свитер
Чонгук заметил, что в последнее время Юнги полюбил свитера. Мягкие, кашемировые, обычно чёрные или серые, слишком большие для его маленькой, хрупкой фигуры, свисающие на тонкие ноги, полностью скрывающие костлявые руки, рёбра и бедренные кости (скорее всего, он носит их именно поэтому). Иногда Юнги ходил по квартире в рваных джинсах, молочного цвета коленки выглядывали из дырок, волосы были неуложенными, и ещё эти свитера, Чонгук чувствовал, как тянет в его груди, что невероятно его беспокоило.
— Хён, ты не думаешь, что мне надо к врачу сходить? — спросил Чонгук Намджуна прошлой ночью, эта история соскочила с языка неожиданно, но старший только фыркнул, не отводя взгляда от книги. — Нет, я не думаю, — многообещающе сказал он.
Так что несколько дней спустя Чонгук обнаружил, что пялится на Юнги через всю гостиную, пока свет ноутбука рисует на лице старшего необычные углы.
— Хён, — зовёт он так тихо, как только может, потому что Юнги занят работой, тот слегка хмурится, и Чонгук знает, что не должен его беспокоить. Усталые глаза моргают и выражение лица старшего смягчается.
— Да?
— Твой свитер, — по каким-то причинам лицо Чонгука краснеет, он не уверен, что Юнги видит это, но надеется, что нет, — могу ли я его одолжить?
Это не первый раз, когда он берёт его вещи. Ему нравится одеваться, как старший, в конце концов, они же раньше уже делились куртками, рубашками и даже нижним бельём — ему не нужно чувствовать неловкость, когда он просит свитер. И всё равно неловкость довольно быстро повисла в воздухе. Щёки Юнги стали слегка розоватыми, под цвет потрескавшихся от холодной погоды и слегка раздвинутых губ, а Чонгук хочет сказать что-то ещё, но терпит неудачу.
— А… Да, конечно, — кивает Юнги, руки невольно касаются рукавов, так, словно он задаётся вопросом, нужно ли его снять. — Сейчас? — теперь его тон меняется на более мягкий и беспокойный, из-за чего внутренности Чонгука совсем тают. — Мне кажется, что тебе холодно, почему ты не надел пиджак? — Нет, не сейчас, — Чонгук потирает шею, щёки горят. — Мне не холодно, хён, всё нормально. — Обогреватель включён? — Да, хён… — но Юнги всё равно встаёт, подходя к термостату, и Чонгук тоже встаёт. Он смотрит на его спину, на хрупкие плечи, пока тот подкручивает температуру, на то, как отросли его волосы и видны нетронутые краской корни, а кончики волос касаются воротника свитера. В комнате становится немного теплее, и Чонгук не знает от обогревателя ли это. Он садится на диван, а Юнги возвращается к компьютеру, свитер слегка открывает вид на ключицы, и Чонгук думает, почему тот не носит рубашку под ним. Он кашляет, давится слюной, и Юнги смотрит в его сторону.
— С тобой всё нормально?
— Да, просто… — он не заканчивает своё предложение, потому что сказать нечего. Юнги ещё раз встаёт, с губ слетает вздох — на этот раз он исчезает на кухне и возвращается с бутылкой воды. Чонгук берёт её, избегая его взгляда, касаясь своими пальцами чужих дольше, чем нужно. — Спасибо, хён.
— Ты странно себя ведёшь, Гук-и. — Я не…
Его раздражённый и почти граничащий с криком ответ был прерван рукой Юнги в его волосах, мягким прикосновением, неторопливым. Как и всегда с Юнги — всегда слишком много. Его самоотверженная отдача иногда пугает Чонгука, потому что он не знает, что с этим делать, как об этом думать.
