Часть 12. Целое двести двадцать три. КОНЕЦ.
POV Justin
Как вы считаете? Может ли псих стать нормальным? Можно ли найти себя в мире, в котором для тебя не было места с раннего детства? Можно ли стать нормальным, когда ещё маленьким тебя обвели вокруг пальца и свели с ума? Правда ли, что любовь спасает, даже если она — гиблая? Правда ли, что она также может свести с ума до такой степени, что уже не будет возможности вернуться в прежнее состояние?
Вы все говорите, что сходите с ума от любви, когда на самом-то деле просто наслаждаетесь этим чувством. А кто-то в это время действительно теряет рассудок, прощается с ним, как с другом, который навсегда уходит из этого мира.
Нормально ли это?
Я не уверен.
Не уверен в этом точно так же, как и в том, что я — нормальный.
Но... всё же в данное время во мне нормального больше, нежели безумного. И всё благодаря ей — девушке, которая от меня буквально сошла с ума.
Мы словно обменялись местами. Она как будто... забрала всё моё сумасшествие себе, отдав мне весь свой здравый рассудок, только вот... Рассчитывала ли она, что таким образом сломается? Вряд ли...
Помню, она рассказывала, что просто хотела быть счастливой. И когда были начальные стадии её сумасшествия, то есть, когда она ещё была вполне нормальной, она часто рассказывала, что в детстве ей не хватало любви и заботы, а я ей это подарил. Она говорила, что впервые так счастлива. Говорила, что готова даже умереть от этого прекрасного чувства.
И я просто был счастлив вместе с ней, даже не пытаясь ей как-то помочь. Я же хотел этого, хотел её сумасшествия. А ведь если бы я тогда что-то сделал, если бы не учил её драться и стрелять, если бы она не выстрелила в меня в том грязном подвале, она сейчас была бы нормальной вместе со мной, а не сидела бы в этом здании, полном шизиков, и не плела бы эти чёртовы венки.
— Кристал, привет, — сажусь на скамейку рядом с девушкой, одетой в длинную простую сорочку, и смотрю на неё, тут же накрывая её руку своей ладоней. Холодная.
— О, Итан, ты ведь только что ушёл, снова хочешь поиграть? — мягко улыбается она, но я замечаю в её глазах слёзы.
Мне больно. Так больно черт возьми.
Потому что она проходит сейчас то, что я проходил в детстве, когда меня закрывала мачеха в подвале. Тогда во тьме рядом всегда был мальчик, который представлялся мне Итаном, но это была моя иллюзия — точная копия меня самого. Он унижал меня, бил, но на самом деле это я сам бил себя. Он играл. Итан называл это играми. И я, маленький мальчик, сходил с ума от страха. И вот сейчас Кристал всегда видит его. Она рассказывала мне, что он тоже играет с ней. И когда происходят такие «игры», она сама себя калечит. Врачам часто приходится её привязывать к кровати, чтобы при подобном припадке она не причинила вреда малышу.
Не знаю, каким образом у неё развилось то же, что и у меня, но я даже не хочу об этом думать, потому что это слишком странно. Словно мистика какая-то.
— Кристал, я Джастин, не Итан. Помнишь? — Сжимаю её холодную руку сильнее и чувствую дрожь, разлившуюся внутри.
Я так сильно её люблю...
Я так сильно хочу ей помочь...
— Да, помню, — она скудно улыбается, после чего я замечаю, как по её щекам начинают течь слезы. — Я убила тебя. Убила тогда в подвале. Я... ты простишь меня? — Она вдруг смотрит на меня, рассматривая мои глаза, и тут же отдергивает руку, которую я до этого сжимал. — Ты Итан. У тебя фальшивые и пустые глаза. Ты не он. Ты не Джастин. — Вижу, как она напрягается и начинает трястись. Её взгляд бегает по лужайке, ища среди других больных хотя бы одного из врачей.
Она уже давно знает, что нужно позвать кого-то из главных, когда появляется Итан.
— Нет, Кристал, это я, смотри. — Снимаю линзы и перевожу на неё взгляд. А Ричардсон просто счастливо улыбается и обнимает меня.
— Прости меня, Джастин, пожалуйста! Я не хотела! Я просто... Помню, как мне было страшно. Очень страшно. Прости, — плачет она, продолжая обнимать. И тут я чувствую, как в моё тело впирается огромный живот. Чувствую счастье.
