Максвелл

«Сегодня я сделаю это.

Чего бы мне не стоило, как трудно не было б произнести, я просто возьму и скажу ему прямо в лицо: "Хочу в цирк"... А потом будь что будет. Пущу на самотек. Рассердится - чего только не бывало? Согласится... Лучше б, конечно, согласился. Но я должна это сделать. Сейчас. Хотя бы попытаться...

Иначе будет поздно».

Брайер было почти шестнадцать и, трудно поверить, за все это время она ни разу не была в цирке. Хотя о каком цирке идет речь, если даже в самом городе, что находился недалеко от её дома, она появилась всего пару раз... Зато эти прогулки были незабываемы! Огромные жужжащие улицы, переполненные народом, узкие переулки, площади, магазины, дороги, коляски, запряженные такими огромными лошадьми... Ну, тогда так казалось. Просто давно это было. Слишком давно...

В последние года Брайер редко покидала границы поместья. А вернее сказать – вообще никогда. Но, девушка, не сильно горела желанием. Зачем? Все же есть. А чего нет – принесут. Так что даже ходить не надо.

Не надо и не за чем. Не за чем и... Но почему-то взгляд всегда упирался в высокую стену, ноги неслись к ограде и... Брайер сама не понимала, как оказывалась в ветвях одного из старейших деревьев сада – оно давно уже переросло каменный забор. Всего один миг - она смотрит вдаль. Туда, где раскинулся огромный город. И туда, куда ей не суждено попасть.

Нельзя.

А что-то внутри так сильно сжимается. И сердце бьется слишком быстро.

После таких минутных слабостей девушка долго себя корила. А зачем мечтать о несбыточном? Зачем страдать? Зачем убиваться, когда... У неё ведь есть все! Абсолютно все, что можно пожелать! Дорогие платья, украшения, игрушки, из которых она давно выросла... У других даже куска хлеба на обед нет. Она должна быть благодарна такой жизни!

Но почему-то это так трудно сделать, когда у тебя нет одного – свободы.

Глупости – скажет любой прохожий на улице города, что не дает Брайер покою. И она согласится. Смиренно опустит голову, забудет о пустых переживаниях. Она попытается быть благодарной ровно до того момента, как опять сорвется.

Эти срывы неизбежны – знает она где-то внутри. Но она постарается себя изменить... Постаралась бы.

Всего один вопрос: зачем? Зачем этот треклятый цирк приехал сюда и расположился... всего в нескольких милях от дома! И почему этот шатер так хорошо видно из окон её комнаты? А камеристка, что помогает ей каждый день приводить себя в порядок, только и твердит о нем: ах, какие там акробаты! А что за дрессировщики диких зверей – таких храбрецов вовек не сыщешь! Нигде-нигде – только там! Будто нарочно мир сговорился...

Но это, конечно, бред. Просто совпадение. Вовсе не проверка Брайер на прочность... И листок, сумевший преодолеть ограду – тоже ничего не значит! Яркая афиша циркового представления. Какие насыщенные цвета... Красный, желтый, синий! И изображено все так четко, красиво...Художник постарался.

А артисты каждый день оттачивали свое мастерство не в шатре, а на свежем воздухе. И не заглядеться на это нельзя. Почему только у неё такое хорошее зрение? А в доме на одной из стенок всегда висел отцовский бинокль... Никто даже не замечал его пропажи всего на пару минут! Если б не все это – она бы никогда не видела, как канатоходцы храбро вышагивают в тридцати (уж точно не меньше!) футах над землей. Голова, конечно, от такой высоты не закружится, но все-таки, это невероятно! Ведь в любой момент можно и разбиться в лепешку, а они... Гимнасты тоже хороши! Такой гибкости и легкости движений любой мог бы позавидовать!

А ещё Брайер видела тигров, львов и настоящих слонов! Последних, кстати, трудно не заметить...

Этот цирк просто нечто! Нечто бесподобное, замечательное и безумно привлекательное!