— У тебя волосы растрепались, — почти с обожанием говорит Юнги низким голосом. Чонгук понимает, что хочет подержать старшего, хочет ощутить все части его тела на себе, его локти, острые рёбра под свитером, лопатки. Ему больше всего нравится держать Юнги. Но прикосновение прекращается, и Юнги отворачивается, уже уходя. Чонгук быстро вскакивает, спотыкаясь о собственные ноги, руки по-странному хорошо чувствуются вокруг Юнги, прижимая его ближе, ощущая подбородком ткань свитера, когда он на него опирается, и старший вздыхает, поднимает руки, чтобы мягко похлопать его по спине, пуская мурашки по чужой коже. Чонгук прижимается ещё ближе, в груди неожиданно слишком тепло от едва уловимого запаха мыла Юнги.
— Я не могу дышать, — говорит старший через некоторое время, в голосе слышится намёк на улыбку. — Прости, хён…
— Нет, вот так, — Юнги тянет Чонгука ближе к себе, когда тот пытается отступить, и сердце младшего делает то, что не должно.
— Просто… Не нужно сдавливать мою грудную клетку, вот и всё. Юнги позволяет ему пообнимать себя ещё немного, это так же неловко, как и выглядит, даже когда Джин заходит, смотрит на них вопросительным взглядом и, ничего не сказав, выходит. Чонгук обожает чувство того, что Юнги так близко, он ощущает, как его грудь вздымается и опускается с каждым вздохом, ритм полностью совпадает с чонгуковым: вдох, выдох, вдох, выдох. Чонгук думает, что может с лёгкостью заснуть, а затем в какой-то момент решает, что может прожить так всю свою жизнь — обнимая Мин Юнги. И эта мысль электризует.
— А теперь мне правда нужно вернуться к работе, — Юнги деликатно поглаживает его, а затем отпускает, Чонгук смотрит на ноги, смутившись тех вещей, которые происходят у него под одеждой, под кожей. Ему слишком быстро становится холодно.
— Хён, я думаю, что у меня сердечное заболевание, — жалуется Чонгук, растягивая своё тело на захламлённой кровати несколько ночей спустя, грудью ощущая кучу неудобств после того, как Юнги прошёл мимо него в симпатичном свитере в морском стиле, пожелав младшему спокойной ночи. Намджун кивает со всей серьёзностью и сосредоточенностью. — Да, это так. Называется это заболевание любовью, — у Чонгука нет сил отрицать. Прошло почти три недели, и Чонгук находится в комнате Сокджина и Юнги, где кто-то, вероятно, Юнги, оставил свой телефон на прикроватном столике. Он надеялся постирать — обычный акт складывания одежды, покупки моющего средства, наблюдения за тем, как вещи вращаются в машинке, это всегда его успокаивает. Зайдя в комнату, он сразу же видит свитер Юнги, брошенный около кровати, серый и кашемировый, мягкий-мягкий-мягкий-мягкий… — Чонгук?
Он резко выпускает из рук свитер, словно тот был сделан из горящего угля, разворачиваясь и видя Юнги в дверях в нескольких шагах от него. — Хён, — произносит он, затаив дыхание. — Я…
— Ты затеял стирку? — продолжает Юнги в полном неведении всего творящегося внутри Чонгука. — Тогда давай я дам тебе одежду.
Они тихо собирают вещи под тихие звуки гитары, в животе Чонгука поднимается жар каждый раз, когда он смотрит на Юнги и скользит взглядом по всем его интересным изгибам тела.
— И это тоже, — говорит Юнги, приближаясь к нему, и младший вытягивает руку, забирая серый свитер, его пальцы дрожат от детского предвкушения. Юнги замечает это и мягко спрашивает:
— Тебе нравятся эти свитера, да? «Они нравятся мне на тебе», — первое, что приходит в голову Чонгука, но он сильно прикусывает язык.
— Да, я имею в виду… — он заикается, Юнги приподнимает брови. — Они красивые, хён.
— Тогда ладно.
Чонгук не ожидает, что тот возьмёт небольшую кучу одежды, которую держит младший, и небрежно кинет её на кровать Сокджина. Следующее, что он помнит, — Юнги снимает свитер, который был на нём, и Чонгук чувствует, как в груди что-то горит, когда он видит, что рубашка тоже ползёт наверх, и младший непроизвольно тянется вперёд и придерживает ткань, костяшками касаясь чужой кожи.
