Lovaine

— Опять от тебя много шума, наглости, доходящей до абсурда самоуверенности, а в итоге что? Правильно, ты снова повержен и ползаешь на четвереньках передо мной, — заряжает пистолет Юнги, разгуливая по темному складу, свет в который падает только за счет многочисленных дыр от пуль в стене.

У входа на склад стоят двое вооруженных альф, а на полу, обхватив свой живот, по которому нещадно прошлись ботинки Юнги, сидит мужчина, чье лицо залито кровью. Его черные волосы прилипли к лицу, на котором уже расплылся большой синяк. Двигать правой рукой, в которую попала одна из пуль, он не может, но несмотря на это, на его губах все та же наглая ухмылка, способная довести видавшего виды Мин Юнги до нервного срыва.

Юнги, который начинал свою работу на улицах, как мелкий торговец запрещенным товаром, сегодня толкает этот же товар всему побережью. До недавнего времени Юнги являлся одним из самых перспективных помощников местного наркодилера Чхве Уена, но посчитав, что перерос своего босса, открыто пошел против него. Сегодня у Юнги в подчинении целые кварталы, также у него есть свои бойцы и дилеры, но ему этого мало, ведь не могут городом одновременно править два короля. Стоящий сейчас на коленях перед ним и прозванный «смертельным оружием» Чон Чонгук — телохранитель и карающая рука Уена. Учитывая влияние Юнги и его силу, у него есть шансы подмять Уена под себя или даже уничтожить его, поэтому тот и выслал к нему своих людей во главе со своим главным псом. Только к его разочарованию, Юнги перестрелял всех, кто напал на склад, а Чонгука оставил на десерт.

— Ты всегда такой, провоцируешь, думаешь, что справишься, а как доходит до дела, оказывается, что ты слабак, — Юнги снова бьет его ногой в живот, и пока Чонгук, сморщившись, пытается вдохнуть кислорода, опускается на корточки перед ним. Сукин сын, несмотря на боль, а Юнги знает, что она чудовищная, все равно улыбается. Сколько Юнги знаком с Чонгуком, столько он мечтает эту наглую ухмылку с него стереть. Возможно, сегодня у него есть все шансы это сделать. Чонгук — засевший под черепной коробкой признанный психопат, и именно то время, которое Юнги уделяет на думы о нем, не дает ему наконец пустить пулю ему прямо между глаз. Как же сильно он раздражает Юнги, и как ему будет скучно без этого альфы, который пусть и доводит его своими словами и действиями, но при этом заставляет зацикливаться на себе. А на смертных Мин Юнги не зацикливается. Вся его жизнь — это борьба, а в ней нет места думам о людях, тем более, о врагах, ведь с ними цель одна — уничтожить.

— Два боя, и из обоих ты вышел проигравшим, и несмотря на это, посмел явиться ко мне, — Юнги водит дулом пистолета по его чертовски красивому, даже несмотря на синяки и кровь, лицу. — Ты реально больной.

Это правда. В открытом бою альфы встречались два раза, и оба раза Юнги уложил его на лопатки, хотя и сомневался, учитывая, что физически Чонгук выглядит куда выносливее и габаритнее. «Стероиды, небось», что Юнги себе и доказал. Первый раз они вцепились еще во времена, когда оба работали на Уена, и в той драке Юнги так сильно избил альфу, что того из паба выносили его люди. Второй раз был уже вызов, Чонгук посмел оскорбить его при омегах, и Юнги в долгу не остался. Тогда Чон не поднялся после четвертого удара, а Юнги оставил его в луже собственной крови и уехал отмечать победу.

— Люблю испытывать судьбу, что сказать, — сплевывает кровь на пыльный пол Чонгук и, подняв глаза, смотрит в упор. Юнги в очередной раз его хамству поражается. Он повержен, висит на волоске от смерти, которую ему и должен подарить Юнги, но при этом смотрит так, будто бы это он здесь победитель.

— Ты играешь в опасную игру, Юнги, боюсь, пострадаешь, — слизывает кровь со своих губ Чон.

— Думай о себе, ты сегодня праотцам привет передашь, — грубо давит дулом на его лоб Юнги, и, даже тыча ему в лицо пистолетом, понимает, что страха в этих глазах он не увидит.

