Глава 13
Он сидел, опершись спиной о стену, с согнутыми ногами и пустым взглядом, устремлённым куда-то сквозь Алекс, сквозь обшарпанную стену, сквозь пыльный воздух, сквозь эту чёртову темноту, которую не мог прогнать даже фонарик за бутылкой. Свет тускнел. Воздух казался слишком густым, а тишина давила на уши, как вакуум.
Алекс лежала всё так же — неподвижная, тихая, горячая, как раскалённое железо. Джоэл снова и снова прикладывал ладонь к её лбу, к щеке, к шее — везде было одинаково жарко. Градусника у них не было, но он чувствовал: температура слишком высокая. Слишком долго. Это может плохо закончиться. Очень плохо.
Он потянулся к аптечке, достал ещё одну ампулу жаропонижающего. Держал её в руке. Просто смотрел.
Рука дрожала.
Он взглянул на шприц, уже подготовленный.
Он бы мог. Просто вколоть. Надежда, что подействует…
Но он так и не смог.
Он зажал ампулу в ладони, сжал крепко, до боли в пальцах.
— А если перебор? — выдохнул он вслух. — Если это её… убьёт?
Ампула звякнула стеклом о шприц.
Он опустил руки.
Голова упала вперёд.
— Почему… — прошептал он хрипло. — Почему всё всегда вот так?..
Он посмотрел на неё — и всё, что чувствовал внутри, вдруг прорвало. Не слезами. Нет. Джоэл слишком давно не плакал. Это было… глухо, изнутри. Как будто скрежет металла о кость.
— Почему все вокруг меня умирают? — проговорил он тише, обращаясь не к ней. Не к себе. К тем, кто, может быть, слушает.
К небу.
К чёртовой судьбе.
К чертям.
— Почему я… привязываюсь… а потом они уходят?.. — губы шевелились почти без звука. — Просто… исчезают. Исчезаешь ты, а я остаюсь. Один. Каждый раз. Один.
Он встал, резко, как будто испугался самого себя. Прислонился к стене и долго стоял, вцепившись пальцами в затылок.
Прошло минут десять, прежде чем он снова подошёл. Присел рядом с ней.
— Мне страшно, Алекс. Чёрт возьми, мне страшно. — он усмехнулся, одними уголками губ, с горечью. — А ведь я-то думал, что уже не могу бояться.
Он наклонился к её лицу, посмотрел на неё внимательно.
Она всё ещё не просыпалась.
Веки дрожали, щёки горели, губы были пересохшие и едва приоткрытые, дыхание — шумное, будто из глубины.
Джоэл отключился без сил рядом с Алекс. Он сидел на полу, облокотившись на край этой жалкой, скрипучей кровати, и даже не понял, когда провалился в сон. Его веки стали тяжелыми, дыхание выровнялось, мысли — спутанными. И вдруг всё исчезло: хрип её дыхания, запах старого дерева, гнилой плоти и влажной тряпки. Осталась только тишина. Теплая, тихая тишина сна.
***
Во сне снова не было смерти. Не было криков, не было гнили, не было зловонных мертвецов, только она — Алекс. Она шла рядом с ним, хрупкая, чуть сутулившаяся от усталости, но живая. Они шли по торговому центру, и отовсюду лился мягкий свет. Музыка, витрины, запах сладкой ваты и кофе — всё было, как раньше, будто ничего не случилось.
— Джоэл… — тихо произнесла она, взглянув на него снизу вверх, с той своей чуть ироничной, но всегда искренней улыбкой. — Ты уверен, что нам нужно идти на эти… гендерпати?
Он усмехнулся, глядя вперёд, но тут же обернулся к ней и, не говоря ни слова, протянул руку. Алекс посмотрела на него, словно чего-то ждала, а потом её тонкие пальцы тут же переплелись с его. Тепло. Настоящее. Без боли.
— Тебе просто не нравится не сама идея похода, а то, что тебе придётся провести много времени в этом торговом центре, — сказал он с усмешкой, глядя на неё искоса, — и тебе придётся менять кучу одежды.
Алекс приподняла бровь, почти рассмеялась и спокойно ответила:
— Тебе, кстати, тоже.
Он замер на мгновение, как будто только сейчас осознав, во что вляпался. Оглянулся на себя, на свои потёртые джинсы и старую рубашку.
— О, Господи, нет… Я просто одену старые вещи, — буркнул он с мольбой в голосе.
— Даже не надейся, — сказала Алекс, улыбаясь шире.