— Спасибо, — говорит Юнги, так близко, что младший пугается, когда тот подходит ещё ближе, а затем расстёгивает его худи. Он судорожно сглатывает, в горле пересохло, сердце стучит, дыхание срывается, когда Юнги снимает её с него и улыбается, натягивая на тело младшего свой свитер, поправляя воротник, рукава, и проходясь пальцами по его коже, он ощущает тепло и пожалуйстаникогданеостанавливайся…
— Вот так, — говорит Юнги, в голосе сквозит неприкрытая нежность, заполняющая пространство между ними. Он хлопает рукой по плечу младшего и медлит.
— Он тебе идёт.
Запах, повсюду запах Юнги, он опьяняет.
— Они мягкие, — смущённо говорит Чонгук — Тебе они идут больше. — Я не мягкий, — фыркает Юнги. — Это не так.
Ах, его глаза предают его, поскольку всегда находят губы Юнги, когда это не надо. Старший застывает на месте, на щеках расцветает красный оттенок. Чонгук не ожидает поцелуя, губ Юнги на своих, он не уверен, что делать с руками и с кучей беспорядочных мыслей в голове. Старший весь состоит из мягкости, бархатных, хлопковых и кашемировых свитеров, он состоит из всех нежных и мягких вещей в мире, а Чонгук полностью потерян.
— Блять, прости, — Юнги отступает, а затем поворачивается к двери, та приоткрыта, в коридоре тихо и темно. Чонгук не думает, что когда-либо видел настолько взволнованного старшего. — Я не должен был, я… Всего несколько шагов отделяют их от двери, а Чонгук — нет, он не уходит, он толкает Юнги к ней, может, грубее, чем должен был, держится за его бёдра, которые так обожает, выдох из губ старшего звучит почти музыкой, когда из лёгких выбивается воздух. Дверь закрывается.
— Чонгук, — в голосе слышно предупреждение. — Это неправильно..
— Мне нравится, хён, — «ты», хочет сказать Чонгук. — Свитер. Юнги мягко тянет подол вниз, лицо нескрываемо краснеет. Это любимый цвет Чонгука.
— Да, мне тоже нравится, но… — Дай мне его, хён, — это мольба, потому что буквально каждый нерв его тела кричит, его пальцы грубо надавливают на бока Юнги, а колени слабеют. Старший выпускает разочарованный вздох и шепчет тихое: «Господи, Чон Чонгук». Младший приближается, а затем наблюдает, как у Юнги перехватывает дыхание и как он сжимает челюсти и дразнит, дразнит, дразнит, ты счастлив, когда я на коленях, столкновение продолжается.
— Если бы у тебя была возможность кого-нибудь поцеловать, то кого бы ты выбрал? — спрашивает Тэхён, вроде как по секрету, потому что они вместе сидят на улице во время фотосессии. Чонгук открывает рот, но ничего не выходит, потому что он наблюдает за Юнги, который сейчас снимается, тот в слишком большом свитере, а нос слегка покраснел от холода. Однако Тэхён ждёт ответа.
— Железного человека, — в шутку отвечает Чонгук, ухмыляясь, а старший толкает его, закатывая глаза, но младший может думать только о том, действительно ли у Юнги такие мягкие губы, как кажется. Такие же. В конечном счёте Юнги отдаёт ему всё, потому что он Мин Юнги, слишком самоотверженный, а Чонгук берёт, потому что он Чон Чонгук, слишком избалованный. Растирать так своё тело о тело Юнги, когда они подошли к кровати, — это слишком безрассудно, толкать его на поверхность — полное безумие, и Чонгуку нужно проглатывать каждый стон, когда старший прижимается ещё ближе. Он оставляет отметины, которые позже точно придётся объяснять, но Чонгуку неважно, он лихорадочно дрожит под чужими прикосновениями. Юнги прижимает его ближе, проводя пальцами по позвоночнику, пересчитывая позвонки.
