Глава 1. Пробуждение
Утро.
Я проснулась. Когда-то это было почти пыткой — ведь проснуться значит снова вступить в бой. Очнуться в реальности, противоположной твоим снам — всё равно что вынырнуть из воды в бурю, захлебнуться воздухом, который не приносит облегчения. Раньше я ненавидела это чувство.
Но теперь... теперь всё иначе.
На меня никто не кричит. Никто не требует быть удобной. Не велит идти туда, где моё тело сжимается от страха и неприязни. Место, где я была раньше — чужая земля, где даже лица были как тени. Где ты отдаёшь душу, а в ответ — пустота. Или, хуже того, холод.
Я училась там. Жила. Или, правильнее, — выживала. Даже люди, к которым я тянулась, обходили стороной, когда мне нужна была помощь. Они отворачивались, как будто страх заразиться моим одиночеством был сильнее жалости.
Так я поняла: люди — страшные существа. И доверять всем — всё равно что идти босиком по битому стеклу.
А я? Я — добрая. Но больше не хочу, чтобы доброта меня убивала.
Хотя она почти это сделала.
Быть здесь, проснуться — уже подвиг. Да, я тот человек, который однажды стоял на грани, заглядывал туда, где всё заканчивается. Я не горжусь этим. Но я горжусь тем, что выбралась. Что выжила. Что ушла. От людей, которые разрушали меня. От тех, кто подарил мне жизнь — и пытался отнять её. От города, где даже небо было будто с прицелом.
Я отчислилась. Собрала всё, что у меня было, и сбежала.
Теперь я здесь. В Японии.
Иногда открываю окно и вижу ветви сакуры — и не верю, что это не сон. Что я не только дышу, но и живу. Что я нашла в себе смелость сказать «нет» всему, что калечило.
Я выучила японский. Это был долгий путь — с мотивацией, слезами, с тем самым упрямством, когда ты не знаешь, зачем живёшь, но хочешь уметь говорить на языке страны, где когда-нибудь, быть может, станешь собой.
Я люблю этот язык. Он — ритм, воздух, тишина между словами. Здесь, в Хакодате, люди не говорят много — они кивают, смотрят, иногда молчат. Я живу среди молчания, и в нём, как ни странно, мне спокойно.
Друзей у меня нет. Но одиночество здесь — другое. Не колючее, не ядовитое. Оно не угрожает, а просто... есть.
Я ем палочками — но вилку не забыла. Учусь быть новой собой. Будто младенец, который впервые учится ходить по новому полу жизни.
Я влюбилась в пустые места. В те, где раньше кипела жизнь, а теперь — мёртвая тишина. Заброшенные дома, станции без людей, коридоры без света. В них больше честности, чем в тысячах фальшивых улыбок.
Именно туда я шла этим утром.
Сегодня — новое место. Здание, полуразваленное, с выбитыми окнами и ржавым каркасом. Кто-то говорит, здесь раньше была начальная школа. Кто-то — лечебница. Сейчас — это просто рама прошлого. Туда забредают художники, маргиналы, мечтатели. Те, кто не нашёл места в настоящем.
Я шла туда — в поисках вдохновения. Главное — ручка и тетрадь в рюкзаке. Всё остальное — вторично.
Было холодно, несмотря на весну. Ветер трепал волосы, уносил мысли. Но место притягивало. Оно было как будто живое. Не страшное — скорее шепчущее. Молчащее о чём-то важном.
Я прошлась по первому этажу — пусто. Только плесень на стенах, старая плитка, и тишина, будто замершая навсегда.
— Здесь никто не живёт, — прошептала я себе. И всё равно сжала в руке баллончик — баллончик с краской. На всякий случай. Мало ли кто может прятаться в тенях?
Знаете, самое страшное — это обнаружить в таких местах кого-то. Не тени, не мышей, не ветер, — а именно человека. Потому что ты никогда не знаешь, что у него в голове. В России — это могут быть сатанисты, бездомные или блогеры, гоняющиеся за призраками ради просмотров. А в Японии? Кто здесь? Самураи прошлого? Потерянные души? Якудза с сигаретами и ножами в карманах?
Я бы хотела знать. Но не знала. От этого — ещё интереснее. И немного страшнее.
Я прошлась ещё раз — вроде никого. Можно начинать.
Я достала тетрадь, ручку, села на холодный кусок бетонной плиты у окна. В голове уже крутились строки:
«Как же прекрасна сакура сегодня. Дует ветер, лепестки... Но смотришь в глаза — мне только ты. Они манят, притягивают, шепчут: подойди. И в шелесте листвы звучит поцелуй...»
— А? — вздрогнула я.
Что это было?
Звук донёсся из глубины коридора — не громкий, но чужой. Как будто кто-то нечаянно задел стену или уронил что-то лёгкое — жестяное, может, ключи. Или зажигалку.
Я ведь всё осмотрела. Вроде. Но тишина в таких местах обманчива.
Баллончик снова в лапки и вперёд. Иду тихо, стараюсь не шуметь. Но как назло — если здание заброшенное, то и под ногами наброшено. Спасибо доброму человеку за банку газировки — я наступила прямо на неё, и она катится, громко звеня.
Сердце забилось быстрее.
Я замерла. И — увидела
В проёме напротив стоял он.
Сигарета в пальцах. Чёрный свитер. Бледная кожа. Тёмные растрёпанные волосы. Блеск серьги в ухе — будто капля света в этом заплесневелом мраке.
Он не двигался. Смотрел прямо на меня. Глаза — опасные. Красивые. Глубокие, как дно колодца. Настолько увязла, что только что написанные строчки хотелось повторить.
И именно в этот момент, когда тишина была звенящей, а баллончик сжался в руке — я поняла, что он тот от кого не убежишь, даже если сильно захочешь.
続ければ、道は見える。
Tsudzukereba, michi wa mieru.
Если продолжишь идти — путь откроется.