Глава 33
Катя была у сестры уже почти сутки. За это время ей пришлось дважды вызывать неотложку - у Тани крепко прихватывало сердце. Врачи «скорой» предлагали госпитализацию, особенно настойчив был второй - долговязый суетливый парень, чем-то похожий на Космоса. Но Татьяна
Николаевна ни о какой больнице и слушать не желала. Она до сих пор ничего не знала о сыне и каждую минуту ждала от него звонка. И не пропускала ни одного выпуска новостей по телевизору: а вдруг скажут что-нибудь новое про Сашу? Несмотря на все старания Кати хоть как-то приободрить сестру, Татьяна Николаевна часто начинала плакать - тихо и горестно.
Жалко ее было неимоверно. Катя пыталась ее разговорить, отвлечь от мрачных мыслей, но всякий раз сестра переводила разговор на сына. Вспоминала его детские шалости, болезни, успехи и неудачи. Достала старые Сашины фотографии и подолгу рассказывала - где и когда они были сделаны. Катя тоже, разумеется, переживала за племянника, но - по-своему. Уже к обеду она уничтожила у сестры львиную долю ее запасов провизии, включая целое блюдо тех самых пирожков с морковкой. А ближе к вечеру Катя решила сбегать по магазинам - закупить кое-что из продуктов, а заодно и запастись в аптеке новыми лекарствами для сестры. Благо, она, кажется, задремала. Одевшись, она тихонько заглянула в комнату к Татьяне Николаевне. Та, словно почувствовав что-то, проснулась, приподняла голову и встревоженно спросила:
- Кать, ты куда?
- Я в магазин, Танюша. Спи...
Татьяна Николаевна, прищурясь, взглянула на часы.
- Нет, Кать, дай мне пульт - сейчас будут шестичасовые новости... - она вымученно улыбнулась сестре. - А ты иди, иди, Катюш, я в порядке...
Катя кивнула и вышла из квартиры. Душа у нее была не на месте, поэтому в магазинах она металась между прилавками с такой скоростью, будто опаздывала на поезд. Минут через сорок она, нагруженная сумками, открыла дверь.
В квартире было подозрительно тихо. Катя опустила сумки на пол и позвала: - Танюш!
Тишина.
Не сняв плаща, Катя на ватных ногах прошла в комнату сестры. Таня неподвижно лежала на боку, лицом к погашенному экрану телевизора. Ее левая рука неловко свесилась с дивана, рядом лежал телевизионный пульт.
- Таня! - вскрикнула Катя и в ту же секунду с ужасом и отчаяньем поняла, что сестра ей уже не ответит.
Она бессильно опустилась на пол рядом с диваном и взяла в руки еще теплую Танину ладонь.
Жгучая боль потери удавкой перехватила горло, и Катя глухо, навзрыд заплакала.
И еще долго, очень долго она сидела вот так - прижавшись мокрой от слез щекой к безжизненной руке сестры, - и давилась горькими, безутешными рыданиями.
***
Введенский перехватил Белова сразу после похорон матери. Сашин мобильник зазвонил, когда он только-только вышел за ворота кладбища. Категорическим тоном фсбэшник потребовал встречи, никаких возражений он слушать не стал и, назвав время и место экстренного рандеву, сразу отключился.
Можно было, конечно, плюнуть и не поехать. Но к тому времени Саша уже понял, чьи пули положили Луку и Руслана в Крылатском. Фордыбачиться и качать права в его положении было не только глупо, но и опасно. Ему ясно и недвусмысленно дали понять, кто в доме хозяин, кто рассчитывает и ведет свою грязную игру, и четко указали на его место во всей этой мерзости.
Белов приехал на место с красными от недосыпания глазами, небритый и потерянный. Введенский уже был на месте. Рядом с ним в пустой придорожной беседке стоял Володя Каверин. В другое время Саша, наверное, немало удивился бы этому обстоятельству, но сегодня ему было не до того.
Не поздоровавшись ни с одним, ни с другим, Белов вошел в беседку и тяжело опустился на лавку. Он закурил и поднял измученные глаза на Введенского.
Игорь Леонидович ответил ему откровенно озлобленным взглядом.
- Значит так, Белов, - он начал свой разнос ледяным, чеканным голосом, нервно расхаживая перед самым Сашиным носом. - Вы сами накликали неприятности. Так что скажите «спасибо» Владимиру Евгеньевичу, за то, что сидите здесь, с нами... - Введенский сделал выжидательную паузу. - Спасибо, Владимир Евгеньевич! - Саша с ернической насмешкой поклонился Каверину.
Тот протестующе поднял ладони и замотал головой, демонстративно отказываясь от его благодарности, но Белов видел - ему безумно нравилось то, как Введенский его отчитывал.
- Да! А не валяетесь где-нибудь под камнем в компании червей, жуков да лягушек. Понятно это? - фсбэшник резко развернулся к Саше. - Не слышу... Каверин еле сдерживал торжествующую улыбку.