Он заставлял забыть обо всем – в голове лишь оставалось: я должна пойти туда. Увидеть все вблизи. Прочувствовать атмосферу. Узнать, правдивы ли слова камеристки... И девушка бы сделала это! Если б не одно препятствие.

Её отец.

Да-а... Ведь именно из-за него Брайер больше не ходит в город, томится в этом проклятом доме... Пытается не умереть от скуки.

Он, конечно, замечательный и самый-самый... Но лишь когда в хорошем настроении. А настроение у него меняется куда чаще, чем у обычного человека. И лучше, что б ты не оказался причиной этой смены. Безопаснее будет.

Благоразумнее было б вообще не попадаться ему на глаза – дом большой, это легко устроить. Нужно всего лишь сбежать на третий этаж, где вообще никто и почти никогда не появляется – столовая и все жилые комнаты находились на втором, на первом была кухня, комнаты прислуги и огромный зал. А вот тот самый последний этаж никто не занимал, поэтому тишина и покой были неотъемлемой его частью. Проблемой мог стать лишь совместный обед, но при желании и этого можно было избежать.

Только вот отец Брайер был единственным существом в этом гигантском доме, с которым можно было более-менее нормально поговорить, не вытаскивая «клешнями» ответы на вопросы... Не считая камеристки – та отчего-то была чересчур болтливой. Но, все равно скучной. И глупой. За пару минут общения с ней голова начинала просто адски болеть, теряя связь с реальностью. Уж лучше оставаться одной, чем с такой собеседницей. Что девушка чаще всего и делала... Только вот её не хватало надолго.

Через некоторое время одиночество теряло свою прелесть. Тишина закладывала уши, чувство пустоты накатывало волной – девушка терялась. Ни души вокруг. Мысли становились слишком громкими, внимание рассеивалось. Даже чтение не спасало. Словно бетонная плита наваливалась сверху, и Брайер сдавалась. Она шла к тому, с кем можно было находиться рядом, осознавать это, но, одновременно, не замечать его присутствия. Девушка брала книгу, осторожно проскальзывала в кабинет отца и тихо устраивалась в свободном кресле за чтением. Одна и не одна одновременно. Идеально.

Её отец был тот, с кем можно было молчать, а можно говорить буквально на любые темы. Начиная от погоды, заканчивая разъяснениями ученых терминов. Брайер иногда пыталась освоить теорию физики, химии, астрономии... Но зачастую её хватало ненадолго, и девушка возвращалась к другим книгам, более простым и понятным. И интересным.

Книги... Они заменили ей жизнь. В них она прочитала о том, что и представить не могла. И лишь через книги она узнала, насколько велик и удивителен мир за горизонтом... Брайер считала себя теоретиком и старалась утешиться тем, что изучение Африки и Австралии по книгам куда безопаснее, чем на практике. Там же столько всего смертельного! Огромные насекомые, аллигаторы, ягуары, тигры, львы...

Но последние каким-то мистическим образом оказались совсем близко. И разве возможно упустить такой удачный момент? Цирк... Он же скоро уедет...

Брайер сидела в своей комнате у зеркала и с силой сжимала афишу.

«Надо порвать и выкинуть...» - вертелось в голове. Но руки, едва она собиралась это сделать, становились такими слабыми, словно вовсе не принадлежали ей. Поэтому листовка до сих пор была цела. – «Не поймет ведь... Откажет. А потом хуже будет» – повторял голос.

И точно на ухо кто-то шептал: «Откажись от затеи».

И она была готова это сделать, но...

В дверь постучали. Девушка даже не обратила на это внимание. В комнату заглянула камеристка и сказала:

- Ваш отец ждет вас к обеду, мисс.

Медленно, Брайер кивнула головой. Она даже не поняла сказанных ей слов, лишь догадалась об их смысле.

«Сказать или нет? Сказать...»

- Мне передать, что вы скоро будете? – ещё раз спросила служанка.

