Пепел

Учителя и Жуков подбежали и вместе подняли небольшой кусок бетонной плиты, откатывая его подальше и давая мне обзор на то, что находилось под ним. В общей гуще мертвых тел снова что-то шелохнулось. Чья-то рука.

Я ухватилась за шевелящиеся холодные пальцы и почувствовала, как они напряглись. Это была девушка.

– Помогите... – снова еле слышные слова.

Нужно было отодвинуть все тела, чтобы добраться до нее. Казалось, что после смерти эти люди стали еще тяжелее, и я могла только чуть-чуть приподнять даже одного из них. Колосовский и Березов отстранили меня, с легкостью поднимая трупы и отталкивая их в другую сторону. От их прикладываний об пол шел неприятный шмякающий звук, и по полу растекалась все больше лужа крови, но учителя продолжали, и вскоре я увидела девушку – у нее было мертвенно-бледное лицо все в синяках и царапинах с подтеками крови и, кажется, вывихнута рука – она изогнулась под каким-то неестественным углом.

Девушка посмотрела на нас мутными полными слез глазами и попыталась что-то сказать.

– Все будет хорошо, мы вытащим тебя отсюда, – я не думала, что мой мозг может выдать что-то настолько глупое и шаблонное, а рот – это озвучить, но слова сорвались с языка прежде, чем я успела это сообразить. – Сережа, неси из строительного доски. Будем спускать квадроцикл, и я довезу ее до бункера.

Жуков недоуменно на меня посмотрел, но пожал плечами и побежал в сторону магазина.

– А не проще соорудить носилки? – почесал затылок Березов.

Василий, тем временем, наклонился к девушке и осматривал ее руку. Потом покачал головой, произнес «потерпи, сейчас будет больно», со всей силы потянул за конечность – девушка пронзительно вскрикнула, а потом обмякла. Кажется, она потеряла сознание от боли.

– У нас и так много вещей, которые мы не можем здесь оставить, они нужны сейчас, – сказала я историку. – Нужно донести их все, пока не стемнеет, а пока мы будем мучиться с носилками, она может не дотянуть.

– Эй, есть здесь аптека? – окликнул нас информатик.

– Она была там, куда упал снаряд, так что нет, – ответил Березов и повернулся обратно ко мне. – Все это очень рискованно. Беги и попробуй найти ключи и проверить бензин.

Я вскочила, кидая на пол к уже упавшим спальникам рюкзак, и побежала наверх. Ключи обнаружились в столе какой-то подсобки – пришлось хорошенько посветить туда фонариком, чтобы их найти. Я забралась на сидение черного коня, и вставила ключ в зажигание. Квадроцикл отозвался приятным ревом. Бензин был на максимуме.

Я осторожно лавировала между стеллажами с товарами и обломками. Проехав через сделанный мной топором проход и доломав стекло еще больше, я направилась к эскалаторам.

– Крис! – позвал меня снизу Жуков, услышав звук двигателя. Я спрыгнула с квадроцикла и подошла к краю этажа, опираясь на стеклянные перила. Сережа протягивал мне доски, которые еле-еле доставали до земли под углом, с которым еще можно как-то съехать.

Я быстро сбежала вниз, чтобы взять топор и проломить стеклянные перила наверху – кто вообще додумался до стеклянных перил? Тем не менее, это было довольно распространенным явлением.

Положила доски на примерную ширину колес, а Жуков закрепил их внизу обломками. Я, сверху, тоже водрузила куски обвалившихся стен, которые мне под силу было поднять и перенести, так, чтобы доски не разъехались.

– Я поведу, – прокричал мне снизу Колосовский, уже направляясь к эскалатору.

– Нет! – воскликнула я. – Эти доски вряд ли выдержат слишком большой вес, а я намного легче вас.

– Это не аргумент! А если с тобой что-нибудь случится? – возмутился Березов.

Я закатила глаза. Спорить не было ни желания, ни времени.

– Ничего со мной не случится. А даже если случится, то Василий Гаврилович намного ценнее меня – он умеет оказывать первую помощь, вправлять вывихи и чинить электрогенераторы. Если не поторопимся, она, – я указала на девушку, – погибнет. Я справлюсь.

