Дремлющий демон Рида

— Мы шли домой после вечеринки, мы были пьяны и веселы. Нам казалось, что учебный год, который начался, будет лучшим в нашей жизни. Но он не стал. И ни один из последующих им не стал.

Мисс Петерсон смотрит в одну точку за моей спиной. Ее ладони лежат на крышке стола, а пальцы методично ковыряют заусенцы. Никогда не замечал этой детали ее поведения. Ты всегда сдерживаешься, милая? Чтобы люди не поняли, какая ты на самом деле слабая?

— Бонни шла по тротуару и пританцовывала, я просто плелась рядом, сил на танцы не было. До дома было далеко, но мы совершенно не задумывались об этом. Просто шли. Будто навстречу мечте, новой взрослой жизни, а как оказалось — смерти... У обочины остановился автомобиль, стекло опустилось, и там сидел представительный мужчина.

Мисс Петерсон не шевелится, будто рассматривая что-то невероятно интересное за моей спиной. Только пальцы с противным звуком расковыривают кожу у ногтей, но она, кажется, действует на автомате, не отдавая отчет в своих действиях.

— У него были усы, аккуратно уложенные. Как сейчас помню его лицо. Благородные черты лица, острые скулы и прямой нос. Он мне понравился. С первого взгляда. Мужчина не вызывал чувства опасности, он не казался незнакомцем. Бонни он понравился тоже, я поняла это по тому, как она кокетливо накручивала прядь волос на палец, общаясь с незнакомцем. Но я поняла это уже после того, как стала изучать поведение. Тогда я даже не обратила на это должного внимания.

Как интересно, мисс Петерсон, это именно то, что Вы делали при нашем первом знакомстве.

— Мужчина предложил довести нас до дома взамен на услугу: показать дорогу до больницы. Он заблудился, а завтра утром, с его слов, у него должен быть осмотр у врача, его левая рука была в гипсе. Это смешно. Он сказал, что на улицах опасно. Так и было. И мы согласились. Как думаете, профессор, если бы мы отказались, он бы отпустил нас?

— Конечно, нет.

Он охотник, он возбуждался от процесса. Такой тип серийного убийцы не первый раз видел девушек. Он знал, по какой дороге они будут идти, вот только нужны ли ему были обе?

— Бонни запрыгнула на переднее сиденье, я села сзади. Мне не хотелось разговаривать, мне хотелось спать. Я перепила пива на вечеринке.

— Вы же понимаете, мисс Петерсон, что он следил за вами?

Она первый раз поднимает взгляд на меня за время своего рассказа. Зрачки расширены, лицо расслаблено. София явно пьяна, она не отвечает на мой вопрос. Не разрывая зрительного контакта, подносит бокал к губам и делает большой глоток, из угла губ по подбородку скатывается янтарная жидкость, оставляя влажную дорожку. И повисает каплей, готовясь сорваться. София не морщится, не перестает дышать. Но сомневаюсь, что сейчас она готова прочувствовать характер напитка. Она слишком пьяна.

— Конечно. Я не настолько тупа, чтобы не понять этого. По крайней мере, со временем.

О, милая, не обижайся. Я уже понял, что ты не так проста, как хотела казаться при первой встрече. Капля срывается с подбородка и впитывается в некогда белоснежную ткань моей рубашки. А практикантке будто все равно, что сейчас она столь неопрятна. Мисс Петерсон, Вы всегда так наплевательски относитесь к своему внешнему виду? В университете Вы одеты с иголочки, но сейчас на голове сущий беспорядок, рубашка пропитана кофе и виски. Между зубов виднеется кусочек вяленого мяса. Если бы мне было не столь интересно, я бы точно не сдержался. И отправил милую Софию восвояси, вызвав ей такси. Но любопытство заставляет молча слушать рассказ.