— Так стреляй, чего мешкаешь? — ухмыляется Чонгук и, задрав голову, обхватывает дуло губами.

Юнги из-за его действий на миг теряется, следит за тем, как губы альфы сомкнулись вокруг пистолета, и даже чувствует легкое возбуждение. Чертов пес, вечно он так поступает, заставляет Юнги проживать чувства, о которых тот и не подозревает. Юнги даже проверял, и его ошарашило, когда оказалось, что Чонгук ничего не принимает. У Юнги в голове не укладывается, как можно творить ту дичь, которую творит этот альфа, будучи не под чем-то. То, что он прирожденный убийца, Юнги может понять, но то, что даже на пороге смерти этот мужчина и бровью не ведет — в уме не укладывается. Чонгука ищут правоохранительные органы двух стран, учитывая, что самые крупные карательные операции картеля были спланированы и реализованы им. На его голову охотятся другие картели, кто-то хочет его завербовать, а кто-то похоронить, прекрасно зная, что без него Уен останется без рук. При всем при этом, этот альфа свободно разгуливает по столице, ни суда, ни покушений не боится. Если насчет первого понятно, учитывая, что ни один желающий жить судья его судить не будет, а до него его ни один полицейский довести и не рискнет, то что насчет смерти? Юнги размышлял об этом, и хотя он сам в этом бизнесе еще с подросткового возраста, и знает, что такие, как они, долго не живут, в глубине души он все равно смерти боится. В случае с Чонгуком, ощущение, что это она его боится, и видимо так и есть, ведь даже Юнги, который должен казнить того, кто покусился на его жизнь, медлит.

— Я передумал, — окончательно сдавшись устроившим в голосе вакханалию мыслям, убирает пистолет за пояс Юнги и поднимается на ноги. — Я оставлю тебя в живых, сам по себе ты — пустое место, мне угрозу не предоставляешь, но зато ты можешь передать своему боссу, что я отступать не собираюсь, и всех, кого он будет присылать за моей головой, буду возвращать частями.

Юнги кивает своим парням, и, так и оставив упавшего на лопатки от бессилия альфу на полу, выходит наружу. Всю дорогу до своего клуба, вместо того, чтобы думать о дальнейших шагах, Юнги думает о том, кого он бросил на складе. Проклятый Чон Чонгук теперь уже официально его враг, учитывая, что работает на Уена, но почему тогда тот, кто его раздражает, даже сейчас вызывает желание вернуться и швырнуть ему в лицо аптечку. Напрасно Юнги был так жесток с ним, небось, даже пару ребер сломал, не говоря о пулевом, которое оставил один из его парней. Юнги тянется за бутылкой с водой и, опустошив ее, пытается вернуться в реальность. А реальность такова, что Уен снова пришлет киллеров, что пока Юнги не получит его голову, охота на его собственную не остановится, и раз он решил встать на путь войны, он должен довести дело до конца.

Той ночью, закончив инструктаж и проверив новую партию товара, которая отправится на рынок соседней страны уже утром, Юнги забирает с собой из клуба красивого омегу и почти до рассвета трахает его. Он заслужил отдых, более того, может, хоть секс поможет сбросить сдавливающие голову раскаленным обручем мысли о грядущем. У Юнги давно нет длительных связей, да и смысл заводить их тому, кто постоянно под прицелом или правоохранительных органов, или конкурентов. Но это не значит, что Юнги не любит проводить время в обществе омег, пусть и меняет их практически каждую ночь. Секс оказался бесполезным, хотя парню под ним надо отдать должное, он выложился по максимуму, просто мысли Юнги в эту ночь не об омеге, а об одном конкретном альфе.