Брайер не отреагировала.

«Может, лучше дождаться момента, когда он точно отказать не сможет? Но ведь неизвестно, сколько мне придется ждать. Неделю? Две? Так долго нельзя – цирк уедет. А приедет ли снова неизвестно...»

- Мисс?

«Впервые я что-то действительно хочу, но не могу получить! Неужели откажет?» - девушка подняла голову и встретилась взглядом со своим отражением. Серые глаза сверкнули на свету, и она поняла: «Не посмеет».

Резко встав, так, что стул едва не отлетел, Брайер припечатала афишу к столику, резко схватила расческу, наскоро провела ей по коротким черным волосам, попыталась пригладить челку - одна прядь все же завилась в противоположную ото лба сторону. Девушка решила не зацикливаться на этом, отбросила расческу и, перехватив заинтересованный взгляд камеристки, сказала:

- Я готова.

И уже аккуратно взяв афишу со столика, подумала:

«И я получу то, что хочу».

* * *

Обедать в семье Брайер, состоящей всего из двух человек, было принято вместе. Она садилась с одного края стола – отец с другого. Тут же к девушке обычно подходил прислужник, предлагал на выбор несколько блюд, подавал понравившееся и «скрывался в тени». В следующий раз он появлялся только, чтобы убрать тарелки. Ну а до этого момента, под тихую музыку, доносящуюся из граммофона, можно спокойно обедать. А также расспросить отца обо всех интересующих вещах.

- Как дела с бизнесом? – обычно спрашивала Брайер. Но не потому, что ей было и вправду интересно, а так, чтобы начать разговор.

И это срабатывало. Можно было выслушать несколько минут подробного объяснения всех нюансов – как раз время, чтобы нормально поесть, а потом наступал подходящий момент, чтобы перевести разговор в действительно интересное русло: что нового в городе? Какие магазины появились? Что необычное привезли? И вот тогда было не до обеда. Девушка буквально заслушивалась этими историями, а фантазия позволяла ей самой побывать там. Город хоть и был относительно небольшим, но не было ни дня, чтобы там не произошло что-то удивительное! И, хоть Брайер находилась вдали, она чувствовала любовь к этому городку.

Но сегодня девушка была так взволнована, что даже забыла вставить свою обычную реплику, чем насторожила отца. Десять минут обеда прошли в полном молчании, и она только и делала, что задумчиво водила ложкой в супе...

- Что-то случилось? – не выдержав, отец первый начал разговор.

Брайер вздрогнула и подняла глаза от тарелки.

«Ну чего ты? Стоило войти, и где уверенность?! Пропала? Ну же, соберись!»

Но вместо этого получился испуганный писк:

- Ничего...

«Дура».

Отец лишь удивленно приподнял бровь, но комментировать не стал.

Девушка выдохнула. А потом снова уткнулась в тарелку... Но на деле взгляд её был направлен на колени – туда, где лежала цирковая афиша.

«Надо собраться. – подумала она. – Ты же хочешь попасть туда? Тогда не трусь и скажи ему. Как собиралась. Сейчас».

Ещё несколько минут она молчала. А потом...

- А что за цирк открылся недалеко от нас?.. – наконец начала Брайер.

Решилась! Правда, издалека. Так безопаснее.

- Ах, это... - практически тут же откликнулся отец. Только это было не похоже на радостный возглас. Скорее на ненависть. - Давно следовало разогнать шарлатанов... Думают, что дарят радость людям – на деле же просто вытягивают деньги. Сами же давно перестали чувствовать хоть что-то. Одна корысть – вот что осталась внутри циркачей... - и словно очнувшись, уже другим голосом добавил, - Я надеюсь, они тебе не сильно надоедают? Послезавтра они сворачивают свою лавочку и навсегда покинут наш город. Недолго осталось терпеть.

«Послезавтра? – сердце пропустило удар. – Так скоро?.. Но ещё есть шанс успеть!»