— Бонни начала показывать ему дорогу и рассказывала, как добраться до больницы, там езды было минут пятнадцать до нашего дома. Бонни жила в соседнем доме, она была на два года старше меня. Я отключилась. Не знаю, как, я просто прислонилась головой к двери машины и выключилась. В салоне играла тихая музыка, пахло мужским одеколоном и сигаретным дымом. Каждый раз, когда я чувствую, как кто-то курит рядом со мной определенную марку сигарет, я впиваюсь ногтями в ладони до тех пор, пока не почувствую, как выступает кровь от давления. Только тогда я могу переключиться.

И она замолкает. Кажется, что ее рассказ закончен. Мисс Петерсон опять рассматривает пустоту сосредоточенным взглядом. Я на секунду не понимаю, почему она вдруг успокоилась.

Кровь.

Кровь на разодранных заусенцах. Она успокоила себя. Доставив себе облегчение в виде боли.

— Что было дальше?

Это слишком интересно, чтобы оставить все, как есть. И мне все равно, что мисс Петерсон не хочет это вспоминать. Возможно, я узнаю ее историю.

— Мне не хотелось бы.

Мне все равно, милая.

— Выпейте еще и продолжайте рассказ.

Она поддается, отпивает еще один глоток обжигающего напитка, ставит бокал на столешницу и прикрывает глаза. Будто вспоминая, но зачем? Ты же не забыла.

— Я росла некрасивым ребенком, у меня были брекеты, маленькая грудь и тридцать восьмой размер ноги в шестнадцать. А Бонни красавица. Была.

Значит, то приключение закончилось не для всех хорошо. Ну что же, бывает.

— Смуглая кожа, черные гладкие волосы, длинные ноги. По сравнению с ней я была хуже серой мыши. Я не была его целью, ему нужна была она. А я просто оказалась рядом. Я очнулась от того, что меня выволакивали из машины, плохо помню, что было дальше. Тупая боль в затылке, и я отключилась.

Все же наливаю себе чай, увлекательный рассказ под крепкий горячий напиток. Пока я наливаю чай, мисс Петерсон молчит. Как только я разворачиваюсь, она продолжает свою историю. И, кажется, каждое новое слово давалось ей легче предыдущего. Или это алкоголь развязывает ее язык, или время.

— Я очнулась на холодном бетоне, первая мысль, как сейчас помню, о том, что у меня болят почки от холода. Но я еще не знала, что это только начало. На моих запястьях были наручники, и цепью они пристегивались к крюку, который торчал из бетона. Я не понимала, где я нахожусь и что происходит. В голове гудело, очень тошнило. Я, кажется, пролежала на полу вечность, не решаясь пошевелиться. Это было страшное место. Кирпичные стены, небольшое помещение, оно походило на подвал. Там не было окон, только тусклая лампочка с желтым светом. Пахло сигаретами и мочой.

Две похищенные девушки, история, которая произошла восемь лет назад. Восемь лет назад в Вашингтоне была совершена серия убийств с изнасилованием. Каждая жертва была похищена, их искали очень долго, но в этом штате нашли только двух. Одна была мертва уже не первый день. Вторая — живая. Но в тяжелом состоянии. Мне так и не удалось выяснить имя девушки, которая пережила Теда Танди.*Теодор Роберт (Тед) Банди - американский серийный убийца, насильник, похититель людей и некрофил, действовавший в 1970-е годы. Его жертвами становились молодые девушки и девочки.

— Милая, уточняющий вопрос: ты из Вашингтона?

Если ты скажешь «да», это станет настоящим подарком.

— Как Вы узнали?

Мог ли я подумать, что спустя восемь лет встречу человека, которого искал? Я мечтал посмотреть в глаза ее страху, увидеть в них боль от случившегося. Услышать рассказ от первого лица, чтобы окунуться во весь ужас темного подвала.

— Это было не сложно, мисс Петерсон. Я сопоставил даты и начальные описания. Теодор всегда следил за жертвами и часто появлялся с гипсом, прося о помощи.

Я вижу, как при упоминании имени похитителя София сжимает руки в кулаки. Готов поспорить, она почувствовала фантомный запах сигарет.

— Милая, он давно в гробу и не курит за твоей спиной. Он больше не владеет тобой.

