Глава 11
Внутри было пусто. И всё же, он продолжал держаться за эту мечту, за этот короткий, такой невозможный сон. Где Алекс была жива — по-настоящему. Смеялась, дразнила, смотрела на него, как будто всё ещё верила, что в мире есть что-то, кроме боли.
Джоэл закрыл глаза.
Если уж здесь он не может смеяться, не может касаться её, не может спасти — то хотя бы во сне она пусть будет рядом. Живая. Радостная. Настоящая.
И он снова погрузился в сон — туда, где Алекс не была болью.
Алекс проснулась медленно. Сознание возвращалось рывками — сперва темнота, потом холод под спиной, слабый запах пыли и старой ткани, затем глухая, пульсирующая боль по всему телу. Она не понимала, где находится. Всё плыло. Комната казалась чужой, но не враждебной.
Она попыталась приподняться, но тут же застонала сквозь стиснутые зубы — тело пронзила боль, резкая, жгучая. Грудь, бок, спина — каждый миллиметр отзывался мукой. Но она упрямо попыталась снова — упёрлась руками, дрожащими, слабыми, словно их не было.
Шум. Движение. Кто-то встал.
— Ты что творишь?! — рявкнул Джоэл, слишком резко, слишком громко. Его голос, сорвавшийся почти на крик, сам же его и обожгёл. Он проклял себя в ту же секунду, но было поздно.
Алекс замерла.
Сердце забилось быстрее.
Она вскинула взгляд. В полумраке комнаты силуэт — знакомый, высокий, тяжёлый, будто вырезанный из боли и времени. Джоэл.
— ...Джоэл? — еле слышно прошептала она, будто боялась, что он — лишь призрак, что боль снова утащит её в темноту, где были только страх и Шин.
Но Шина не было.
И его людей — тоже.
Тишина между ними повисла напряжённой паузой. А потом Джоэл шагнул к ней, опустившись рядом, не касаясь, но рядом — так близко, что её дыхание дрогнуло.
Он смотрел в её глаза. Не как раньше. Не просто с тревогой. А с тем взглядом, в котором таилась вина, злость на себя, и… что-то почти святое, как молитва.
— Это правда ты? — прошептала Алекс, дрожа.
— Я здесь, — ответил Джоэл тихо, уже без грубости. — Всё кончено. Я пришёл за тобой.
— Почему? — прошептала Алекс, почти беззвучно. В её голосе не было обвинения — только усталость, боль и что-то похожее на страх. Она не понимала, почему он пришёл. Почему спас её. Почему не бросил, как, возможно, должен был. Как, возможно, она сама бы поступила, будь на его месте. Она ведь была лишь обузой, слабой, сломанной… так думала она.
Джоэл молчал. Долго. Его лицо оставалось каменным, только челюсть напряжённо сжималась. Он сел рядом на корточки, не глядя ей в глаза. Затем медленно опустил руку в карман джинс, будто что-то вспоминая.
Вытащил маленький пластиковый диск в тёмной обложке.
Green Day.
Алекс узнала его сразу. Тот самый диск, что она нашла в машине — старая находка, почти без ценности, если не считать, как она тогда, с детской почти гордостью, вручила его Джоэлу.
— Мы с тобой ещё не дослушали, — тихо сказал он, почти шёпотом.
Алекс уставилась на диск. В горле у неё встал ком. Её губы дрогнули.
Он сохранил его.
Все эти дни. Все эти километры. Сквозь огонь, кровь, боль
Зачем?
Зачем человек, который даже никто ей, держался за такую мелочь?
Ответ был прост.
Но слишком страшный, чтобы произнести вслух.
Алекс отвела взгляд, слёзы навернулись сами, предательские. Она не знала, что сказать. Не знала, как дышать рядом с этим человеком, который нёс её на себе, когда она уже не могла идти. Который прошёл сквозь смерть ради неё. Который... не бросил.
— Ты ведь мог уйти, — выдохнула она еле слышно. — Мог оставить… меня.
Джоэл вздохнул. Глубоко. Мрачно.
— Мог, — сказал он просто. — Но не захотел.
Джоэл медленно поднялся на ноги, не отрывая взгляда от Алекс. Его движения были неспешными, почти осторожными — будто каждый шаг мог что-то нарушить, разбить, разрушить.
