Глава 7
Оказавшись утром на парковке у школы, я и думать не могла об учебе. Прочтённые вчера факты выстраивались в ужасающие теории, которые отказывались покидать мою голову, как бы я ни старалась их прогнать. Не обращать на них внимания было бы полным безумием.
Не успела я войти в здание, как увидела Эвана. Он стоял у дверей, скрестив руки на груди, и смотрел на меня так мрачно и неотрывно, что у меня перехватило дыхание. В его взгляде не было привычной отстранённости или вчерашнего тепла — только твёрдая решимость. Я осознала: он понял, что я всё знаю. Сердце болезненно сжалось от этого молчаливого вызова.
Мои пальцы непроизвольно сжались в кулак. Дышать стало трудно, но я знала — нужно идти дальше. Повинуясь импульсу, я свернула с тропинки, ведущей к школе, и направилась к лесу за зданием. Шум деревьев и прохлада воздуха стали спасением от нарастающего хаоса внутри. Когда я проходила мимо него, мои пальцы ненадолго коснулись его плеча — едва ощутимо, но этого хватило. Он всё понял и пошел следом.
Густую поросль высоких хвойных деревьев укрывал туман, было довольно зябко, а под ногами скользила трава, но это было последним, что меня волновало. Вдохнув поглубже влажный воздух, я заговорила:
— Ты не боишься выходить один на компанию парней, ты отлично владеешь оружием, ты бываешь жестоким и отлично дерешься, ты принимаешь «окси» без рецепта, — пока я говорила, я слышала хруст мокрых веток под его ногами, он подходил все ближе и ближе, но я продолжала, — ты был на месте убийства работника склада твоей матери, которая судя по всему отмывает деньги, прикрываясь продажей дизайнерских платьев. Твой отец — доктор, и может выписывать рецепты, застрелен охранник аптеки, а твоя семья угрожала расправой Мартину.
Когда я договорила, Эван подошел совсем близко, я чувствовала его за своей спиной, но не решалась обернуться. Мое сердце хотело выпрыгнуть из груди, но я не могла показать свою слабость. Я должна была узнать правду, даже если бы она разрушила все мои представления о нем.
— Я знаю, кто ты, — решительно сказала я.
— Скажи, скажи это вслух.
— Ты — преступник.
— Боишься? – спросил он тихо, подойдя так близко, что я чувствовала его дыхание на своей коже.
Внутри меня что-то упало, меня трясло от волнения, но я обернулась, и глядя ему прямо в глаза сказала:
— Нет.
— Так задай свой главный вопрос, — сказал он, не отрывая взгляда, — что мы делаем с теми, кто знает слишком много?
Слова эхом раздались в оглушающей тишине леса. В его глазах я прочитала вызов, но злости там не было, по крайней мере на меня.
Мне было тяжело дышать, становилось действительно страшно, но что-то внутри подсказало мне единственно верный ответ, и я сказала уверенно:
— Ты не убьешь меня.
Его лицо было напряжено до скрежета зубов, он не ответил, просто схватил меня под руку, будто боялся, что я убегу. Мы шагали в чащу леса, все глубже уходя в туман, словно он вел меня в свой мрачный, окутанный тайнами мир.
— Куда мы идем? — наконец решилась спросить я.
— На вершину, за границу облаков, туда, где нас никто не увидит и не услышит.
На секунду страх снова кольнул мое сердце, но раз уж я решилась ему довериться, я шла до конца.
Мы углублялись все дальше в лес. Воздух становился холоднее, обжигая легкие, плотный туман заволакивал верхушки деревьев, а высокие сосны, раскинувшиеся над нами, создавали иллюзию огромного, почти замкнутого купола. Здесь было тихо, почти слишком тихо: лишь иногда слышался шорох листвы и хруст мокрых веток, еле уловимый свист ветра пробирался сквозь ветки.