Но прежде чем он успел что-либо ответить, её голос стал тише, словно отдалялся. А потом она вдруг стала рассыпаться в воздухе, как пепел, как дым. Исчезать. Прямо перед его глазами. Волосы, глаза, лицо — всё исчезало в искрящейся пустоте.
— Алекс… — прошептал он, поднимая руку, пытаясь схватить воздух, но ничего не было. Только пустота. Только тишина.
***
Он резко проснулся, и реальность обрушилась на него, как ледяная вода.
Джоэл вздрогнул, когда услышал, как Алекс зашевелилась. Он сразу поднял голову и прижался ближе, и в ту же секунду её губы начали шевелиться. Слова были слабыми, ломкими, как будто вылетали сквозь ржавый замок, но каждое из них звучало, словно нож.
— Братик... почему ты меня ненавидишь?.. Братик Шин... почему?..
У Джоэла перехватило дыхание. Его сердце забилось чаще, будто с каждой секундой он погружался в какую-то новую бездну, где было темно, липко и противно, как во рту у мертвеца. Он смотрел на неё, на то, как веки дрожат, как руки слабо дёргаются, будто она снова где-то там. Снова в аду.
— Братик... мы не можем... Шин, ты ведь мой брат... я люблю тебя... лишь как брата...
— Сука… — прохрипел Джоэл сквозь зубы, кулаки сжались. — Этот ублюдок… он не любил её, как брат... он хотел её, как женщину. И когда понял, что не получит… Чёрт, — Джоэл почти рычал, — он позволил этим тварям разорвать её на куски…
Алекс продолжала бредить. Голос стал тоньше, жалобнее, словно она уменьшалась внутри себя, исчезала, пряталась, сжималась от боли:
— Нет… не надо… больно… не трогайте… пожалуйста… нет… не надо… не трогайте меня… боль…
— Нет… нет, не вспоминай, — прошептал Джоэл и в следующее мгновение его ладони обхватили её лицо. Осторожно, как будто она могла рассыпаться прямо у него в руках.
— Пожалуйста, — он склонился ближе, прижавшись лбом к её виску, горячему, потному, дрожащему. — Пожалуйста, не переживай это снова. Не возвращайся туда… Алекс, ты здесь. Ты со мной. Я здесь.
Её губы всё ещё дрожали, произносили слова, которых он уже не слышал. Слова, что оставались только в её сломанных воспоминаниях.
— Чёрт, — выдохнул Джоэл, его голос хрипел от злости, бессилия, боли. Он сжал её чуть крепче, удерживая в этом настоящем, как будто только силой своих рук мог не дать ей снова уйти туда, где она кричала.
— Джоэл… — прошептала Алекс, и его сердце пронзила игла.
Он вздрогнул, не сразу поверив, что услышал своё имя. Оно вылетело из её губ едва слышно, но несло в себе столько боли и надежды, что у него по спине пробежал холод.
— Пожалуйста… защити меня… — пробормотала она, словно застряла где-то между прошлым и настоящим, где всё ещё были крики, боль и тьма.
Её рука слабо дёрнулась, пальцы начали шарить по шероховатой поверхности кровати, будто она кого-то искала. Или что-то. "Может, она ищет меня?.." — промелькнуло в голове Джоэла, и эта мысль вонзилась в него мягко, но глубоко. Он хотел верить в это. Ему нужно было в это верить.
Он медленно отпустил её лицо, поглаживая пальцами по щеке, извиняясь, что отпускает, и осторожно взял её руку, сжав её своими пальцами.
— Я тут… милая… я с тобой… — прошептал он, с трудом сдерживая дрожь в голосе.
Алекс не просыпалась. Её веки были неподвижны, дыхание всё ещё неровное, горячее. Но она не отпускала его руку. Или он не отпускал её — это уже было неважно.
Она продолжала бредить, слабо шептать обрывки слов, вновь и вновь умоляя кого-то, кого, возможно, больше нет. Или кто всё ещё жил в ней, как тень. И каждый раз, когда она просила: "Пожалуйста, защити…", Джоэл сжимал её руку крепче, как будто этим мог заглушить ужас в её голове.
Он наклонился ближе и прошептал:
— Тебе больше не придётся просить. Я с тобой. И никто больше не причинит тебе боль. Никто. Никогда.
Джоэл снова отключился — вымотанный, измотанный, опустошённый.
***
Он не помнил, как оказался на кровати. Не помнил, как под ним стало мягко и тепло. Но это чувство... оно было почти забвением. Таким, что не хотелось отпускать. Он прикрыл глаза, позволяя себе секунду покоя.
