ДАМИАНО +18

За просторным столиком, застеленным плотной красной скатертью; под навесом из деревянных досок и легких синих штор, увешанных перед входом и выходом знаменитого в Болонье кафе под простым названием «Империо», — сидела статная женщина средних лет, помешивая двумя пальцами с ярко-розовым маникюром, кофе, и она так любезно обнажала белоснежные зубы, отчего людям за соседними столиками становилось интересно наблюдать за её разговором с четырьмя людьми.

«Империо» был известен своими национальными блюдами Италии: знаменитая на весь мир лазанья, которая, к слову, первый раз была приготовлена именно в Болоньи; небезызвестная пассателли с панировкой из яиц, пармезана и мускатного ореха (уважаемые люди во всей Италии, прежде чем начинать деловую встречу, заказывают пассателли и бутылку старого выдержанного вина, — иначе без такой традиции разговор сойдётся на нет); и конечно же ни один вечер в таком ресторане не обходится без национального десерта Болоньи — чертозино, заправленный мёдом, цукатными орешками и горьким шоколадом. Помимо традиционных блюд были ещё и обычные, что-то вроде пасты и кростини (закуски из хлеба, на которые намазывают начинки).

Но пятеро людей в девять часов вчера собрались в данном заведением вовсе не для обсуждения приготовленных блюд.

На красной скатерти стояла маленькая чашка эспрессо и бутылка красного сухого вина «Бароло». Как известно, Италия — одна из древнейших винодельческих стран, поэтому настоящие итальянцы относятся с трепетом, когда пьют вино, делают его, и говорят про него. Ведь ещё две тысячи лет назад древние греки называли Италию «Энторией», что в переводе означало «страна вина», — это свидетельствует о том, что дорогое вино в Болонье расходится со скоростью упавшей кометы, а поставщики и знаменитые винные заводы наживают на своём деле не малые деньги.

Именно в этот вечер группа Måneskin решила насладиться вкусом вина с выдержкой в почти сто лет. Виктория, которой порядком поднадоел этот вечер, — устало разглядывала свои сложённые руки на столе, пока Итан вёл беседу с женщиной, любезно пригласившей их на этот ужин. Хотя, ужином это было сложно назвать, потому что за весь этот вечер не было ни единой попытки разговаривать на веселых тонах и обсуждать всё более мягко. Серьёзность просачивалась в каждом, за исключением Розмерты Парлано — женщиной с пышными формами и изящными темными волосами, которые доходили чуть ниже бёдер. Виктория подумала, что та на половину африканка, потому что оттенок кожи женщины походил больше на человека с Юга Африки. Де Анжелис всеми силами пыталась сосредоточиться и заставить себя послушать предложение, после которого, как уверила их в телефонном разговоре Розмерта, никто не сможет устоять, и уж тем более отказаться. Но пока Виктория лишь от скуки крутила волосы на пальцах, хмурила и расслабляла брови, в пол уха слушая голос Итана и Томаса, пытающихся распознать от Розмерты точную информацию. Но женщина, словно на зло говорила загадками, обрывками фраз из их телефонного разговора о том, что такая группа не должна пропадать в одной Болоньи.