Я почти не видела, куда мы идем, была слишком занята тем, чтобы не упасть. Земля под ногами была влажной и скользкой, кое-где попадались мшистые камни. Один из них едва не стал причиной моего падения, но его рука, сильная и твердая, подхватила меня за локоть.
— Смотри под ноги, — коротко бросил он, не сбавляя шага.
Я не удержалась от нервного взгляда на него. Он двигался практически бесшумно, как хищник, привыкший к этим лесам. Его уверенность и молчание немного раздражали, но я ничего не сказала. Вместо этого я сосредоточилась на своих движениях, стараясь ступать аккуратно.
Иногда приходилось перелезать через упавшие бревна или продираться сквозь ветки, которые цеплялись за волосы и одежду. Он шел первым, время от времени оборачиваясь, чтобы проверить, не отстала ли я. Иногда он придерживал ветки, иногда протягивал руку, чтобы помочь мне подняться на очередной крутой склон.
— Здесь холодно, — пробормотала я, вытирая ладонью влагу со лба.
— Чем выше поднимаешься, тем холоднее, — сказал он безразличным тоном, а затем добавил, — скоро выйдем к солнцу, согреешься.
На очередном подъеме, когда мне пришлось ухватиться за мокрую, обросшую мхом ветку, я не удержала равновесия и почувствовала, как ноги скользят вниз. Он мгновенно подхватил меня, схватив за запястье, и притянул ближе. Его руки были холодными. Я на миг встретилась с его глазами: в них было что-то тревожное, почти злое, но голос его был теплым.
— Всё в порядке? — спросил он, держа меня так, словно я была пушинкой.
— Да, — прохрипела я, чувствуя, как бешено колотится сердце.
Он задержался еще на пару секунд, затем резко развернулся и, не спрашивая, присел на корточки.
— Ладно, так будет быстрее.
— Что?
— Залезай, — сказал он, оборачиваясь через плечо. — Я донесу тебя.
Я колебалась, но он сказал это так уверенно, что я решила не сопротивляться. Осторожно, всё еще дрожа от пережитого, я положила руки ему на плечи и позволила ему подхватить меня на спину.
Сначала было неловко, но когда он поднялся и пошел, его шаги стали такими быстрыми, что у меня перехватило дыхание. Он двигался, словно не чувствовал моего веса, перескакивая через камни и поваленные деревья с легкостью дикого зверя. Ветер обдавал лицо, свежий и обжигающий, а его спина была теплой. Я прижалась сильнее, толи боясь упасть, толи желая всем телом почувствовать, как его сильные мышцы перекатываются под одеждой. Мое сердце стучало в такт его движениям.
— Почему мы так спешим? — спросила я, стараясь перекричать звук ветра.
— Чем быстрее мы дойдем, тем лучше, — коротко ответил он, но я уловила напряжение в его голосе.
Вскоре он поставил меня на ноги, едва удержавшись на негнущихся ногах, я силилась вернуть сбитое дыхание в норму. Сквозь кроны деревьев пробивался луч солнца, не оборачиваясь, он направился к нему, а затем заговорил:
— Мой мир жесток, он не терпит слабости и сурово карает тех, кто это еще не усвоил.
Все еще стоя ко мне спиной, он начал расстегивать куртку, солнечные блики играли золотом в его волосах. Я совершенно не понимала, что происходит, но ждала, затаив дыхание, и тут он обернулся. Его рубашка была полностью распахнута, оголяя бледную кожу груди и пресса. Залюбовавшись натруженными мышцами стройного тела, я не сразу заметила слегка выпуклые розоватые шрамы, которые покрывали весь его торс.
— Вот, я какой, — на выдохе проговорил он.
От его разгорячённого тела исходил едва заметный пар, окутывая его дымкой, словно все происходило во сне.
Указав пальцем на небольшой круглый шрам над левой грудью, сказал:
— От этого я едва не умер, пуля прошла в паре сантиметров от сердца, меня ели откачали, — потом отодвинул рубашку, оголив ребра, на которых виднелся узкий белесый шрам, шириною сантиметров десять, — не заметил бабочку в руках дилера. — Задрал рукав по локоть, открыв круглый ожог на предплечье, — разозлил биологического отца лет в одиннадцать, и он решил потушить о меня сигару.
