Витраж

«Ну где же ты... Вернись...»

Слова медленно плыли в пустоте, отражаясь эхом от невидимых стен.

«Я так долго тебя ждала...»

Что-то произошло. Но что? Мысли путались, будто детальки из разных конструкторов, раскиданные по полу.

Нужно вспомнить.

Просто необходимо.

Детальки задрожали и медленно, словно из последних сил поползли друг к другу.

Вот он ползёт по полу, пытаясь спастись от жуткого чудовища и добраться до двери в комнату. А вот эта дверь дрожит под яростными ударами кулаков.

Картина начинала проясняться, складываться в одно целое.

Картина...

Точно!

Всему виной тот витраж!

«Поговори же со мной... ещё чуть-чуть...»

В нём что-то было. Там, внутри, за слоем кусочков разноцветного стекла, что раз за разом складывались в лицо мальчика со сколотым зубом.

«Он нам не помешает, оставь его...»

Но он должен был. Должен был помешать.

«Десять бутылок стояли на столе...»

Они были здесь. Он чувствовал их. Он не знал, где он, не ощущал себя, но он точно знал – они здесь. Они висели перед ним в воздухе, издевательски звеня. Или это был смех? Тот самый детский смех, что свёл с ума его маму.

«Одна из них разбилась...»

Внезапно, одна из бутылок сорвалась вниз, разлетевшись на сотни осколков. Остальные задрожали, но не от страха. Они будто хохотали, ударяясь друг о друга и заполняя пространство противным визгливым звоном.

Затем вторая бутылка тоже спрыгнула вниз, будто до этого и правда стояла на невидимом столе.

И ещё одна.

И ещё.

Вскоре и все остальные отправились следом. Звон разбитого стекла множился, превращался в эхо, повторяясь раз за разом, словно бутылок было не десять, а сотни, тысячи, миллионы...

Макс хотел заткнуть уши, но у него не было ушей.

Он хотел открыть глаза, но у него не было глаз.

Он хотел сделать хоть что-то, но его самого не существовало.

Были лишь несмолкаемый звон вперемешку с детским смехом о сотни тысяч маленьких осколков стекла, зависших в чёрной пустоте. Наконец, стекло начало таять, превращаясь в лужу.

Макс знал, что будет дальше. И он был прав. Витраж уже захватил его комнату, его дом, его маму. Теперь он пытался захватить и его самого.

Это сон. Кошмар, наваждение, гипноз – неважно. Главное, что этот пустой мир нереален. А значит, из него нужно выбраться. Из него МОЖНО выбраться. Нужно лишь постараться.

И он старался. Старался изо всех сил. Ради мамы. Он должен был всё это остановить. Иначе Неделя Печали не закончится никогда. Нужно проснуться. Ну-ка, ещё разок.

Ну же.

Ещё чуть-чуть.

И чёрная звенящая пустота сдалась. Тоненькая горизонтальная линия рассекла её ровно посередине, разделив на две половины. С каждым мгновением разрыв становился всё больше, и Макс увидел, что там, внутри него, что-то есть. Что-то смутное, неясное, но такое знакомое. Размытые очертания кубов, шаров, квадратов. Линии ещё не обрели чёткость, но Макс знал – ему нужно туда, в этот странный портал. И он устремился туда.

Детский смех стал истеричным и каким-то острым. Лужа, обрётшая уже чёткую прямоугольную форму и знакомые цвета, запузырилась и угрожающе зашипела, будто кошка, отгоняющая хищников.

Но разрыв было не остановить. Чёрная пустота отступала, съёживалась, уступая место иному миру. И мир этот рос, ширился, пока наконец не заполонил всё.

Так Макс открыл глаза.

Вокруг было темно, но как-то...по-обычному. Типичная летняя ночь – тёплая и мягкая. Макс машинально скинул с себя лёгкую простыню и с удивлением обнаружил, что лежит на кровати. Мир обретал чёткость. Неясные фигуры вдалеке становились уже привычными – барханы мягких игрушек, телевизор-скала, а между ними – мост из старенького стола.

В этой панораме не хватало лишь одной детали. Одного силуэта, определявшего пейзаж последние несколько дней...

Ещё не до конца проснувшись, Макс сорвался с постели. Ноги врезались во что-то твёрдое. Послышался грохот, звон стекла...

Что?! Неужели, опять?! Ещё не конец?!

Сонный разум не успевает среагировать на эти звуки, и ноги по инерции приземляются на пол.

Яркая вспышка перед глазами.

Молния боли пронизывает всё тело.

И вот на пол летит уже сам мальчик.

Нахлынувший адреналин обостряет всё чувства, и от неясности полумрака не остаётся и следа. Теперь Макс видит всё. Свалившийся набок табурет, осколки стекла и белую жидкость, медленно смешивающуюся с чем-то чёрным.

С кровью.

Нога продолжает саднеть, и мальчик осторожно ощупывает её. Как только палец находит рану, глаза режет ещё одна вспышка боли. Лёгкий рывок – и в ладони остаётся крохотный осколок стекла. Боль слегка стихает, и даже мысли успокаиваются...

Кошмар с Витражом уже рассеялся, а табурет и молоко... Это лишь оставленный мамой гостинец...

Витраж.

Мама.

На столе нет Витража! Его нужно найти! И... уничтожить!

Макс осторожно встал, пытаясь не опираться на раненую ногу. Он должен был отыскать витраж. Но где? Сам он исчезнуть не мог, его забрала Мама – это очевидно.

Нет.

Витраж заставил её сделать это.

Но где он мог бы быть? Сердце Макса рухнуло, когда он подумал, что тот жуткий стеклянный монстр находится сейчас под защитой неприступной Двери. Это был бы конец. Макс не смог бы его достать.

Но он должен попытаться! Сдаваться нельзя!

Медленно, но решительно, мальчик вышел из комнаты во тьму коридора. Щёлкнул выключатель. Ничего. Темнота не исчезла, свет был мёртв. Макс услышал тихий, шелестящий звук. Снова шёпот? Или детский смех? Теперь ему казалось, что он слышит их всегда.

Но не сейчас. На этот раз звук оказался дыханием. И доносилось оно с кухни.

Ковыляя, Макс двинулся через коридор. Казалось, путь занял у него целую вечность. Стена, на которую он опирался, будто специально росла в длину, унося кухню всё дальше и дальше от мальчика.

«Десять бутылок...» - прошелестел сквозняк.

-Решил достать меня этой фразочкой? – Макс обнаружил, что звук собственного голоса придаёт ему сил. –Ну ничего. Ты меня тоже послушай. Я тебя достану. Достану!

Шаг вперёд. И ещё один. И ещё. И ещё.