Но в тишине послышались шаги.
Он резко открыл глаза — и всё исчезло: усталость, груз боли, холод страха. В дверях стояла Алекс. С лёгкой улыбкой. Вытирала мокрые волосы полотенцем. На ней была его рубашка — слишком большая, чтобы быть её, но она сидела на ней странно идеально. До середины бёдер, чуть приподнятая на талии. Голые ноги, капли воды на коже. Она выглядела как с картинки. Или из другого мира.
— Ты чего, парень... — тихо хохотнула Алекс, заметив, как Джоэл не моргая смотрит на неё. — Сейчас взглядом дыру прожжёшь.
— Ты такая красивая, — прошептал он. Улыбнулся, медленно, по-настоящему.
Алекс замерла на секунду, а потом, приподняв бровь, рассмеялась:
— Ничего себе... А ты сегодня в ударе. Днём сказал, что я похожа на хомяка, когда злюсь, а теперь — красивая. Красивый хомяк, выходит?
Она весело хмыкнула, повесила полотенце на спинку стула и шагнула к нему. Легко заползла на кровать, словно кошка — плавно, почти грациозно. Её движения сводили его с ума. Джоэл почувствовал, как внутри всё вспыхнуло. Как будто что-то давно забытое снова зажглось.
Но вдруг... она замерла. Хмуро посмотрела на него.
— Проснись... — прошептала Алекс. — Джоэл, проснись... мне нужно, чтобы ты проснулся... мне плохо...
Её голос зазвучал как издалека. Стал глухим, затухающим.
И вдруг мир начал сыпаться, исчезать кусками — тепло, свет, рубашка, её руки, её смех...
***
Джоэл резко открыл глаза.
Тёмная комната. Тот же полумрак, та же полка у двери. Тот же слабый свет фонаря за бутылкой.
И рядом — Алекс. Горячая, бледная, в жару. Он сразу проснулся полностью.
— Чёрт... — прошептал он, садясь ближе. — Я здесь, я с тобой... держись.
Он не помнил, как Алекс оказалась в его руках. Всё, что осталось — ощущение тяжести на груди и пульсирующий страх в каждом ударе сердца. Он сидел всё так же на полу, опираясь спиной о край кровати, но теперь она больше не лежала на матрасе — она была у него на руках. Горячая. Бредящая. Ломкая.
Он прижимал её к себе, крепко, отчаянно, как будто мог передать ей часть своего тепла, чтобы вытолкнуть чужой, испепеляющий жар. Её голова лежала на его плече, дыхание — частое, тяжёлое, неравномерное — обдавало его шею, как прикосновение чего-то одновременно живого и ускользающего. Его кожа вздрагивала от каждого её выдоха.
Он склонился ближе, уткнувшись носом в её висок. Алекс горела — буквально, внутри неё разгоралась не лихорадка, а костёр, и он чувствовал, как этот жар пронзает его насквозь, сжигая душу.
Но он не отпускал.
— Не оставляй меня... — прошептал Джоэл, сдавленным голосом, — не умирай... Прошу... Я не могу снова кого-то потерять... Я просто... не выдержу...
Он закрыл глаза, его подбородок дрожал, а в груди медленно поднималась волна боли — такая, что если бы он позволил ей вырваться наружу, она бы затопила всё вокруг. Ему казалось, что время остановилось. Комната сжалась до одного-единственного дыхания. Её.
Джоэл не сразу понял, что температура начала спадать. Всё его тело было мокрым от пота, каждая мышца болела, и казалось, что жара проникла в саму кость. Он не мог отличить — это она всё ещё горит или уже он сам. Всё слилось. Всё пульсировало тревогой.
Но он продолжал держать её в своих руках — не отпускал, будто мог удержать её только своей силой. Алекс слегка дёрнулась, и он подумал, что это просто судорога или очередной бред. Он только крепче обнял её, как будто пытался пригвоздить к жизни.
Но она дёрнулась снова — сильнее. Не как бредящая — как действительно пыталась вырваться, сбросить с себя его руки. Джоэл замер, ошарашенный, и немного ослабил хватку. В ту же секунду получил удар в челюсть — резко, больно, с неожиданной силой. Алекс вывернулась из его рук, отползла назад и замахнулась снова.
— Эй! Это я!.. Чёрт, Алекс, это я! — прохрипел Джоэл, поднимая руки, не защищаясь, а показывая: остановись. Его голос дрожал, но не от страха, от боли.