Юнги познакомился с Чонгуком, когда тот только попал под крыло Уена. Этот красивый и хмурый альфа, который моложе самого Мина на пять лет, не оставляет равнодушным никого. Есть в Чонгуке особая притягательность, и видит ее не только Юнги, ведь он сам был свидетелем, как в его присутствии млели альфы и омеги, и не важно, от страха или от желания быть к нему ближе. Когда они впервые столкнулись взглядами, то привыкший к подчинению или восхищению, учитывая его достижения, Юнги был ошарашен тем, что увидел в глазах напротив. Там была не просто тьма, которой уступает ночь, в этой тьме, по мере того, как он оценивающе рассматривал Юнги, вспыхивали озорные огоньки. Юнги тогда впервые почувствовал себя как выставленный на витрину товар, и до сих пор помнит то новое и не совсем приятное ощущение. Чонгука местные наркоторговцы знают как Гризли, и звание свое он получил за то, что любит убивать голыми руками. Уен посылает именно его, чтобы наказывать тех, кто посмел у него воровать или пошел против него. Сегодня первый раз, когда Гризли вернется к боссу с пустыми руками, а не с головой провинившегося, и Юнги внезапно задумывается, что лучше бы он его убил, ведь разозлившийся на него Уен может сам это сделать. В любом случае, с Гризли лучше не пересекаться, но что поделать, раз Юнги начал бороться с его боссом, значит, воевать он будет и с Чонгуком. То, что он оставил его в живых, было не просто спонтанное решение или даже так сильно отрицаемое им желание не убивать его. Где-то в глубине души Юнги надеется, что если он разберется с Уеном, то он присвоит его оружие себе. Чонгук, может, и пес Уена, но любая преданность заканчивается со смертью хозяина, и если в процессе не погибнет и альфа, то Юнги сделает ему предложение, от которого тот не сможет отказаться. В любом случае, Юнги вроде бы все просчитал и заручился поддержкой нужных ему людей, осталось уладить кое-какие вопросы с Уеном, и если он все так же его позицию не примет, тогда Юнги его убьет. Уен славится жадностью, в последние два года начал нарушать еще и соглашения, поступая подло как со своими работниками, так и с партнерами. У Юнги есть все шансы потопить его, учитывая количество озлобленных на Уена торговцев.

Три недели после столкновения с людьми Уена Юнги проводит в лаборатории в пригороде, ведет переговоры со своими людьми на таможне и готовит первую крупную партию. Он возвращается в столицу в начале месяца только из-за приглашения Уена сесть за стол переговоров. Встреча будет приходить на нейтральной территории, а именно в сигарном клубе местного бизнесмена. Люди обоих альф уже провели проверку места, а так же заняли позиции, чтобы ничто не угрожало их боссам. Приехав в клуб в назначенное время, Юнги выходит из автомобиля и, прежде чем направиться ко входу, ищет среди машин Уена любимый гелендваген Чонгука. Мерседес находится чуть поодаль, и Юнги с облегчением выдыхает. Значит, он жив. Значит, Юнги его увидит. В комнату, где его уже ждет Уен, Юнги заходит только с двумя охранниками и, заметив стоящего за креслом своего босса Чонгука, кривит рот. Уен настолько доверяет этому альфе, что убежден, что тот один может защитить его хоть от десятерых. Это нелогично, учитывая, что Юнги уже два раза укладывал его лучшего солдата на лопатки, но сейчас он на этом зацикливаться не будет. Юнги проходит к креслу, снова бросает взгляд на Чонгука, непроизвольно ищет глазами его раны. Чонгук выглядит так, будто бы в него и не стреляли. Он стоит, облаченный в любимый черный, сверлит его нахальным взглядом, и так и напрашивается на пулю между глаз. Юнги пока свой шанс потерял, но никто не сказал, что его еще не будет. Он удобнее устраивается в кресле и, кивнув приветствующему его Уену, предлагает ему начинать.

Спустя сорок минут, за которые комнату наполняет танцующий в воздухе дым, а на стол ставится бутылка коньяка, большой частью выпиваемая Уеном, Юнги с откровенно скучающим видом смотрит на часы. Уен, который, видимо, считает его идиотом, пытается вернуть его в строй, говоря о новом маршруте, на котором они могут работать вместе.

— Ты меня заказал, — ледяным тоном объявляет Юнги и кивает на Чонгука. — Ты послал за мной свое главное оружие, которое не выстрелило, и поэтому я здесь. Думаешь, я такое забуду?

— Заказал, не спорю, — кивает Уен, — но, поверь, если бы он посчитал, что тебя стоит убрать, ты был бы мертв.

— Это он тебе такую сказку рассказал? — громко хохочет Юнги, а Чонгук, наблюдая за ним, усмехается. — Я думал, это ты решаешь, кому жить, а кому умереть.