Брайер словно стряхнула наваждение и постаралась быстро исправить ситуацию:

- Нет-нет, - торопливо проговорила она, - даже наоборот... они забавные!

Отец усмехнулся.

- Ради этого и стараются. Что б наивные девочки, как ты, пошли туда, восхищенно похлопали в ладоши, а они непринужденно обчистят их кармашки. Не веришь? – девушка удивленно трясла головой, - А все именно так и происходит. Многие думают, что просто потеряли кошельки по дороге оттуда, но я-то знаю правду.

Что-то разговор зашел в совсем неправильное русло... Но это уже лучше, чем ничего.

- Если все именно так, то почему никто не подал заявления в полицию? – все ещё пребывая в шоке, спросила Брайер.

Отец словно ждал этого. Губы растянулись в широкой улыбке:

- Они мастера иллюзии и обмана. Ты думаешь, их так просто поймать? Пока полиция всполошится – цирка и след простыл... - и вдруг его голос поменялся, став резким и злым. - Знаешь их главаря? Фокусник – настоящий лгун. Кролик у него изначально спрятан в шляпе, а смертельный номер, которым он так гордится – простая постановка. Даже любитель бы смог повторить. А ещё...

- Я хочу увидеть. – Неожиданно перебила Брайер.

А потом сама удивилась себе.

Не вовремя.

- Что? – в недоумении переспросил отец.

Девушка мгновенно выкинула посторонние мысли из головы, и будто осмелела от своей маленькой победы.

- Я хочу увидеть все. – твердо повторила она. - Сама.

Брайер впервые видела замешательство на лице отца... Было странно наблюдать, как хмурятся его брови, а губы сжимаются в полоску. Все замерло в ожидании ответа - отступать было поздно.

- Вот как? – задумчиво проговорил он. – Не ожидал услышать такое от тебя...

Да что там, Брайер сама не ожидала! И вот сейчас где-то глубоко внутри она понимала: зря. Надо было молчать. Не говорить это сейчас, потому что...

В столовой повисла тишина. Чересчур неприятная. Будто исчезло что-то, что раньше не замечалось. Граммофон больше не играл. Музыка пропала! Наверно сломался?

- Прости за вопрос, - начал говорить тихий голос, - но откуда ты узнала о цирке? – слишком спокойно спросил отец.

И девушка поняла – попала.

Она достаточно жила с ним, чтобы знать, когда нужно замолчать, прекратить спор или... отступиться от своих желаний. И это был тот самый миг.

- Я...

«Отступишь сейчас - больше никогда не попадешь в цирк. И навсегда застрянешь в этом доме» - пронеслось в голове. И благоразумие покинуло девушку.

- Увидела через окно. – С вызовом ответила она.

- Неужели? – отец словно почувствовал начало новой интересной игры. – И что же ты разглядела? С такого-то расстояния?

- Ну... - Брайер запнулась, словно почувствовала подвох, и поэтому решила ответить расплывчато, - много чего... Разного.

- И все же? Можно поподробней?

Если сравнивать отца и дочь, то девушка определенно внешне пошла в мать. Среди этих двух надо искать не различия, а схожести. Узкому, с ярко выраженными скулами, лицу отца было противопоставлено круглое личико дочери. Зато у неё были большие, широко распахнуты глаза в обрамлении густых ресниц, и пухлые губы, а не едва намеченный контур отца. Но он был высоким и отличался чрезмерной худобой. Брайер же была среднего роста, с ярко выраженными формами тела... Но это же скорее плюс для девушки? Тонкие, аристократические черты лица отца обошли её стороной, только вот девушка никогда не переживала по этому поводу. Единственное, что у них было общее – характер. Но, честно сказать, лучше бы схожестей не было совершенно, чем такое...

«Поподробней? Раз так...»

- Канатоходцы, акробаты, гимнасты, силачи... - быстро начала перечислять она, загибая пальчики.