Алекс тяжело дышала, волосы прилипли к её лицу, глаза были мутными, растерянными. В них было, чужое, как будто она всё ещё где-то там — в темноте, в боли, в том аду, откуда он пытался её вытащить.
— Ты в безопасности… — тихо добавил Джоэл, — всё хорошо… Ты дома. Я здесь. С тобой...
Её руки медленно опустились. Но тело всё ещё было напряжено, как у загнанного зверя.
— Не… не… Не прикасайся ко мне, — прохрипела Алекс, и её голос был будто нож по горлу.
Она поползла назад, от него, подальше, насколько позволяли стены этого тесного убежища. Зацепила ведро, сшибла какой-то тряпичный мешок — ей было всё равно. Лишь бы дальше. Лишь бы не чувствовать его рук. Не слышать его дыхания так близко.
Джоэл остался сидеть на полу. Пустые руки так и замерли в воздухе. Он даже не успел моргнуть.
Он хотел что-то сказать. Он открыл рот, но слова застряли, как камень в горле.
— Я… — выдохнул он, и не узнал свой голос. Он звучал чужим, глухим. — Прости… но… ты умирала… Я… — Он осёкся.
Он сжал челюсть, будто только это держало его от того, чтобы закричать или разбить кулак об стену. Её голос всё ещё звенел у него в ушах. "Не прикасайся ко мне". Не враг. А он. Джоэл. Для неё — теперь угроза.
— Я… не знал, что делать, — выдохнул он тише, почти неслышно. — Чёрт… я просто… не мог смотреть, как ты… умираешь.
Он опустил голову, сел ровнее, положил руки на колени, словно сдавался.
— Если хочешь — бей, кричи, уходи… только… живи. Пожалуйста. Всё остальное — я переживу. Только не ты…
Алекс молчала. Дыхание её всё ещё было сбито. Она сидела, прижавшись к стене, сжимая руками края своей толстовки, словно это могло защитить от боли и воспоминаний. Её глаза были полны ужаса, обиды… и слабой, почти невидимой, но всё ещё живой искры узнавания.
Джоэл больше не смотрел на неё. Ни разу. Не шевелился. Не дышал в её сторону. Не произносил ни слова. Он будто окаменел. Только внутри, под грудной клеткой, всё ещё стучало. Не сердце — стыд.
"Не прикасайся… не прикасайся… не прикасайся… "— снова и снова этот голос звучал у него в голове, голос, который прежде просил: "Пожалуйста, защити меня…"
Он стиснул кулаки. Настолько сильно, что ногти оставили полумесяцы в ладонях. Он бы дал себе пощечину, ударил бы головой о стену, лишь бы вытолкнуть из себя эту животную потребность. Он хотел её. Хотел прижать, держать, чувствовать её тёплое, тело рядом. Хотел слышать, как она шепчет его имя не во сне, не в бреду, а в тишине и осознанности.
Он блядь хотел её. Настоящую. И именно поэтому ненавидел себя сильнее, чем когда-либо.
Он не был лучше тех, кто порвал её на куски. Не был. Потому что даже сейчас, даже после её страха, её слов, её отстранённого взгляда — он всё ещё желал.
Но разница была в том, что он не сделает ничего. Ни-че-го. Даже не взглянет на неё без её разрешения. Пусть его разорвёт на части изнутри, пусть он сгниёт от этих чувств — он не сделает и шага навстречу, если она не захочет.
"Она боится меня. Так же, как и других. Для неё я — такой же, как они."
Он сгорбился. Отвернулся. Закрыл лицо руками и зажал уши, чтобы не слышать себя. Не слышать её дыхание. Не слышать сердце, которое всё ещё билось ради неё.
Ничего не помогало. Ни темнота, ни тишина, ни скрежет зубов, ни стиснутые до боли пальцы. Голос внутри не умолкал, не замолкал, не отпускал. Он рычал, шептал, насмехался, бил точно в солнечное сплетение — снова и снова: "Ты как они. Она боится тебя. Она никогда не простит. Никогда не доверит. Никогда не вернётся."
Джоэл не мог остановиться. Не мог дышать. Не мог не думать.
Алекс.
Алекс.
Алекс.
Как заклинание. Как яд. Как единственное, что держало его на плаву, и одновременно — топило.
Он почти не чувствовал холода. Не чувствовал времени. Только пульс в висках, тяжесть в груди и сухие губы. Он знал это состояние — когда ты у края, и тело будто само начинает искать выход.
