Неоновый яд

Голограмма погасла, словно признав, что её игнорируют. Даяна шагнула к оперативнику и сорвала имплант с его виска. Его глаза потухли, голова безвольно опустилась.
— Да ну вас, — буркнула она, уходя по коридору.Её мысли крутились вокруг секты «Error». Говорить об этом Панакоте казалось плохой идеей — их отношения явно были напряжёнными. Заглянув в комнату, она увидела его на троне, опутанном трубками с чёрными рунами. Его аура, белая с тёмными вкраплениями, пульсировала в такт их свечению. Панакота открыл глаза, выглядя опустошённым. В груди Даяны что-то сжалось — скрежет металла и оборванная струна слились в одно чувство. Напряжённая тишина повисла в воздухе, как перед допросом.— Ты что-то хочешь сказать, Даяна? — его голос был чужим, словно говорил не он, а его тёмная копия. — Не скрывай эмоции. Я читаю их по твоим нитям.
— Что за хоррор-оттенки, мать их? — выдохнула Даяна, её голос дрожал от раздражения и усталости. — «Опять сражаться с этими тварями? Я вымоталась до чёртиков!»
Панакота смотрел на неё, его глаза были как два осколка обсидиана, холодные и непроницаемые. «Не нужно сражаться», — его голос был спокоен, но в нём чувствовалась скрытая угроза, как далёкий раскат грома. — «Это побочный эффект незавершённого сплетения».
Даяна замерла, её мысли закружились, как винил на старом проигрывателе. Если он выберется в верхний мир и захватит его, всё, что мне дорого, пойдёт ко дну. Моя музыка, мои краски, мой бунт… Что будет с Реем? Хотя… плевать на Рея. Он сам выбрал свою клетку. Она сглотнула, чувствуя, как горло сжимает невидимый ошейник.
«Эти существа из пробирок…» — начала она, стараясь звучать дерзко, но голос предательски дрогнул. — «Твои солдаты, да? Твоя личная армия кошмаров?»
Холодный взгляд Панакоты пробрал её до костей, как зимний ветер, пробравшийся под рваную кожанку. «Ты их видела?» — его вопрос повис в воздухе, острый, как лезвие. — «Это ты открыла пробирки?»
«Не специально, чёрт возьми!» — огрызнулась Даяна, скрестив руки на груди, чтобы скрыть дрожь. — «Либо я болтаю лишнее, либо это какая-то сюжетная прихоть, чтоб мне жизнь мёдом не казалась!»
«Это моё оружие», — его голос стал ледяным, как замёрзшее озеро, готовое треснуть под ногами. — «Они созданы, чтобы стирать всё живое на своём пути».
Лицо Даяны побледнело, кровь отхлынула, оставив кожу холодной, как мрамор. Голова закружилась, и мир поплыл, словно отражение в мутной луже. Внезапно холодный ветер ударил в лицо, неся резкий запах металла и чего-то химического. Руны вокруг вспыхнули синим пламенем, их свет резал глаза, а затем они погасли, оставив после себя запах озона. Даяна поднялась с рук Панакоты, чувствуя, как его аура обволакивает её — мята, смешанная с чем-то синтетическим, не парфюм, а нечто иное, будто ментальная эссенция, пропитавшая воздух.
«Когда ты планируешь захватить верхний мир?» — спросила она, стараясь звучать уверенно, но голос выдал её страх.
— «Солнце ведь ослабляет магию Тенекриса. Или ты забыл, как оно жгло твоих тварей?»
Его глаза вспыхнули чёрным, зрачки поглотила тьма, как чернила, разлитые в воде. Голос Панакоты стал инфернальным, с механическими нотками автотюна, от которых волосы на затылке вставали дыбом. Серебряные нити вырвались из его груди, тонкие, как паутина, но крепкие, как стальные тросы. Они опутали Даяну, сжимая её тело, словно пытаясь выдавить из неё саму жизнь.
«Это что за дичь?» — хмыкнула она, пытаясь скрыть панику за привычным сарказмом. — «Опять хоррор-арка? Обожаю, когда всё катится в тартарары!»
«Это ментальная очистка», — ответил он, и его голос был как шёпот призрака.
— «Для нас двоих. Я всё ещё хочу сплестись с тобой. Заповедь Тенекриса: исполнять обещания».
Он медленно приближался, его шаги были бесшумными, но каждый из них отдавался в груди Даяны, как удар басового барабана. Она огляделась, ища путь к бегству, но стены вокруг казались живыми, пульсирующими, как сердце какого-то гигантского зверя. Её голос дрогнул: «Смотаться не выйдет, а твоё биологическое оружие — отстойная идея. И не надо про туалетный юмор, я не в настроении!»
Её сердце колотилось, как отбойный молоток, разнося эхо по рёбрам. «Мне ещё никогда не было так страшно», — подумала она, но вслух выдавила: «Ну его нафиг, этот твой Тенекрис!»
«Не бойся», — его голос стал мягче, но в нём всё ещё звенела угроза, как натянутая струна. — «Я всё равно это сделаю».
