Отражение В Осколках

В оглушительной тишине раздался адский рингтон. Юнес Беккер, не желая его больше слышать, швыряет свой мобильник в стену. Тот разлетается на две части: первая — экран; вторая — корпус. Звонил отчим. Номер даже не был занесен в «Контакты», Юнесу это и не требовалось. Он сразу узнавал нежелаемого собеседника по последним цифрам.                                  
Говорить нечего, да и нельзя давать хоть какие-то шансы себя поймать. Юн два с лишним месяца метается по разным городам и штатам, в надежде скрыться от своей семьи. Выбора в еде никогда не было и нет, поэтому в его питание входит все съедобное: Бич-пакеты из местного магазина, которые приходится заваривать в вонючей воде на батарее, но в последние месяцы — на солнце; или доедать после людей в McDonald's, что, как считал Юн, было довольно вкусно, но крайне опасно; иногда мог подраться с каким-нибудь бездомным за пару долларов, что дал прохожий мужик. Безусловно, были, так называемые, «черные» дни, когда Юн голодал подолгу, из-за чего сбросил пару килограмм и на какое-то время так сильно потерял хватку, что не смог выйти на работу. Подрабатывал он, в общем-то, везде, где только мог. Там, где давали хоть копейку, Юн работал.

Юнес Беккер не боялся трудностей и боли, не боялся тяжелой работы, не боялся допустить ошибку, потому что, как он считал, вся его жизнь — сплошная ошибка.

Юн опустил голову, облокотив ее на колени и прижавшись лбом. Слеза предательски сорвалась с уголка глаза и разбилась о холодный кафель. Осознание того, что он за несколько милей от дома и его больше никто не трогает, быстро накрыло волной, и теперь он не мог остановиться рыдать. Под ногами образовалась небольшая лужица из слез. «Слабее всех», — подумал Беккер, но вслух лишь громко всхлипнул. Когда с обратной стороны двери послышались приглушенные шаги, что с каждой секундой усиливались, он вскочил на ноги и, схватив дряхлое потертое ведро с не менее убогой шваброй, направился к двери. Пол в этой каморке он протер, делать здесь больше нечего.
Распахнув дверь, послышался грохот, а после сумбурная речь. Кажется, Юн случайно кого-то задел. Он настороженно вышел из темной каморки, закрыв ее за собой. Картина, что предстала перед глазами, была не лучшей: игрок одной из популярной команды в хоккее, а именно «Хамелеонов» университета Грантлитон, сидел прямо сейчас в каком-то хламе с пластмассовым ярко-красным ведром на голове. Юн замер. Ему стало страшно — нельзя было прямо сейчас потерять эту работу, иначе ему точно придется драться с бездомными за кусок хлеба.

Парень напротив все еще что-то говорил, но теперь Юн мог услышать сквозь неразборчивое бурчание грубые слова. Он успел только заметить надпись на футболке, однозначно, игровой, перед тем, как незнакомец снял ведро с головы, а осознание сдавило горло изнутри, лишая кислорода — Юлиан Смит, номер одиннадцать, левый защитник. Юн не следил за спортивными каналами, не считая хоккея — не было времени и возможности. Точнее, не было только возможности. Он точно знал этот номер, а уж тем более «Хамелеонов». По одной их бело-зеленой форме сразу можно было понять кто перед тобой, сомнений не было. Беккер всегда восхищался Юлианом и любил его за бескорыстное дружелюбие и доброту, но не меньше любил и всю команду. Иногда ему снились их лица, образы, и он позволял своему воображению представлять, как они все вместе в одной команде. Вот они, друг с другом плечом к плечу, нога к ноге, идут рвать противника. Но Юн так же знал, что этому попросту не суждено быть, хотя бы потому, что он не играл в хоккей уже целых десять лет. Страдал издали.

Юлиан успел выбраться из груды хлама, пока Юн летал где-то там далеко, в своих мыслях, и даже не удосужился протянуть руку помощи (за это он себя потом долго винил). Когда Юлиан снял красное ведро с головы, взору предстал блондин с выкрашенными прядями в темно-зеленый — командный цвет «Хамелеонов». Такие же зеленые глаза устремились на Юна. В них проскользнуло что-то нечитаемое и он занервничал.

— Ты из «Ягуаров»? — Смит выплюнул эти слова с ядом и презрением так, что Юн начал было молиться Богу, дабы не оказаться в одной команде с «Ягуароми».

— Нет, — неуверенно потоптался на месте, а после добавил. — Я здесь работаю.

Смит окинул его взглядом, словно оценивая, и сразу зацепился за гребанное ведро и убогую швабру рядом. Юн сначала проклял себя, потом Юлиана за его суровое выражение лица и взгляд, а после вселенную, что привела его сюда. Возможно, через пару секунд он начал бы жалеть, что вообще родился, но Смит прервал эту дискуссию, происходившую у Юна в голове.