— Я всегда прислушиваюсь к словам верных мне людей, — хмурится Уен. — В любом случае, предложение, которое я тебе делаю, отличное. Ты же понимаешь, ты новичок в этом бизнесе, и даже те, кто тебе обещал поддержку, ее не окажут. Я тут бог и я дьявол, все подчиняется мне, хотя согласен, ты силен, амбициозен, но ты не сильнее меня, — наливает ему коньяка. — Это мой город, и пока я жив, править им буду я. В то же время, в знак уважения к твоей смелости, я пойду на уступку. Принеси мне присягу, я закрою глаза на то, что происходит последние три месяца, и мы обо всем забудем. Ты пополняешь мою казну, я обеспечиваю тебя защитой и обогащаю.

— Ты же не бессмертный, — облокачивается о колени Юнги, краем глаза видит, как Чонгук руку за пояс убирает.

— Тебе меня не убрать, ты еще слишком зеленый, — с презрением говорит Уен. — Ты же был моим пешкой, и лучше всех знаешь, что до меня не добраться, — кивает себе за спину, а Чонгук кладет ладонь на спинку его кресла. — А если и добраться — самому не выжить. Не торопись отказывать, я покажу тебе маршрут и дам ознакомиться с условиями, которые я выдвигаю. Ты поймешь, насколько я серьезен, — Уен, поднявшись, идет к двери, а Юнги устало откидывается назад.

— Не разводи так широко колени, соблазняешь.

Юнги аж выпрямляется из-за услышанного и, шокированный чужой наглостью, смотрит на Чонгука.

— Напрасно я твои мозги по полу не размазал. — цедит сквозь зубы Мин.

— Сделанного не воротишь, — ухмыляется Чонгук, разминает шею, Юнги на его мощную грудь смотрит и думает, как было бы замечательно эти тряпки с него сорвать и лицом его в пол вбить. Зачем он решил его при этом раздеть, Юнги даже сам не понимает. Колени все же приходится соединить, потому что взгляд Чонгука доставляет ощутимый между ног дискомфорт.

— У меня еще будет шанс, — оглядывается Юнги, надеясь, что Уен уже вернется, потому что его псу свидетели в лице охранников не мешают.

— Я все равно тебя выебу. Рано или поздно.

— Я могу и сейчас выстрелить, — отодвигает подол пиджака Юнги, демонстрируя ему свой глок.

— Вот, глянь, — наконец-то идет к нему Уен и сходу протягивает бумаги.

Чонгуку плевать, что Юнги альфа, и уж точно плевать, что он его ненавидит и не признает. Хотя, после случая на складе в Чонгуке проснулась надежда на то, что этот холодный мужчина к нему что-то испытывает. Чонгук не влюбился в Юнги, более того, ничего романтичного в его порочных и не имеющих права на жизнь мыслях о нем нет. Он как увидел его, то сразу понял, что размажет его по своим простыням, обожжет глотку его кровью и отымеет в оба отверстия, заставляя его захлебнуться собой. Юнги его не просто возбуждает, он с него все печати, удерживающие то самое первобытное зло, срывает. Чонгуку до боли в яйцах хочется намотать на руку его блестящие как шелк волосы, натянуть так сильно, чтобы увидеть в этих холодных глазах капитуляцию и наконец-то спустить с небес на землю того, кого никак, кроме «божественно красивый», не назовешь. Чонгуку хочется его сломать, еще больше хочется испачкать. Он до Юнги на альф не западал, но этот мужчина — другое дело. Юнги красив настолько, что все слова, которые могут быть применимы как комплименты к внешности, его красоте должную дань не отдают. Чонгук не сомневается, что на Юнги дрочат все, вне зависимости от пола, как и не сомневается, что принадлежать он будет только ему. Юнги умен, силен и смел, у него отличные аналитические способности, а когда он открывает свой очаровательный ротик, никого больше слушать не хочется. Чонгук настолько привлекательных людей не встречал, и даже сейчас, пока Юнги, нахмурившись, изучает бумаги, альфа смотрит на него и представляет, как заставляет его раскрыть эти розовые губки пошире и вставляет ему по самые гланды свой ствол, мстит за железный, который пихнул в него Мин. Как же хочется заставить его порычать, сопротивляться, извиваться под собой, но не уступить. Заломать его руки, вонзиться зубами в белую, как снег кожу, и, вдалбливаясь до упора в это непокорное и чертовски манящее тело, в итоге сорвать с его губ стон истинного удовольствия. Чонгук или получит его, или погибнет, пытаясь. Отказывать себе в том, чтобы сделать его своим, он не планирует. Чонгук всегда получает желаемое.