Конечно, учителя бы тысячу раз с этим поспорили, но времени действительно не оставалось.

– Ну что, поехали, – я вскочила обратно на сидение и медленно подъехала к краю этажа. Снизу на меня смотрели напуганные Березов и Жуков и скептический Колосовский.

Квадроцикл подо мной гудел, и я чувствовала его вибрацию во всем теле. Нервы были напряжены до предела, когда я начала спуск. «Напоминает черную трассу на любой горнолыжной базе» – подумала я, и картинки жизни до катастрофы немного успокоили меня. Ровно до того момента, как доски под ревущим квадроциклом и мной на нем опасно не прогнулись. Сердце упало куда-то в желудок, когда я услышала громкий треск и почувствовала, как оседаю куда-то вниз.

Голова как будто потяжелела, и я с трудом повернула ее сначала вправо, потом влево. Все вокруг кружилось и поднималось на меня, а руки, когда я перевела на них взгляд, начали расплываться вместе с рулем квадроцикла. Нет, только не сейчас...

– Крис! – вскрикнул снизу Жуков, видимо, не понимая, что со мной происходит. – Газуй!

– Осторожно! – одновременно с ним не удержался информатик. Я подняла на него мутные глаза – скачущих в разные стороны испуганных Василиев, до которых дошла вся опасность ситуации, было двое. – Только не отключайся.

В глазах начало темнеть, и я уже на периферии сознания нажала на курок газа и поехала вперед. Доски еще больше прогнулись, но до земли оставалось уже совсем немного. Через несколько мгновений я уже съехала на первый этаж по обломкам, останавливаясь рядом с учителями.

Я вывалилась из сидения и упала на пол. Голова шла кругом, и в глазах на несколько секунд окончательно потемнело, но вскоре все более-менее прояснилось. Голоса наклонившихся надо мной Березова и Жукова доносились как сквозь подушку.

– Эй, Кристин, - звал меня Сережа.

– Все... нормально, – я села на полу, прикладывая ладонь к гудящей голове. – Что случилось?

Березов поджал губы:

– Ты потеряла сознание.

Я пожала плечами и кивнула, мол, ясно. Сейчас куда важнее была жизнь этой незнакомой девушки, которую мы должны вытащить отсюда.

– Нужно как-то уложить ее сюда, – я показала большим пальцем на сидение квадроцикла сзади себя.

Василий покачал головой:

– Сначала нужно зафиксировать руку. Потом все остальное.

Он уже достал из рюкзака какую-то походную водолазку и, согнув вправленную руку девушки в локте, примотал ее к телу, завязав рукавами. После этого он сам усадил ее на сидение и привязал веревкой так крепко и удобно, как только мог. Голова девушки безвольно болталась.

– Я поведу, – безапелляционно произнес информатик. – Возьми, если сможешь, мою сумку и вещи, которые я должен был нести. Ее, – он кивнул головой на девушку, взбираясь на сидение, – нужно доставить в бункер как можно скорее и оказать первую помощь.

– Езжайте, – я кивнула и встала с пола, и Колосовский, наклонив голову в ответ, тронулся с места.

Огромные массивные колеса легко ехали по обломкам, только голова девушки тряслась во все стороны, как у тряпичной куклы. Вскоре квадроцикл с информатиком и девушкой скрылись в темноте дыры в стене, и я с трудом подняла оставленную мне походную сумку.

– Я ее не унесу, – сумка с грохотом приземлилась обратно на пол, подняв облако пыли.

Березов и Жуков устало смотрели на меня, не находя, что еще мне можно сказать. Наконец, историк вздохнул и поднял сумку к остальным вещам, игнорируя мое короткое «не надо...». Взвалив это неподъемное на плечо, он уверенно пошел к выходу. Сережа покачал головой сам себе и устремился за ним. Я еще какое-то время стояла на месте, потом вдруг оживая и подхватывая с пола спальники, тоже выбегая следом.

... Я не сразу заметила квадроцикл, хитро припаркованный за обломками так, что с первого взгляда не разглядеть. А ведь Колосовский умен – будь я за рулем, просто остановила бы его у входа. Но если остался кто-то еще выживший, то этот человек сразу же догадался бы, что наш, в принципе, замаскированный лаз в бункер – вполне себе действующий, и там, под землей, прячутся люди. Может, конечно, этот человек не стал бы нападать, но нынешняя реальность такой вероятности не исключала, так что правильнее было подстраховаться.