— Кристал, я жив. Ты должна принять тот факт, что ты меня не убивала. Умер Дилан, но не я. Ты спасла меня. Ты отвезла меня в больницу и отдала свою машину, лишь чтобы никто не заявлял в полицию обо мне. Льдинка, ты спасла меня и нашего малыша. — Я улыбнулся и положил свою руку ей на живот. — Я так люблю тебя. Так сильно люблю. Это ты меня прости, что не сумел вовремя спасти тебя, что не сумел остановить это гребаное сумасшествие. Мы должны были любить друг друга и этот мир, а в итоге мы не любим его, а он — нас. Кристалик, я так люблю вас двоих, — шепчу и чувствую, как по щекам бегут слёзы.
Боже, вот сейчас я чувствую, что всё сумею! Я знаю, что смогу ей помочь. Я уверен, что мы справимся! Потому что мы есть друг у друга. Потому мы оба нужны малышу, подрастающему в животике мамы.
Я хочу дать этому ребёнку то, что не имел сам. Хочу быть настоящим отцом всю жизнь, а не в последний момент, как мой папа. И хоть я рос с верой в то, что все слова Беллатрисы по поводу моего отца были правдой, я всё же узнал правду о том, как он на самом деле умер. Я узнал это, когда убивал мачеху. Она рассказала мне всё. И я просто хочу иметь настоящую семью, а не фальшивую, какой она была у меня в детстве.
— Джастин, ты меня любишь? — спрашивает брюнетка, смотря в мои разного цвета глаза, и, отложив сплетенный венок в сторону, гладит мне щеку тыльной стороной ладони. Её, небось, щекочет моя щетина, уверен. Потому что щекотала ранее.
Ну же, Льдинка, засмейся и потрись носом в мою шею, как любила делать по вечерам, когда мы пытались уснуть. Ну же, давай. Прояви то, чего так давно не было — свои чувства ко мне.
Ну же!
И она, словно услышав мою мольбу, прижимается ко мне, носом втыкаясь в шею, и вдыхает аромат, начиная тереться и хихикать.
Это, должно быть, со стороны выглядит нелепо, но на самом деле это невероятно приятно. Я так счастлив.
Моя Кристал возвращается.
* * * Спустя несколько месяцев * * *
Я весь на нервах. Сижу сейчас в огромном коридоре и кусаю губы. Я готов поломать себе все пальцы, ноги, руки, лишь бы не слышать крики моей Льдинки и лишь бы ей не было больно. Боже, я себе места не нахожу!
Пусть всё будет хорошо. Пусть всё будет хорошо. Пусть всё будет хорошо.
Мы столько всего прошли, мы сумели побороть даже сумасшествие, и сейчас всё должно быть хорошо, потому что не может быть по-другому. Чёрт, ведь не может! Так много боли, так много неправильного, столько всего было! Мы должны быть наконец счастливы вместе с ребёночком. Маленькая девочка будет расти счастливой и здоровой с такими же родителями.
Мы ведь так старались.
Поэтому всё не может обрушиться. Не может!
Я сижу и рву на голове волосы, услышав очередной громкий крик своей любимой, после которого тут же слышится плачь ребёнка. Я поднимаю взгляд на дверь операционной, где проходят роды, и просто жду, когда кто-то выйдет. В моих глазах слёзы, а я улыбаюсь.
Вдруг выбегает медсестра, вся впопыхах. И я подбегаю к ней сзади, догоняя:
— Мне можно увидеть мою девочку? А Кристал? Как моя Кристал? Она не очень устала? Хотя чего это я спрашиваю, итак понятно. Бедная моя, — нелепо улыбаюсь и чешу затылок, поспевая за медсестрой, которая довольно-таки быстра. Как вдруг та останавливается, кидая короткий взгляд на дверь, откуда ранее выбежала, а затем посмотрела на меня таким взглядом, от которого мне хотелось скрыться. Сожаление.
И я чуть не потерял сознание.
— Ваша жена умирает, мистер Бибер, ей нужна помощь. — Медсестра сжимает мне немного руку, тем самым пытаясь поддержать, а затем бежит и кричит по дороге имя какого-то доктора.
Я прислоняюсь к стене, трясясь всем телом, и скатываюсь по ней вниз, пытаясь понять, что происходит.
Моя... моя Льдинка умирает?
Нет, не может быть. Она сумеет выкарабкаться! Она сумеет, черт возьми, потому что мы должны вместе растить маленькую крошку. Мы. Должны. Вместе.
Все куда-то бегут. Все суетятся. А я сижу, позабыв как правильно дышать, и лишь мысленно поддерживаю свою девочку.
Мысленно...
Я должен быть с ней. Мы. Должны. Вместе.
