И снова тьма
Больничная палата была наполнена тишиной. Кетрин, уставшая, измотанная, лежала на кровати, глаза устремлены в потолок. Её дыхание было ровным, но внутри — всё ещё бушевал шторм.
Рядом с кроватью сидел Дилан, уставившись в телефон, но не читая ни строчки. Он просто был рядом.
Её отец и мать ушли в кафетерий, чтобы принести кофе.
Вдруг дверь палаты со скрипом открылась.
— Ты... — голос был хриплым и низким.
Дилан поднял взгляд.
На пороге стоял Джейсон.
Лицо перекошено яростью. Под глазами круги. Губы сжаты в линию.
— Как ты мог сюда войти? — Дилан встал, сжав кулаки.
— Ты не понял, — прорычал Джейсон, отодвигая его. — Я пришёл не к тебе.
Он прошёл к кровати.
Посмотрел на Кетрин с болью. А потом — с ненавистью.
— Ты убила нашего ребёнка, Кетрин, — прошипел он. — Ты утаила от меня всё. Ты... МОНСТР.
Кетрин не двигалась. Ни слова. Только слеза скатилась по щеке.
— Скажи хоть что-то!
Но она не сказала.
Она просто не сопротивлялась, когда его руки обвили её горло.
— ХВАТИТ! — заорал Дилан, бросаясь вперёд.
Секунды — и в палате вспыхнула паника.
Аппараты запищали. Кетрин перестала дышать.
Пульс — исчез.
Дилан ударил Джейсона в лицо, один раз. Второй. Третий.
С дикой силой, с яростью накопленной за годы.
— ТЫ УБИЛ ЕЁ!!! — орал он, пока Джон Миллер не вбежал и не оттащил его от окровавленного Джейсона.
— ВРАЧА! СЮДА!!! — закричала медсестра, вбежавшая в палату.
Пока врачи боролись за жизнь Кетрин, семья стояла в коридоре.
Дилан — с окровавленными руками, опустив голову.
Дженни рыдала, сжимая руку Джона.
Минуты длились как вечность.
И вот — врач вышел. Все вскочили.
— Она... она вернулась. Но едва. Мы почти потеряли её. Это чудо, что сердце снова заработало. Теперь ей нужен полный покой.
Врач посмотрел на Джейсона, которого уже увели под конвоем.
— И держите его подальше от неё. Иначе в следующий раз она не выживет.
Дилан медленно подошёл к стеклянному окну палаты.
Она лежала в той же позе. Тихая. Хрупкая.
Но живая.
Он закрыл глаза.
— Пожалуйста, больше не умирай.
Прошло два дня после нападения Джейсона.
Всё казалось спокойным — но лишь на поверхности.
Кетрин не говорила. Не ела. Лежала неподвижно, словно не в силах снова быть частью этого мира.
Семья была рядом. Дилан не уходил из больницы. Джон и Дженни сменяли друг друга у её кровати.
И вот настал день, когда Кетрин впервые открыла глаза.
— Кэт... — прошептала Дженни, — солнышко, ты слышишь меня?
Кетрин молчала. Губы дрожали. Глаза — безжизненные.
Врач вошёл в палату.
— Нам нужно поговорить, — сказал он мягко. — С семьёй. И с тобой, Кетрин.
Они сели вокруг.
Врач тяжело вздохнул:
— У нас есть подтверждение. Ты была беременна. Около двадцатой недели. И... эмбрион погиб из-за сильного стресса и потери крови.
Он замолчал.
Кетрин, будто только сейчас осознала всё. Глаза расширились. Она резко села, оттолкнула одеяло.
— Он умер... Я убила его...
— Нет! — Дилан подскочил, — это не твоя вина!
Но она уже кричала.
— Я УБИЛА ЕГО!!!
Она схватила стоявший на тумбочке поднос и швырнула в стену. Медсестра закричала.
Дилан попытался к ней подойти, но она взвизгнула:
— НЕ ПОДХОДИ! ВСЕ УЙДИТЕ! ВСЕЕЕ!!!
— Кетрин, успокойся! — закричала мать, — ты не одна, ты дома!
— НЕТ! — её голос сорвался, и она бросилась к окну.
Они не успели.
Дилан кинулся вперёд, за ним Джон и Дженни.
Но...
Поздно.
Окно распахнулось, и Кетрин — в тонкой больничной рубашке — шагнула в пустоту.
— НЕТ!!! — пронеслось сразу в нескольких голосах.
Звук удара.
Крик.
Миг — и двор больницы окутал холод ужаса.
Медики сработали мгновенно.
Кетрин забрали на каталке, без сознания, покрытую кровью.
Семья бежала за ней, крича, плача, в отчаянии.
Через несколько часов...
Врач вышел. Лицо уставшее.
— Она жива. Но травмы серьёзные. Перелом позвоночника. Позвоночный шок.
Он замолчал на секунду.
— Вероятнее всего... она больше никогда не сможет ходить.
Мир замер.
Дилан медленно сел на скамейку, положив голову в руки.
Дженни упала в объятия Джона, всхлипывая.
Даже Элизабет — спряталась за угол, уткнувшись в стены больницы.
Они не могли поверить.
Это падение изменило всё.
Прошло четыре дня.
Кетрин не разговаривала. Она даже не смотрела в глаза врачам или семье.
Лежала с бледным лицом, с капельницей в руке, уставившись в белый потолок, словно не существовала.
Врачи только подтвердили:
— Повреждение спинного мозга.
— Реабилитация возможна, но шанс на полное восстановление — ничтожный.
Первые, кто зашли в палату, были Джон и Дженни.
— Привет, малышка... — прошептал отец, присаживаясь у кровати.
Она не ответила. Ни единой эмоции. Только ресницы чуть дрогнули.
Мать смотрела молча. Ужас, вина, страх — всё перемешалось на её лице.
— Мы... мы здесь, — сказала она глухо. — Мы всё сделаем, слышишь?
Но Кетрин отвернулась к окну. Слёзы не лились. Они будто закончились.
В палату вошёл Дилан.
Он держал в руках маленький букет подсолнухов — её любимые.
Он молча положил их на прикроватную тумбочку и сел рядом.
— Если хочешь — можешь молчать. Я всё равно останусь, — сказал он спокойно.
Каждый день он приходил. Читал ей книги. Иногда просто молча сидел, касаясь её ладони, если она позволяла.
На шестой день пришёл психотерапевт.
Он представился:
— Доктор Лукас Харт.
Сел напротив.
— Я не жду, что ты начнёшь говорить. Но я должен быть здесь. Потому что ты живёшь, Кетрин.
Она снова отвернулась. Но дыхание участилось.
— Тебя сломали. Предали. Бросили. И ты устала. Я это понимаю. Но ты не одна.
В этот момент она вдруг заговорила — хрипло, еле слышно:
— Мне больно... внутри. И я... ненавижу себя.
Семья замерла.
— Ты не виновата, доченька, — всхлипнула мать.
— Знаешь, — добавил Дилан, — ты до сих пор борешься. Даже если не хочешь. Даже если ненавидишь это.
Она посмотрела на него. Первое настоящее движение за дни.
— А если я больше никогда не встану? — прошептала она.
— Тогда мы будем учиться жить заново. Вместе. — ответил он, не мигая.
И в этот момент — впервые за всё время — Кетрин заплакала.
Тихо, беззвучно.
И никто не ушёл из палаты до самого вечера.