— Ты не похож на уборщика. Ты слишком молод, — Юлиан еще раз окинул его взглядом, зацепился за лицо, слегка прищурился и добавил. — И, кажется, чертовски красив.

Юн залился румянцем. Его щеки вспыхнули, как земля при ядерной войне или квартира, оставь газ включенным и кинь спичку. Ох, это вовсе не то, что он бы хотел сейчас слышать. Такие слова сбивали не только столку, но и с пути; выбивали из колеи и накладывали тяжелые цепи, заставляя об этом думать всю ночь. Юлиан же улыбнулся во все свои тридцать два зуба, явно довольный своим воздействием на него, но улыбка держалась на его лице не долго. Он прокашлялся, отряхнул себя, огляделся и задумчиво уставился на Юна.

— Это, конечно, все круто, но мне нужны клюшки. В общем-то, я здесь именно из-за этого. Ты не видел наши клюшки?

Юн лишь отрицательно покачал головой. На этот жест Юлиан печально вздохнул, прикусил губу и устремил взгляд на свои кроссовки. Так он простоял пару секунд, а после обворожительно посмотрел на Беккера и сказал:

— Сможешь найти их? — он виновато улыбнулся. — Я уверен они где-то завалялись в одной из каморок. Обычно такие потери у нас не случаются, для этого специально выведена отдельная комната под инвентарь, но тренер сказал, что одна из новеньких уборщиц напутала и отнесла не туда. А ее, черт возьми, сегодня нет...

«...и, навряд ли, еще вернется», — закончил Юн у себя в голове. Такие косяки на работе не прощали, он то знал.

— Окей, — непременно, он согласился, разве у него был выбор?

Юлиан расплылся в улыбке и раскрыл руки для объятий, но Юн лишь сделал шаг назад и уперся в стену. Прошло слишком мало времени после дня рождения. Коридор и так был узкий, пятиться дальше некуда. Юлиан заметил это действие, и на его лице промелькнула непонятная для него эмоция. Он едва ее уловил, но никак не смог разгадать. Улыбка Юлиана мгновенно померкла, а руки опустились вдоль туловища. Юн готов был от стыда провалиться сквозь землю, ведь он прямо сейчас отказал одному из лучших игроков в хоккее. Но, черт возьми, если сегодня к нему кто-то притронется, он будет вынужден переломать нарушителю руки.

— Извини, — только и смог промямлить Юн. Да так тихо, что Юлиан, наверное, не услышал.

— Малыш... — начал было Юлиан, но Юн так скривил лицо, будто его сейчас стошнит. И его чуть не стошнило. Обычно его так называл отчим, за что он ненавидел каждое прозвище, которое тот ему давал. Так же сильно он ненавидел и самого отчима.

Юлиан замолчал и устремил свой взгляд куда-то в сторону. Он о чем-то думал, нервно покусывая щеки изнутри. Юну стало невыносимо тошно и душно. Стены будто сдавливали, а спертый воздух перекрывал легкие. Каждый вдох давался через силу. Они простояли минуту или две в тишине, перед тем, как Юлиан снова попытался Юну что-то сказать.

— Ты не любишь нежностей?

Юн удивленно вскинул брови. Он сам не знал ответа на этот вопрос. Нежности от родителей он терпеть не мог, сестра с детства знала, что Юн не тактильный, а со второй половинкой была строгая договоренность — без рук.
Юлиан, видимо, заметил растерянность Юна и поспешил добавить:

— Ты просто так реагируешь... Ладно, прости, наверное, это не мое дело. Да и мне идти надо. Все в силе с клюшками? Ты их поищешь? — Юлиан неуклюже попятился назад, едва не споткнувшись о ножку старого стула.

— Да, конечно.

— Спасибо большое! — Юлиан вновь улыбнулся и уже было хотел предложить объятия, но резко опомнился и убрал руки в карманы шорт. — Занесешь их тогда прямо к нам в раздевалку?

— Да.

Хотя Юн в принципе сомневался, что сможет что-то найти, все равно не мог отказать.

— Спасибо, чувак. Я тебя уже люблю!

Юлиан отсалютовал двумя пальцами от виска и трусцой побежал в сторону выхода из этого узкого коридора. Юн облегченно выдохнул, но легкие будто сдавило железной проволокой, а тело свела судорога. Что означают его последние слова? «Любит», как друга или… как уборщика? Или, может… Юн не хотел об этом думать. Пора заняться порученным делом. Осталось теперь найти гребанные клюшки. И чем быстрее он это сделает, тем лучше будет для всех.