго натянутый шнур, под напряжением. Всю жизнь находя себя несчастным до неприличия, при этом не имея проблем. Может это врождённая болезнь, будто чернь внутри извилин, что попадает в любую клетку крови и поглощает всё. Всё хорошее и плохое на своём пути, не оставляя ничего.
Моей единственной любовью было ходить по улицам поздней ночью, вечно ненароком надеясь найти неприятности. Неприятности не такие неприятные, а скорее что-то, когда все тебя пожалеют, спасут и успокоят. Чтобы перестать быть просто точкой, стать единицей или хотя бы нулем.
Пока однажды в холодной тьме какой-то парень, в поисках дозы, не решит пырнуть меня ножом, забирая нелепые пятьдесят рублей. От него пахнет недельным потом, этот запах надолго останется в памяти, такой спертый и противный, будто между нами было нечто интимнее острия ножа. Глаза отблескивали жёлтым, толи от разложения печени, толи от безумия, и зубы чернее самой дорогой краски в мире. А ведь этих несчастных рублей даже на хлеб не хватит.
Пока я буду лежать и истекать кровью, жадно хватая воздух, молясь о помощи - где-то будешь сидеть ты и радоваться наступлению нового года. Интересно, с кем - с семьёй или может с возлюбленной, с верными друзьями? Даже тысячи слов не хватит, чтобы описать, как бы мне хотелось в эту ночь встретить тебя. В попыхах собирая свои чувства на пути. Просто прикоснуться к прекрасному, к той жизни о которой только стоит мечтать. Чтобы потом долго рассказывать истории о вечном и взаимном.
В канун Нового года на улицах одновременно тихо и громко. Где-то гудят пьяные прохожие, расхваливая только наступающий год, где-то у ёлок сидят школьники, загадывая желания и надеясь, что этот год точно станет лучше. А вот во дворах до безумия тихо, лишь свет от гирлянд домашних искусственных ёлок падает на грязный снег. Слышится приглушённый салют за несколько километров, возгласы и поздравления из закрытых на ключ квартир, и жалкий хрип умирающей собаки. Только собака тут я. Ни одно животное не заслуживает такой смерти, да и нет страшнее зверя - чем человек. Глаза становились всё тяжелее, словно пришло время навсегда их закрыть, хотя и тошно от таких мыслей. И так страшно умирать в одиночестве.
Смерть ли это или облегчение от страданий бытия?
Мокрый влажный нос коснулся моей щеки, прежде чем я успел слегка приоткрыть глаза. Слыша лай маленькой собаки и испуганный вскрик - стало так спокойно. По-крайней мере я не погрязну под снегом в статусе "без вести пропавший" до начала весны.
Пищание аппарата жизнеобеспечения было таким же отвратительным, как и запах больниц. Долго не мог понять, что за комар мешает мне спать, а это было собственное сердце. Палата была большая, с нежно-оранжевыми стенами и офисными холодными лампами. Открывая глаза, я наверное понадеялся, что проснусь другим человеком. Как всегда и мечтал. Но какого было разочарование увидеть бинты, перетянутые через плечо, и снова свою серую жизнь.
"- В школе об этом лучше не говорить, а то родители такой кипиш поднимут" - слова самых внимательных врачей.
Я удивлённо распахиваю глаза и медленно поворачиваюсь к седому старичку в белом халате, что стоит рядом. Он бездушно улыбается и смотрит на меня. Потом показывает на моё плечо и с ухмылкой говорит.
- Вам повезло, что вор оказался косым и не попал ни в какие жизненно-важные места.
Я непроизвольно касаюсь моего будущего шрама, он отдаёт мне адской болью и вновь напоминает о том страшном дне. Дне, когда реальность и дно общества смешались воедино. Крови было так много, что иногда чудится вместо воды. В школу конечно же сообщили, но до учеников эта история не дошла, мне лишь приписали болезнь "грипп".
Первое время было тяжело смотреть в зеркало, на влажную от крови повязку, на себя. Почему всё о чем я думал это о неудавшемся знакомстве. Как же семья, мечты или хотя бы невзрачная девочка из класса. Мне было чуть больше шестнадцати, когда Олег Лебедев попытался ограбить меня, применив холодное оружее. Позднее этого бедолагу нашли в собственной квартире, давно разложившимся от передозировки. Но шрам на теле и душе остался со мной.
В зеркале я выглядел лучше, чем в жизни, по-крайней мере так мне всегда казалось. Рост состовлял чуть больше метра восьмидесяти, телосложение было подтянутым от возраста, а вот тяжёлых физических тренировок ему явно не хватало. В генетической лотереи я выйграл непримечательность - карие глаза, каштановые волосы, пара родинок. Одежда была мешковатой, чтобы не было видно бинтов, да и тела тоже, наверное издалека казалось, что я вешу под сто киллограм, хотя это был лишь плохой стиль. Или не имение выбора в одежде.
