Глава 6: Завяли помидоры - зацвели гранаты
Выпадали тогда теплые и сочные деньки. Деревья пестрили листвой, словно весенние, клевер застилал весь двор. Пахло травой, бензином и пылью, может быть еще и мочевиной. Подобное состояние бытия улицы было обыденным для некоторого промежутка летнего времени. Это были самые приятные утра, похожие на деревенские или курортные. Легкий подтон запаха мог напоминать типичную прогулку по курортному Сочи или Керкиру. Сладкая ностальгия - вкус наркотика. Тебе самому хотелось вставать рано, чтобы чувствовать этот вкус. Но стоит отметить, что не только это манило, если быть честным, то это ощущение было лишь дополнением к радостному. Так бы ты из-за простой ностальгии никогда в жизни не решился бы лишиться лишних часов сна. Однако Вера творила с тобой чудеса. Когда бы ты ещё встал в 6 утра, чтобы пойти погулять? Д-не под каким видом.
Ни в коем разе.
Ни в какую.
Но вот, просто, бывает же, когда с человеком только начинаешь общаться, не можешь расстаться ни в какую. И ты с Верой точно также. С десяти утра до десяти вечера ходишь то туда-то сюда, когда по району, когда по центру города. Часами не расстаётесь друг с другом. Ты даже не помнишь, что вы делали все это время. Так только если мелочами и местами, какую-то необычную тему разговора запомнил. Что-то про пальмы под снегом «которые не видно нихера».
Гуляя вы постоянно что-то ели, пили (точно не спиртные напитки. Вы же «зожники»). Когда мармеладки, когда шаурму, когда колу, когда непонятную фиолетовую газировку со вкусом соляры (о да, здоровый образ жизни, обожаю. Все обожают. Оооо да, как ты любишь свой организм). Желудок молил о пощаде, а вы только сильнее закидывались всем, что видели. Тебе было так хорошо, как давно не было. С огромнейшей лыбой и мыслями о том, как сильно болят ноги, ты заходил домой, ложился на кровать и теперь начинал переписываться с Верой. После двадцати минут переписки у тебя уже было плюс сорок новых стикерпаков. А еще очень сильно болели глаза от долго чтения сообщений. В это время вы становились такими философами, что «волк не волк, когда на нем волк – Чоко Пай «искусство войны»» было чем-то маленьким и скучным. Кратко обобщая - это был самый настоящий кайф.
И тогда-то, в ту самую пору сладостного общения ты почуял, что что-то не так. Дело даже не в Вере было. На душе вроде бы все было хорошо, в голове лишь приятные мысли. Подушка под головой была очень мягкой. Во рту лишь легкий привкус специй сухариков. Немного побаливали ноги, но это не раздражало. Все в окружении комфортное, но сбоку как-то не так. Нет пушистых ушек, тыкающихся тебе в лицо, нет теплого тельца, прижатого к боку и самое главное, мысли что тебе при отсутствии Пушика будет одиноко.
Губы чуть пересохли и ты облизнул их не менее сухим языком. Упер взгляд куда-то вперед, в экран. Вера написала уже около сотни сообщений, если не тысячи, а ты не различал букв. Нет, безусловно ты отличал «а» от «н» и «у» от «с», но смысла слов не видел. Просто смотрел в экран и думал. Думал о том, одиноко ли тебе, грустно или все же жалко. Причем не понимал кого. Пушика или себя. Кажется, что Пушика жалеть странно из-за того, что он чуток...выдуманный. А себя жалеть - кринж. Всё же немного щемит в груди. Так жалко становиться того человека, которым ты был пару дней назад. От неимения тех, с кем можно поговорить, создал выдуманного фурри-мальчика. Бывало такое, что ты просто ждал момента, когда сможешь оказаться с ним, не мог терпеть нахождения в школе или еще где. Ты представлял, как судорожно обнимаешь мальчика в панике, пока тот говорил милые слова. Он буквально был твоей единственной периллой турника, на которой держался разум. Из-за Пушика тебе хотелось жить дальше или, по крайней мере, не умирать. Он поддерживал тебя, был рядом, когда было очень плохо. Пушик был живым. Выдуманным, но живым. Может это и странно.
Ну и срать.
Кого вообще, кроме тебя это волновать должно?
Остальных выдуманных друзей.
Проморгавшись, ты шустро написал Вере: «родители зовут, позже прочитаю» и убрал телефон подальше.
Мысли были какие-то тяжелые в твоей голове. Словно, ты совершил недопустимое. Или почувствовал то, что не должен.
Можно ли это счастье с Верой назвать предательством? Или, как это правильно назвать, забвение? Ситуация с Пушиком получилась горьковатая, неприятная, как кожура апельсина.
Ты перевернулся на другой бок.
Если бы вы с Пушиком поговорили на этот счет, то как бы это было?
Он бы точно недовольно посмотрел на тебя. Скуксил бы такую милую, но непонятливую морду.
Нехорошо кого-то бросать. Тебе так жаль его. Так грустно когда бросают. Так жаль. И щемит тебе, и щемит.
Нервозный комок застрял в твоем горле. Ты бы сказал ему «прости». Точно бы сказал. Ты бы очень хотел это сказать.
Даже если за то, что счастлив, вины не чувствуешь.