По щекам Даяны потекли слёзы, горячие и густые, темнеющие с каждой секундой, будто смешанные с кровью. Ментальные нити сжимали её, отбирая свет, воздух, саму возможность дышать. Напряжение нарастало, душило, как тугой ошейник.

Вспышка.

Воспоминание: Дом Рея
Рей вошёл в квартиру, и его мрачное лицо было как туча, готовящаяся разразиться грозой. Портфель с грохотом рухнул на пол, куртка соскользнула с крючка, оставив на стене грязный след. Дом блестел, как зеркало, но воздух пропитался запахом мяты, моющего средства и… горелого. Даяна пыталась приготовить ужин, но огонь, будто издеваясь, не слушался её. Картофель в сковороде почернел, превратившись в угольки, а кухня напоминала поле битвы.
«Ты так и не научилась готовить», — процедил Рей сквозь зубы, и его голос был острым, как осколок стекла. — «Пару синяков, и твоя мотивация быстренько возрастёт».
«Я стараюсь, чёрт возьми!» — огрызнулась Даяна, сжимая лопатку так, что костяшки побелели. Её панк-харизма, обычно яркая, как неон, потускнела под его взглядом.
«Как ты смеешь так говорить?» — его голос стал угрожающим, как рычание зверя.
— Я хочу тебе добра, родная.
Даяна кивнула, чувствуя, как слёзы жгут глаза. Она ненавидела себя за эту слабость, но они катились по щекам, оставляя горячие дорожки.
— Не плачь, — смягчился он, но в его тоне всё ещё чувствовалась сталь. — Слёзы — только для экстренных случаев. Ты же не хочешь, чтобы твой парень умер?
— Нет… — прошептала она, её голос был едва слышен, как шорох опавших листьев.
«Стой, ты покрасила волосы?» — его тон снова стал резким, как удар хлыста.
— Я говорил, что это вредно. Краска повлияет на генетику».
«Это ненаучно, — возразила она тихо, но внутри всё кипело. Краска и генетика? Серьёзно?
«Ты сомневаешься в том, кто желает тебе добра?» — его взгляд был как клинок, готовый разрезать её пополам.
— Я тебе верю, — выдавила она, опуская глаза. Её панковская душа, обычно бунтующая и громкая, съёжилась под его контролем, как старая футболка после стирки.
— Эта краска долго продержится? — спросил он, прищурившись.
— Пока не отрастут… — Даяна уставилась в пол, чувствуя, как её харизма тает, как воск под огнём.
«Иди ко мне», — его голос смягчился, но в нём всё ещё чувствовалась властная нотка. — «Сегодня я приготовлю ужин и покажу, как управлять огнём».
Вскоре квартира наполнилась ароматом итальянских трав и сливочного соуса. Даяна, голодная, как уличный кот, оживилась, но в груди всё ещё тлела обида.
«Я такая голодная!» — вырвалось у неё, и она тут же пожалела о своём энтузиазме.
«Ты слишком эмоциональна», — оборвал Рей, его взгляд был холодным, как лёд.
— Будь сдержаннее. Я запишу тебя на курсы для идеальных невест. Там тебя научат вести быт.
— Ты уверен? — её голос дрогнул, как струна, готовая лопнуть.
— Конечно, дорогая, — он улыбнулся, но его глаза оставались холодными, как зимнее небо. — «А потом мы сплетёмся душами в награду».
«Тот ритуал?» — Даяна нахмурилась, её пальцы сжались в кулаки. — «Я не хочу».
«Поверь, так надо», — его улыбка была как маска. — «Я буду играть твоими ментальными нитями, как струнами гитары. Помнишь, я был гитаристом?»
Даяна молчала, в горле пересохло, как в пустыне. Он подал ей сок, и она уставилась на стакан, словно это был яд.
«Знаю, ты хочешь кофе, но нельзя», — сказал он, будто читая её мысли. — «Это помешает ритуалу. Женщины в Средневековье не пили кофе и рожали здоровых детей. Сопоставь факты, умничка».
Она кивнула, подавленная, чувствуя, как её бунтарский дух тонет в его словах, как в болоте.
На следующий день Даяна взглянула в календарь — её день рождения! Улыбка, как луч солнца, озарила её лицо. Она обещала себе, что 24-й год отметит так, что стены задрожат. Для начала — тайская кухня, её любимая, острая, как её характер. Руки дрожали от предвкушения, пока она заказывала еду по телефону. Через пятнадцать минут комната наполнилась жгучим ароматом перца и кокосового молока.
«Ну что, объедимся, а потом вершить панковские дела?» — хмыкнула она, глядя на коробки с едой. — «С днём рождения меня, чёрт возьми!»
Тенекрис: Противостояние и воспоминания
Даяна медленно пережёвывала острый перчик, наслаждаясь, как жгучая боль разливается по венам, будто жидкий адреналин. Её желудок заурчал, как старый усилитель перед концертом. Она просидела над тайской кухней час, смакуя каждый кусочек, позволяя специям разбудить её спящий бунт.