И если Итан и Томас хоть как-то пытались вникнуть во всю ситуацию, а Виктория делала вид, что вникает, — Дамиано Давид, вальяжно раскинувшись на плетёном дубовом стуле и не скрывал своего мысленного отсутствия. Глаза его уткнулись в телефон, правая рука изыскано держала бокал с вином, и когда он ставил и брал его, о хрусталь осторожно звенели его несколько колец на пальцах, — тогда он привлекал внимание Розмерты и получал неоднозначные взгляды, после которых пожимал плечами и продолжал отсутствовать в беседе. Виктория в этот вечер не узнавала друга: вместо веселого, наблюдательного и дружелюбного, — он был какой-то строгий и серьезный, может даже хмурый. И даже его стандартный наряд на деловые встречи, состоявший из белой майки и светло-голубого костюма, — не спасал ситуацию. Она думала над тем, что может происходить в его голове, но таких людей как Дамиано сложно понять. Скорее всего, понять их вообще невозможно, и одному Господу Богу известно, что может творится у творческих личностей в черепной коробке. Конечно же Виктория, также как и Итан с Томасом, тоже была творческой натурой, но склад ума и отношение к жизни у неё отличались. Она привыкла видеть мир смешным, дающим ей новые идеи и море эмоций, но в некоторых ситуациях она понимала, что нужно немедленно снять розовые очки и смотреть реальным взглядом. Но Виктория часто брала себя в руки, ссылаясь на поговорку, которая была заведена в их семье очень давно: «Жизнь порождает веселье, а без веселья жизнь, — не жизнь».

Дамиано же был сменяющимся циклоном. Спокойным сейчас, но разбушевавшимся через две минуты. Строгим, но подобревшим за долю мгновений. А ещё больше Виктория не понимала, как Дамиано сам себя терпит, ведь не каждый в состоянии вывезти собственные перепады настроения и эмоциональные выгорания несколько раз на дню.

По эмоциональному диапазону Томас был похож на Викторию, и в этом, они, пожалуй, привходили самих себя. Если в голову Виктории взбредёт сумасшедшая, безбашенная и рискованная идея, — Томас тут как тут: поможет, прикроет и сделает всё так, что потом они ещё долго будут припоминать эту историю. Но промежутки, когда у Томаса возникало желание смотреть на мир реальными глазами, длились дольше, чем у Виктории. Он мог уйти в себя на несколько дней, не общаясь с друзьями, размышляя в это время над собственным существованием. В добавок ко всему этому ему сопутствовала бессонница.

Что же касалось длинноволосого парня с резкими чертами лица и всегда сосредоточенным взглядом, — была отдельная история. Итан в их команде составлял роль «мамочки», вечно волнующейся за своих детей, и вечно вытаскивающей их из полной задницы. Хотя сам, признаться, и сам был бы не прочь покуролесить, но в душе Итана каждый раз возникала какая-то ответственность за них, и он сам не понимал, почему так происходит. То ли от того, что безгранично любит и ценит этих ребят, — то ли от какой-то другой причины, которую сам до конца не мог в себе разобрать. Характером он походил на спокойного семьянина, разнимающего своих детей от ссоры, — но часто за его стойким образом возникали черти, протискивающиеся не так редко, но всё же заставляющие стыть кровь в жилах.

Как таких разных людей смогла соединить жизнь и вести по тонкой линии судьбы, — до сих пор оставалось загадкой для всех. Но одно они могли сказать точно — каждый чувствовал себя собой в группе, в сплочённом коллективе. И Måneskin это уже не просто группа, выступающая на площадях Италии и в ночных клубах, — а семья, умеющая придти на помощь и всегда выслушать, понять и принять недостатки и помочь идти дальше.

Виктория считала, что это дар судьбы. Встретить их и понять, что можно быть счастливой не имев кучу подружек-девчонок; что можно чувствовать себя комфортно в окружении троих парней, и знать, что они поймут её как никто другой. Будь то рассказы о женских проблемах или неудавшаяся встреча с парнем с сайта знакомств.

— И всё же, как Вы нашли нас? — Итан расправляет манжеты на своих рукавах, опрокидываясь на спинку стула.

— Трудно не заметить группу, о которой говорят множество продюсеров и менеджеров в Италии, — женщина вновь улыбается, проводя ногтем по каемки белого блюдца. — И трудно не заметить то, как вы их отталкиваете.

— Мы не нуждаемся в продюсерах и прочих...

— Никогда не говори никогда, мой милый, — она косит темный взгляд на Томаса. — Ведь не каждому достаётся такая возможность, согласись?

— Мы делаем музыку и наслаждаемся ей, в то время как другие просто работают ради денег.

