Ленка
Осень.
Крыльцо детского дома «Солнышко» скрипело под ветром, словно жалуясь на свою участь. Ленку привезли сюда ночью, завернутую в плед, который пах табачным дымом, солёными слезами и металлической кровью. Женщина из социальной службы, с лицом, как засохший пластилин, толкнула её в спину:
- Теперь живёшь здесь, так что не стой столбом.
Босые ноги ступили на холодный кафель. Она находилась на глазах женщин, которых в будущем назвала адскими псами, ведь те никогда не делали того, чего должны были делать. Воспитание, человечность, сострадание - всё это отсутствовало. У них были пустые глаза. Как и сердца.
Первое, что Ленка запомнила, - запах. Смесь хлорки, подгоревшей каши и мокрой штукатурки. Он въелся в кожу, как клеймо. Теперь она одна, хоть и находилась среди таких же брошенных и никому не нужных детей.
В спальне, где двадцать железных кроватей стояли впритык, как гробы, её встретили смешки. Девочка лет десяти, Сашка, с обкусанными до крови ногтями, пнула матрас с торчащей пружиной:
- Твоя кровать. До тебя тут Чумазая спала. Теперь ты.
«Чумазая» оказалась не прозвищем, а диагнозом. Наутро Ленку облили ледяной водой из ведра, пока она чистила картошку в подсобке.
- Чтобы не чесалась! - орал Витька, мальчишка с лицом, как у голодного хорька. Его голос звенел, как ржавые ножницы, которыми подстригали длинные ногти по субботам.
Она прижалась спиной к стене, чувствуя, как вода стекает за воротник, превращая рубашку в ледяной панцирь. Смех ребят гулял по коридору, отражаясь от стен, как в кривом зеркале.
Зима.
Оказывается существовали и другие звуки. Тихий скрип двери библиотеки, куда Ленка пробиралась по ночам. Полки, прогнувшиеся под тяжестью книг с ободранными корешками, пахли пылью и забытыми историями. Иван Петрович, старенький библиотекарь, ловил её за чтением «Тысячи и одной ночи»:
- Так ты у нас любишь Джиннов? - кашлял он, поправляя очки с заклеенной скотчем дужкой.
- Это не золотые рыбки, девочка. Желания - они как огонь. Сначала греют, потом сжигают.
Однажды он дал ей карандаш и листок:
- Рисуй. Может, джинн твой придет.
Девчонка изобразила женщину с лампой вместо сердца. Иван Петрович долго смотрел на рисунок, потом вздохнул:
- Осторожней, Леночка. Иногда то, что мы вызываем, не спешит уходить.
Весна.
Светка появилась в дождь. Ленка пряталась под крыльцом от «охоты» - так дети называли травлю в стенах детского круга ада. Её куртка промокла насквозь, а кудри слиплись от грязи. Девочка с шрамом на щеке, похожим на молнию, присела рядом, доставая из кармана мятую конфету:
- Держи. От них, - кивнула на окна столовой, где Витька с компанией рылся в чужих шкафчиках.
Светка говорила, будто слова были осколками стекла - резали, но светились. Её мать умерла от «того, что болит внутри», отец запил.
- Я сожгла его занавески. Спичками. - Она сжала кулак, и шрам дёрнулся.
- Он меня и сюда отправил.
Они стали воровать сахар. Растворяли куски в теплой воде из-под крана и пили, притворяясь, что это шампанское.
- Я улечу, - Светка рисовала в воздухе самолеты.
- Куплю билет до... до Африки! Буду жить с львами.
- А я найду маму, - Ленка смотрела на луну за решеткой. - Она, наверное, потерялась.
Светка замолчала, потом ткнула пальцем в её грудь:
- А если не потерялась? А что если она просто мерзкая сволочь?
Ленка не ответила.
Лето.
Они сбежали в июне, когда над детдомом висела духота. Светка стащила из кухни два яблока и карту, нарисованную на обрывке газеты.
- До вокзала полчаса. Поезд на Москву в 16:00.
Они шли через пустырь, где ржавые трубы торчали из земли, как кости великана. Светка пела похабные частушки, а Ленка смеялась, хотя в горле стоял ком. На вокзале Светка жевала нижнюю губу, глядя на табло:
- Садимся на любой поезд. Хоть в ад.
Но женщина в меховой шапке, пахнущей дешевым парфюмом, вцепилась в Светкину руку:
-Ты Светлана Громова? Я из органов опеки. Твоя новая семья ждёт.
Светка вырвалась, но женщина схватила её за плечо:
- Домой, мразь!
Ленка осталась стоять на перроне. Поезд тронулся, и в кармане она нашла записку:
«Прости. Ты сильнее. Не смей сдаваться. - С.»
Осень.
После побега Елену поставили в угол столовой на сутки. Ноги гудели, а в животе скручивалось от голода. Витька подходил, тыкал пальцем прямо в нос с аристократической горбинкой.
- Барашек, где твоя овечка? Она что сдохла?
Ленка молчала, глядя на трещину в стене, похожую на карту неизвестной страны.
Ночью Иван Петрович подсунул ей кусок хлеба с вареньем:
- Не гнись. Жизнь - качели. Сегодня внизу, завтра наверху.
- А если качели сломаются? - спросила Ленка, кроша хлеб.
- Тогда полетишь вниз, - он усмехнулся. - Но падать всё равно мягче, чем не качаться вовсе.
Она спросила, откуда он знает. Он показал фотографию: молодой человек в военной форме.
- Мой сын. Погиб в Чечне. Говорил, что война - это ад. А я думал, он слабак.
Зима.
В спальне гулял ветер. Девочки спали вдвоем на одной кровати, согреваясь дыханием. Однажды Сашка, вся в соплях и слезах, приползла к Ленке:
- Они... они сказали, мама за мной не придет...
Ленка молча обняла её. Утром Сашка снова толкнула её в спину, но слабее обычного.
Через неделю девчушка нашла под подушкой кусок мыла - подарок от Сашки.
- Чтобы не чесалась, - пробурчала та, избегая глаз.
Весна.
В день тринадцатилетия Ленка нашла в шкафчике книгу - «Алиса в Стране Чудес» с запиской: «Лети, пока не разбилась». Иван Петрович умер за неделю до этого. Медсестра сказала: «Сердце». Но дети шептались, что он ушел, потому что «надоело смотреть на это».
На последней странице «Алисы» Ленка увидела свой рисунок - женщину с лампой. Кто-то дописал красными чернилами: «Осторожней с желаниями».
Конец весны.
Когда документы оформили и Светку окончательно забрали в новую семью, Ленка три дня просидела в библиотеке. Она разговаривала с тенями:
- Вы все врёте. Сильных не бросают.
Но тени молчали.
В ту ночь она украла лампу из кабинета директора - бронзовую, с трещиной. Прижала к груди и прошептала:
- Если ты есть... сделай так, чтобы меня боялись.
Лампа молчала. Но через неделю Витька, споткнувшись на лестнице, сломал руку. Дети зашептали: «Это она. Барашек наслала».
Ленка не поправила их. Теперь по ночам она зажигала лампу у окна, всматриваясь в трещину на её боку. Иногда ей казалось, что в глубине металла шевелится тень.
- Ты там? - спрашивала она, но ответом был только скрип кровати Сашки, ворочавшейся во сне.
Однажды лампа дрогнула, и Ленка поклялась, что видела в трещине глаз - синий, как северное сияние...