«Быстрый приём пищи вреден», — бодро заявила она, прикрыв рот ладонью после лёгкого смущения. — «Ой, перед кем я тут извиняюсь? Перед тараканами в углу?»
Она надела потёртую кожанку, увешанную значками любимых групп — без названий, чтобы не нарваться на проблемы с копирайтом. Лейблы были её трофеями, вырванными из лап системы. Выйдя на улицу, Даяна прикрыла глаза от яркого солнца, которое било в лицо, как прожектор на сцене. «Солнце, ты тоже против меня?» — пробормотала она, но в её голосе уже звучала знакомая дерзость. Она шагнула вперёд, готовая разнести этот мир, если он посмеет встать на её пути.

«Кто-нибудь, уберите этот проклятый свет! Солнце будто решило выжечь мне глаза!» — Даяна пробурчала это, щурясь, и тут же, не заметив коварной лужи, плюхнулась прямо в неё с смачным шлепком. Холодная вода пропитала джинсы, прилипнув к коже, а грязь облепила её любимые рваные штаны. «Прямо в задницу! Ну, конечно, именно эти джинсы, которые я таскаю, как талисман. Может, закастомить их? Краски, шипы, пара заплаток с черепами… было бы в духе», — она хмыкнула, представляя, как её старый акрил оживает на ткани, превращая лохмотья в произведение искусства.
«Где мои кисти вообще? И акрил… чёрт, опять я за своё. Назови бренд — и всё, ты в лапах скрытой рекламы. Ненавижу это дерьмо, особенно когда за него не платят. Ой, опять повторяюсь. Качество страдает, Даяна, соберись, кхе!» — она кашлянула, отмахиваясь от собственных мыслей, будто от назойливой мухи.
День пролетел, как выстрел из ржавого дробовика. Щёлкнул ключ в замке, и мир сузился до тесной квартиры с облупившимися обоями и запахом сырости. Живот Даяны скрутило, словно кто-то затянул внутри стальной трос. За шиворот пополз жар, дыхание стало рваным, будто воздух выкачали из комнаты. Она сжала кулаки, пытаясь унять дрожь.
Рей вошёл, небрежно швырнув пакеты с продуктами на пол. Его лицо было как каменная маска — ни тени эмоций, и от этого Даяне стало ещё хуже. Сердце заколотилось, но любопытство пересилило страх. Она подошла, стараясь двигаться уверенно, хотя ноги подкашивались.
«Что там?» — голос её прозвучал тише, чем хотелось.
«Какие мы нетерпеливые», — Рей ухмыльнулся, и в его глазах мелькнула искра, от которой у Даяны мурашки побежали по спине. Он начал вынимать из пакетов яркие упаковки, но вместо ожидаемых консервов или чипсов на свет появились длинные юбки с цветочными узорами, шёлковые платки, переливающиеся, как крылья бабочек, и скромные балетки, будто из другой эпохи.
«Примеришь?» — его улыбка стала мягче, но в ней таилась какая-то властная нотка. — «Хочу, чтобы ты была самой красивой в пансионе. Чтобы эти чопорные «брачные девицы» подавились завистью. Звучит мелодично, правда? Давай, покажись».
Даяна шагнула к зеркалу, и отражение её ошеломило. Мягкие черты лица, аккуратный носик, глаза, в которых отражались тени сомнений. Юбка путалась в ногах, словно живая, цепляясь за колени, и Даяна чуть не рухнула, запнувшись о подол. Рей подхватил её в последний момент, его руки были тёплыми, но хватка — слишком крепкой.
«Может, укоротить булавками? Сделать что-то в моём стиле?» — предложила она, пытаясь вернуть себе контроль.
«Ни за что!» — отрезал он, и его голос резанул, как лезвие. — «Это не женственно».
Ноги, привыкшие к тяжести грубых ботинок, протестовали против лёгких балеток. Они казались чужими, будто кто-то украл её подошвы и заменил их на тонкую ткань. Даяна чувствовала себя марионеткой, чьи нити кто-то другой держит в руках.
«Пансион… там есть кружки, но за них нужно платить», — продолжил Рей, его голос стал мягче, но в нём чувствовалась сталь. — «Мне ничего не жалко для тебя, любимая».
«Когда я поеду?» — её голос дрогнул, выдавая страх, который она так старалась скрыть.
«Через три дня…» — он замолчал, принюхался, его брови сдвинулись. — «Дыхни. Пахнет перцем. Опять тайскую жрала? Завтра в больницу. Не хватало ещё проблем со здоровьем».
Утро ворвалось в квартиру, как незваный гость. Даяна проснулась, но Рей уже не спал. Он сидел в позе лотоса посреди комнаты, окружённый свечами, чьи огоньки дрожали в полумраке. Воздух пропитался сладковатым дымом благовоний, а его аура переливалась, как нефтяное пятно: жёлтая, оранжевая, затем сливалась в единое сияние, от которого у Даяны закружилась голова. В зеркале она уловила тонкую фиолетовую нить, тянущуюся из её груди к Рею, словно он высасывал её душу, питаясь её
энергией.