Он убрал диск обратно в карман своих старых джинс, возвращая вглубь себя ту часть, что всё ещё надеялась. Подошёл к сумке, достал бутылку воды, открыл крышку с характерным щелчком и протянул её Алекс.
Она смотрела на него несколько секунд, словно не веря, что он действительно стоит перед ней, живой, рядом. Аккуратно взяла бутылку, дрожащими пальцами прижимая её к губам, сделала крошечный глоток. Затем протянула обратно — из вежливости или потому, что не хотела тратить его воду.
Но Джоэл даже не пошевелился.
Скрестив руки на груди, он смотрел на неё хмуро, но без злости. Молчал, но в этой тишине звучало ясно: "Пей. Тебе нужно."
Алекс покосилась на него и, помедлив, снова сделала глоток. Затем ещё один. Горло вспыхнуло болью, но вода была как лекарство.
Когда она опустила бутылку, Джоэл кивнул — коротко, одобрительно — и отвернулся, чтобы достать банку консервов. Осторожно открыл её ножом, обтер край, подошёл и подал Алекс. Она снова взяла, уже с меньшей неуверенностью, и начала есть — медленно, с видимой болью на лице, морщась при каждом движении, но не жалуясь.
Молчание между ними было густым, но спокойным. Не ледяным, а скорее таким, в котором нет нужды в лишних словах. Он — рядом. Она — жива.
Они провели в той подсобке ещё несколько дней.
Мир снаружи не знал про их укрытие. Хрипи мертвецов за стенами, треск вдали и время от времени звуки выстрелов — всё это казалось приглушённым, неважным. Здесь, в этом крошечном помещении, где пахло пылью, металлом и кровью, было только двое. Он и она.
Иногда Джоэл уходил — ненадолго, по нужде, за водой или чем-то ещё. Каждый раз, уходя, он бросал последний взгляд на Алекс, лежащую на диване, укрытую старой кофтой, и в этот момент в его груди что-то сжималось.
Она старалась держаться. Молчала. Ела то, что он приносил, и пила, когда он подавал воду. Когда ей нужно было встать, он помогал — аккуратно, медленно, как с фарфором, что мог треснуть от любого касания. Он не жаловался. Делал всё, что нужно, ухаживал за ней, обрабатывал раны, поднимал, подавал, держал.
И каждый раз, когда его пальцы касались её кожи, её руки или плеча, он чувствовал, как она вздрагивает.
Немного. Лишь лёгкий отклик — но достаточно, чтобы всё внутри у Джоэла сжималось. Она больше не смотрела ему в глаза, а если и смотрела, то быстро отводила взгляд. Как будто боялась чего-то, что только она могла видеть.
Он знал, что те ублюдки сделали с ней. Знал — и ничего не мог изменить.
И каждый раз, когда его рука тянулась к бинту, чтобы снять его, чтобы обработать рану, чтобы помочь подняться с постели, он чувствовал: не боль в спине от усталости, не жар в плечах — а нечто глубже. Боль, которой нельзя было дать имя. Боль от того, что теперь каждое его прикосновение — как нож по ране.
Она не говорила ни слова. Не просила его уйти. Но её тело говорило за неё: каждый нерв, каждый рефлекс. И Джоэл чувствовал, что уходит в тень. Что он рядом, но будто из стекла. Он — не угроза, но и не спасение.
И всё, что ему оставалось — быть. Просто быть рядом. Пусть она дрожит. Пусть молчит. Пусть проходит день за днём.
Он будет ждать.
Прошла неделя.
Алекс уже могла вставать без помощи, хотя всё ещё держалась на обезболивающем. Шаги её были медленные, движения осторожные, но Джоэл видел — она снова становится собой. Потихоньку. Осторожно. Как человек, выбирающийся из-под завала, где на каждое движение откликается боль.
Он наблюдал за ней, молча. И однажды утром, когда она уже могла дойти до двери и присесть у стены, Джоэл подошёл, присел рядом и тихо сказал:
— Я уйду ненадолго. Поищу машину.
Алекс лишь кивнула. Не смотря на него.
Он задержал взгляд. Хотел что-то сказать. Но не стал. Просто тоже кивнул — сам себе — и вышел, прикрыв за собой дверь.
Все эти дни он понемногу зачищал город. По одной улице, по одному переулку. И теперь мертвецы уже не шатались под окнами — только трупы с пробитыми черепами, высохшие, обездвиженные. Остались только звуки ветра и тишина, настораживающая своим покоем.