Мылси с тех пор стали хаотичными и очень обострёнными. Меня особо не ждали в школе. Когда я ступил в раздевалку, попутно снимая огромную тёплую куртку и зелено-белый шарф, ко мне подошёл самый популярный парень в школе. Именуемый так же, как тот-самый-чертов-король-жизни-внешности-и-самооценки - Алексей Стрелецкий. Учительница по театральному мастерству была уверена, что он был дан нашей школе Богом, а сам Лёша в этом ни сколько не сомневался.
- Долго ты болел.. - протянул он пархая на своих чёрных густых ресницах - ещё не забыл одноклассников?
- Не.. - я всегда смотрел на него с неумолимой завистью, и жалостью. Он лишь пожал плечами, улыбаясь во все тридцать два зуба, и прошёл к следующим прибывающим "друзьям". Друзьями для него была вся школа.
Лёша был из тех парней, что сделал себя сам с рождения, всегда трудился, ходил на все занятия и не стеснялся пользоваться своим природным обаянием. Ведь рост его составлял метр девяносто три, телосложения было искусным, будто его высекли из мрамора. Чёрные густые волосы - всегда без укладки, но выглядело идеально. Глубокий взгляд. И эти чертовы ресницы, они были такие огромные, что казалось - управляют его телом. А жалко мне было его потому что... Я был уверен, что он несчастен. Глубоко внутри понимает, что за улыбками его друзей нет никакого сочувствия, все хотят быть им, но не хотят быть с ним.
Остальной класс особо не заметил прибавление бойца. Мне оставалось лишь слиться с партой, иногда подглядывая в телефон, но и в нём я никому не был нужен.
В переменах я блуждал по коридорам, рассматривая стены, старые картины и потёртые перила. Это был какой-то необходимый ритуал, все пятнадцать минут просто ходить по этажам, наворачивая круги - будто сидение на месте причиняло боль. На самом деле ответ похождений был мне известен - в лицах детей, младшеклассников и сверстников я искал тебя. Даже просто запах одеколона был способен снова заставить меня хотеть жить. Подтверждаю, что это была ужасная одержимость. Но я не мог ничего поделать, так как день за днём моя тоска становилась всё сильнее, а ты мог её развеять. Только ты.
Когда моя одержимость стала такой сильной? Я не знаю, ещё будучи ребёнком - заметил маленького пухленького мальчика в несуразной кепке, что указывал пальцем прямо на меня. Второй раз эта кепка приглянулась мне в столовой школы и тогда стало ясно - наши пути крепко переплетены. День за днём этот мальчик рос и становился тобой. Мне удавалось лишь изредка на дистанции ловить твои взгляды, наблюдать за твоей жизнью и выдумывать голос, характер, смех. Никогда не подходил близко, чтобы не спугнуть такого ценного человека. Словно наблюдаю за редкой бабочкой. Так однажды я узнал номер класса, и быстро выучил расписание, ошиваясь где-то неподалёку. Имя и фамилия звучали на моих устах словно заклинание и если рядом со мной кто-то упоминал тебя, то невольно и я становился слушателем твоей истории. Можно ли назвать преследованием обычные совпадения?
Чувствуешь ли ты тоже самое? Какую-то нерушимую близость между нами.
После уроков я сел около раздевалок, раздражённо наблюдая, как толпа школьников пытается побыстрее схватить куртки и убежать на волю. Как же они ошибаются, считая школу самым тяжёлым период своей жизни. Люблю сидеть в её стенах, вроде бездушных и опасно сделанных, но таких родных. Когда шум и гул разошёлся, мне пришлось встать и пройтись вдоль вешалок. Твоя ярко-зелёная куртка все ещё весела на месте, а вместе с тем весела и моя надежда увидеть тебя в свой первый день после поправки. Может и ты заметил мое долгое отсутствие в серой массе учеников.
Я сидел, закрыв глаза и вслушиваясь в тишину. Школа была пуста, лишь раз в сорок пять минут звенел звонок из Арии, изредка стучали каблуки по бетонному подобию пола и скрипели перила.
- Миш, пойдёшь завтра на баскетбол? - звуки приближающихся скользящих кроссовок заставили сердце забиться сильнее. Оно всё ещё работает на последней тяги даже от твоего имени.
- Я не знаю.. - ты протянул так устало.
Исподтишка смотрел прямо на тебя, разглядывая все детали, и подмечая изменения за время отсутствия. Кудрявые русые волосы с выбритыми висками. Ярко-голубые глаза, отдающие холодом, в подтверждение этому сверху над прямым носом, с горбинкой, виднелась хмурая складочка из-за бровей. Губы пухлые, но подходящие под строение лица, выглядели так, будто долго плакал.
Мне всегда казалось, что Миша вылез из скульптуры Микеланджело - "Давид". Только ещё в разы античнее и прекраснее. Взгляд его проскользнул по мне, ошпарив кипятком игнорирования.
Мы никогда не были знакомы, но мне казалось, что мы близки.
Дыхание наконец вырвалось только когда дверь школы хлопнула, и в стекле за горами снега показалась зелёная куртка. После своей "духовной смерти" - я решил, что в этот раз точно всё изменю. В этом году наконец-то изменю свою жизнь и стану тем, с кем захочет дружить Миша Деббус.