- И все это через окно? – с притворным удивлением, сказал он. – Я, конечно, слышал о чудесах человеческого глаза, но не мог представить, что он настолько хорош! – и уже нормальным голосом добавил, - Может, скажешь правду?

«Правду? Чего он добивается?»

- Я видела все через окно. – уверенно повторила дочь. Правда? Правда!

- А я не верю. – прозвучал спокойный ответ. Отец откинулся на спинку стула, непринужденно махнул рукой и снисходительно сказал:

- Но ты можешь продолжать.

Брайер нахмурилась. Но останавливаться не стала.

- Дрессировщики диких животных, жонглеры, факиры...

Раздался звонкий щелчок.

- Факиры? – отец устало выдохнул. – Брайер, тебе ведь кто-то рассказывал о цирке, не так ли? Просто признайся.

И почему-то стало жутко.

Рассказывал. Ещё как. Во всех подробностях. Но после этих слов признаваться совершенно не хотелось. Ей не нравилось, что отец ведет себя так спокойно. Обычно это не кончалось ничем хорошим. Сердце почему-то забилось слишком быстро. И девушка продолжила гнуть свое.

- Я видела цирк через окно.

- Брайер. Ты не могла, - спокойно продолжал он.

- Я видела все через окно! – перебив, повторила она.

- Ты не могла это видеть, потому что...

Кровь стучала в ушах... Неужели придется признаваться?

- Я взяла твой бинокль и видела все через окно! – на одном дыхании выпалила она. В комнате вдруг стало невероятно жарко. Девушка опустила глаза.

Отец выдохнул.

- Ну вот, ещё и бинокль без разрешения трогала... - повисла пауза.

«Сейчас начнется...» - прозвучало в голове.

Но ничего не произошло.

Ещё несколько минут было чрезвычайно тихо. И вроде бы это должно было успокоить, но девушка чувствовала себя как под пыткой. Наконец, она не выдержала и, подняв голову, встретилась с взглядом с отцом. Его глаза были черные...

- Брайер, - твердо сказал он, - Ты не могла видеть факиров в окно, потому что они тренируются только в шатре. Это гвоздь программы, сюрприз, тайна, о которой может знать только тот, кто был на представлении. Или посещал город... Поэтому я ещё раз спрошу: кто тебе рассказывал о цирке?

Сердце стучало так, что грозилось вот-вот выпрыгнуть из груди. Тело налилось какой-то странной слабостью, она потеряла над ним контроль, медленно сползая под стол. Теперь она поняла, чего добивался отец. И в этот раз она уже точно знала, что будет с не замолкающей служанкой. Такое уже было. Один раз. Нужно молчать. Она не выдаст её!

- Никто, - едва слышно пискнула Брайер.

Но отцу и не нужен был ответ. Он подозвал прислужника, попросил привести камеристку Брайер, а затем самому выйти.

Все кончено. Сейчас, сейчас...

- Это была не она, - быстро-быстро заговорила девушка, - Я правда смотрела на цирк из окна через бинокль... А ещё я нашла афишу! Правда-правда! – И в доказательство она молниеносно достала её из-под стола. – Там обо всем есть: и о силачах, и о дрессировщиках, и о фокусниках, и...

- Но не о факирах. – устало проговорил отец. – Зачем ты врешь, Брайер? – и вдруг голос резко сменился, - И сядь уже нормально! Ещё чуть-чуть - со стула упадешь!

Девушка резко дернулась вверх, ударилась об стол – тарелки зазвенели и подпрыгнули в воздух. Он выдохнул. Брайер села, идеально выпрямив спину, но на отца больше не смотрела. Ей было страшно. Настолько, что ногти неосознанно впивались в ладонь, а она даже не замечала этого.

Вот дверь открылась. Послышались шаги. Кто-то приблизился к столу и остановился.

- Вы звали меня, сир?

Девушка вздрогнула. Дышать почему-то стало труднее.

- Да, звал. – голос, будто изо льда. – Посмотри на меня.

