Аритмия

Интересно, о чем это она? Любой ответ на такой вопрос отдаляет меня от цели. Безопаснее будет промолчать.

Он как можно спокойнее посмотрел на нее.

— Ладно, я быстренько, — сказала она и исчезла за дверью.

Похоже, жизнь налаживается. Что теперь? Будем действовать по ситуации. Плохо, что наличных уже почти нет. Ничего! В крайнем случае — залезу в кредитный лимит по карте. А пока у меня есть целый час. Можно чем-то заняться, например, почитать.

Книга!

Он похлопал себя по карманам и заглянул в сумку на плече. Книги нигде не было. Наверное, оставил в кафе на столике. Во всяком случае, там он помнил ее в последний раз. Жаль! А ведь он не прочитал еще и половины.

Если быстрым шагом — за полчаса я успею туда и обратно. Даже еще и в гостиницу загляну.

Он встал и торопливо двинулся в путь, педантично перешагивая через трещинки в асфальте. Его не покидало чувство дежавю от происходящего. Менее чем через десять минут он был уже в кафе рядом со столиком, где он обедал. Стол оказался свободным. Газеты не было, книга же лежала на углу стола на том самом месте, где он ее оставил. Удивительно, что ее никто не унес. Никому в этом абсурдном мире не нужен Камю!

Он убрал книгу в сумку. Потом заглянул в гостиницу и намекнул девушке на стойке регистрации, что может продлить номер еще на сутки. Обратно к салону он уже почти бежал, боясь не успеть в отведенные самому себе полчаса. По дороге несколько раз пришлось остановиться, чтобы отдышаться.

Вернувшись на скамейку перед салоном, он посмотрел вокруг и убедился, что девушки еще нет. Усевшись поудобнее, он открыл книгу и вернулся к чтению:

...Прежде речь шла о том, чтобы выяснить, должна ли жизнь иметь смысл, чтобы быть прожитой. Сейчас же, наоборот, обнаруживается, что она будет прожита тем лучше, чем полнее в ней будет отсутствовать смысл. Пережить и испытать то, что тебе положено судьбой, — значит всецело ее принять. Но, зная, что судьба абсурдна, ее испытаний не пережить, если не сделать всё возможное, чтобы поддержать этот выявленный сознанием абсурд...

Он читает уже довольно давно. Не может быть, чтобы не прошел час.

Даниил захлопнул книгу и отправился в салон. Отыскал женский зал и заглянул внутрь. В зале не наблюдалось никого похожего на новую знакомую.

Он поинтересовался у эффектной девушки-хостесс в полупрозрачной блузке, где та молодая особа — примерно метр семьдесят пять, шатенка, симпатичная, — которая час назад заходила сюда на стрижку.

— ... и потом она вдруг передумала стричься и куда-то быстро убежала...

Он слушал шелест слов словно сквозь сон. Карамба! Его разочарованию не было соответствий в цензурной части русского языка.

Что могло произойти, пока он отходил?

Она же сама ко мне подошла, сама согласилась. Я был вежлив, но вполне прозрачно намекнул, что может быть... Она не возражала. Это какая-то бессмыслица... абсурд...

Расстроенный, он постоял в раздумьях еще немного, потом повернулся и побрел в сторону гостиницы, чтобы сдать номер. Пора отправляться на автобусную остановку и ехать на вокзал. Здесь он не хотел дольше оставаться.

Через полчаса он добрался до привокзальной площади. На короткой стороне прямоугольной площади стоял железнодорожный вокзал. С трех других сторон ее окружали старые здания с магазинчиками и отдельно стоящие торговые павильоны. В центре был разбит небольшой парк с лавочками, газонами и памятником кому-то из вождей революции. Уродливое стеклянное здание городского вокзала советской постройки конца семидесятых непримиримо контрастировало с большинством зданий на площади, построенных в начале прошлого века в стиле модерн. Безмолвная борьба, идущая десятилетия.