Боль становилась всё слабее, а мысли прояснялись. Макс перестал опираться на стену и ощущение её бесконечности тут же отпустило. Шаги становились всё твёрже и шире, и вот пальцу нащупали в темноте деревянный косяк прохода на кухню.

Ещё один щелчок выключателя.

И снова ничего.

Мягкий лунный свет озарял практически пустой обеденный стол. Практически. Но не совсем.

-Вот ты где!

Над столом возвышался чёткий прямоугольный силуэт. Стекла и мозаики Макс не видел, но сомнений не было - это Витраж. А за ним...

-Мама!

Мальчишка, забыв о боли в ноге, метнулся к ней. Жива! Положив под голову руки, она спала, нарушая ночную тишину нервным дыханием. Вдруг, она дёрнулась, и, протянув ладонь, коснулась стекольной мозаики. Витраж мигнул, будто кивнув в ответ, и Мама едва слышно всхлипнула сквозь сон. Её плечи прерывисто задрожали, протянутая ладонь попыталась сжаться в кулак, скребя ногтями по столу.

Неведомая прежде эмоция нахлынула на Макса с неистовой силой, чуть не сбив с ног. C криком, он швырнул Витраж прочь со стола, и, стоило тому приземлиться, принялся колотить ногами деревянную раму. Послышался треск и звон стекла. Макса захлестнула эйфория. Он побеждал. Чёртова мозаика под его ногами ломалась, трескалась и распадалась на части. Витраж шипел и стонал, совсем как живой, погибая под яростными ударами.

Но этого было мало. Чем бы ни было это отродье, скрывшееся за разноцветной пеленой, Макс знал, уничтожить его надо было под корень. Это был демон. Неясное абстрактное нечто, питающееся людьми.

Питающееся его матерью.

Макс не мог этого простить. Не мог позволить этому продолжаться. Он должен был истребить Витраж. За всё, что тот сделал. За всё, что тот мог сделать.

Удары обрушивались на стекло, как каменный дождь.

Бах.

Бах!

БАХ!

Макс рассмеялся. Он – молот, крошащий черепа врагов. Он – гильотина, отсекающая головы изменникам. Он – топор палача, сокрушающий еретиков.

Деревянная рама трещала, словно переломанные кости. Стеклянные осколки дрожали и дёргались, будто в агонии. Они вспыхивали ярким светом при каждом ударе, но теперь... Теперь Макс не боялся. Витраж больше не пытался отпугнуть, не смел угрожать ему. Эти вспышки были какими-то судорожными. Поверженный демон будто бы отхаркивал кровь, из последних сил цепляясь за жалкую жизнь. Он стонал и корчился в мольбе, но Макс был непреклонен. Сдаваться нельзя. Только не сейчас. Ведь он уже так близок...

Витраж полыхал огнём. Синее, зелёное и красное пламя поднималось по ногам мальчика, поглощая его. Но он не чувствовал боли. Её не было. Этот огонь не жёг, даже наоборот – по телу разливалось приятное тепло, от которого бить хотелось ещё сильнее. И Макс отдался этому чувству, растворился в нём, отдал ему всего себя. Витраж – чистое зло, а потому, он должен стать чистой яростью.

Да.

Ярость.

Вот, что это было.

Вот, что он такое.

Стоны боли становились всё громче. Огонь поднимался всё выше.

Как же тепло.

Как же ярко.

Всё вокруг вдруг стало таким чётким и ясным, будто днём. Столы, стулья, часы, календарь, даже сами стены и потолок – Макс видел всё так, как раньше видеть не мог. Кухня медленно покрылась паутиной трещин и засияла вереницей знакомых ярких цветов.

Где-то вдалеке, в другом мире, в иной реальности, раздался грохот и крик. Внезапно, всё разноцветное великолепие лопнуло, как мыльный пузырь, сияющий на солнце. Макс повалился на пол. Мир сразу лишился красок и снова стал чёрным. Не понимая, что случилось, мальчик огляделся по сторонам и увидел Её.

Его мама лежала на полу, возле стола. Она не двигалась, и Макс попытался добраться до неё, но тут же взвыл от боли. От нескончаемых ударов и пинков ноги стали ватными и едва слушались, а мышцы сковала судорога. Он пополз к матери, перебирая руками. И снова, крохотное расстояние показалось ему нескончаемым. Разум, распылённый недавней яростью, снова обретал форму, а вместе с тем возвращалось и понимание произошедшего.

Но это – потом.

А сейчас...

-Мам! – слова, словно иглы, заскрежетали по пересохшему горлу – Мама!

Ответом был лишь слабый стон.

Тяжело дыша, Макс всё же дополз до матери и схватил её за руку.

Какая же она лёгкая и хрупкая! Будто бы она вот-вот рассыплется в прах. Бледная кожа практически светилась в окружающей темноте, а вены, наоборот, казались неестественно тёмными.

Но главное...

Она дышала, а сердце всё так же качало кровь.

-Мам! Ну мам! Проснись!

Слёзы обжигали лицо, оставляя солёные шрамы влажных дорожек. Губы задрожали, челюсть свело, взгляд затуманился...

Нет!

Он не может плакать! Не может сдаться! Не сейчас!

Макс напрягся, пытаясь вернуть контроль над непослушными ногами. Он должен встать. Нужно вызвать врачей. Нужно...

Из груди вырвался звериный рык отчаяния и упорства.

-Работай! – крикнул Макс, и тело отозвалось дрожью.

Есть!

Внутренняя пружина вмиг распрямилась, и Макс тут же вскочил на ноги. Едва подошвы коснулись земли, он рванул в коридор, ориентируясь, скорее, по памяти.

«Куда делся лунный свет?!» - пронеслось в голове.

Не успев затормозить, Макс врезался в стену, и тут же начал ощупывать его в поисках...

Есть!

Пальцы сомкнулись на телефонной трубке. Он рванул её на себя, и она охотно поддалась. Импульс был столь сильный, что гладкий пластик выскользнул из руки и улетел куда-то во тьму.

-Нет! – крикнул Макс. Неужели он оторвал телефонную трубку?! Он стал судорожно искать её на полу, будто телефон ещё можно было починить. Трубка была белой, но мальчишка почему-то никак не мог её разглядеть. Наконец, взгляд ухватился за пластиковый прямоугольник, а затем в него вцепились и руки. Закрученный телефонный провод заканчивался ровным срезом.

Что?

Кто?!

Что теперь делать?!

Макс со злостью отшвырнул бесполезную трубку в сторону, и она с треском врезалась в стену.