Он опустил глаза, словно ему было стыдно за то, что с ним сделал кто-то другой.
Мне стало так больно за него, глаза защипало от подступающих слез. Но я понимала, что последнее, что он хочет видеть в моих глазах это жалость, поэтому сглотнула, прогоняя слезы, подошла чуть ближе и сказала:
— Ты прекрасен.
Эван встретился со мной глазами, в них читалась боль, смятение и еще что-то неуловимое.
— Прекрасен? Это кожа убийцы, Бекка, — произнес он с некотором отвращением.
Он резко развернулся и скрылся за огромным валуном, у которого только что стоял. Я аккуратно, придерживаясь за холодный и мокрый камень спустилась за ним.
— Я — убийца, Бекка.
— Я не верю в это, — вдруг сказала я.
— Потому что ты веришь в ложь, — продолжал давить он, — тебе кажется, что твой школьный приятель не может быть чудовищем, но ты жестоко ошибаешься. Ты читала папку, и почти все, что там есть — правда. Но ты не хочешь верить, ведь я знаю, что нравлюсь тебе, и поэтому ты хочешь оправдать меня. Но открой же глаза, Бекка. Я для тебя не лучшая компания.
Я чувствовала, как внутри меня все переворачивается, но я молчала, пока он наступал, пытаясь покончить с моими сомнениями, напугать, оттолкнуть.
Он отвернулся, разогнался и в пару шагов преодолел несколько метров, а затем с ловкостью акробата схватился за нависающую ветку и запрыгнул на высокий камень.
Его голос становился все громче и злее, когда он продолжал:
— Теперь тебе от меня не убежать!
Ловко спрыгнув через сальто и вновь оказавшись в паре шагов от меня:
— Я гораздо сильнее тебя!
Он схватился за повисший на камне корень дерева, со злостью вырвал его и кинул в сторону. А затем в два шага стремительно сократил расстояние между нами и сказал мне в лицо:
— Я могу убить тебя прямо сейчас, — его голос был тихим, даже нежным, когда я почувствовала, как холодная сталь пистолета упирается мне в живот, — устраню тебя, как всего лишь очередного свидетеля, — его губы были совсем рядом с моими, я чувствовала его тяжелое, горячее дыхание своей кожей, он прошептал мне на ухо, — и никто тебя не найдет.
Все мое тело было напряжено и раскалено для предела, я понимала, на сколько он действительно опасен, но не могла сопротивляться растущему притяжению между нами, особенно теперь, когда он был так близко, даже если при этом его ствол угрожающе упирался в мой живот. Трясущимися пальцами я мягко коснулась его груди, заглянула в глаза и сказала:
— Ты не сделаешь этого.
Его глаза расширились, он отпрянул от меня, словно я ударила его током. Отойдя на пару шагов назад, он вытянул руку, снял пистолет с предохранителя и выстрелил в сторону, попав в тонкий ствол дерева. От оглушающего звука меня всю передернуло, теперь было понятно, почему нас не должны были услышать. А затем он сказал обреченно:
— Я убивал людей.
— Ну и пусть, — ответила я, не задумываясь, — это не важно.
В его глазах отразилась боль, его губы дрожали, когда он произнес:
— Я должен убить тебя, ты слишком много знаешь, — он сделал осторожный шаг вперед, говоря совсем тихо и не отрывая от меня взгляда, — таков приказ.
— Я понимаю, — немеющими губами проговорила я, — и я тебе верю.
Сократив расстояние между нами до нескольких сантиметров, он нежно коснулся моей щеки своими холодными пальцами.
— Не надо, — едва слышно выдохнул он.
Я подалась вперед, отчаянно желая коснуться его губ своими и прошептала:
— Я рядом, и я верю.