— Подожди, — говорит Юнги, вздыхая, когда младший осторожно поднимает его рубашку. — Нет, мы не можем просто…
Честно говоря, Чонгук не понимает, что делает, что с его чувствами, поэтому он кивает, жадный до мягкого тела Юнги под ним. Старший подчиняется, его бедро между чужих ног, лицо потное и красное, а трения достаточно, чтобы Чонгук всхлипнул в поцелуй. Всё случается слишком быстро, ощущений слишком много, младший слишком жаждет, он мокрый и возбуждённый, а то, что делает Юнги с его ключицами, почти больно, трение джинсов о его тело заставляет его издавать непонятные звуки, а перед глазами пляшут белые пятна.
— Ах… — Юнги застывает, убирая ногу, от этого движения Чонгук вздрагивает и снова выпускает непонятный звук. Смущение гаснет в ярости, когда тело дрожит и сгорает. Когда старший начинает говорить, его голос хриплый и громкий, но мягкий: — Ты?..
— Извини, — бормочет Чонгук, радуясь, что его лицо зарыто в подушке, которая пахнет так же, как и Юнги, поскольку он внезапно осознаёт ситуацию, в которой они находятся. — Мне очень жаль, хён…
— Тебе нужно в ванную, — неловко говорит Юнги, и Чонгук хочет это сделать, потому что чувствует себя отвратительно грязным, но это означает, что ему надо уйти. — Чонгук, иди.
В голосе Юнги нет настойчивости, но тон обременяет, а руки отталкивают. Младший делает то, что ему сказали, быстро добегая до ванной комнаты, он принимает такой холодный душ, что ещё несколько часов после него чихает. Юнги уже нигде нет, а Чонгук забирает свитер.
— Почему ты избегаешь Юнги-хёна— спрашивает Намджун, когда Чонгук выключает свет в спальне, тот вздыхает.
— Я не хочу говорить об этом, хён, — голос тихий и несчастный. Намджун это замечает и продолжает:
— Он же мягкий, ты знаешь. Что бы ни случилось…
— Да, хён, я знаю. Спокойной ночи. Юнги перестаёт носить свитера. Возможно, из-за погоды, так как холодный, пронизывающий ветер сменился весенним бризом, а возможно, что-то совсем другое. Чонгук сидит перед машинкой и смотрит за тем, как внутри крутится свитер Юнги, расписания нет, ему скучно, сердцу больно и странно. Ему настолько сильно нравится этот свитер, что даже тошно.
Он слышит звук шагов и знает, кому они принадлежат даже на мягком ковре. Они были вместе достаточно долго, чтобы различать, у Юнги шаги большие. За дверью слышится шум. — Ах, — в голосе Юнги нет и капли удивления, хотя он и пытается притвориться. — Я и не знал, что ты здесь.
— Я почти закончил, хён, — отвечает Чонгук, глядя на него, и оба отводят взгляд
— Я постирал твой свитер.
— Ты не должен был.
— Я знаю.
Чонгук не ожидает того, что Юнги сядет перед ним на пол, глянув на его смешные тапочки с кумамоном, младший усмехается. Тот фыркает, слабо толкая его.
— Не смейся над моими тапочками, Чонгук.
— Они ужасны, хён, — слабо посмеивается младший. Юнги тоже хихикает, и тяжёлая атмосфера вокруг них становится яснее настолько, что они начинают спокойно дышать. Чонгуку нравится улыбка старшего, то, как она немного изогнута с левой стороны, как его глаза становятся меньше, на них всё ещё остатки макияжа. Смех стихает, а Юнги прокашливается.
— Слушай, Чонгук, — начинает он, щёки уже покраснели от смущения. — Боже, как это странно, — младший ждёт, а внутри, как акварель, смешиваются чувства.
— Мы больше не можем этого делать.