Мы не без труда спустились вниз и увидели, что информатик уже занимается каким-то лечением. Я развернула один из спальников, без слов предлагая уложить девушку на него. Василий кивнул, и они вместе с подошедшим Сережей перекатили тело на него – все же, на спальнике лежать немного мягче, чем на холодном и жестком плиточном полу.

– Как она? – спросила я.

– Не знаю, – честно ответил Василий. – Я вправил руку, обработал царапины, но ее нужно привести в чувство, чтобы узнать больше. Я, все же, не врач.

– А если она не придет в себя? – подала голос Ника, и я удивленно обернулась на нее – это, наверное, второй раз после бомбежки, когда она заговорила. Савельева, перехватив мой взгляд, тут же потупила глаза и подтянула к лицу коленки, как будто они могли закрыть ее от меня.

Я озадаченно повернулась обратно к Колосовскому. Неужели я стала настолько устрашающей?..

– Будем надеяться, что этого не произойдет, – нахмурился информатик. – Иначе я совсем не представляю, что мы будем делать.

***

Я проснулась, словно от толчка. Оказывается, я уснула, сидя рядом с девушкой, в ожидании, когда она проснется, привалившись к стене. Похоже, кто-то на меня смотрел, но я не могла понять, кто. Может, мне просто показалось. Всякое может привидеться сейчас, после того, что с нами всеми случилось.

Не знаю, который сейчас час. Это и неважно стало теперь, когда мы живем от восхода до заката. Можно было, конечно, разбудить Лосева с его часами, но он и так кидается на всех, как ненормальный. Света еще не видно было в коридоре с незапертой дверью, значит, еще ночь.

Вдруг я услышала шаги и увидела шевеление в коридоре, и уже хотела было вскочить и закричать, но глаза уже более-менее привыкли к темноте, и мне удалось разглядеть Нежина, хромающего на ногу, в которой застрял осколок. Он на ходу застегивал джинсы, когда поднял голову и встретился со мной глазами.

– Я... наверху был, – тихо и смущенно пробормотал он.

Я понимающе кивнула головой:

– В следующий раз, надевай, пожалуйста, маску. Мы не знаем, что там теперь в воздухе, так что лучше перестраховаться.

– Хорошо, – ответил Даня.

– И, все же, не стоит выходить из бункера ночью. Это может быть опасно, мы не знаем, одни мы тут или нет, – тихо продолжала я.

– То, что там случилось... – пробормотал мальчик, – я почти уверен, что одни.

Впервые за время после катастрофы мне стало по-настоящему жалко кого-то, кроме себя. Я понимала их всех – но не жалела. Плакать если и хотелось, то только от жалости к себе, лишившейся, скорее всего, родных, и нормальной жизни. Но Нежин... он просто мальчик, который ни в чем не был виноват. И сейчас он выходит не из своей квартиры на улицу, чтобы идти в школу или играть с друзьями, перед этим попрощавшись с родителями, а на поверхность нового мира, покрытого пеплом, чтобы справить нужду, из бункера, где даже туалет за заколоченной дверью испокон веков не работает, и никогда работать не будет.

Но ведь несчастен и невиновен не один Нежин. Все мы, оказавшиеся здесь, не сделали ничего, за что с нами можно было бы обойтись так. Тот же Колосовский – умный, умелый. Или Березов – настоящий ангел во плоти, сильный и добрый, искренний и понимающий. Лосев... про него ничего не знаю. Ника и Маша – умницы, почти отличницы, веселые и всегда готовые помочь. Жуков – спортсмен, борец, защитник своей младшей сестренки-первоклассницы. Даже Дорога была не такой плохой, какой иногда хотела казаться. И эта девушка, которую мы вытащили из-под обломков – я уверена, что она тоже не заслуживает всего этого.

Что-то капнуло на мою руку, и я осознала, что плачу; от жалости и сострадания ко всем нам, которые сейчас спят здесь на пыльных спальниках, раненые и, уже не так сильно, но все же голодные. Мы могли бы быть сейчас мертвы – сожжены, разорваны на части взрывом или похоронены заживо под обломками, мертвы от поражения химическим оружием или радиацией клеток. Я тихо всхлипнула. Зачем мы выжили?