— Ты настаиваешь, чтобы я принял пятнадцать процентов, когда как я могу забрать все сто, — отвлекает Чонгука от греховных мыслей Юнги и швыряет бумаги на столик. — Ты меня совсем не уважаешь, и твое предложение возвращения к исходной точке.

— Это твое наказание за неподчинение, но со временем проценты поднимутся, — заверяет его Уен.

— Встреча закончена, — резко поднимается с места Юнги, и его охрана сразу напрягается.

Чонгук цокает языком, Юнги очень хочется спросить, каково хуя он сейчас так осуждающе на него смотрит, но, вспомнив, что по сути Чон здесь никто, альфа, развернувшись, покидает комнату. Жаль, что не спросил, Чонгук бы ему сказал, что пусть Юнги и умен, он не учел один важный момент. Тех, кого Юнги купил — Уен перекупил, и он ошибается, думая, что за ним армия.

Юнги в окружении своих людей покидает клуб, и если со стороны кажется, что встреча была бесполезной, он так не думает. Юнги окончательно убедился, что договариваться с Уеном не о чем, а следовательно, пора точить ножи.

Приехав в свой особняк, Юнги поручает усилить охрану, а сам, пройдя в гостиную, наливает себе выпить. С утра он снова переговорит со своими новыми партнерами, а так же с людьми в правительстве, которые обещали ему за ликвидацию Уена обеспечить безопасность от тех, кто захочет отомстить за своего босса. А пока Юнги срочно нужно отдохнуть после половины дня в пути и ухмыляющегося и открыто заявляющего о своих желаниях Чонгука. Он приказывает вызвать ему омег и, устроившись на диване, готовится отлично провести ближайшие часы. Рассвет Юнги встречает в бассейне, в окружении красивых и голых парней, каждый из которых пытается угодить новому королю улиц. Устав от забав в воде, Юнги покидает бассейн и, укутавшись в халат, идет к беседке, налить себе выпить. Он только собирается прикурить сигару, как, почувствовав на себе взгляд, поворачивается. У арки, у входа в дом, стоит Чонгук. Юнги сразу же хватает лежащий на столе пистолет, но Чонгук даже не дергается. Он, как ни в чем ни бывало, с руками в карманах чрезмерно сильно обтягивающих его бедра брюк, идет к нему.

— Как ты прошел? — Юнги, поняв, что глупо махать пистолетом, раз в него стрелять не планируют, убирает его.

— Поговорить хочу, — забирает у него сигару Чонгук и внюхивается. — Неплохо, но у меня есть кубинские Cohiba Behike, они куда лучше. Подарю.

— Оставь себе, — все еще не понимая, смотрит на него Юнги. У него в голове не укладывается, как он так беспрепятственно прошел к нему, и где, черт возьми, его охрана.

— Уен тебя прислал?

— Я же оружие не достал, значит, не он, — качает головой Чон. Юнги раздражает, что он младше него, и в бизнесе, следовательно, позднее, но при этом именно он чувствует себя при нем новичком.

— Чего ты хочешь? — теряет терпение Юнги.

— Тебя.

— Я выстрелю, и война начнется уже сегодня, я ведь убью любимую игрушку Уена, — становится вплотную Юнги, словно пытаясь испепелить его взглядом.

— Расслабься, — откровенно наслаждается его близостью Чонгук. — Прими его условия.

— Ты охренел? — выпаливает пораженный его словами Юнги. — Кто ты вообще такой? Мелкая шавка, мальчик на побегушках! Как смеешь ты так разговаривать со мной?

— Мне нравится моя работа, — спокойно отвечает Чонгук, который своей невозмутимостью еще больше подавляет альфу.

— Я у персонала советы не беру, — не может унять свою злость Мин. — А ты никто.

— Я тот, кто будет тебя трахать, смирись, — скалится Чонгук.

— Ты, блять, укурок, ты знаешь, что я альфа? — со свистом выговаривает Юнги.

— Похуй, будь ты единорогом, я бы тебя выебал.