Он пошёл по улицам, внимательно осматривая машины. Одна — битая. Вторая — пустой бак. Третья — сгоревший салон. И только спустя пару кварталов он нашёл старый фургон. Не на ходу, но бак почти полный. Джоэл склонился к горловине, вытащил шланг, канистру, начал переливать бензин.
Когда канистра была полна, он выпрямился, размял плечи и пошёл дальше.
Он искал долго. Небо уже начало тускнеть, когда наконец заметил стоящий у аптеки джип — пыльный, в крови, но целый. Джоэл проверил колёса, заглянул внутрь — ничего критичного.
Ключей не было. Он хмыкнул, сорвал нижнюю панель под рулём, вытащил нужные провода и скрутил их. Двигатель заревел, будто зарычал. Салон содрогнулся.
— Вот и ты, — пробормотал Джоэл, улыбнувшись уголком губ.
Он развернул машину, бросил последний взгляд на улицы, где больше не было никого — ни мертвых, ни живых.
И поехал обратно. Туда, где ждала она.
Когда Джоэл вошёл, первое, что он увидел — Алекс. Она сидела на корточках возле стены, аккуратно перебирая содержимое его рюкзака. Её руки двигались неторопливо, но уверенно. Внутри большого рюкзака лежал её старый — тот самый, потёртый, её, который он подобрал на месте бойни. Она уже успела аккуратно разложить припасы, разделив их на два.
— Девчонка... ты что делаешь? — тихо спросил Джоэл.
Алекс вздрогнула. Пальцы замерли. Она резко обернулась, увидев его — и на мгновение в её глазах мелькнул страх. Но тут же исчез, таял перед чем-то сильнее.
— Твой рюкзак... слишком тяжёлый, — прошептала она. — А в нём я нашла свой. Ну вот... решила...
Она не договорила.
Джоэл молчал. Просто стоял в дверях, смотрел. Внутри него всё сжалось. Хотелось подойти, убрать из её рук всё это, заставить её лечь обратно и отдыхать, но он знал — это бесполезно. Эта девчонка... Она никогда не могла просто лежать. Даже сломанная.
Он продолжал смотреть. Она — в ответ. А потом отвела взгляд, упрямо вернулась к своему занятию.
Джоэл опустил глаза, что-то тяжёлое повисло у него внутри.
"Алекс... чёрт возьми, почему же ты такая?" — мелькнуло в голове.
"Почему мне так важно знать, что с тобой всё хорошо?.. Почему я всё ещё помню твой смех? Как ты тогда запрыгнула ко мне на спину, хохоча, целовала в шею, и я чувствовал, как внутри всё горит... А потом проснулся. В грязном, тёмном мире, где тебя рвут на куски, где ты вздрагиваешь от моего прикосновения... Я корил себя за этот сон. За то, что позволил себе чувствовать что-то большее. За то, что захотел этого снова."
Он медленно подошёл ближе. Сел на корточки рядом, не касаясь, просто рядом. Положил канистру у стены.
— Нашёл машину, — сказал он тихо.
Алекс кивнула, не поднимая головы. Джоэл услышал, как тихо стучит её сердце. Почти неслышно, как хрупкий метроном боли и силы. Она была всё ещё сломана, но собирала себя заново. И он знал: будет рядом. Пока сможет.
И, может, когда-нибудь… она снова запрыгнет к нему на спину — не от страха, а от радости.
Утро было серым, холодным. Сквозь пыльные окна пробивался тусклый свет, не принося ни тепла, ни надежды.
Джоэл уже собрал рюкзак, застегнул молнии, проверил оружие, положил его в машину, натянул ремни на плечи. Потом подошёл к Алекс — она сидела у стены, уперевшись лбом в колени, будто собиралась с силами.
— Готова? — спросил он.
Алекс кивнула и начала вставать. Он аккуратно подал ей рюкзак, помог надеть. Она стиснула зубы, когда лямки легли на плечи, и зашипела от боли. Джоэл замер.
— Ты уверена? Я могу и сам… тебе не обязательно носить это всё, — сказал он мягко, почти шёпотом.
Алекс выдохнула сквозь зубы:
— Надо.