Чонгук почти доволен шумом от машинки, иначе Юнги точно смог бы услышать, как его сердце остановилось и забилось неравномерно. Выражение лица старшего смягчается, вероятно, из-за реакции Чона.
— Ты злишься на меня, — недостаток обращения «хён» не остаётся незамеченным.
— Нет, — качает головой Юнги. — Я не злюсь, просто…
— Всё нормально, хён.
— Я не хочу останавливаться, — выдыхает Юнги. — И, чёрт, Чонгук, ты молодой… — он перестаёт слушать на «не хочу останавливаться», эти слова бьются о его грудную клетку, и он почти хочет спросить, насколько далеко Юнги бы зашёл, и эта мысль заставляет его уши и шею покраснеть, потому что ответ его слишком сильно волнует. Взгляд Юнги проходится по покрасневшим частям, но его рот всё ещё двигается, он что-то говорит:
— И сейчас всё дерьмово.
Чонгук осознал, что пропустил почти всё. Машинка закончила стирать, воздух вокруг них стал горячим, слишком сильно запахло лавандовым порошком. Они сидят в тишине несколько минут, пока Чонгук не двигается, чтобы достать свитер, — он тёплый и наэлектризованный. Глаза Юнги не отвлекаются от лица Чонгука, тёмные и сомневающиеся, когда младший придвигается ближе, падает коленями на пол рядом со старшим и надевает свитер на рубашку, которая уже и так надета поверх футболки.
Уже не так холодно для свитеров, но Юнги его не останавливает. Чонгук слышит, как у старшего перехватывает дыхание, и это заполняет его каким-то странным чувством удовлетворения. Он тихо выдыхает, когда Юнги не может найти рукава.
— Ты же не слушал меня сейчас? — спрашивает он.
— На самом деле нет.
Тот фыркает.
— Сопляк.
В этот раз поцелуй не становится сюрпризом, и Чонгук касается свитера, который так любит. Мозг кричит, что кто-то может зайти, что любой может пройти мимо. Но он всё равно прижимается ближе, чувствуя, как Юнги распрямляет ноги, в процессе теряя одну из тапочек. У Чонгука боль по всему телу, когда старший прикасается к его бедру, осторожно и изучающе, как-то любопытно. Это слишком приятно, он хочет целовать его, пока не задохнётся.
— Чонгук… — выдыхает Юнги, и он весь красный-красный-красный, когда пальцы младшего проворно находят молнию. — Не сейчас.
Обещание хоть и неявного другого раза слишком соблазнительно. Неопытные руки Чонгука всё ещё на талии, всё ещё осмеливаются опуститься ниже пояса джинсов, прикоснуться к тем местам, которые заставляют Юнги извиваться, лёгкий контроль его возбуждает, он хочет, чтобы Юнги почувствовал то же, что и он, — и тогда они слышат смех и голоса, а также опасно близкие к двери шаги Сокджина и Чимина, так что Чонгук и Юнги быстро вскакивают на ноги, голова всё ещё кружится, губы старшего выглядят так, словно его кто-то ударил, а Чонгук чувствует боль и онемение. Чимин заходит, его улыбка слегка дрожит, он осматривает их взъерошенный облик, красноту. Сокджин изображает невероятный интерес к стенам.
— На улице двадцать пять градусов, хён, — говорит Чимин, глядя на Юнги, кидает грязное бельё в корзину, а Чонгук думает, что умирает.
— Тебе не жарко?
Юнги немного давится. И не отвечает.
— Это твой, — Юнги совсем немного наклоняется к нему, чтобы остаться незамеченными, держась за руку с Чонгуком. Они снимают ещё один клип, вокруг них слишком много людей — они участники одной группы, это не должно выглядеть странно, не должно. — Свитер.
Чонгук осмеливается подтянуть Юнги поближе, наслаждаясь видом того, как тот прикусывает нижнюю губу.
— Поделись им со мной, хён, — Чонгук ухмыляется, когда Юнги фыркает и смотрит в сторону, его нос покраснел. — Ладно, хорошо.