— Ты реально больной, а значит, бесполезно с тобой разговаривать, — тянется за стаканом на столике Юнги.

— Прими его предложение и думай о новом плане, иначе он тебя уничтожит, — говорит Чонгук. — Точнее, поручит это мне.

— А мы поняли, что ты слабак, — позволяет янтарной жидкости обжечь горло Юнги.

— Я просто не горю желание убивать того, кого я хочу, — усмехается Чонгук.

— Убирайся.

— Завтра в полночь начнется охота.

— Зачем ты мне это говоришь? Зачем подставляешь его? — поднимает рацию Юнги, собираясь вызвать охрану. Если она у него все еще есть, конечно.

— Я не позволю ему навредить тебе.

— Я убью его, а на твою шею надену ошейник, тогда ты осознаешь и мою силу, и влияние, — никто по рации не отвечает.

— В постели я не буду против ошейника, будешь за него держаться и объезжать меня, — пожимает плечами Чонгук. — Я серьезно, Юнги, — голос мужчины меняется. — Завтра та самая ночь. Проверь свои контакты и найми нормальную охрану. Я отключил двоих и прошел к остальным. У тебя вокруг должны стоять не меньше десятка псов, хотя я и их быстро сниму, — задумывается. — Лучше вообще свали из страны на время и сделай это прямо сейчас.

Чонгук исчезает в тени арки, а Юнги устало опускается в кресло. Омеги, все еще плещущиеся в воде, зовут его присоединиться, но он не реагирует. Юнги не верит Чонгуку, вряд ли он так открыто предаст босса, скорее всего, это план Уена, чтобы напугать альфу и заставить его отступить. Юнги все же на всякий случай еще раз увеличивает охрану и даже прибегает к помощи наемников. Днем он отправляется к своим главным партнерам, один из которых сидит в правительстве, и, убедившись, что все с ними в силе, только под вечер возвращается к себе. Несмотря на его недоверие к Чонгуку и мысли о том, что он, скорее всего, был послан Уеном, чтобы напугать его, Юнги нервно поглядывает на часы и лично делает обход по двору. Солдаты все на местах и начеку, оружие у всех наготове, и даже если Уен нападет на него с армией, пока они доберутся до Юнги, у него будет время покинуть территорию на поджидающем его на заднем дворе автомобиле. Стрелки на часах показывают уже половину второго, и как это и ожидалось, гостей нет. Юнги даже задевает, что Чонгук его обманул, пусть он и понимает, что это глупо, учитывая, что альфа работает на Уена. Где-то очень глубоко в душе Юнги все же надеялся, что слова Чонгука были правдой, и он искренне выразил заботу об альфе. Завтра с утра пораньше Юнги снова ждет поездка в лабораторию, и так как уже поздно, он собирается подняться, лечь, и напоследок снова прислушивается ко двору. На улице стоит тишина, но не такая, что внушает покой и доказывает, что угрозы нет, а наоборот, пугающая. Юнги, чьи мысли последние часы не умолкали, только их отключил и прислушался, иначе он бы еще минут семь назад понял, что что-то не так. Что бы это не было, это уже произошло, потому что не слышно ни шарканья ног солдат, ни собак — ничего. Мурашки разбегаются по телу мужчину, который никогда не думал, что его может так сильно напугать тишина. Проверять двор он уже не будет, поэтому сразу переходит к плану Б, и не успевает двинуться к кухне, чтобы выйти на задний двор, как слышит звон разбитого окна и видит вспышку. Юнги моментально прикрывает ладонями уши, которые пронзает противный звук шумовой гранаты. Альфа, который пока полностью дезориентирован, дает себе пару секунд, а потом ползком добирается до столика у дивана, под которым прикреплен пистолет. Юнги успевает его достать и уложить первых двух вошедших в дом, но учитывая, что в него палят теперь и из окон, переворачивает столик и прячется за ним. Стрельба прекращается, он слышит, как дверь снова открывается, а потом считает шаги, пытаясь понять, сколько у него гостей.

— Все кончено, выходи, все твои люди мертвы, а все твои шавки перешли на мою сторону, — доносится до ушей Юнги явно торжествующий голос Уена. — Спасибо, ты отлично поработал, даже те каналы, которые я пробить не мог, привлек, и теперь они с радостью будут работать на меня, лишь бы не потерять обещанную тобой прибыль, — противно смеется мужчина.