Танди — первый из серийных убийц, который признался в своих мотивах. «Владение». Он воровал, насиловал, чтобы именно владеть. Он не хотел страха, власти или признания. Ему нужно было владеть угнанной машиной, украденным костюмом, жизнью. Танди был не просто любителем, он был профессионалом криминалистики и психологии. Вы слышали про убийцу с Грин-Ривен? Он первый составил его психологический портрет, уже находясь под стражей.

Идеальный портрет. Если бы правоохранительные органы прислушались, то не ловили бы его еще семнадцать лет. И кстати, так и не поймали, а лишь вычислили личность с помощью анализа ДНК и то после смерти.

Милая, ты встретила звезду.

София расслабляет руки и поднимает свои пьяные глаза на меня, на секунду в них что-то мелькает. Какая-то идея, которая мне пока непонятна. О чем ты подумала? Что в моих словах заставило тебя задуматься и так внимательно смотреть на меня?

— Он не владел мной. И я знаю, что его казнили. Его поджарили на электрическом стуле в сотне километров от Майами.

О, милая, а что же он делал? Сказки тебе читал?

— Только насиловал?

Если вы думаете, что сейчас мне должно стать жаль мисс Петерсон, то вы ошибаетесь. У всех есть своя история, но никто не заслуживает жалости. Это низменное чувство, оно оскорбительно. Оно указывает на слабость и никчёмность. Никто не заслуживает жалости. Моя практикантка берет бокал с виски и допивает за один глоток, а пустой хайбол ставит на стол.

— Он не насиловал меня, профессор.

Невероятные подробности. Этого не было ни в одной статье. Великолепно.

— Он заставлял Вас смотреть?

Ну, конечно, невзрачная студентка и красивая подружка. Конечно, он захочет в начале подружку покрасивее. Он, наверное, просто не успел добраться до Вас, мисс Петерсон? Не сомневаюсь, что он не оставил бы тебя, милая.

— Да, — голос Софии дрожит, только не плачь, милая, не люблю эти сантименты. — Он насиловал Бонни много дней и каждый раз заставлял меня смотреть. Он берег ее лицо, ни разу не ударив по нему, даже когда она умерла у меня на глазах, на ее лице не было ни одного синяка. Что нельзя сказать о ее теле. Вы знаете, что такое медицинский расширитель, профессор Рид?

— Я до последнего сомневался, что в газетах писали правду.

Девушка скончалась от внутренних повреждений и кровопотери. В желтой прессе писали, что ее разрывали изнутри медицинским расширителем, и использовали его в процессе утех.

— Каждый раз, когда я отворачивалась, он в начале бил меня, а потом причинял Бонни еще больше вреда. В первый день он заставил смотреть, как она стояла голая перед ним на коленях и делала ему минет. Я отвернулась, я не могла смотреть. Тогда он ударил меня ногой в живот, отвлекшись от процесса. А потом три раза ударил Бонни по ребрам ногой. Но он почему-то заботился о ней. Он водил ее мыться, расчесывал ее волосы. Меня он лишь бил ногами, он ни разу не прикоснулся ко мне ничем, кроме ботинка.

О, милая, его просто поймали раньше, он не успел.

— Он бил, чтобы я очнулась, иногда мочился на меня. Но я не возбуждала в нем его похоть. Я была слишком уродлива. Я помню свое состояние, мне хотелось умереть, я была готова закончить все там. Я не хотела чувствовать боль, голод и жажду. Я не хотела смотреть, как на моих глазах умирает подруга. А она умирала, я понимала это. Видела, как она лежала на кушетке, я же все время была на бетоне. Из ее глаз уже не текли слезы, в них была пустота, она лишь редко моргала. На какой-то день она стала просто как кукла, она больше не кричала, не просила ее не трогать, она лишь лежала на матрасе на металлической кровати и прижимала колени к груди.

И в этот момент ему стало скучно.

Я почти уверен, что как только подруга сдалась, он потерял интерес к ее телу. Он понял, что завладел.