Срываюсь с места и бегу в операционную, но меня выталкивают. Я кричу, срывая голос, и, прорываясь вперед, плачу, но не могу войти внутрь. Санитары меня оттягивают, после чего дают выпить успокоительное.
Я трясусь. Не могу. Не могу успокоиться.
— Мне надо к Льдинке. Я должен быть рядом. Я не могу её отпускать, — шептал я, словно в бреду.
И тут я замечаю, как из операционной выходит, снимая перчатки, врач, который и принимал роды у Кристал, и сам поднимаюсь на ноги, которые дрожат от страха.
Я боюсь.
Я почти потерял сознание.
Я теряюсь.
Я исчезаю.
Я умираю.
— Мистер Бибер, — начинает тот, и умолкает, а я напрягаюсь. В ушах заложило. Я просто схожу с ума. Снова. — Хочу поздравить вас с дочерью, а также сообщить вам, что нам удалось спасти вашу жену.
И тут я не смог удержаться.
Падаю на колени, начав улыбаться и плакать.
Она жива. Моя Льдинка жива.
Ведь мы должны вместе. Всегда.
— Можно её увидеть? — перебиваю врача, который продолжал что-то рассказывать, но которого я больше не слушал.
— Она уснула, но, думаю, вы можете зайти на две минуты к жене, а после этого вас отведут к малышке, — говорит тот.
— А когда её успели вынести? Я не заметил.
— Буквально несколько минут назад. Это было как раз, когда вас оттащили санитары от операционной.
Молча поднимаюсь с земли и иду к своей любимой.
Она лежит на койке, вся бледная и мокрая от пота, и я подхожу ближе, хватая её за руку.
— Знаешь, Льдинка, я думал, что сойду с ума, и это так иронично, не правда ли? — улыбаюсь. — Ведь мы всё ещё сумасшедшие с тобой, эта сторона с нами навсегда, но я действительно думал, что сойду с ума полностью. Я не смог бы без тебя. Ты — моё всё. Я так люблю тебя. Ужасно сильно люблю. И не отпущу никогда. — Смотрю на неё, разглядывая её черты и слушая пиканье какого-то прибора.
— Мистер Бибер, пойдём, я отведу вас к дочери. — В дверях стоит та самая медсестра, за которой я гнался. Она улыбается, и я улыбаюсь в ответ, поднимаясь с места, и следую за ней, бросив напоследок взгляд на Кристал.
И вот я уже стою перед огромным стеклом, за которым находится очень много детей. И где-то там, среди них, находится и моя Айда.
Медсестра выносит мне ребёнка в пелёнке и даёт на руки. Я, счастливо улыбаясь, беру её на руки.
Господи, как же я счастлив!
* * * Пять лет спустя * * *
— Джастин, — сидя напротив меня и поедая торт с огурцами, моя беременная жена обращается ко мне, — я ведь всегда хотела просить, но всё время забывала.
— М? Что именно? — смотрю на неё и делаю очередной глоток крепкого кофе.
— Какое число нашей девочки? Я ведь знаю, ты до сих пор это делаешь — подсчитываешь людей. Ведь у тебя это осталось точно так же, как и у меня остался Итан. И я уверена, что ты пересчитывал её не один раз. Какое у неё число? — спрашивает брюнетка, как тут подбегает маленькое темноволосое чудо, смотря то на меня, то на свою маму большими зелеными глазами.
— Мамочка, папочка, я хочу вам кое-что сказать. Теперь Бен будет моим мужем, — проговаривает девочка, как тут же немного поворачивается назад и машет рукой, тем самым подавая знак мальчику, спрятавшемуся в прихожей и наблюдавшему за всем из-за угла. Тот подходит к нашей дочке и берет её за руку, выровнявшись и показывая своё мужество.
Мы с Кристал переглядываемся, улыбаясь, но я тут же возвращаю своё хладнокровие и каменное выражение лица.
— Ну, Айда, если Бен уже взрослый мужчина, который готов взять тебя под свою ответственность, тогда он должен зарабатывать деньги. Бен, помоешь мне машину, а я за проделанную работу заплачу тебе десять долларов. Ты согласен? — Мой голос серьезен.
— Да, мистер Бибер! — уверенно говорит мальчик, и я снова кидаю взгляд на жену, мягко улыбнувшись.
— Ну, тогда идем в гараж. Я дам тебе мочалку и ведро. — Поднимаюсь из-за стола, направившись вслед за детьми, держащимися за руку, и снова смотрю на Кристал, отвечая на ранее заданный ею вопрос: — Целое двести двадцать три, как и у мамы.
______________
Жду комментариев :)