Врала. Брайер, действительно, врала. Она ведь и знать не знала, что это за шатер появился недалеко от дома. Изначально она вообще решила не обращать на него внимания, но потом... Потом пришла эта женщина и вдруг заговорила. Не о том, что лучше надеть сегодня, не о прическе девушки, а о цирке. Том самом, что находится рядом. И так каждый день. Каждую минуту, что они провели вместе – Брайер выслушивала об этом чудесном месте. И её интерес рос. Если б не она...

- Как я понимаю, - продолжал отец, - именно ты запудрила моей дочери мозги всякой ерундой. Что скажешь?

Некоторое время никто не отвечал. А потом прозвучал сухой, лишенный всех эмоций голос:

- Цирк – не ерунда. Цирк - хорошо. Цирк – это весело.

Девушка даже подняла голову, чтобы посмотреть на говорившего. Слишком этот голос отличался от звонкого, задорного голоса её камеристки. Но у стола стояла именно она. Только сейчас она выглядела затравленной. И смотрела всего в одну точку – в окно.

- Ну да, конечно. – усмехаясь произнес отец. – Сначала разговоры о цирке, а потом что, побег?

И у служанки словно сработал переключатель. Глаза распахнулись, она сделала резкий, глубокий вздох – словно это был не воздух – эликсир жизни. Дернулась, и нависла над Брайер – лишь угол стола не давал ей стать ещё ближе. Но девушке и этого хватило – она с силой вжалась в спинку стула. Если б могла – сбежала б от этой ненормальной ещё дальше – глаза служанки были дикими. Безумными. А потом она заговорила... Точнее почти закричала:

- Бегите отсюда! Куда угодно - прочь из этого дома! Он – воплощение зла! Он...

Щелчок. Камеристка застыла с открытым ртом. Если раньше было страшно, то сейчас...

- Кажется, кукла сломалась, - пробормотал отец.

Брайер была в ужасе.

Девушка забыла, что надо дышать.

Она видела каждую мелкую деталь на лице служанки. Каждую чешуйку кожи, каждую линию, трещинку. Четкие, обветренные губы, слегка кривые зубы, местами покрытые черным налетом. И стеклянные глаза.

Ещё щелчок. Камеристка выпрямилась. Стала в смиренную позу.

Девушка выдохнула и попыталась ровнее сесть на стуле. Мысли путались. Она впервые не понимала, что происходит.

- Пожалуйста, возьми нож. – Прозвучал откуда-то издалека спокойный голос отца.

Женщина заторможено исполнила просьбу. Так, будто делала это нехотя. Будто нож ей был противен. Будто она хотела выбросить его из рук... Желательно в горло этого «не человека».

Брайер пыталась отдышаться.

- Отлично. – Снова заговорил отец. – Теперь проверь, достаточно ли он острый?

Руки служанки дрожали. Но палец все-таки коснулся лезвия, а затем дернулся, оставляя длинный порез. Капля крови набухла, а затем медленно скатилась на пол.

- Я жду ответа. – прозвучал ледяной голос.

Женщина вздрогнула. А потом ровным голосом ответила:

- Да, сир. Нож достаточно острый.

Брайер наконец-то смогла совладать собой. Как раз вовремя, чтобы услышать приговор:

- У кого-то в этом доме слишком длинный язык. Исправь это.

Сердце пропустило удар.

Она увидела нож в руке камеристки, увидела кровь, стекающую с её пальца, заметила, на сколько у той сильно дрожат руки. То поднимаются вверх, то замирают на полпути, а потом, словно преодолевая огромную силу, движутся дальше. Ко рту.

- Нет! – девушка сама не заметила, как воскликнула.

Но от её слов ничего не изменилось в зале. Кукла обреченно выполняла приказ кукловода.

– Стой! Не делай этого! – Брайер подскочила, снова больно ударившись об стол. Посуда зазвенела.

Ладони мигом вспотели. Дышать стало слишком тяжело – девушка буквально хватала воздух ртом. Кровь стучала в ушах, заглушая остальные звуки.