- Да понятно, понятно... - буркнул Белов и снова язвительно усмехнулся: - Извините, что я сижу, да?
Введенский пропустил его колкость мимо ушей и продолжил все тем же раздраженным голосом.
- Дальнейшие инструкции получите у Владимира Евгеньевича, - он кивнул в сторону Каверина. - Считайте, что все произошедшее - последнее китайское предупреждение. Никаких церемоний больше не будет. - Широко расставив ноги и заложив руки за спину, Игорь Леонидович застыл перед Сашей. Буравя его гневным, колючим взглядом, он внушительно, раздельно отчеканил: - Шаг влево, шаг вправо - расстрел. К чертям свинячьим!
Казалось, он хотел сказать что-то еще, но вместо этого вытащил из кармана связку ключей на длинной, с полметра, серебристой цепочке, и раздраженно подбросил ее на руке. Наградив напоследок обоих своих подопечных суровым взглядом, Введенский направился к машине. Белов и Каверин остались одни. Несколько мгновений они молча смотрели друг на друга. Странная это была пара - спаситель и спасенный. Каверин даже не пытался разобраться в букете собственных ощущений, в котором преобладали, пожалуй, ненависть, злорадство и некоторая досада: к сожалению, вендетта - это блюдо, которое надо есть холодным. В свою очередь спасенный не испытывал к своему «шефу» ни малейшей благодарности.
- Зря он так прессует, - с наигранным сожалением покачал головой
Каверин. - Ты это... не обращай внимания.
- Тебя не спросили... - процедил Белов и, глядя на собеседника, презрительно прищурился. - Ну, валяй, инструктируй, что ж ты?
Володя замялся, старательно изображая растерянность.
- Так что, собственно... - пожимал плечами он. - Вместо Луки я теперь буду. Мои контакты в Чечне хотят оружия. Ну и... будем поставлять его по твоим каналам. Как тебе такой план?
- Хреновый, - мрачно отрубил Саша.
- А вот это ты зря! Чечня сейчас - такой ключик! К таким замочкам! - Каверин оживился, загримасничал, многозначительно задирая вверх свои маленькие белесые глазки. - Ты что! Потом всех нас еще благодарить будешь! - Угу... Я так отблагодарю, что мало не покажется... - угрюмо пообещал Белов.
Саша повернулся вслед тронувшейся машине Введенского. Каверин проследил его тяжелый взгляд и вдруг рассмеялся и мелко-мелко закивал головой.
- Да-да-да... У меня тоже иногда такие мыслишки бывают... - захихикал он. - Взять тротильчика грамм этак пятьсот, и - бабах! И нет куратора! Красота, а?!
Даже не взглянув в его сторону, Белов встал и вышел из беседки. Каверин бросился следом, стараясь заглянуть ему в лицо.
- Нет, правда, Саш... Есть ведь такое, согласен? А, Саш? - настойчиво спрашивал он. - Вот если по чесноку, сознайся, ведь охота иногда Леонидыча вальнуть?
Вдруг Саша остановился и двумя резкими движениями ощупал карманы пальто Володи. В левом что-то было, он быстро запустил в карман руку и вытащил оттуда работающий диктофон. Белов выключил механизм и сунул его под нос опешившему Каверину.
- А если б мы с тобой в бане разговаривали? Куда б ты его спрятал?! - брезгливо спросил он.
Каверин развел руками и осклабился.
- Ой, я тебя умоляю! - поморщился он. - Ну это ж просто привычка! Да не обращай ты внимания... Я даже жену иногда записываю, так, для интереса. А что? Пусть будет...
- Штирлиц хренов! - Белов развернулся и стремительно зашагал к машине.
- Саша! - Каверин растерянно смотрел ему вслед. - Ну, погоди, Саш!
***
Мрачные мысли, поселившиеся в голове Пчёлкиной в недостроенной даче в ночь после покушения, не исчезли и после похорон свекрови. Наоборот, ее смерть только укрепила Варю в четком понимании того, что в ее семейной жизни назрели срочные и кардинальные перемены.
Стоя у могилы Сашиной мамы, не дожившей даже до пятидесяти, Пчёлкина невольно думала - а не ожидает ли и ее такая же участь? А может, для нее все закончится еще раньше, и не от сердечного приступа, а от пули снайпера или от бомбы в машине, или перерезанного однажды горла? Или что-то будет с родителями? О том, что все эти ужасы вполне могли произойти не только с ними, но и с сыном, Пчёлкина вообще старалась не думать.
Наверное, она давным-давно ушла бы от Белова, если бы не одно «но»:
Пчёлкина любила Сашу с пелёнок. Первая любовь, любовь последняя... Сука... Именно поэтому она никак не могла решиться на самый крайний шаг. На одной чаше весов был покой ее самой и ее сына, их безопасность и, по большому счету, все их будущее, а на другой - одна только любовь, загадочная и непостижимая, как сама жизнь.