Неужели Мама перерезала провод? Как она могла? Нет. Стой. Мама тут ни при чём, и ты это знаешь. Ты знаешь, кто это сделал. Кошмарное существо с чёрными дырами вместо глазниц. Ты знаешь, откуда оно пришло...

Нет времени думать над этим. Нужно помочь Маме...

С кухни послышался стук открываемых дверец и скрип выдвигаемых полок. А затем...

Опять!

От этого звука уже сводило зубы, а разум начинал неистово метаться в припадке.

Звон.

Звон.

Звон!

Чёртов звон бьющегося стекла заполонил всё пространство, проникая под кожу. Казалось, сам мозг уже трескался и рассыпался от столь резкого и осточертевшего звука.

Макс зажал уши руками и завопил. Звон всё усиливался, будто стараясь перекричать мальчишку. Из глаз хлынули слёзы, ладони побелели от напряжения, но всё напрасно. Треклятое стекло всё билось и билось, и билось, и билось....

-Хватит! Не надо! Хватит!

«Десять бутылок стояло на столе...»

-Нет! НЕТ! Тебя нет! ТЕБЯ НЕТ!

«Одна из них разбилась...

...билась...

...билась...

...би... ПРЕКРАТИ!!!!

Макс съёжился на полу. Где-то в районе сердца зарождался обжигающий комок истерики. Звон разбивающегося стекла. Скрип сводимых зубов. Внутренний вопль разума. Это нельзя остановить. Нельзя. Нельзя.

Остаётся лишь сдаться, позволив этой волне накрыть себя с головой.

Может тогда они наконец заткнутся?!

Но нет. Звук становился всё громче. Всё выше. Всё острее. Он резал уши, полосовал мозг, вспарывал сердце. Макс терял контроль над телом, рассудок, желание сопротивляться. Но звук не унимался. Всё звенело, дрожало, скрипело, резонируя от стен, усиливаясь эхом.

-ЗАТКНИСЬ! – заорал мальчик. Челюсти, с трудом разведённые для крика, резко сомкнулись, словно капкан. Язык взорвался сотнями раскалённых игл. Рот наполнился кипящей кровью. Взгляд помутнился, в ушах загрохотал пульс. Слава богу... Кошмарная какофония не исчезла, но утихла, вздрагивая, словно пытаясь вырваться из невидимого пузыря. Макс пытался собраться с мыслями, будто со стороны наблюдая за тем, как чьё-то тело отхаркивает на пол кровь.

Нужно двигаться. Потихоньку. Вот так.

Руки и ноги реагировали на команды с едва уловимой задержкой, словно марионетки на движения кукловода. Тем не менее, он хотя бы двигался. Сначала ползком, роняя на пол капли крови и слёз, затем, медленно встав на ноги, - нетвёрдой походкой, раскачиваясь из стороны в сторону.

Звуковой пузырь задрожал и начал прогибаться под натиском лавины звуков. Макс снова сомкнул зубы на пылающем языке. Тело дёрнулось от боли, но устояло. Цунами оглушительных звуков разбилось о вновь окрепший пузырь, тщетно пытаясь проникнуть внутрь и поглотить зарвавшегося мальчишку.

Шаг вперёд.

Ещё.

И ещё.

Звон, стоны, крики, шёпот, смех, вопли, скрип, скрежет, треск, шипение... Звуки полыхали где-то вдалеке, перетекая друг в друга, сплетаясь причудливыми узорами и оттенками, будто акварель в палитре.

О да. Макс знал эти цвета.

Он уже видел эти узоры.

Больше не было ни страха, ни слёз, ни боли. Их место заняла холодная решимость, твёрдая, как камень. И этим камнем он готов был разбить это адское стекло. Чего бы то ни стоило. Ведь...

Ну разумеется...

Макс совсем не удивился. Он ждал этого. Он был уверен. Он знал.

Витраж залечивал свои раны, впитывая в себя прозрачные осколки трупов чайного сервиза, тарелок, блюдец, стаканов, графинов... Стекло или керамика – плевать. Витраж неистово пожирал всё, что только мог. Обезумевший каннибал вгрызался в любой материал, жадно пытаясь исцелиться. С каждой секундой сияние цветных стёкол становилось всё ярче.

Всё живее...

Макс продвигался вперёд. Стена звука перед ним становилась всё плотнее, впитывая окружающие звуки - лай собак, шорох листьев, скрип веток об окна. Этот калейдоскоп сбивал с ног и путал мысли, внезапные взрывы хохота и криков перемешивались с исходившими из Витража разноцветными вспышками, освещавшими всю кухню.

Во всей этой вакханалии Макс сумел найти для себя спасительный якорь - тихий тонкий стон, который он слышал уже слишком часто. Стон, который врезался ему в память уже несколько лет назад. Стон своей Мамы.

Уцепившись за него, мальчик начал наступать ещё сильнее, разрезая уже практически осязаемую трясину из звука, света и воздуха.

Он – раскалённый нож.

Он – атомный ледокол.

Он – гильотина, отсекающая головы изменникам.

Нет. Теперь всё иначе. Никакой злости. Никакой ярости. Кто бы ни скрывался за потрескавшимся стеклянным щитом – это существо было коварным. Чьи бы глаза не смотрели сквозь это разноцветное окно, этот монстр был хитёр и изворотлив. Он ждёт жестокости и злобы. Он питается ею...

Вспышки становились всё чаще, ярче и яростнее.

Красный. Синий. Зелёный.

Красный. Синий. Зелёный.

Ну же...

Уже почти...

Есть!

Резким движением Макс сдёрнул со стола скатерть и набросил её на Витраж. Звуки тут же стихли, а свет, что ещё секунду назад резал глаза, затрепыхался под тканью словно попавшая в силки птица.

Макс прижал скатерть сильнее, будто пытаясь задушить эту тварь. Вернулось опьяняющее чувство победы. Чувство собственного превосходства.

-Ни за что! – крикнул мальчишка, пытаясь прогнать эти ощущения. –Думаешь, я поддамся?! Думаешь, одолел? Проваливай!

Макс прижал Витраж к себе. Тот внезапно дёрнулся вперёд, словно волк, бросившийся на добычу. Он дёргался, дрыгался и сопротивлялся, пытаясь вырваться. Стекло горело и неистово переливалось, но где-то там, внутри, под тканью.

-Ты у меня в руках, слышишь?! – кричал Макс. – Это Я тебя поймал?

Витраж дёрнулся ещё раз, и, кажется, зарычал.

Мальчишка подавил внутреннюю эйфорию от близкой победы.

Не сейчас. Ещё рано. Он ещё не победил.

Взгляд скользнул по телу Мамы. Она всё также лежала на полу, но дыхание её казалось теперь более спокойным и ровным. И лишь пальцы, плотно сжатые в кулак вселяли тревогу.