— И он убил ее?

София даже не вздрогнула. Пока она медлит с ответом, решаю налить ей еще один хайбол. С таким успехом я опоздаю на лекции, но это лучше каждой из них.

— Он делал это медленно, изощренно. В тот раз он не разбудил меня. Я сама проснулась от криков, которые, как я думала, уже не услышу. Он привязал Бонни наручниками к кровати, завел руки ей за голову и максимально раздвинул ноги. Я очнулась в тот момент, когда он стоял перед ней совершенно обнаженный, а она кричала, зная, что ее ждет. Он вставлял медицинский расширитель ей в вагину, уничтожая ее. Он не заставлял меня смотреть, но я будто в бреду не могла отвести взгляд. Кровь пропитала гнилой матрас и начала капать на бетонный пол. Я в первый раз сжала ладони и в первый раз будто отключилась. Я не слышала крика, я смотрела, как капля за каплей падает на пол. Я не смотрела на него, на нее. Я не слышала ничего, кроме звука капающей крови. Тот раз стал последним. Бонни не пережила его. Смуглое лицо все еще было без единого изъяна. Кроме гримасы боли. А потом он совершил то, что до сих пор снится мне ночами. Он отрезал голову и в последний раз совокупился с телом, которое еще не остыло.

Тишина повисает на кухне. Интересно, а знаешь ли ты, милая, как он использовал отрезанные головы? Он насиловал их до тех пор, пока они не начинали гнить. Потом просто выкидывал их в лесу или сжигал в камине своей девушки.

— Мисс Петерсон, Вы знаете, как долго провели там?

Это удивительно, но у жертв насилия и похищений время воспринимается по-иному: человеку может показаться, что он пробыл в заточении неделю, а по факту, не один месяц.

— Врачи говорят, что пять месяцев. Но я не верю им. Это слишком долго. Я бы не выжила так долго, Бонни не протянула бы столько.

В прессе писали, что найденная девушка была истощена. Одна была мертва и начала разлагаться, а вторая — на грани жизни и смерти. В газетах было несколько фотографий из того подвала. Две цепи, два ведра, которые служили уборной. Девушек кормили и поили, но после того, как первая погибла, Теодор оставил это место. Его случайно остановили для проверки документов, а в багажнике нашли кое-что интересное. Он совершил лишь одну ошибку при похищении: был один свидетель, который рассмотрел гипс и марку авто.

И последний факт, который был в газетах: мертвая девушка была на третьем месяце беременности.

— Врачи Вам не лгали, мисс Петерсон. Вас искали почти полгода. И никто не надеялся найти живой даже одну из вас.

Бокал с холодным виски стоит на столе, от разницы температур на внешней стороне стекла появился конденсат, и София стирает его пальцем, не собираясь продолжать разговор. После продолжительного молчания она все же поднимает на меня свои голубые глаза.

— Лучше бы не нашли.

О, милая, зря ты так. Смерть от разрыва органов малого таза, ощущать, как из тебя буквально вываливаются органы вперемешку с кровью, думаешь, это лучше?

— Вы пробовали суицид?

Шестьдесят процентов не справляются с прошлым. Вы в этом числе?

— Я слишком слаба, хотела порезать себе вены, но смогла лишь оцарапать кожу, и в этот момент я впервые после подвала ощутила покой.

На людях ты пропарываешь ладони ногтями. А наедине ты причиняешь себе травмы порезами. Интересный выбор. Так почти невозможно заподозрить неладное.

Она стерла весь конденсат с бокала и все же поднимает взгляд на меня. Ее спина неожиданно выпрямляется, а голубые глаза больше не кажутся пустыми. Она подносит руку к вороту моей рубашки, расстегивает верхнюю пуговицу и вытирает влажную ладонь о когда-то белую ткань, немного расправляет плечи и наклоняет голову вбок, с вызовом смотря на меня?..

Удивите меня, мисс Петерсон.

— А как началась Ваша история, профессор Рид? В подвале или с детского дома? Может, детская травма? Удивите меня.