Эти бесконечные раздумья, сомнения и собственная нерешительность выводили ее из себя. Плохо было и то, что Пчёлкиной совершенно не с кем было посоветоваться. Ну не с мамой же, в самом деле, - уж та бы, без всяких сомнений, была бы двумя руками за развод. С друзьями тоже не поговоришь. Ее раздражение росло и искало выхода, а тут еще сразу после похорон матери
Саша опять уехал куда-то - один, без охраны...
Проводив гостей после скомканных из-за Сашиного отъезда поминок,
Пчёлкина уложила сына и вместе с Катей, оставшейся ей помогать, закрылись на кухне. Они быстро убирались, причем хозяйничала, в основном, Катя - от навязчивых мрачных мыслей у Вари все валилось из рук. У миксера заело крышку, и это оказалось последней каплей - Варя отшвырнула его и, грохнув по столешнице кулаком, воскликнула в сердцах:
- Все, Кать, никаких моих сил больше нет - ни женских, ни, блин, общечеловеческих!
Катя, конечно, заметила, что с Пчёлкиной творится что-то неладное. Она тут же с ворчанием отодвинула ее в сторонку:
- Успокойся, все! Оставь, током еще стукнет. Что с тобой вообще происходит?!
Варя отошла к темному окну и, сдерживая из последних сил закипающее раздражение, вполголоса сообщила:
- Короче, я написала заявление на развод.
- Глупость какая! - фыркнула Катя, закуривая. - Ты что?!
- Глупость?! - мгновенно взвилась Варя. - А ты послушай. Я живу с ним четыре года в браке, так?! В 89-м его ловила милиция, в день свадьбы я чуть не наступила на гранату и потеряла ребёнка... Когда я рожала, он сидел в тюрьме - правда потом сам всё рассказал. Он потом клялся: все, Вареник, мы выходим из «игры», все для сына сделаю. И что, Кать?! - она обратила на гостью глаза, пылавшие праведным гневом. - Неделю назад его чуть не убили у меня на глазах! Все, не могу больше!
- Пчёлкина, успокойся, ты Даню разбудишь, - постаралась урезонить ее Катя.
Варя плюхнулась за стол и потянулась к початой бутылке коньяка. Руки ее заметно дрожали и, разливая густую жидкость, она пролила несколько капель на скатерть.
- А как мне прикажешь реагировать? Я что, Джейн Эйр?! - продолжала возмущаться она. - У нас полон дом холодного оружия, сабли какие-то, томагавки... Я вчера в комнату захожу, а у меня ребенок оптическим прицелом играет! Нет, я все понимаю, я ни хрена не долбанный ангел, сама многого наворотила.... Но ведь поменялась. Думала, что ребенок его изменит... Шмыгнув носом, она залпом выпила рюмку и подняла на Катю глаза.
- А знаешь, что еще?.. - вдруг мрачно призналась Пчёлкина. И потянулась к пачке «Самца». Чёрт, всю пачку за день выкурила. - Вчера они расправились с людьми, которые организовали покушение... Как мне жить, зная, что отец моего ребенка... - последнее слово застряло в горле. Не могла уже. Иначе бы точно разрыдалась.
Затушив сигарету, Катя растерянно опустилась на стул напротив нее.
- Я не знаю, Варь, что тебе сказать. Все это так, да... - задумчиво произнесла она после паузы. - Но с другой стороны... Он твой муж, он отец твоего ребенка, с ним ты как за каменной стеной была всю жизнь, забот не знала...
- Кать...
- Что «Кать»?! Ты послушай меня и не перебивай! - прикрикнула она. - Он тебя любит, а это не последнее дело, ты уж поверь старой перечнице...
Пчёлкина подавленно молчала. Катя взяла пузатую бутылку и налила еще - ей и себе.
- Развод, не развод - это тебе решать, конечно. Но только не сейчас, - вдруг взмолилась она. - Ну, дай ты ему из ямы выбраться, худо ему сейчас - покушение это, Таню мы похоронили...
Пчёлкина вдруг громко всхлипнула.
- Жалко дурака...
- И мне жалко, - согласилась Катя.
- Все равно люблю ведь... - по щекам Варвары покатились крупные слезы.
- Вот видишь, Варька, любовь-то она как...
- Катя... - Пчёлкина неуверенно улыбнулась сквозь слезы. - Что ж делать - то?
- Давай свое заявление, - решительно кивнула Катя, - я порву... А вообще, ты знаешь, у женщины, должно быть, пять мужчин: муж, любовник, друг, начальник и гинеколог. Гинекологу нужно все показывать и все рассказывать. Другу - все рассказывать, но ничего не показывать. Любовнику - все показывать, но ничего не рассказывать. А мужу - не все показывать и не все рассказывать.
- Стоп. А начальнику, Кать?
- А это - как тебе Сашка прикажет, Варька...