-Ещё чуть-чуть, мама, – прошептал Макс. – Потерпи.

-Не отпущу... - пролепетала она сквозь сон. – Останься...

Витраж рванулся ещё раз, почти выскользнув из рук.

Макс ещё сильнее вцепился в раму и побежал прочь из дома. Он больше не мог смотреть на мучения матери, не мог слышать её плачь...

Он должен был со всем разобраться. И он знал, как. Верил, что знал.

Мощный порыв ветра едва не сбил Макса с ног, едва тот открыл входную дверь. На улице бушевал настоящий ливень, но после всего пережитого погода казалась такой сущей мелочью, что мальчишка не обращал на неё никакого внимания. Он бежал вперёд по тёмной улице, не глядя по сторонам. Глаза застилала дождевая вода, голые ступни вязли в размытой ливнями грязи, но Макс не собирался замедляться. Наоборот, он бежал всё быстрее.

Витраж продолжал вырываться и трепыхаться, но Макс лишь ещё сильнее прижал его к себе. Внезапно, мир резко накренился влево, ноги лишились опоры, и мальчишка рухнул на бок, разбрызгивая мокрую грязь. Витраж вылетел из рук и с громким треском приземлился в лужу. Раздался оглушительный грохот, затем – вспышка, и вот уже стоящее неподалёку дерево занялось огнём. Несмотря на дождь, пожар всё разгорался, поглотив всю крону за доли секунды. Языки пламени весело плясали на умирающем дереве, медленно меняя цвет.

Красный, жёлтый, рыжий...

Красный, зелёный, синий...

-Чёрта с два! – выругался Макс. Встав на четвереньки, он метнулся вперёд, он накрыл собой витраж, который яростно вспыхивал в такт всполохам огня.

Тело прошила боль, и мальчик тут же отпрянул в сторону.

Горячо!

Издав нечто среднее между рёвом и рыком, Макс вскочил и вцепился руками в деревянную раму, казавшуюся неестественно холодной по сравнению с полыхающим стеклом.

Не время чувствовать боль. Не время чувствовать страх. Не время чувствовать усталость.

Макс бежал вперёд, не обращая внимания ни на пожар, уже перекинувшийся на траву, ни на молнии, то и дело впивавшиеся в землю тонкой разноцветной иглой. Витраж от развернул от себя, поэтому горящее и полыхающее стекло освещало ему путь. Казалось, будто демоническое стекло растекается по земле, пожирая её...

Что было практически правдой. Огонь за спиной мальчишки практически потерял натуральный вид. Рваными движениями расползался он в стороны – изломанный, острый и опасный, словно разбитая бутылка в руках психопата. Всё, чего касались его языки, умирало. Всё, во что вгрызались его клыки, становилось его частью, покрываясь шрамами изломов и пропитываясь новыми цветами.

Красный...

Зелёный...

Синий...

Плевать. Пусть он делает, что хочет – горит, вопит, вырывается – Макс ни за что не выпустит раму из рук. Он ни за что не остановится. Ни за что не отступит.

Он уже близко...

Осталось чуть-чуть...

Ослепительные вспышки молний вспыхивали со всех сторон, дождь заливал глаза, ноги предательски подкашивались на скользкой и липкой грязи, но Макс продолжал бежать. Он ни о чём не думал, не смотрел на дорогу, не ощущал собственных ног. Он чувствовал лишь непреклонное стремление вперёд, движение, которое не остановят никакие преграды. Он сам был этим движением.

Очередная молния выхватила из темноты забор из сетки. Вот оно! Взгляд вцепился в тот самый секретный лаз внизу слева.

Фанеры там уже не было...

Но дыра осталась!

Повинуясь инстинктам и памяти, Макс помчался в сторону привычного прохода.

Всё ближе...

И ближе...

Ближе...

Ноги вновь унесло вперёд, и мальчик почувствовал, как падает. Пусть. Так даже лучше. Боли от удара не было. Была лишь радость. Скольжение не прекратилось, и Макс, теперь уже лежащий, понёсся прямо в дыру.

И закричал.

Края дыры, ощетинившиеся обрубками сетки рабицы, впились в кожу мальчика и пропороли её, будто тупые иглы.

Я сейчас ослепну! – закричал мозг. Макс тут же закрыл глаза и отвернул голову. Один из торчащих штырей легко, но настойчиво коснулся щеки, оставив на ней длинную, словно росчерк пера, царапину.

Наконец, скольжение остановилось, но Макс не спешил вставать и открывать глаза. Раненая нога горела огнём, а лицо заливали капли, слишком горячие и солёные, чтобы быть дождевыми. Витраж, казалось, раскалился ещё сильнее, а его рама наоборот, стала обжигающе холодной.

Отдышавшись, Макс медленно и осторожно открыл глаза.

Слава богу!

Чёрный бархат ночного неба был усыпан светящимися крошками звёзд. И сейчас это казалось Максу самым красивым явлением на всём свете...

Витраж дёрнулся, будто напоминая о себе. Вместе с этим вернулась и ясность мыслей. Не выпуская рамы из рук, Макс попытался встать. Расцарапанная лодыжка нещадно болела, но ноги всё ещё слушались хозяина, и вот он уже нетвёрдой походкой шёл по территории свалки.

Любимое место Макса, его личный Остров Сокровищ, теперь выглядел совершенно иначе. Ржавые остовы автомобилей, освещаемые вспышками молний и свечением разноцветного стекла, казались теперь черепами древних животных, погибших мучительной смертью. Угловатые склоны Большой Мусорной Горы, такой величественной и манящей, напоминали крепостные стены жуткой цитадели...

И повсюду, повсюду слышался шорох, пугающе различимый в шелесте дождя и грохоте грозы.

Это место теперь не было приятным.

Максу здесь больше были не рады.

Мальчик продолжил свой путь по Покрышечной тропе, и в этот момент небо будто сошло с ума. Молнии обрушились с неба нескончаемым потоком, поджигая ткань и деревья, высекая искры из металла и камней. От бесконечных вспышек вокруг стало светло, как днём. В воздухе запахло озоном и гарью, а звуки потонули в оглушительном шипении, словно от старого радио.

Щурясь от света, Макс сделал один шаг. Затем ещё. И ещё. И...

Резкий удар по спине сбил его с ног. Он рухнул наземь, выпустив витраж из рук. Тот запрыгал по земле и, наконец, приземлился стеклом вверх, извергаясь светом, словно вулкан.

-Нет! – раздался ледяной металлический голос. -Моё!

Корчась от боли и кряхтя, Макс перевернулся на спину...