Она видела. Необычайно четко видела, как лезвие все ближе и ближе к лицу. Вот оно уже на уровне губ. Те медленно открываются.

В отражении ножа – она сама. Такая испуганная и несчастная.

Это неизбежно.

Девушка метнула взгляд на отца. До сих пор на его лице не проступило ни единой эмоции... Хотя вот, уголок губ чуть приподнялся вверх.

Это он. Это все он!

И Брайер закричала:

- НЕ СМЕЙ!

Звук рассекаемого воздуха. Противный всхлип. Что-то склизкое и мокрое упало на пол.

Тишина.

Лишь девушка судорожно пытается вдохнуть.

«Все кончено», - пронеслось в голове. Но это вовсе не было концом. Краем сознания Брайер понимала это.

А потом отец заглянул ей в глаза. Эти черные дыры заставили забыть обо всем, что только что произошло.

Девушка сглотнула.

Прозвучали тихие слова:

- Ты повысила на меня голос?

В следующий миг Брайер очнулась в тёмном коридоре. Кто-то с силой сжимал ей предплечье и просто с бешеной скоростью тащил вперёд. Девушка с трудом узнала проносящиеся мимо каменный пол и стены подвала.

"Что?"

Она подняла глаза и увидела взбешенное лицо отца.

"Опять?" - проскочила мысль. А потом пришло осознание ситуации.

- Нет-нет-нет-нет, - быстро забормотала она. - Только не туда! Не снова! Пожалуйста!

В ответ скорость стала ещё быстрее. Теперь ноги едва успевали касаться земли. А худые пальцы сжались настолько, что Брайер едва не вскрикнула от боли.

- Пожалуйста, не сейчас! Не надо!

Только на её мольбы не было ответа.

Отец резко остановился. Его рука до сих пор крепко сжимала предплечье. Послышалось лязганье, звук открываемой двери и...

Рывок - воздух засвистел в ушах. Её буквально зашвырнули в эту темницу.
Девушке с трудом удалось сохранить равновесие, а когда она обернулась...

- И нечего жалеть эту дрянь. Она всего лишь кукла. К тому же сломанная.

Дверь с оглушающим стуком закрылась. Железная дверь, не деревянная. А потом прозвучал скрежет засова.

Она заперта.

В подвале.

Одна?

Не совсем... Брайер бывала здесь раньше, и, поверьте, лучше оставаться одной, чем в компании её невольных «сокамерников».

Девушка огляделась. Убедилась, что выхода отсюда нет. Что она осталась здесь по крайней мере на ночь. И что никто не придет спасти её отсюда.

А через секунду она вспомнила абсолютно все, что произошло за несчастные двадцать минут обеда.

Отчаянье накатило волной.

О Господи, к чему привело её, казалось, безобидное желание? Девушка всего-то хотела попасть в цирк, а он... Он отрезал её служанке язык! А потом запер Брайер в этом ужасном, гадком, отравительном подвале! За что? За то, что она хотела защитить эту женщину?

Как он мог?!

Как...

Он отрезал ей язык.

ОН ОТРЕЗАЛ ЕЙ ЯЗЫК!

Из-за Брайер.

Слезы подступали к горлу. Но плакать нельзя. Отец запрещал девушке даже это.

Но сегодня она готова была нарушить все его запреты.

Стоя посреди сырого, вонючего подвала, наполненного трупами, она не выдержала.

Тонкий крик боли и отчаянья прорезал смертельную тишину дома.

Брайер плакала. Впервые за столько лет. Слезы текли по её щекам, и она не собиралась их останавливать.

«Я ведь тоже кукла, - вертелось в её голове. – Всего лишь его игрушка. Что станет со мной, когда я сломаюсь? Конец?»

Умирать Брайер не хотелось. В её жизни была всего одна смерть, но ей этого хватило. Она хотела жить. Просто нормально жить.

Но не могла.