Я сжала руки в кулаки и вытерла глаза, прогоняя слезы. Из этого места нужно выбираться. Оно перестало быть нашим домом, от этой реальности хотелось скрыться и больше никогда ее не видеть. Это желтое небо, выжженная покрытая пеплом земля – все это до боли хотелось забыть, как страшный сон. Все прекрасно понимали, что теперь проснуться от лучей солнца на своем лице в мягкой и теплой кровати, поесть только приготовленный горячий завтрак в окружении семьи – это лишь неосуществимая мечта, которая сбудется только после смерти.

Я посмотрела на девушку. Она размеренно, но почти незаметно, дышала, и ее здоровая рука иногда чуть подергивалась во сне. Если она не проснется до того, как мы подготовимся к отъезду отсюда, придется оставить ее. Так нельзя, но было очевидно, что Василий скажет поступить именно так, а Березов и Дорога его поддержат. Я вздохнула и остановила взгляд на длинных темных волосах девушки, сейчас напоминавших Бог знает что из-за пребывания под обломками и поездки сюда. Я осторожно взяла тяжелые пряди, очищая их от пыли и грязи и переплетая между собой. Спать давно уже не хотелось, а плетение почти в кромешной темноте ориентированное на одних лишь ощущениях успокаивало, так что вскоре у девушки было две длинные толстые косы.

Я вздохнула и хотела было улечься спать, но девушка вдруг зашевелилась, тихо застонала и открыла глаза.

– Что случилось?.. – прохрипела она – связки еще плохо слушались после пребывания без сознания. – Где я?

– Мы перевезли тебя в укрытие. Все хорошо, ты в безопасности, – быстро проговорила я, и уже хотела было позвать информатика, но он сам проснулся и тут же оказался рядом с нами, включая фонарик и светя им почти в еще мутные голубые глаза девушки, от чего та зажмурилась.

Постепенно проснулись все остальные, они подняли головы в недоумении и даже, еще сонные, в страхе.

– Ты помнишь, как тебя зовут? – спросил Василий, присаживаясь возле девушки и, наконец, переставая так ужасно светить.

– Оля... Оля Соловьева, – тихо ответила она. – Где я? Что со мной случилось?

Мы с информатиком переглянулись, и я начала:

– Случилась катастрофа. Наш город попал под обстрел из маломощных ядерных ракет, и, видимо, химического оружия, которое изменило и повредило атмосферу. Мы, по счастливой случайности, оказались здесь, это бункер. У нас есть еда и вода, кое-какие медикаменты и немного походного снаряжения. Мы нашли тебя в «Мире» под обломками, Василий Гаврилович вправил тебе вывихнутую руку, и мы доставили тебя сюда.

– Мы собираемся выбраться из города как можно быстрее, – добавил информатик. – Найдем машину, бензин, и уедем подальше от этого места.

Нет вероятности, что весь остальной мир не выглядит так же. Что, если везде сейчас пепельная пустыня разрушенных и сожженных городов? Я помотала головой, отгоняя наваждение.

– На поверхности еще остались машины? – слабо спросила Оля. – Там так бомбило...

– Остались, те, что не взорвались и не сгорели, – кивнула я. – Нужно основательно их подлатать, но они должны поехать. В крайнем случае, мы найдем еще квадроциклы вроде того, на котором тебя доставили сюда.

– Ясно, – девушка прикрыла глаза. – Спасибо, что вытащили меня оттуда.

– Это чудо, что ты осталась жива, – вставил Жуков.

Я посмотрела на него – он неотрывно смотрел на Соловьеву, как будто не веря в происходящее.

– Это очень явно ощущается.

Оля поморщилась и попыталась сесть.

– Лежи, лежи, сейчас воды дадим, – Колосовский мягко остановил ее рукой и поднес к ее губам бутылку с водой, предусмотрительно протянутую Березовым. Девушка глотнула немного и закашлялась.

– Кушать хочется.

Я встала и принесла хлеб:

– Вот, съешь немного, только потихоньку, иначе станет еще хуже.