...На него, подняв над головой свою трость, смотрел жуткий облезлый старик. Его глаза безумно вращались, будто пытались уследить за всем сразу, зубы обнажились в зверином оскале, а из уголков рта капала слюна. А жуткий шрам на лбу был похож на ещё одну пасть...

-Он...мой! МОЙ! – скрежетал голос.

Хлам! Немощный старикашка теперь действительно стал жутким чудовищем. Куда кошмарнее, чем его представляла ребятня.

-Р-р-р-а-а-а-р-р-ргх-а-а-а-а!

Он обрушил удар своей клюки прямо на глубокую царапину на ноге. Макс подскочил от боли, и тут же получил ещё один удар – в грудь.

Что это? Искры боли перед глазами? Или просто очередная молния?

Жгучие слёзы смешивались с дождевой водой с небес, размытой грязью луж, горячей кровью из растревоженной раны...

Макс просто не мог встать. Хлам снова занёс свою трость для удара, но вдруг отвлёкся, будто услышав что-то. Глаза его безжалостно вгрызались во что-то недалеко от Макса, и по разноцветным отблескам глаз старика мальчишка понял, во что.

-Наконец-то... - проскрипел Хлам. Отбросив палку, он нетвёрдыми шагами направился к витражу, который сиял всё сильнее и сильнее. Макс, не отрываясь, смотрел на это. Ему было больно. Ему было страшно. Но он не мог оторвать глаз.

Просто не мог.

Чем ближе старик подходил к полыхающему стеклу, чем глубже он погружался в это сияние, тем более жутким становился. Одежда тлела на глазах, рвалась и отваливалась лоскутами. Кожа сморщивалась, мышцы таяли, и Хлам всё больше был похож на какую-то мумию...

...или на хлам.

Он становился всё тоньше и слабее, но продолжал идти.

-Прости меня...

Его тело усохло, и кожа висела на нём, как грязный жёлтый балахон.

-Я бросил тебя...

Руки его, вытянутые вперёд, казалось, вот-вот сломаются под собственным весом.

-Чуть не убил тебя...

Прибор, позволявший ему говорить, но высосавший из речи всю жизнь, всё же не мог полностью скрыть всю боль и скорбь.

-Снова...

Наконец, ослабевшие ноги подкосились, и он упал, но продолжил ползти вперёд, цепляясь за землю стёршимися до костей пальцами.

-Но ты...здесь. Со мной...

Он схватил витраж и заключил в свои полуистлевшие объятия, будто возлюбленную.

-Да-а-а-а-аргх!

Крик радости, ужасающе пронзительный и безжизненный, сменился воплем боли. Хлам повалился на спину и пытался, казалось, сбросить с себя то, чего так жаждал секунду назад.

Но теперь уже витраж не отпускал его. Он, наоборот, прижимался к старику всё сильнее, будто вгрызаясь в него. Хлам хрипел и судорожно махал руками, пытаясь согнать взбесившегося зверя. Глаза его вылезли из орбит, а пальцы гнулись под самыми разными углами. Он ещё отбивался, хватаясь за воздух и дёргаясь, но... Ещё секунда – и он замер в неестественной изогнутой позе, с витражом на груди. Сперва остекленели его глаза, а затем и всё тело буквально обернулось стеклом. Стеклянные пальцы, стеклянные руки, стеклянное тело...

Капли дождя скатывались по разноцветному трупу, причудливо поблескивая во вспышках молний. Внезапно, стекло осыпалось мелкой крошкой, и от Хлама не осталось и следа, кроме маленькой кучки праха, погребённой под Витражом.

Буря утихла, молнии прекратились, и вокруг повисла неожиданная безмолвие. Но затишье было недолгим. Едва Макс вновь попытался встать, вся свалка задрожала. Горы старых вещей содрогнулись, породив мусорные лавины...

Телевизоры, чемоданы, пальто, шкафы, игрушкирадиотренажёрыящики...

Всё смешалось в гигантские волны, с грохотом обрушившиеся на землю, погребая под собой и убитого старика и его убийцу...

Землетрясение становилось всё сильнее, волны подбирались всё ближе...

Стиснув зубы от боли, Макс двинулся обратно к дыре в заборе. Он едва переставлял ноги, но тело изнывало, как от долгой пробежки.

Как же он устал...

Сколько ран...

Сколько падений...

Сколько измученных шагов...

Сколько бесконечных троп...

И всё зря, так ведь? Дьявольские стекляшки погребены в куче мусора, где им самое место, но мир вокруг всё равно дрожит и грохочет, и волна какой-то старой рухляди вот-вот накроет его с головой. Бросить всё? А почему бы и нет? Он сделал, что хотел. Вернул витраж туда, где взял. Хватит с него. Хватит.

Но дрожащие, израненные, кровоточащие ноги всё несли его вперёд. Земля дрожала, с вершин хламовых кряжей сыпался мусор, но всё это было там, за спиной. А впереди – дыра в заборе, мокрая не то от прошедшего дождя, не то от крови Макса. Неважно.

Всё это неважно. Всё это за спиной. А впереди – размытая тропинка и безлунная ночь...

Что это? Деревья до сих пор полыхают стеклянным огнём? Или это лишь галлюцинации затуманенного болью мозга? Неважно.

Главное – идти дальше. А всё остальное совершенно неважно. Неважно, что мусорное море за спиной бурлит и пенится обломками бывших сокровищ. Неважно, что в его глубине зародилось и теперь расползается всё то же разноцветное остекленение. Неважно, что эта неестественная стихия преследует мальчишку, медленно стелясь за ним, будто хищник, подбирающийся к добыче.

Всё это за спиной...

А впереди...

Он дошёл.

Он победил.

Вот она – родная дверь, которую он всегда сможет открыть. Вот они – родные стены, что дрожали слишком часто в последние дни. Вот они – родные окна из цельного и нисколько не разноцветного стекла.

И неважно, что отражается в этих окнах. Правда ведь?

То, что недавно было волной мусора, теперь стало бесформенной, нестабильной разноцветной субстанцией, в которой издевательски легко угадывались черты старого врага. Переливаясь во всех смыслах этого слова, она не то стояла, не то парила за спиной Макса. Стиснув зубы, мальчик развернулся, бросив на монстра взгляд, полный отчаянной злобы.

-Что тебе нужно?! – крикнул он. – Провались в ад! Хватит! Чего ты хочешь? Сожрать меня? Ну так вот он я, жри! Я устал! Устал бегать, ходить, ползать! Я устал тебя уничтожать! Устал! Но послушай-ка вот что! Думаешь, ты страшный? Думаешь, я боюсь? Спугнуть меня решил? Нет! Не позволю! Я вытащил тебя из дома, и ни за что не пущу внутрь! Можешь делать, что угодно! И знаешь, что? Тебе меня не взять!

