Огни большого стадиона

После того, как они вернулись со стадиона, в квартире было слишком тихо.

Алексис стояла у окна, будто бы всё ещё слышала гул толпы. Словно эхо того вечера преследовало её, цепляясь за внутренние стены, за кожу, за голос.

Джулиано.

Её тело помнило его даже сильнее, чем разум. Резкий поворот плеча, как он всегда вставал слишком близко. Его голос — мягкий, липкий, с тем особым тоном, от которого хотелось исчезнуть. И то, как он однажды, сжимая ей запястье, прошептал: «Без меня ты никто».

С тех пор она тысячи раз доказывала себе обратное. Но в одну секунду, при одном лишь взгляде — она снова почувствовала себя маленькой, слабой, ничтожной.

Фермин был в комнате, но не приближался. Он сел на край дивана и просто смотрел, не нарушая её молчание.

— Он был тем, кто сделал мне плохо, — наконец сказала она. — Тот, о ком я не хотела говорить.

— Джулиано?

Она кивнула. Стараясь не смотреть на него, чтобы не увидеть в глазах ни жалости, ни гнева — ни одного чувства, которое могла бы не выдержать.

— Он говорил, что я должна быть благодарна, что он меня выбрал. Говорил, что без него я никому не буду нужна. Я ушла от него поздно. Слишком поздно.

Фермин ничего не ответил. Просто медленно, почти неслышно, встал и подошёл ближе. Присел рядом. Его рука легла поверх её — лёгким, невесомым прикосновением.

— Ты ушла. А это значит — ты сильнее, чем ты думаешь.

Слезы выступили сами по себе. Алексис закрыла лицо руками, уткнулась в его плечо.

— Мне так стыдно, — прошептала она. — Что я позволила ему так со мной обращаться.
— Тебе не за что стыдиться. Он был тем, кто не достоин тебя. А ты... — он чуть улыбнулся. — Ты — Алле. Та, что снимает честные фильмы и держит всё внутри, как океан.

⸻

Ночью ей снился сон.

Она стояла посреди поля, полном людей. Все они смотрели на неё, но лиц у них не было. Только силуэты, только осуждение. А где-то на краю толпы стоял он — Джулиано. Его лицо — чёткое, узнаваемое, ухмыляющееся.

Ты снова одна, — говорил он, как будто в её голове.

В какой-то момент фигуры начали исчезать, растворяться. И остался только один силуэт — не Джулиано. Фермин. Он стоял молча, с вытянутой рукой. Не приближаясь. Просто... давая понять, что он рядом.

Алексис проснулась в темноте, вся в поту. Сердце колотилось. Потребовалось время, чтобы понять — она в Барселоне, в своей комнате, в безопасности.

⸻

На следующий день она попыталась монтировать очередной фрагмент своего фильма. Но экран мерцал перед глазами, а её пальцы дрожали, когда на экране снова появлялся Фермин.

Он говорил с такой открытостью — о детстве, о первой тренировке, о том, как отец привёл его за руку в академию.

— Я тогда понял, что футбол — это не про победы. Это про то, чтобы кому-то поверить, даже если ты сам в себе сомневаешься.

Алексис остановила воспроизведение. Вдохнула. И, впервые за долгое время, написала небольшой текст:

«Фильм — это зеркало. Я снимаю его о тебе, Фермин, но вижу в нём себя. Свои страхи, свою хрупкость. И то, как я начинаю доверять. Это не просто задание. Это — способ сказать себе: я ещё могу чувствовать».

⸻

Позже они гуляли в парке. Это место стало для них тихим уголком, убежищем. Алексис сидела на скамейке, а Фермин вытянулся рядом, скрестив руки за головой.

— Ты сегодня странно молчишь, — заметил он, не глядя.
— Думаю. Пытаюсь не закрыться снова.
— Ты можешь молчать, если хочешь. Но если захочешь говорить — я слушаю.

Она взглянула на него. Как легко он это говорил. Без давления. Без ожиданий. Она вспомнила, как в прошлом любые её чувства обесценивались — «перестань драматизировать», «ты всё себе придумала».

А сейчас — ей верят. Просто потому что она есть.

— Знаешь, — тихо начала она, — иногда мне кажется, что если бы не ты, я бы опять спряталась в себе. Я боялась показать тебе то, что во мне болит. Боялась, что ты уйдёшь, как тогда ушли все.

Фермин повернул голову. Его глаза были спокойными.

— Я не боюсь твоих ран. У меня свои есть.
— Ты... боишься когда-нибудь полюбить не того человека?
— Я не боюсь. Я просто... стал осторожнее. Но тебе я верю, Алле.

Она прикрыла глаза. Это имя — Алле — снова согревало. Как оберег. Как голос дедушки, который читал ей сказки, когда она не могла уснуть. Как руки бабушки, тёплые и пахнущие лавандой.

С этими людьми её связывало всё настоящее. И теперь — Фермин стал частью этой линии.

⸻

Позже, уже вечером, он остался у неё. Не для того, чтобы остаться «на ночь» — а просто быть рядом.

Они лежали на кровати, каждый на своей стороне, между ними — подушка и тишина.

— Алексис, — тихо позвал он.
— Да?
— Если когда-нибудь ты не захочешь говорить — пиши мне. Или снимай. А если не сможешь — просто дыши рядом. Этого будет достаточно.

Она не сдержалась. Потянулась к нему и впервые сама обняла его. Тихо. Бережно. По-настоящему.

И в этот момент она знала: её прошлое не исчезнет. Оно всё ещё будет напоминать о себе — во снах, в памяти, в случайных взглядах. Но теперь рядом с ней был человек, который не боялся этих теней. Который принимал её даже с ними.