Глава 6. Исчезнувший ветер
Он пропал.
Шли дни и ночи, а я не находила себе места. Не знала, исчез ли он из-за моих слов — может, я перегнула палку? Или с ним действительно что-то случилось?
Я ведь даже не спросила его номер. Как я могла забыть?
Я перерыла все соцсети — искала по-всякому: писала его имя на русском, на английском, на японском, даже вбивала варианты с ошибками. Пусто. Но, если честно, я почти и не надеялась. Мне казалось, что у него не может быть аккаунтов. Он не тот человек, кто живёт в интернете.
В отчаянии я начала искать хоть какую-то зацепку. Забила его имя и фамилию в обычный поиск — и вдруг наткнулась на то, от чего по коже пробежал холод.
Его отец. Имя — Масару Хаяси (林 勝).
Пропал без вести несколько лет назад. Тогда Нори был ещё ребёнком. И что пугает — его всё ещё ищет полиция.
Я пыталась перевести то, что было написано на японском. Там были слова, которые тяжело понять даже на другом языке:
— подозрение в связях с преступной группировкой,
— хранение и торговля запрещёнными веществами,
— исчезновение свидетелей,
— насилие в семье.
О последнем говорили чаще всего. Что он поднимал руку на свою жену.
Про сына — про Нори — нет ни одной строчки. Будто его вообще не существовало.
Они с отцом, кстати, не особо похожи. Но глаза... В этих глазах — тревога, страх, как затянувшееся эхо.
У Нори — те же глаза, но ещё глубже. Будто бездна. Смотришь — и проваливаешься. Не знаешь, выберешься ли обратно.
О матери я нашла чуть больше.
Имя — Мидзуки Хаяси (林 美月), что значит «прекрасная луна».
Про её смерть везде писали по-разному. Где-то — что умерла от тяжёлой болезни. Где-то — что погибла в автокатастрофе. Но чаще всего звучало одно слово: 家庭内暴力 — домашнее насилие.
Писали, что отец избивал только её.
О сыне — ни слова. Ни в официальных отчётах, ни в слухах.
Господи...
Бедный мальчишка. С кем же ты рос, Нори?..
Я снова не сплю. А ведь завтра вставать рано.
Я работаю преподавателем японского и английского языка. Удалённо. Мечтала работать так — из любой точки мира. И теперь живу так. Хотя чувствую, что это не моё. Иногда — будто вообще противоположное моим желаниям. Но я справляюсь.
Когда я учила японский, всё было иначе. Я буквально жила этим. Читала мангу, смотрела аниме, дорамы — не просто ради удовольствия, а чтобы понять. Хотела слышать язык, чувствовать его.
Сейчас я читаю без особых проблем. Даже сложные статьи. Хотя некоторые слова по-прежнему даются тяжело. Это не то чтобы ранит — просто требует усилие, как будто я ещё не доросла.
Поэтому у меня есть мечта — прочитать философскую книгу на японском. До конца. Без помощи. Понять каждую строчку — не умом, а сердцем. Это как вызов самой себе.
У меня всё ещё есть акцент — но всё меньше. Надо просто говорить чаще. Выходить в общество.
Но, кроме Нори, я особенно ни с кем не общалась.
Ночь была слишком тихой.
Я не могла больше лежать. Мысли кружились, как водоворот. Внутри — беспокойство, тревога, ожидание, которое не проходило.
Я вышла на балкон. Не за чем-то — просто дышать. Просто постоять.
Было прохладно, я закуталась в тёплый плед.
Где-то вдалеке проехала машина, глухо, будто из другого мира. Ветер слегка коснулся лица, и вдруг — я почувствовала, что что-то изменилось. Повернулась к улице. И замерла.
Под фонарём, едва различимый в жёлтом свете, стоял кто-то.
Фигура. Тёмная куртка. Знакомая походка.
И взгляд — прямо на меня.
Сердце заколотилось. Не нужно было слов.
Это был он.
— Нори?.. — шепнула я, и голос предательски дрогнул.
Он не ответил. Просто стоял.
Потом, как будто почувствовав, что я иду к двери, развернулся и исчез в переулке.
Я побежала, в тапках, в пижаме, с сердцем, что стучало в горле.
На улице — только ветер. Только ночь.
Я осталась одна. Но чувствовала — он был рядом.
Он смотрел на меня.
Следующие два дня прошли в полубессознательном состоянии. Я ела потому что надо. Работала — механически.
Но всё внутри говорило об одном: он вернулся.
Но почему ушёл снова?
Может, не готов?
Может, пришёл попрощаться?
Или... просто не знал, что сказать?
Я снова выходила на балкон в те же часы.
Сидела там, закутавшись, с чашкой чая, который быстро остывал.
Смотрела вниз, ловила каждый звук.
Но он не приходил.
На третий день я нашла конверт.
Он лежал прямо под дверью.
Без имени. Без марки.
Просто белый, сложенный аккуратно.
Я знала. Это — от него.
Я дрожала, когда разворачивала бумагу.
Ровный, немного сжатый почерк.
Я не умею объяснять.
Но я ушёл не из-за тебя.
Я ушёл, потому что испугался, что останусь.
А останусь — и рано или поздно всё разрушу.
Я вырос в месте, где тишина — это предчувствие боли.
Я боюсь, что однажды ты посмотришь на меня — и пожалеешь.
Но ты дала мне свет. И я хочу вернуться.
Если ты всё ещё ждёшь — я вернусь.
Подписи не было.
Но я прижала бумагу к груди.
И поняла — да. Я всё ещё жду.
Я села на пол, прямо у двери, закрыла глаза.
И прошептала:
— Вернись. Пожалуйста. Я не боюсь.
В этот вечер я снова вышла на балкон. На небе светила луна, почти круглая.
Ветер был уже мягче, тёплый. Почти летний.
И вдруг... шаги.
Сначала тихо.
Потом ближе.
Я посмотрела вниз.
Он стоял там.
Смотрел вверх.
На меня.
И в этот раз — не ушёл.
Я побежала к двери.
風が去っても、心が覚えている。
Kaze ga satte mo, kokoro ga oboete iru
Даже если ветер уходит, сердце помнит.