Мои слова вырвались немного сдавленно, я не была до конца в них уверена, но не могла оставить его наедине с этим выбором. Я почувствовала напряжение в воздухе, и он снова отстранился. Через мгновение он уже оказался на ветке дерева в нескольких шагах от меня, словно ему было тяжело находиться рядом. Но меня не покидало смутное чувство, будто он надеется, что я последую за ним.
— Моя семья... отличается от других, думаю, ты уже это поняла, — его взгляд был холоден, но голос едва заметно дрожал. — Хоть последние пару лет мы и стараемся не проливать лишней крови, мне поручено разобраться с тобой. Если ты знаешь слишком много... — Он сделал паузу, будто не был уверен, что вообще должен продолжать, — у меня нет выбора.
Я видела, как тяжело ему говорить, все мое тело сковала тревога, но я старалась не подавать виду, желая его выслушать. Я подошла ближе, он навис надо мной и заглянув в глаза сказал:
— Но, когда ты так близко... когда я чувствую твой запах... — говорил он тихо с едва уловимой хрипотцой, — я не могу устоять. Ты — мой личный сорт героина.
— Ты же ненавидел меня сначала?
— Да... но потом я понял, как страстно тебя желал. Это должно быть обычным заданием для меня, — сквозь горькую улыбку сказал он, — было бы куда проще сейчас покончить со всем этим, но я не могу... не могу причинить тебе боль. От одной мысли об этом внутри меня все переворачивается... и вопит о том, что я должен защитить тебя, несмотря ни на что, понимаешь?! Вопреки моему долгу перед семьей, вопреки инстинкту самосохранения, — он с шумом выдохнул, пытаясь взять себя в руки и будто решаясь на что-то. — Я готов отпустить тебя, дать возможность сделать свой выбор. Если ты решишь сдать меня и всю мою семью, я приму это... — На его лице отразилась боль, а затем он сказал уверенно, — мы заигрались, и должны заплатить за все.
Не в силах больше смотреть на меня, он спрыгнул с ветки и отвернулся. Я сделала шаг к нему и осторожно прикоснулась к его руке. Мои пальцы едва коснулись его, но в этом жесте было столько решимости, что я сама удивилась. Я понимала, на какой риск иду, доверившись ему, но осознанно делала этот выбор, ведь я хотела, чтобы он знал:
— Я не сдам тебя, никому ничего не расскажу.
Не смотря на хаос в моей голове и смешанные чувства, в этот момент я была готова шагнуть за ним в пропасть, если потребуется. Я хотела, чтобы он знал, что не один в этом мире, хотела быть рядом и помочь ему разобраться во всем, и помочь найти выход, даже если весь этот мир будет против нас.
Отведя взгляд, он снова направился дальше в лес, мы встали между огромными валунами, покрытыми мягким сочно-зеленым мхом, когда он сказал вкрадчиво:
— Я пытаюсь тебя понять, но не получается... — подойдя совсем близко, он поставил руки на мох по обе стороны от меня, тем самым прижав меня спиной. — Скажи, о чем ты думаешь?
От его близости мои ноги подкашивались, и я сказала:
— Теперь я боюсь...
— Хорошо, — сказал он, отстраняясь.
— Я не тебя боюсь... — он грустно ухмыльнулся, — я боюсь тебя потерять, что ты вдруг исчезнешь.
Он посмотрел на меня и так нежно, искренне сказал:
— Я так долго ждал тебя...— мое сердце норовило выпрыгнуть из груди, когда он ласково положил руку мне на щеку. — Лев влюбился в овечку.
— Глупая овечка, — выдохнула я, опьяненная его признанием.
— Ну а лев просто мазохист, — улыбнулся он, а затем прижал меня спиной к мшистому камню.