Она не смотрела на него, но голос был чёткий, упрямый. Джоэл кивнул, сглотнув что-то тяжёлое в горле. Он видел, как ей больно. Видел, как каждый шаг — как битва. Но всё равно она стояла, прямо, не падая. Он развернулся и пошёл к выходу. И, едва переступив порог, услышал за собой её шаги — лёгкие, неровные, почти бесшумные, как у тени. Но это была она. И она шла.
Он не обернулся, но внутри что-то дрогнуло.
"Она идёт. Несмотря на всё. Несмотря на то, что сломана. Чёрт побери, Алекс…" — подумал он, сжав ремень автомата на груди.
Машина ждала снаружи. Город был тих. Слишком тих.
Машина мягко катилась по разбитой дороге, покидая мёртвый город. Пыль вздымалась за колёсами, и только рык двигателя нарушал тишину.
Джоэл мельком взглянул на Алекс. Она сидела тихо, прижавшись к двери, смотрела в окно. Лицо было спокойным, но уставшим. Почти стеклянным.
— Нажми "плей", — тихо сказал он.
Алекс повернула к нему голову, нахмурилась. Не сразу поняла, о чём он. Он кивнул на панель. Там был старенький магнитофон, и в нём — диск. Тот самый.
Она тянулась медленно, неуверенно. Нажала. Сначала — тишина. Сердце Джоэла стучало громче мотора. А потом…
– "Hear the sound of the falling rain..."
Музыка залила салон. Holiday. Green Day.
Алекс распахнула глаза. Словно что-то в ней дрогнуло. Она узнала песню. Узнала диск. Узнала их. Медленно откинулась на спинку сиденья. Закрыла глаза. И уголки губ дрогнули. Чуть-чуть. Совсем чуть-чуть.
Но Джоэл это увидел.
Он тоже улыбнулся. Непроизвольно. Не глядя на дорогу. Лишь на неё.
Если бы можно было остановить время... хотя бы на один куплет.
Солнце пробивалось сквозь облака. И мир, такой чёрствый, такой гнилой — на минуту стал другим.
На минуту — снова был живым.
Как только последние ноты Holiday затихли, без паузы, резко и дерзко, врубилась следующая песня.
– "Don't wanna be an American idiot!"
Громкий, рваный ритм ударил в динамики, словно возвращая к реальности, но… другой реальности.
Джоэл услышал это сразу. Улыбнулся сам себе — конечно, он знал, что American Idiot идёт следом. Но в следующую секунду он замер. Потому что услышал её.
Тихий, почти неуловимый смех.
Алекс. Она смеялась. Сдержанно, немного сипло — но искренне. Без страха. Без боли. Просто... смеялась.
Джоэл чуть замедлил машину. Не потому что надо было — просто сердце сжалось от того звука. Сжалось, что-то давно забытое отозвалось глубоко внутри.
Она не смотрела на него. Всё так же глядела в окно. Но улыбалась.
— Не знала, что ты этот диск сохранишь, — проговорила она тихо, почти шёпотом. — Ты сентиментальный, Джоэл.
Он хмыкнул.
— А ты слишком много болтаешь для той, кто только недавно встала на ноги.
— Молчу, молчу… — всё ещё с легкой улыбкой.
Музыка гремела, дорога уходила вдаль, а в машине, среди старых шрамов и свежих ран, — вдруг стало тепло. Живое. Как будто у этого проклятого мира ещё остался шанс. Хотя бы у них.
На середине песни, когда в динамиках раздалось:
– "Welcome to a new kind of tension,
All across the alienation..."
Джоэл услышал. Её голос.
Хриплый. Едва слышный. Но она, чёрт побери, пела. Подпевала, уцепившись за строчку, как будто хваталась за воздух.
Он краем глаза взглянул на неё — Алекс сидела, прищурившись, сжимая рюкзак на коленях, и, не оборачиваясь, вполголоса повторяла слова за Билли Джо.
И Джоэл не удержался.
— "Where everything isn't meant to be okay!" — пророкотал он, не своим голосом, с хрипотцой, с насмешкой — в унисон с песней.
Алекс чуть повернула голову. Улыбнулась. Настояще. Без боли.
И он рванул громкость погромче.
И вот они — вдвоём.
Сидят в машине, что гремит по пустынной, выжженной дороге.
За окнами — мёртвый мир.