Бесформенный монстр обрушился на Макса и отшвырнул его в сторону двери. От удара она открылась, мальчишка влетел внутрь, а за ним – длинное и тонкое стеклянное щупальце. Макс вскочил и рывком запер дверь. Обрубленное щупальце упало на пол и разбилось на мелкие кусочки, которые поползли обратно к монстру, бушевавшему снаружи.

Макс навалился на дверь. Монстр осыпал дом ударами. Стены дрожали, стёкла окон дрожали, под потолком качалась разбитая лампа, но дом не сдавался. Огромный кулак из стекла врезался в окно, но оно чудесным образом устояло.

Макс возликовал. Витраж не может пробиться внутрь! Огромный монстр не может сокрушить ни хрупких окон, ни старого дерева! Вот так-то!

Но то, что сдерживало гигантское чудовище, не могло сдержать одного тихого звука.

«Десять бутылок...» - растёкся по дому детский шёпот.

-Ты здесь? – раздался голос матери.

-Да, мам, я здесь! – крикнул ей в ответ Макс. – Не подходи! Спрячься где-нибудь!

Она не послушалась его и вышла в коридор, освещаемый сиянием стеклянного чудовища. Тонкий, почти невесомый призрак. Совсем как тот старик.

-Мам...!

Ещё один удар стеклянной кувалды сотряс дом.

«...стояли на столе...»

-Открой дверь. – сказала мама жёстким тоном, не принимающим возражений.

Очередная атака, и стёкла окон натужно заскрипели.

-Нет! Нельзя!

Массивный стеклянный таран врезался в дверь, и она отступила назад, обнажив тонкую щель, в которую тут же пролезли крохотные стеклянные усики.

-Открой дверь! Сейчас же!

Мама подходила всё ближе, и в глазах её горела обжигающая решимость.

«...одна из них разбилась...»

Мама набросилась на Макса, пытаясь оттащить его от двери.

-Нет...

-Открой дверь!

-...не надо...

-Он там!

-...стой!

-Он ждёт!

Она изо всех сил пыталась прогнать сына, но была ещё слишком слаба, И Максу пока удавалось держать дверь. Однако щель становилась всё шире, и в неё проникало всё больше тонких, длинных стеклянных усиков. Один из них уже ласкал свежий шрам на лице мальчишки...

-Мама, уйди! Прячься! Беги!

-Открой дверь! Он там! Он ждёт меня!

-Кто?! Мама, там никого нет! Там только монстр! Ты что, не видишь?!

-Ты что, не видишь?! Он там! Он зовёт меня! Пусти!

Она снова бросилась на него, пытаясь оттащить. Но он не мог уйти. Он просто не мог! Собрав силы в кулак, Макс оттолкнул свою маму. Она попятилась назади несколько секунд молча смотрела на него, будто оцепенев от неожиданности.

-Прости! – крикнул Макс, пытаясь перекричать грохот сотрясаемого ударами дома.

-Как...? Как ты мог?! Он никогда себе такого не позволял! Он бы никогда так не сделал!

-Кто?! – Макс даже и не заметил, что снова плачет. Что происходит? О чём она говорит? Он не понимал. Не понимал! И это убивало его... - Я не понимаю!

-Да! – воскликнула Мама и залилась безумным смехом. – Ты не понимаешь! Ничего не понимаешь! А он понимал!

Хохот оборвался, лицо её снова стало леденяще серьёзным, а в глазах заплясали знакомые цветные огоньки.

-Он был не таким. Не таким, как ты. Он был лучше, слышишь? Лучше тебя! Лучше бы ты был вместо него!

-Что...

Страшный удар обрушился на стену дома. Окна с пронзительным звоном лопнули от натуги, дверь выгнулась дугой и слетела с петель, повалив Макса на пол. Прежде, чем он смог хоть что-то понять, весь дом заполонило разноцветное чудовище. Словно болото, оно накрыло мальчишку с головой.

Вокруг него в бешеном вихре танцевали красные, синие и зелёные огни...

...и вдруг настала абсолютная тьма.

Макс бешено закрутил головой, пытаясь понять, где он, и куда пропали пол, стены, протолок...

...и его Мама.

Их не было.

Ничего не было.

Он висел в абсолютной темноте и пустоте – ни одной плоскости, ни одной опоры. И вдруг где-то вдалеке забрезжил странный свет. Макс подался вперёд и понял, что может плыть в этом ничто, словно в невесомости. И он плыл. Вперёд, навстречу далёкому свечению, словно корабль на маяк.

Или мотылёк на огонь.

Внезапно, слева и справа от Макса из темноты стали вырастать кристаллы чего-то, похожего на стекло. И все они переливались...

Щупальца страха сжали сердце мальчишки. Он не смог одолеть и одного витража, а вокруг него вырастали десятки, сотни других. Их становилось всё больше, они будто росли из земли, как колосья пшеницы на полях.

Или надгробные плиты на кладбище.

Подплыв поближе к одному из таких кристаллов, Макс обнаружил, что отблески на его гранях – это не просто свет, а картины. Или, скорее, нечто похожее на фильмы, только без звука...

В одном из кристаллов мальчишка разглядел взрослого мужчину, сидящего у больничной койки. На ней лежала женщина с перевязанной головой и закрытыми глазами. Мужчина сжимал руку женщины и что-то говорил, но она не отвечала. Внезапно, лицо мужчины исказила гримаса горя, и он затряс женщину за плечи. Картинка на секунду замерла, а затем «запись» началась заново.

Картинку на следующем кристалле Макс сперва никак не мог разглядеть, но потом понял, что это – чья-то комната, которую заволокло дымом. Вокруг плясало пламя, сжигая какой-то стол, шкаф и кровать. Мальчику показалось, что на кровати кто-то лежал, но разобрать что-то конкретное было невозможно. Вдруг в «кадре» появился какой-то человек с длинными волосами, взглянул прямо на Макса и беззвучно захохотал.

И снова – «кадр» застыл, а затем всё началось заново.

Далёкое свечение уже не было столь далёким.

Новый кристалл и новая ужасная история. Макс увидел, как между школьных парт ходит подросток с... Что это у него? Гитара? Трубка пылесоса?! Подросток поднял предмет, и Макс понял, что это ружьё. Бесшумный выкрик. Бесшумный выстрел. Бесшумные вопли остальных учеников. И снова выстрел. Кто-то упал на пол, кто-то кричит, кто-то пытается убежать, но падает, сражённый очередным выстрелом. Вдруг, картинка прыгает вверх и рвётся в сторону, будто таинственный оператор и сам хочет сбежать из комнаты...