Дамиано наконец отложил телефон в сторону, делая пару глотков из своего бокала. Виктория заинтересовалась, потому что уже не находила такую беседу скучной и ненужной, — если Дамиано намеренно вставил свою речь, то это определённо стоит внимания.

— Но чем так плохи деньги? Разве их бывает много?

— Что Вы, деньги это хорошо, я ни в коем случае не говорю обратного, — Дамиано ставит локти на столик, опирается подбородком о сложённые руки и смотрит любезным взглядом на Розмерту. — Посмотрите на эту ситуацию нашими глазами: продюсерам выгодно пропихивать нас на разные конкурсы, мероприятия и прочую лабуду, которую оценивают высококвалифицированные жюри, — на этих словах он скорчил недовольную гримасу, при этом закатив тёмные глаза кверху. — После чего про нас забывают, а выигрывают проплаченные дети уважаемых людей. Мы проходили такое, Розмерта. А когда дело доходит до выставления нашего выступления в прямой эфир, неожиданно выясняется, что именно на нас заканчивается эфирное время, и что вся наша программа и вовсе была снята с конкурса, — Дамиано говорит четко и разборчиво, заставляя Викторию улыбаться исподтишка. — И как вы думаете, каковы будут наши действия, когда очередной менеджер объявится на горизонте? Мы вправе послать их всех нахер.

— Но разве эта история не давняя? — Розмерта слушала его так внимательно, что глаза её почти вылезали из глазных яблок, а пухлые губы приоткрывались.

— Это было три месяца назад.

— К тому же, после недельного отъезда в Рим, нам так и не вернули наши инструменты, — Томас постукивал пальцем по столу, сразу уловив сосредоточенный взгляд женщины. — Нам пришлось обращаться в полицию.

Розмерта прижалась губами к чашке, размышляя над их словами.

— Но разве вы не хотите донести всю историю вашей группы не только по Италии, но и распространиться по всей Европе, — как новое дыханием в искусстве музыки? — Розмерта широко обводит всех глазами, довольная тем, что сумела привлечь внимание. — Разве вам не хочется, чтобы люди по всему миру вдохновлялись вашим творчеством? Чтобы про вас говорили как о людях, внёсших в рок новую жизнь? — она делает паузу, поглядывая из под ресниц на хмурое лицо Дамиано. Он, все ещё со сложенными руками, неотрывно слушал речь женщины, которая сопутствовалась резкими движениями руками. — Возможно, люди жаждут этого глотка свежего воздуха, а вы от глупых обид не даёте им его.

Виктория опускает глаза на свои крашеные чёрный ногти, от размышлений начиная ковырять кутикулу почти до крови.

Конечно им всем хотелось этого. Хотелось доказать и показать остальным, — что быть не таким, как все — нормально. Что жить так, как пожелаешь только ты — нормально. Что мужской макияж не признак нетрадиционной ориентации, а живое показание того, что человек может сделать со своим телом то, что ему хочется. Что девушка в мужском коллективе не обязательно должна быть глупой и подчиняющийся, — а что она может быть невероятным вдохновителем и первооткрывателем. Самовыражение в текстах песен — нормально. Страдать, грустить, радоваться, наконец делать то, что желает душа, — нормально и правильно.

— Значит так, — подытоживает женщина. — Я устраиваю в субботу в Covo Club благотворительный вечер, где сделаю вас главными звёздами, — она достаёт из своей зеленой кожаной сумки листок и ручку, черкает свой номер телефона и суёт Виктории. — Я покажу, что не все продюсеры ищут выгоду лишь для себя, — она с минуту молчит, разглядывая в глазах Виктории двоякие чувства. — Наберите мне, как одумаетесь.

