1. Почему ты не уходишь?
Тяжелая дверь лофта с грохотом закрылась, напоминая о гробовой тишине, в которую Стекловой приходится возвращаться изо дня в день.
В воздухе отчетливо витало чувство одиночества, тоски и ужаса перед будущим, и его не мешало бы разбавить чем-нибудь крепким из знакомой фляжки, но даже это сейчас стало ей недоступно.
Есения прижалась спиной к двери, боясь сделать шаг вперед и нарушить эту чертову тишину, которая давила на сознание, но казалась самым безопасным состоянием на данный момент.
Надоедливая мелодия звонка на мобильном сделала все за нее — на дисплее отразилось «Саша». Разговаривать сейчас очень не хотелось, но подготовленные в уме вопросы уже несколько дней не давали девушке покоя.
— Привет, — её голос оказался хриплым и каким-то чужим.
— Честно говоря, не ожидал, что ты ответишь, — радостно произнес Саша.
— Сама не ожидала.
Секундная пауза — Саша как всегда искал подходящие слова, продолжая быть слишком тактичным и правильным:
— Как ты? Извини, что раньше не позвонил. Думал, тебе будет не до разговоров. Встретил отца твоего, он сказал, что был у тебя неделю назад...
— Нормально, спасибо, — оборвала Есения нескончаемый поток слов однокурсника, не желая соблюдать эти никому не нужные правила хорошего тона, — ты что-то хотел?
— Да. То есть... Есень, ты же знаешь, я всегда...буду рад помочь.
— Помочь с чем? — раздраженно спросила девушка, издав нарочито громкий вдох.
— У тебя сейчас не самый простой период в жизни. Для таких случаев...ну, знаешь, есть друзья.
— Сними с себя этот груз ответственности, Саш, и спокойно езжай в Питер. Я сама как-нибудь справлюсь.
Внезапно возникший Меглин усмехнулся и развалился на стуле, закинув ноги на стол. При взгляде на него самообладание девушки стало таять на глазах: дыхание участилось, в памяти всплыли события сегодняшнего дня, и разговор с Сашей захотелось мгновенно прервать. Но вопросы-то остались. Пожалуй, пора сменить гнев на милость.
— Когда уезжаешь? — Есения не отводила взгляда от Меглина, но с места сдвинуться так и не решилась.
— Завтра утром. До сих про не понимаю, верно ли поступаю.
— Все правильно. Начнешь новую жизнь, женишься, построишь карьеру в прокуратуре. Разве не мечта?
Стеклова понимала, что этой фразой окончательно разрушила надежды однокурсника на взаимность и сотрудничество в будущем. Удивительно, насколько терпеливым оказался этот парень.
Меглин тем временем взял со стола один из кактусов и, задумчиво покрутив его в руках, дотронулся указательным пальцем до иголок. Есения сделала несколько осторожных шагов в его сторону и встала напротив, не спуская с него хмурого взгляда.
— Наверное так, — Саша откровенно тянул, не заканчивая беседу, — ты еще тут?
Стеклова крепко зажмурилась, затем резко открыла глаза — стул оказался пуст, а кактус стоял на своем законном месте.
— Слушай, я тут подумала, — выдохнула Есения, сев прямо на стол, — тебя никогда не удивляло поведение Осмысловского? Что, если он не тот, за кого себя выдает? Его пламенные речи на выпускном о том, что он будет как Меглин, да и Анюле он никогда не нравился.
Саша рассмеялся:
— Женя, конечно, часто ведет себя как придурок, но за годы учебы я к этому успел привыкнуть. Да и ты вроде как с ним всегда... находила общий язык. Он — типичный мажор, прожигатель жизни, и нет, меня это никогда не удивляло.
— Наверное, ты прав, — Стеклова распустила волосы, достав неизменный черный карандаш, который давно следовало наточить.
— К чему такие вопросы? Подозреваешь его в чем-то? Я думал, дело «ты меня не поймаешь» уже закрыто, ты же сама сказала, что...