Оля послушно съела половину принесенного маленькими кусочками и все же села:

– Спасибо. Правда, я не знаю, как вас благодарить.

– И нужно ли, – услышала я за спиной чуть различимый шепот Лосева. Я тут же повернулась, сверля его самым возмущенным взглядом, – сейчас явно не время для подобных комментариев – но парень только нагло ухмыльнулся в сумраке, куда почти не доставал свет фонаря. Остальные же рядом стоящие Ника, Маша, Нежин и Дорога как будто не услышали, или предпочли пропустить это мимо ушей. «От греха подальше» – подумала я и мысленно вздохнула.

– Чем нас больше, тем мы сильнее, – произнес Василий глубокомысленно. – Ты не должна нас благодарить.

Оля кивнула. Стоящий сзади Лосев демонстративно закатил глаза и плюхнулся на свой спальник, отворачиваясь к стене.

– Да, давайте спать, – сказал Нежин, и все последовали его словам, сочтя предложение руководством к действию. Колосовский выключил фонарик, и все затихли.

Мне спать совершенно не хотелось после всего – хотелось просто сидеть или лежать, тело ломило от слабости. Может, это действие радиации? Или химического оружия... кто знает. В организме происходили какие-то изменения, но никто не знал о себе, какие именно.

– Я посижу с тобой, – сказала я Оле, и та благодарно кивнула.

Я устроилась на спальнике рядом, в таком же положении, в каком уснула ранее.

– Как тебя зовут? – тихо, чтобы не мешать остальным, спросила Соловьева.

– Кристина. Лучше просто Крис, – ответила я.

– Что ж, будем знакомы, – Оля протянула здоровую руку, и я осторожно ее пожала:

– Будем.

Я не знала, что сказать. Знает она, что творится на поверхности? Что за химическое оружие изменило атмосферу? Остались ли еще живые люди в городе, и что случилось с метро? Так много вопросов, и не одного ответа. Вряд ли девушка, только что проснувшаяся от непродолжительной комы, может знать больше, чем знаем мы.

– Расскажи, что произошло за то время, пока я была в «Мире» и здесь, – попросила Оля.

– Когда начали бомбить наверху, мы все были в школе, – начала я, подтянув колени к груди и уткнувшись в них носом, – мы не нашли ничего лучше, чем укрыться здесь, в подвале. Тогда мы думали, что это лишь гардеробная, но спустя время мы узнали, что это бункер, который построили еще давным-давно. Поэтому здесь горят лампочки, когда по всему городу нет никакого даже намека на свет.

– Конечно, ядерные удары поражают все электричество, – кивнула девушка, и я удивленно на нее посмотрела так, что она тут же стушевалась, – прости, продолжай.

– Да нет, все нормально, – я помотала головой. – Мы были замурованы здесь, и нам удалось разгрести то, что нас завалило. Мы вышли на поверхность за едой – мародерствовали в магазине через дорогу. Затем мы решили, что нужно выбраться из города, и с этой целью пошли за снаряжением в «Мир». Там-то мы и нашли тебя, перевезли на взятом там же квадроцикле, и... и все, ты проснулась.

Оля молчала. Я уже начала думать, что она уснула, когда она вдруг подала голос:

– Вы еще не были в метро?

– Еще нет. Думаю, оно полностью завалено, и вряд ли мы сможем что-то с этим сделать.

– Понятно, – коротко сказала Соловьева.

Она же наверняка понимает, что большинство людей все равно были на главной площади. Пытаться что-то или кого-то найти в метро сейчас, когда нужно как можно быстрее убраться из города – глупо, как бы больно не было.

– Можно потише? – услышали мы возмущенный шепот Лосева. – Тут чертовски уставшие люди, между прочим, пытаются заснуть.

– Ты и спи, раз ты чертовски устал, – противореча своим же словам, зевнула я.

Парень только фыркнул в ответ.

– Он прав, – вздохнула Оля. – Нужно спать и не мешать остальным.

– Ладно, – согласилась я, сползая по стене в лежачее положение. – Разбуди меня, если что.

Последнее, что я услышала перед тем, как провалиться в глубокий сон без сновидений, было «окей», сказанное Олей.