Замирание кадра и перезапуск.

Что же всё это такое? Какая-то жуткая галерея безумного маньяка, коллекционирующего чужие страдания...

Но все эти «фильмы» так и манили к себе...

Просторная ванная. В неё- молодая девушка, расслабившаяся в воде. Несколько секунд совсем ничего не происходит – девушка слегка покачивается в воде, закрыв глаза, будто погрузившись в блаженную негу.

Внезапно, в кадре появляется какой-то мужчина в рубашке и галстуке. Макс видел только его спину, но было понятно, что он что-то кричит.

Кто-то всегда кричит...

Мужчина схватил девушку и начал вытаскивать из воды. Она не сопротивлялась, но и не помогала ему. Она вообще ничего не делала. Даже не открывала глаза. Мужчине почти удалось достать её из ванны, и Макс увидел на руках одной руке девушки длинную царапину вроде той, что проволочный забор оставил на его ноге. Только гораздо больше. И опасней. То, что мальчишка сначала принял за стекающую по запястьям воду, оказалось вовсе не водой...

Мужчина уже почти вытащил тело, но поскользнулся на мокром полу, упал и ударился лбом о край ванны. Какое-то время ничего не происходило, и Макс подумал, что запись снова закончилась, но вот в «кадр» начало медленно вползать лицо мужчины. Широко раскрытые глаза, мутные от злобы и слёз...

...и длинный шрам вдоль всего лба, из которого текла кровь.

Хлам! Это был Хлам! Но такой молодой и такой...обычный?

Макс отпрянул от кристалла и ещё быстрее поплыл навстречу далёким огням.

Не смотри на них. Забудь о них. Их нет. Всё, что есть – всё, что действительно важно – лишь то сияние впереди. Макс не мог объяснить, почему, но знал, что это так.

Кристаллы вокруг всё росли и множились. И на каждом из них мелькали жуткие, жестокие картинки...

Но далёкий свет становился всё ближе, и Макс уже мог разглядеть ворота, за которыми скрывался его источник. С каждой секундой он плыл всё быстрее, будто его подхватило какое-то неощутимое течение. Ворота становились всё ближе, их форма становилась всё более отчётливой, всё более неправильной, всё более знакомой...

Наконец, течение утихло. Макс был рядом. Почти на месте. Свечение было нестерпимо близко, оставалось лишь пройти через туннель...

И Макс узнал его. Это случилось. Он – маленький храбрый рыцарь, наконец, встретился с грозным драконом.

Вход в туннель в точности повторял замочную скважину того самого Замка.

-Значит, пора.

И Макс вошёл внутрь. Из стен туннеля торчали странные механизмы с пружинами, шестерёнками и зубчатыми колёсами. Дорогу впереди преграждали массивные стальные двери. Но Макс не собирался останавливаться. Механизмы оживали, едва мальчишка проходил мимо. Раскручивались шестерёнки, сжимались пружины, зубчатые колёса начинали свой ход. Воздух наполнился стрекотанием, щелчками и мягким шелестом, но, впервые за долгое время, Макс не боялся новых звуков. Он знал - теперь они сулили добро. Это был хороший знак.

Замок, наконец, открывался.

Массивные железные двери отворились, открыв проход к самому сокровенному – мягкому и притягательному свечению.

В центре чёрной пустоты парило облачко, переливавшееся разными цветами. Вот только цвета эти были не такими, какие Макс привык видеть в последние дни.

Розовый...

Жёлтый...

Салатовый...

В глубине этой дымки, как и в кристаллах, мелькали картинки. Вот, Мама встречает Макса из школы, вот они вместе сидят в кино, а вот – бегают наперегонки по пляжу. Но внезапно перед глазами мальчика возникли новые, незнакомые ему изображения. Мама, делающая песчаные куличики вместе с каким-то ребёнком. Мама, катающаяся на велосипеде наперегонки с ним же. Мама, смеющаяся над каким-то фильмом...

...вместе со всё тем же мальчиком.

Неизвестным, но таким знакомым мальчиком.

Неужели это...

Макс протянул руку и коснулся облачка. Внезапно, ноги обрели под собой опору, вокруг выросли стены, а над головой образовался потолок.

Вспыхнула лампа, и новорождённая комната наполнилась светом. Макс оглянулся, в который раз пытаясь понять, где он оказался на этот раз. Все стены были полностью завешаны фотографиями какого-то ребёнка. Улыбающийся младенец в пелёнках. Смеющийся мальчишка лет пяти в красных шортиках. Жизнерадостный первоклашка с сияющей улыбкой во все зубы...

...один из которых был сломан.

«Десять бутылок...»

В глубине комнаты стоял письменный стол, почти такой же, как у Макса. На нём и вокруг него лежали самые разные игрушки. Почти такие же, как у Макса.

Словно это был алтарь.

Вся эта комната – алтарь.

-Что?..

«...стояли на столе...»

Облачко задрожало и вдруг начало твердеть, превращаясь в кристалл. Радостные и счастливые снимки сменялись более тёмными и тревожными картинами. И цвета начали превращаться в издевательски знакомые.

«...одна из них разбилась».

-Нет! – крикнул Макс и ударил ещё не сформировавшийся кристалл кулаком.

Вспышка.

И вдруг невидимая сила потащила его прочь из комнаты, сквозь замочную скважину, обратно в пустоту...

Эпилог

Макс завис где-то в воздухе, под дождливым небом. Внизу вилась блестящая асфальтовая змея дороги. Слева от неё простирался изумрудного цвета лес, а справа – ограда, за которой – обрыв, ведущий в бурлящие воды моря. По дороге, разгоняя ночную темноту светом фар, ехал маленький красный автомобильчик.

Макса потянуло вниз, и он с неистовой скоростью помчался навстречу машине.

Я сейчас разобьюсь!

Но нет.

Пролетев сквозь крышу, Максим обнаружил себя сидящим в машине. Он чётко видел перед собой передние кресла, чувствовал спиной мягкость и теплоту сидения, но не мог пошевелить и пальцем.

Он будто был гостем в чужом теле.

-Не спишь? – раздался женский голос с водительского места.

«Мама! Что происходит?» - хотел спросить Макс, но вместо этого мальчишеский голос произнёс:

-Не-а. Мааам, мы скоро?

-Скоро, солнце, скоро. Подожди чуть-чуть. Немножко осталось. Хочешь, я радио включу?

-Не.

-Тогда давай поиграем! Знаешь игру про двенадцать бутылок?

-Ага!

-Давай начнём! А как закончим – будем уже дома, вот увидишь.

-Двенадцать бутылок стояло на столе... - запели в унисон мальчишка и его мама. – Одна из них разбилась, осталось одиннадцать.