— Закрыто. Я просто рассуждаю. Да и к Анюле съездить собиралась, вот и вспомнилось, — главное, чтобы ее доводы сейчас звучали убедительно, иначе Саша точно отложит поездку в Питер.
— Ясно. Знаешь, каким бы Женя пустым не казался, я считаю, что это притворство. Его маску только ты и способна была снять.
— Я? — усмехнулась Стеклова.
— А разве нет?
— Пока, Саш. Хорошей тебе дороги. Будешь в Москве — звони.
Отклонив вызов, Есения бросила мобильный на стол и перевела задумчивый взгляд в окно.
— Маска. Вот об этом я и говорю.
К сожалению, рядом никого не оказалось, чтобы продолжить разговор или хотя бы выслушать ее догадки.
— Ну же, поговори со мной! — крикнула в пустоту Стеклова, — ты же сам заставил меня взять пистолет, хотя учил другому! «Я против пистолета. Он тебе не союзник, а враг. Ты о нем заботишься, а не он о тебе», — скривилась девушка, повторяя слово в слово фразу Меглина.
— Первый урок. Вспоминай.
Есения резко обернулась на голос: мужчина, в привычной для него позе, лежал на кровати и внимательно ее разглядывал. Хмурился, как и всегда, когда ждал от нее правильных рассуждений.
— Всегда ожидай нападения, — выдохнула Стеклова и направилась к кровати.
— То-то же.
— Тебя же здесь нет, верно? Ты всего лишь плод моего воображения, — шепотом проговорила Есения, замерев у кровати, — я просто разговариваю сама с собой. И идея с пистолетом тоже принадлежала мне.
Меглин не ответил, молча протянув ей руку. Девушка медлила, но все же аккуратно прикоснулась к грубым мужским пальцам, все также ощущая тепло его кожи.
— Почему ты не уходишь? — выдохнула она, одернув руку от вполне реального прикосновения.
— Потому что ты сама этого не хочешь.
— Но нужно жить дальше, правда?
Стеклова медленно опустилась на кровать, и, повернувшись к мужчине, внимательно вгляделась в его лицо, будто видела впервые. Пыталась понять, насколько реальным он сейчас ей казался.
— Может, я действительно схожу с ума? И подозревать Женю также глупо, как думать, что я реально с тобой разговариваю? Глупо, как верить в то, что весь этот месяц ты жил здесь, и похорон не было. Ничего не было.
Меглин повернул голову и поймал ее настороженный взгляд, но так и не ответил.
— Почему ты молчишь?
— Сама же сказала: ты сходишь с ума. Хочешь проверить? Съезди к Бергичу. Если появится желание сбежать уже на следующий день, значит, все в порядке.
— Не могу. К Бергичу. Мне нельзя...ничего принимать.
— Я оказался прав?
— Это я оказалась права. Ты лишь мой внутренний голос.
Отведя взгляд, мужчина громко выдохнул.
— Какой срок?
— Десять недель.
— Два с половиной месяца. Твой день рождения?
Есения на мгновение прикрыла глаза в молчаливом «да».
— Что делать будешь?
— Не знаю, — девушка перевернулась на спину, — у меня есть всего две недели, чтобы принять решение. И мне страшно.
Теплая мужская ладонь накрыла руку Есении, и в очередной раз это оказалось слишком ощутимым прикосновением, чтобы принять его за галлюцинацию. Прикрыв покрасневшие от слез глаза, Стеклова судорожно выдохнула. И уже через мгновение тепло, которое разливалось по коже, куда-то испарилось. На кровати она по-прежнему лежала одна.
***
— Есения, — Вадим Михайлович не скрывал своего удивления, отодвинув бумаги в сторону, — неожиданно.
— Разве отец еще не забронировал мне отдельную палату? — едко спросила Стеклова, опустившись в кресло напротив Бергича.
— А в этом есть необходимость? — мужчина сцепил руки в замок и слегка подался вперед, внимательно всматриваясь в лицо Стекловой.
— Надеюсь, что нет.