Кобура.
Он медленно, в трансе, опустил руку к бедру. Пальцы нашли ремень. Он не думал. Не осознавал. Просто — если сейчас выстрелить, всё прекратится. Не будет ни боли, ни стыда, ни вины. Ни её страха перед ним.
Ни её.
Он почти достал пистолет, почти…
Но где-то в самой глубине, будто из другой жизни, прозвучал её голос:
"Пожалуйста… защити меня..."
Рука дрогнула. Ствол, холодный как лёд, едва коснулся его виска — и он замер. Зубы стиснуты. Веки дрожат. Пальцы на спусковом крючке — медленно начали ослабевать.
— Чёрт… чёрт, — выдохнул он.
Он не мог. Пока она жива — не мог. Даже если боится. Даже если ненавидит. Даже если никогда не простит. Пока она есть — у него должен быть шанс. На искупление. На защиту. На спасение хотя бы одного человека.
Алекс постепенно приходила в себя — как сквозь вязкий, мутный туман, сквозь боль, обжигающий жар и срывающееся дыхание. Она начала узнавать Джоэла: его силуэт, его позу, знакомую, измученную — он сидел сгорбившись, не смотрел на неё, будто исчез где-то глубоко внутри себя. Она видела, как его рука медленно, словно в трансе, потянулась к пистолету. Сначала она подумала, что он собирается убить её — сердце сжалось, дыхание оборвалось, но секунду спустя она поняла: он приставил холодный металл не к ней, а к своей голове.
"Нет… нет, пожалуйста, что ты делаешь…" — мысли закричали в голове, паника обрушилась лавиной, но голос предал её, горло сдавило так сильно, будто кто-то вцепился изнутри и не давал даже вздохнуть. Почему она не может остановить его? Почему тело отказывается слушаться, когда он — он, который всегда защищал её, никогда не требовал, не прикасался без необходимости, не давил, даже когда она была почти на грани — теперь теряется сам, ломается на глазах? Он хранил для неё тот чёртов диск Green Day, пока весь остальной мир рушился, горел и умирал. Он спасал её снова и снова. А теперь она смотрит, как он медленно сходит с ума от вины и боли, и ничего не может сделать, потому что тело будто заковано в бетон, мысли бьются, а слова — мёртвые.
Но в какой-то момент, несмотря на боль, несмотря на страх, несмотря на ломоту в каждой клетке, в каждой косточке, тело сдвинулось. И сделало это так быстро, что даже сама Алекс удивилась — она просто рванулась вперёд, будто её кто-то вытолкнул изнутри. Ей было плевать, что внутри всё будто вырывается наружу, что каждый шаг, каждое движение отдаётся криком в мышцах и суставах. Всё, что имело значение — это он, его рука, сжимающая оружие, его затуманенный взгляд, его сломанная тишина.
И она обняла его. Сильно, резко, срываясь на движении, хотела вдавить его в этот мир обратно, вернуть, спасти, вырвать из бездны. Он пошатнулся от неожиданности, и спиной ударился о край кровати, издав глухой звук — но она не отпускала. Она не собиралась. Не в этот раз.
Джоэл не сразу понял, что происходит. Всё слилось в одно: гул в ушах, боль в груди, когда сильный толчок отбросил его назад, и его спина с глухим хрустом ударилась о край кровати. Боль прошлась по позвоночнику, пистолет выскользнул из руки и почти упал, но он даже не сразу понял, что держал его. Всё происходило будто в вязком, замедленном сне. А потом — потом он понял.
Алекс. Это была она. Она обнимала его. Сама. Без страха, без отстранённости. Её руки цепко обвивали его, прижимали к себе так сильно, что он почти почувствовал боль — но это была не та боль. Это было прикосновение живого, отчаянного тепла. Он застыл, дыхание перехватило, потому что не смел поверить.
Её шепот — хриплый, сломанный, едва различимый, но пронизывающий всё насквозь:
— Джоэл… Джоэл… Джоэл… не бросай меня… Джоэл…
Пистолет с глухим, окончательным стуком ударился о пол. И этот звук будто встряхнул его — словно гвоздь в крышке тьмы, которую он почти сам опустил на себя. Он сидел, не двигаясь, его руки всё ещё лежали на полу, пустые, тяжёлые.
"Она зовёт меня. Да… Она зовёт меня," — мысли обжигали изнутри.
"Я ведь… я ведь не выстрелил. Я ведь ещё здесь. И она тоже."