Даниил прогулялся по магазинчикам, купил пива и съел буррито с мясом. Не придумав, что еще можно сделать на площади, он направился к зданию вокзала. Пришлось пройти через рамку и досмотр личных вещей. Что поделать — профилактика терроризма.

Внутри железобетонное здание вокзала напоминало залитую искусственным светом каменную пещеру. Одна стена была сплошь выполнена из тонированного стекла в алюминиевых рамах. Поверхности остальных стен были отделаны гранитом, травертином и цветным известняком. Ряды однообразных пластиковых светильников заполонили всю плоскость серого решетчатого потолка. Казалось, в таком неестественном и чуждом человеческой природе месте не может быть людей. А между тем пещера просто кишела ими. Их было тут в разы больше, чем на площади. Они лезли буквально изо всех щелей. Стояли в проходах, сидели на скамейках, спали на полу в обнимку с чемоданами. Этот людской муравейник непрерывно шевелился и пульсировал. То угасал, то снова раскалялся до предела.

Даниил недолюбливал людей. А людей в таких количествах — просто не выносил. Поэтому он не смог находиться внутри и, поднявшись по лестнице, ступил на перрон.

Под открытым небом ему сразу стало лучше. Со стороны перрона путешественников встречал и провожал маленький и уютный царский вокзальчик. Изящная постройка, украшенная пилястрами и фризами. Резные карнизы на каждом этаже, четкие, спокойные пропорции. Эклектика с элементами классицизма. Арка главного входа с нарядной розеткой над ней располагалась между двумя прямоугольными башенками. Фасад приветливо подмигивал пассажирам многочисленными арочными окнами и окошками с сандриками. Стены вокзала были выкрашены в нежно-терракотовый, а рамы окон и декоративные элементы — в молочно-белый.

Если снять со здания вокзала информационные доски и указатели, а над путями убрать электрические провода — я мог бы легко переместиться в прошлое. Из начала двадцать первого века в конец девятнадцатого. Хотя нет — люди тогда тоже были другими. Чище. Наивнее. Добрее.

Небо над вокзалом нахмурилось. В воздухе впервые после душного дня повеяло свежестью.

Будет гроза.

Хорошо бы успеть сесть в поезд до того, как начнется дождь.

Какое-то смутное предчувствие беды ныло, точно больной зуб, и беспокоило изнутри.

Дурацкая поездка. Дурацкий день. Нет, с делом всё хорошо. Переговоры провел. Договор на услуги подписал. Но потом — всё как-то криво пошло. Официантка в кафе. Потом — эта с парикмахерской. Не хватало еще промокнуть напоследок. Если бы не обязательства по новому договору — больше сюда ни ногой!

Подали поезд. Он прибыл на вокзал размеренно и чинно, а остановился рывком. Вагоны от возмущения начали толкаться.

Его вагон находился в хвосте поезда. Пришлось пройтись. Хорошо еще, что я без багажа! Хоть в этом повезло.

По пути до вагона он еще раз вспомнил и перебрал в уме события уходящего дня. Вспомнил Город с узкими улицами. Разбитый асфальт. Пыльные тротуары. Духоту. Толпы людей. Потом глянул на царский вокзал в последний раз и вспомнил жившего сто лет назад поэта:

Как об ножи стальной дорогой
Рвались на камнях сапоги,
И я услышал зык от Бога:
«Забудь, что видел, и беги!»

Иллюстрация - (c) Павел Жуков.

____________

Примечания

...Никому в этом абсурдном мире не нужен Камю! — Альбер Камю (1913-1960), французский прозаик, философ, эссеист, публицист, близкий к экзистенциализму. Сформулировал основные постулаты «философии абсурда» в своей главной работе «Миф о Сизифе». Лауреат Нобелевской премии по литературе 1957 года «за огромный вклад в литературу, высветивший значение человеческой совести».

...Прежде речь шла...сознанием абсурд... — Даниил читает книгу А. Камю «Миф о Сизифе».

...Как об ножи...забудь, что видел, и беги! — Заключительные строки стихотворения Сергея Есенина «Город», написанного в 1915 году.