***

Она сидит на холодному полу до тех пор, пока волосы на руках не встают дыбом, — только после этого заставляет себя подняться, откинув семейный альбом с фотографиями в сторону, — закрывает распахнутое окно и прислушивается к крикам соседей снизу. Молодая семейная пара, недавно въехавшая в этот дом, не давала покоя Диаманте каждый вечер посидеть в тишине и наслаждаться одиночеством.

Девушка вновь уселась спиной к тёплому креслу, обхватывая голые колени руками. Перед ней на полу разложены фотоальбомы и другие карточки, напоминающие что-то вроде общих семейных традиций. Их так много, что зеленые глаза Диаманты разбегаются и начинают болеть. Она не знает за что взяться первым, — выбор настолько сложный, что сравнимый с прыжком в пропасть и нырянием с аквалангом. И высоту и воду Диаманта боялась, поэтому смотреть эти фотографии было что-то сродни этому.

Комнатка не так просторна, но пропитана уютом, который Диаманта создала в самый первый день въезда. Диванчик серого цвета; махровое кресло, цвета спелой вишни; такой же махровый ковёр в виде овала, расположенный от начала комнаты до середины; полки с книгами и телевизором, окно с персиковыми занавесками и настенные часы-яблоки; чуть дальше была кухня и санузел, — всё в этой квартире было на своих местах, разве что Диаманта часто чувствовала что сердце её не на месте.

Хватает в руки попавшийся розовый маленький альбом, пока пальцы неприятно дрожат, обхватывая края карточек. Она — маленькая, с румяными щеками и горящими глазами. Рядом мама — с добрым, но усталым взглядом, такими же рыжими и непослушными волосами, и уже с убивающей болезнью внутри себя. Они стоят, прижавшись друг к другу, улыбаясь, покуда чуть дальше не вырезано место, на котором раньше находился явно кто-то третий. Кто-то, чьё имя она по сей день не произносит в слух.

И так почти на всех фотографиях, где был запечатлён этот человек. Диаманта — гребаная мазохистка. Доводит себя тем, что смотрит в глаза матери на старых фотографиях и вспоминает день её смерти. День похорон и прощания. После того дня вся жизнь сменилась на чёрную полосу. Пошла не так, как нужно было.

По её щеке течёт одинокая и холодная слеза, залезая в рот. Диаманта вздыхает так глубоко, что лёгкие вот-вот лопнуть. Видит небольшой кулон среди разбросанных бумажек. Пальцами подхватывает аккуратное золотое плетение, и удивляется, как давно не видела этот подарок матери на её десятилетие. Аккуратный медальон в виде полумесяца, означающей долгую и счастливую жизнь, которая должна была быть приписана ей с рождения.

Диаманте на долгие годы жизни.

Гравировка была написана почерком мамы. Аккуратным, с изогнутыми буквами и наклоном влево. Словно колом по сердцу. Так, что важный орган разворачивается наизнанку и царапает кожу изнутри.

Больно. И от этой боли никуда не убежать. Ни сейчас, ни завтра, ни даже через несколько лет. Она как врожденная болезнь — будет с тобой до гроба.

Ещё пару капель слез стекает по её щекам, пока Диаманта чувствует обжигающий шар внутри себя. Обжигающий и делающий неприятно. Словно кошки начинают царапать когтями кости.

От порыва разреветься и упасть лицом в собственную безысходность, — девушку спасает необузданное уведомление на телефоне, который валялся прямо под хламом из всех этих фотографий.

«В субботу в десять. Covo Club. Вход бесплатный. Наш первый полноправный концерт. Надеюсь, придёшь поддержать.

В. Де Анжелис»

Диаманта сжимает в руках медальон, стряхивая с щёк слезы.

Чёрные и белые полосы иногда сменяются, и человек вправе сам выбирать, по какой тропе ему идти. Диаманта Риччи недавно осознала, что часто самые безрассудное решения оказываются лучшими.

p.s ну как вам глава? по моему очень вкусная и, в какой-то степени раскрывающая персонажей. Делитесь впечатлениями!)