— Зачем приехала?
Есения закусила губу, отведя взгляд в сторону. Она не была готова так быстро переходить к цели своего визита.
— Хорошо, — сразу понял врач, — как обстоят дела с галлюцинациями?
— Откуда вы знаете? — изумилась девушка.
— Сорока на хвосте принесла. Так это правда?
— Не совсем. Уже дня три, как не правда, — Стеклова все-таки не сдержалась, — отец вам звонил?
— Почему прекратились?
— Не знаю, — пожала плечами девушка, — у вас спросить хотела.
— Принимаешь что-то? — пытливый взгляд Бергича поверх очков вводил в смятение.
— Нет.
— Алкоголь?
Есения отрицательно мотнула головой.
Врач шумно выдохнул и откинулся на спинку стула:
— Травматичные события могут оказать довольно сильный эффект на психику. Но последствия таких событий нельзя оставлять без контроля. Любые отклонения...
— Я отпустила его. Попросила больше не появляться, и он исчез.
Бергич как-то странно нахмурился, задумчиво потерев подбородок.
— Это не гарантия того, что галлюцинации прекратятся. Я выпишу тебе...
— Нет! — Стеклова сама не ожидала, что выкрикнет это так громко.
Врач поднял на Есению полные удивления глаза.
— Послушай, — начал он аккуратно, — смерть близкого человека — это не шутки. К тому же, зная твою предрасположенность, это может стать пусковым механизмом для начала болезни.
— Какую еще предрасположенность? — голос Есении прозвучал холодно и отстранено, — или вы сейчас про мою мать говорите?
— Я совершил ошибку, согласившись на махинации твоего отца. Возможно, ничего бы не случилось, останься она под моим присмотром.
— Именно об этом я и приехала поговорить, — выдохнула Стеклова.
Затем, медленно встав, она подошла к окну и повернулась к Бергичу спиной:
— Какова вероятность передачи заболевания ребенку?
— Я не могу дать тебе никаких гарантий, Есения. Остается лишь наблюдать за твоим состоянием, но сейчас я не считаю, что наступил критичный момент.
— А если оба родителя...предрасположены?
Бергич повернулся и озадаченно посмотрел на девушку:
— Насколько я знаю, твой отец абсолютно здоров. Шизофрения — это ведь не ОРВИ, воздушно-капельным ей не заразишься. Есть генетика, и есть доля вероятности. Но, как правило, для того, чтобы болезнь начала себя проявлять, нужен пусковой механизм, в виде травмирующих психику событий. Сама знаешь, как это началось у пациентки Берестовой.
— А у Меглина? — Стеклова посмотрела на врача, с трудом произнеся эту фамилию вслух.
— Родителей Родиона убили. Этого достаточно, чтобы у ребенка, с его неустойчивой психикой, начала прогрессировать болезнь.
— И все же, если оба родители больны. Какова вероятность? В процентах.
Бергич несколько секунд рассматривал девушку, пытаясь понять, куда она клонит:
— Примерно 50 процентов.
Есения судорожно выдохнула, прижавшись лбом к холодному стеклу.
— Почему ты спрашиваешь?
— Я беременна, — она впервые произнесла это вслух, однако веры в собственные слова данный факт не прибавил. Ни тест с двумя полосками, ни заключение гинеколога не могли заставить Есению поверить в то, что это действительно произошло.
Бергич как-то странно вздохнул, затем потянулся за сигаретой и зажигалкой.
— У меня осталось слишком мало времени, чтобы принять решение. И вы должны мне в этом помочь.
— Почему так?
— После двенадцати недель я не смогу сделать аборт.
— А ты разве собиралась его делать? — выдохнул сигаретный дым Вадим Михайлович и внимательно посмотрел на Стеклову, — я тебе в таких делах не советчик.
— Понимаю. Но все же. Я должна знать риски, — девушка вернулась в кресло.
— Есения, ты категорично отказалась от приема препаратов, даже не дослушав меня до конца. Разве это не значит, что решение ты давно уже приняла?