Он смотрел на неё, не смея пошевелиться, но в груди поднималось что-то другое — не страх, не боль, не вина. Надежда. Хрупкая, как дыхание.
Он медленно поднял одну руку, неуверенно, словно боялся, что любое движение разрушит этот момент. Но она не отпрянула. Она всё ещё держала его. И тогда он аккуратно, осторожно обнял её в ответ.
— Милая… — всё, что смог выдохнуть Джоэл, охрипшим, почти сломанным голосом. Слово вырвалось само, без обдумывания, из самой глубины, где пряталась вся нежность, которую он так долго гнал прочь.
Он боялся. Боялся, что сейчас всё исчезнет — как сотни раз раньше — и он снова очнётся один, в темноте, с привкусом металла во рту и болью в сердце. Но она была здесь. Настоящая. Он чувствовал её дыхание у своей шеи, горячее. Её тело прижималось к нему, и она сжимала его так крепко, будто боялась, что он исчезнет.
"Откуда в тебе столько сил, Алекс?" — подумал Джоэл, сгорая от удивления и вины. И тут же испугался этой мысли. А если он произнёс её вслух? А если она услышала? А если… из-за этого отпустила?
Хватка действительно ослабла. Не исчезла — просто стала мягче, как у ребёнка, который заснул, вцепившись в мать. И тогда он понял. Почувствовал: её дыхание стало ровным, спокойным, глубоким.
Она… уснула. Прямо в его руках. Здесь. Рядом.
Сама пришла к нему. Не из чувства долга, не из страха, не по привычке. Пришла сквозь боль. Сквозь воспоминания. Сквозь всё, что стояло между ними.
И уснула.
Доверилась.
Джоэл закрыл глаза, прижимая её аккуратно, как самое хрупкое и самое ценное в этом мире.
Он не знал, что будет завтра. Он не знал, будет ли оно.
Но сейчас… сейчас она была с ним.
***
Джоэл открыл глаза.
Он сидел на яркой, залитой солнечным светом кухне. Уютной, тёплой. На столе — простая кружка с кофе в его руках. Пахло жареным хлебом, чем-то сковородочным, знакомым и домашним. Он моргнул — не веря. Но всё было здесь. И чашка, и утро, и…
Он поднял взгляд — и увидел её.
Алекс стояла у плиты, спиной к нему, возилась с чем-то, упорно помешивая. И вдруг — пламя вспыхнуло, слишком высоко, с рывком — и Алекс резко отшатнулась, коротко вскрикнув.
Джоэл подскочил, опрокинув стул, обошёл стол в два шага.
— Милая! Ты в порядке? — спросил он, замирая рядом, вглядываясь в её лицо, стараясь найти хоть один след ожога.
Она подняла на него глаза — совершенно спокойные, живые, блестящие. Улыбнулась уголком губ и, ткнув его пальцем в грудь, с укором, но тепло сказала:
— Здоровяк, ты уже сколько обещаешь подкачать давление в газовых трубах?
Он растерялся, сердце колотилось. Но ответил, почти шёпотом:
— Прости...
Алекс приподняла руку и мягко коснулась его щеки, ладонью — горячей, живой. Заглянула ему в глаза снизу вверх.
— Ты так и хочешь, чтобы мои бедные брови сгорели? — спросила она с притворным укором.
Он почти улыбнулся. Хотел что-то сказать — важное, настоящее.
— Я всё равно буду…
Но Алекс, не давая договорить, с нежной насмешкой закончила за него:
— Да-да, любить любой. Я это уже слышала.
И, отстранившись чуть, снова обернулась к плите, добавив буднично:
— Но давление всё-таки почини, Джоэл.
Он стоял и смотрел на неё. Не дышал. Не двигался.
Словно боялся, что моргнёт — и всё исчезнет.
Джоэл всё ещё стоял возле Алекс, её запах, её тепло, её рука на его щеке не отпускали его даже в этой странной тишине. Она готовила, что-то тихо напевая себе под нос, будто бы весь мир снова стал нормальным, как будто боль, страх и кровь остались в прошлом.
Но вдруг её голос резко изменился.
— Холодно…
Он нахмурился, поднял глаза.
— Что, милая? — спросил Джоэл, подходя ближе.
— Мне холодно… Проснись… мне очень холодно… — повторила она, не оборачиваясь, и слова эти, сперва просто странные, вдруг стали звенеть как-то слишком остро, слишком... чуждо.
— Алекс? — выдохнул он, но уже знал, уже чувствовал, что всё это рушится.