Дорога мчалась под колёса маленького красного автомобильчика, а дождь успокаивающе барабанил по его крыше.

Разум Макса в панике заметался в голове неизвестного мальчишки. Он знал, к чему всё идёт. Понимал, что что-то произойдёт.

Надо было что-то делать!

-Одиннадцать бутылок стояло на столе. Одна из них разбилась. Сего осталось десять. – скандировали два радостных голоса.

«Нет! Прекратите! Не пойте эту песню! Неужели вы не чувствуете! Неужели вы не знаете!»

Логика подсказывала, что это лишь видение. Сон. Воспоминание. Но Макс отказывался верить, что ничего уже не изменить. Он должен был попытаться! Должен был всех спасти!

-Десять бутылок...

НЕТ!

-... стояло на столе...

ПРЕКРАТИТЕ!

-...одна из них разбилась...

НЕЕЕТ!

Из-за поворота выскочил белый фургон. Послышался визг тормозов, но коварный мокрый асфальт был скользким, как лёд. Фургон занесло, развернуло и понесло навстречу красной машине. Мама ударила по тормозам – всё тщетно. Два стальных метеора неумолимо неслись навстречу друг другу.

Скрип.

Крики.

УДАР!

Макса вышвырнуло из чужой головы, из чужого тела, из чужой машины...

Он пролетел несколько метров и рухнул на асфальт. Боль от удара помогла осознать, что он больше не бестелесный призрак. Макс поднялся на ноги.

Обе машины застыли в безмолвии. Водитель фургона был не пристёгнут, и теперь его окровавленное тело на капоте своей же машины, зацепившись за то, что осталось от ветрового стекла. Куски покорёженного бампера валялись на асфальте, перемешавшись с осколками фар.

Красная машина приняла удар на заднюю часть, поэтому половина автомобиля была просто свёрнута набок. Сквозь треснувшее стекло Макс разглядел свою Маму. Кажется, она была жива, но не двигалась. Он как мог быстро доковылял до водительской двери и дёрнул ручку. Не открывается. Он забарабанил по стеклу.

-Мам! Мам, очнись! Мамочка!

Он пришла в себя, встряхнула головой и растерянно огляделась, не понимая, где она. Глаза её становились всё шире по мере осознания произошедшего, она бросила испуганный взгляд на Максима, а затем – на то, что минуту назад было задним сидением.

-О, нет! Нет! Нет! Сынок! Сынок!

Макс тоже взглянул на пассажира. Его руки выгнулись под неестественным углом, череп был смят в одном месте, а всё лицо заливала кровь.

Он явно был мёртв.

-Нет! Нет, нет, нет...НЕТ!

-Мама, мама, стой!

Мама отчаянно пыталась дотянуться до изувеченного тельца, но ремень безопасности не пускал её.

-Нет! Нет! Нет... Ничего...Ничего страшного, слышишь? Всё будет хорошо... Мама тебя вылечит... Нетнетнетнет!

-Мама! Перестань! Не нужно! – кричал Макс, дёргая ручку двери. Мальчишка на заднем сидении был мёртв. Макс совсем не знал его, но отдал бы всё, чтобы тот выжил. Чтобы мама больше не плакала. Чтобы не было больше этих «недель скорби». Чтобы исчезли и хитроумный замок, и комната-памятник за ним.

Но он не мог. Он сделал бы всё, что мог, но он не мог ничего. Уже в который раз он оказался бессилен. Мальчишка был мёртв.

Но мама его была жива. И вот её Макс ещё мог спасти. Он ещё мог не позволить этому воспоминанию стать одним из жутких кристаллов в той кошмарной галерее.

Он ещё мог победить Витраж.

-Мама, послушай меня... - взмолился Макс. – Я понял. Я всё понял. Но мы всё переживём. Вместе, слышишь. Я помогу. Я всегда помогу. Только выйди из машины.

Она бросила на него полный скорби взгляд, в глазах её на секунду зажглась надежда, но...

-Нет! Нет! – зарыдала она, вновь пытаясь дотянуться до того, что было её сыном. Её первенцем. – Я тебя не брошу, слышишь?! Не оставлю! И ты меня не оставляй. Не надо...

И вдруг изувеченный мальчишка открыл глаза.

-Мам...

-Ты живой! – воскликнула она. Из груди вырвался вопль безумной радости. – Живой!

-Мам... не надо.

-Что?!

-Не надо, мам. – продолжил мальчик. –Ты была права. Я дома.

Внезапно он поднял искалеченную голову и посмотрел прямо на Макса.

-Береги её.

Макс кивнул, глядя мальчику прямо в глаза. И боже, какие же красивые это были глаза!

Мальчик едва заметно улыбнулся, и его свет потух окончательно. Мама ещё несколько секунд ошарашенно смотрела в одну точку, словно ожидая продолжения, а затем медленно повернула голову к Максу.

-Мам...пойдём.

Она медленно отстегнула ремень безопасности и также медленно открыла дверь машины. Макс протянул ей руку, и она изо всех сил сжала её, будто боясь отпустить. Он потянул её к себе, она вышла из машины...

И вдруг всё исчезло. Дорога, белый фургон, разбитая машина – всё. Они вновь оказались дома, в прихожей, перед открытой дверью в комнату-памятник. Чудовище исчезло, разбитые окна вновь стали целыми, а главное - вокруг царила тёплая тишина летней ночи. Не было ни грохота ударов, ни раскатов грома. Лишь мерный стрёкот сверчков и шелест вернувшихся на кроны листьев.

И никакого витража.

-Прости... - прошептала мама. – За все эти годы... за это... за то, что кричала...

Она судорожно всхлипывала, сдерживая рыдания.

-Ничего. Поплачь. – успокаивал её Макс.

-Нет. Послушай... прости... за всё, что было... это я... я разбила лампы. Я отрезала телефон. Это всё я...

-Ничего... Ничего... Я...

Я вдруг они зарыдали вместе, не сдерживая слёз. Солёная вода смывала всё, что было. Всё горе, которое они не захотят забывать. Все ужасы, которые они не смогут забыть...

Но это были слёзы радости. Слёзы освобождения. Слёзы победы.

Они прижались друг к другу, словно в зимнюю стужу. Их никто не разлучит. Они не разомкнут объятий.

В очищающий плачь вплелись нотки смеха и радости. Впереди были ещё долгие недели выздоровления, бесед и примирения с произошедшим, но самое страшное было позади.

Они победили. Каждый – в своей битве.

Когда эмоции немного утихли, Макс, улыбаясь, сказал:

-Мам... Расскажи мне о нём.

КОНЕЦ