Его губы коснулись меня так осторожно, словно он боялся меня спугнуть. Наше дыхание сплелось, я замерла, чувствуя, как медленно рушатся все мои внутренние преграды. Терпкий сладкий аромат его кожи смешивался со свежестью хвойного леса, обволакивая меня. Я поцеловала его в ответ, прижавшись всем телом, желая почувствовать каждый сантиметр его тела. Его язык проскользнул внутрь, и я вся затрепетала, растворяясь в новом, до того неизведанном чувстве. Его пальцы проникли в мои волосы, аккуратно, но властно, его сердце билось так же бешено, как и мое. Хотелось навсегда остаться в этом моменте, где не существовало ничего, кроме нас.
Вторая рука скользнула к моей талии, сжимая меня так крепко, будто иначе я исчезну. Его губы спустились к моей шее, оставляя на ней горячие влажные поцелуи. Когда он слегка прикусил кожу, волна невыносимо приятных мурашек пробежала по всему телу. Мы совсем потеряли голову, и уже начали задыхаться, как вдруг он отстранился и сказал:
— Лучше остановиться сейчас, иначе потом я не смогу, — его голос был хриплым и тихим.
Его щеки горели, а в глазах плескалась буря. Он нервно провел рукой по волосам, на губах играла легкая, блаженная улыбка. Я разочарованно выдохнула, но кивнула, соглашаясь. Мое тело еще горело от его прикосновений, а внутри разливалось мучительное желание.
На мгновение между нами повисло неловкое молчание. Затем Эван снова поймал мой взгляд и слегка улыбнувшись, произнес:
— Пойдём, — произнёс он тихо, словно опасаясь нарушить хрупкость момента.
Его рука легко скользнула по моей, наши пальцы переплелись. Он повёл меня дальше, по тропинке, скрытой среди деревьев. Под ногами шуршали опавшие иголки и листва, где-то вдалеке щебетали птицы.
Мы шли молча, но это молчание не угнетало, напротив, оно будто обволакивало нас, создавая уединённый кокон. Эван поддерживал меня за руку, когда мы преодолевали крутые склоны или перепрыгивали через поваленные стволы. Иногда он касался моей спины, помогая удержать равновесие на скользком мху. Его прикосновения были едва ощутимыми, но оставляли после себя тепло, заполняя каждую клеточку моего тела.
И вот, пройдя ещё немного, мы вышли на уединенную поляну, на которую казалось не ступала нога человека. Теплый ветерок доносил запахи полевых цветов, влажной травы и хвои, даря блаженное чувство покоя и, намекая на скорый приход весны.
— Здесь, — тихо сказал он, отпуская мою руку.
Я медленно опустилась на прогретую, мягкую траву. Эван лёг рядом, и его взгляд, нежный и пронзительный, вновь встретился с моим.
Солнце вдруг выглянуло из-за облаков, и его тёплый свет залил поляну, играя золотистыми бликами в медовых глазах и волосах Эвана. Я поймала себя на том, что не могу отвести взгляд от его лица, от этих чётко очерченных скул, прямого носа и мягкой линии губ. Его кожа казалась почти прозрачной, настолько она была светлой, будто сама природа выточила его из мрамора, а солнечные лучи лишь подчёркивали это совершенство. В его взгляде было что-то неуловимое — смесь силы и ранимости, которая захватывала дух. Я будто попала в сказку и встретила прекрасного принца.
— Ты словно светишься, — прошептала я.
Он улыбнулся, едва заметно, но в этой улыбке была вся безмолвная нежность этого момента. Мы лежали, не произнося ни слова, и всё, что было до этого, казалось таким далёким и неважным.
В этот же вечер, вернувшись домой, я обнаружила, что Чака нет, видимо, снова допоздна остался в участке. Я больше не могла откладывать, нужно было сдержать слово, данное Мартину и Эвану. Вытащив папку из рюкзака, я без сожалений сожгла её на заднем дворе. Пока пламя отражалось в моих глазах, я подумала, что уничтожив улики сразу о нескольких преступлениях, возможно, сделала первый шаг в сторону криминального мира — мира Эвана. Неприятная мысль кольнула совесть: что бы подумал об этом отец? Но назад пути уже не было.