А внутри — жизнь. Громкая, рваная, дерзкая. Они поют. Кричат. Сбивчиво, фальшиво, хрипло, но отчаянно:
– "Don't want to be an American idiot!"
И Джоэл вдруг поймал себя на том, что не помнит, когда в последний раз смеялся. Настояще.
А сейчас — смеётся. Поёт. И смотрит на неё, на Алекс, которая тоже смеётся, со слезами на глазах, с зубами, с хрипами, но живая. Как только песня закончилась, Алекс медленно потянулась к панели и нажала на кнопку стоп. В машине повисла тишина, только мотор глухо гудел, да ветер свистел в щелях пыльных окон.
Алекс задышала чаще, тяжело, будто только что пробежала марафон. Она немного скривилась от боли — тело всё ещё болело, хоть и не так, как вначале. Но, несмотря на это, она продолжала улыбаться.
Улыбка была настоящая. Та самая, которую он видел... Только во сне.
Иногда она бросала на него взгляды — быстрые, короткие, будто боялась застать его взгляд в ответ.
— Знаешь... — тихо сказала она, голос хриплый, но всё равно тёплый. — О чём я мечтала... до того как мир пал?
Джоэл молчал. Просто краем глаза посмотрел на неё. Он уже знал, что это будет не просто слова. Алекс глубоко вздохнула и продолжила, всё так же тихо, почти шёпотом:
— Я даже записалась на курсы... Но не успела пойти. Мир, мать его, пал. И больше не встал.
Джоэл почувствовал, как внутри всё сжалось. Он вспомнил.
Тот сон.
Ту чёртову мечту, что снилась ему. Где они ехали по такой же дороге. Где мир был цел. Где Алекс улыбалась широко, не пряча боль, и рассказывала, что хочет пойти на курсы испанского.
И он смеялся тогда. Просто смеялся и вёл машину, не боясь, что за следующим поворотом будет смерть. Он сжал руль чуть сильнее. Настолько, что пальцы побелели, а вены на тыльной стороне ладони выступили.
— И куда же ты хотела пойти? — спросил он наконец, очень тихо. Так, будто это был не просто вопрос, а почти молитва. Он не хотел, чтобы голос дрогнул. И не хотел, чтобы она это услышала.
Алекс снова выдохнула. Лёгкая улыбка не сходила с её губ. Она смотрела в окно.
— Научиться играть на гитаре, — произнесла она. — Вот только представь... я, под песни Green Day, играю в такт с ними.
Джоэл на секунду закрыл глаза. Только на долю секунды. Перед ним вспыхнула картинка: Алекс на каком-то старом крыльце, в порванной рубашке, с гитарой в руках. Смеётся. Играет. Поёт.
Как будто мир цел.
Он не сказал ничего.
Просто продолжал вести машину вперёд.
И молча думал:
“Если найду гитару — принесу. Пусть даже придётся обыскать весь этот чёртов мир.”
— Я могу тебя научить, — наконец-то говорит Джоэл, не глядя на неё, будто бросая слова в ветер, просто… как есть.
Алекс резко поворачивает голову к нему, слишком резко, её шея ещё болела, тело всё ещё не восстановилось полностью, и она не успевает сдержать стон — глухой, сдавленный, почти болезненный выдох.
— Чёрт… — пробормотала она сквозь зубы, чуть скривившись, рука инстинктивно тянется к ребру, где до сих пор ноет.
Но через секунду она открывает глаза полностью. Сначала медленно. Потом широко. Смотрит на него, будто не верит в то, что услышала.
— Ты умеешь? — спросила она тихо, почти шёпотом, голос дрогнул от удивления.
Джоэл кивнул. Не сразу. Он всё ещё смотрел на дорогу перед собой. Но в его голосе, когда он наконец ответил, была уверенность. Простая, усталая, но настоящая.
— Умею, — сказал он спокойно.
Алекс молчала пару секунд. Просто смотрела на него. Не с тем страхом, что был в начале. Не с болью. А как-то… по-другому. Будто впервые увидела в нём не только того, кто спасает, лечит, вытаскивает… а того, кто был когда-то просто человеком. Мужчиной, у которого была своя жизнь. До всего этого. До боли, до конца света.
— Тогда… — тихо сказала она, опуская взгляд, — если мы найдём гитару… ты научишь?
Он кивнул снова. Всё так же не глядя, но уже мягче. Словно это было что-то важное.
— Научу.