Уен проходит к дивану, и Юнги, увидев идущих к нему солдат, понимает, что всех перестрелять у него патронов не хватит, и поднимается на ноги. У него сразу забирают пистолет и, не дав опомниться, больно бьют в живот, заставляя согнуться. Когда Юнги снова выпрямляется, он видит остановившегося за Уеном Чонгука. Тот смотрит непроницаемо, хотя, скорее, скучающе, и Юнги очень хочется подойти и плюнуть ему в лицо. Он ведь ему нравился, да, смешно признавать это на пороге смерти, но это точно была симпатия, иначе бы альфа его столько времени не щадил. И что Юнги получил в ответ на свою милость? Конечно, сожаление. Хотя глупо сейчас обижаться на Чонгука, когда во всем, что с ним случилось, виноват сам Юнги. Это грязный бизнес, а большие деньги и власть в нем всегда приходят с ожиданием часа расплаты.

— Мне нужны списки с именами новых покупателей, а потом я подарю тебе покой, — оставляет между ними пару шагов Уен.

— Пошел ты, — плюет ему под ноги Юнги, и его снова бьют, заставив чуть не потерять равновесие. Чонгук со скучающим видом поворачивается к окну. — Я все равно умру, зачем мне обогащать тебя?

— Можешь умереть в мучениях, ты же знаешь, как искусно мы пытаем? — ухмыляется Уен. — Да, Гризли? — поворачивается к Чонгуку. — Хочешь поиграть?

— С удовольствием, — моментально вспыхивает интерес в бесцветном до этого взгляде альфы. Чонгук снимает пиджак, кидает его на спинку дивана и, поймав в глазах Юнги обиду, только усмехается.

— Сделай ему очень больно, но не добивай, — предупреждает его Уен. — Я хочу выстрелить ему в лоб лично, смотря в глаза, чтобы эта мразь знала, что бывает с теми, кто пытается покуситься на мое.

Чонгук нарочито медленно закатывает рукава черной рубашки до локтей, Юнги внимательно следит за ним, думает, что эти руки с выступающими венами, которые он в пьяном угаре видел на своей пояснице, сейчас заставят его кричать не от удовольствия. Чонгук печально известен своими пытками, недаром он самый разыскиваемый и жаждуемый остальными картелями «исполнитель». Даже Юнги его себе хотел. И получил, как палача.

Юнги с горечью усмехается своим мыслям, а потом вздрагивает, услышав выстрел, а следом еще пять. Уен, неестественно дернувшись, заваливается вперед, Юнги шокировано на расплывающуюся под его лицом лужу крови смотрит, а до ушей запоздало эхом звук падающих на пол тел доносится. Чонгук кладет пистолет на столик и, перешагнув через труп своего босса, идет ко все еще не переварившему увиденное Юнги. В гостиную спустя еще пару секунд врываются солдаты и, оценив ситуацию, сразу же ее покидают.

— Что ты наделал? Что это, блять, было? — растерянно смотрит на альфу Юнги.

— Меня не интересуют деньги, наркота, власть, но тебя убивать нельзя. Ты мой, — улыбка расплывается на красивых губах Чонгука.

— Больной ублюдок, нас же обоих теперь убьют, — не понимает его Юнги.

— Кто? — скалится Чонгук. — Я убил главаря, меня все боятся, так что, картель мой. Ты ведь хотел это сделать, чтобы получить его.

— И что будет со мной? — шумно сглатывает не успевающий за своими мыслями Юнги.

— Я хочу бой, — щурится Чонгук, который словно этого и ждал. — Если выиграешь ты, я отдам тебе картель Уена и исчезну. Если проиграешь, я тебя выебу.

— Ты же шутишь? — с сомнением спрашивает Юнги, сделав к нему шаг.

— Я серьезен как никогда. Меня это все не интересует, но ты интересуешь. А ты одержим только властью, вот выруби меня и получи ее, о чем тут думать?

— Ты был со мной в открытом бою два раза и оба раза проиграл, — приподнимает брови Юнги. — Ты готов потерять все, что обрел минуту назад, лишь бы только отыграться за поражение? Плохие новости — ты снова проиграешь.

— Я верю в лучшее.

— Хорошо, — Юнги не сомневается, что он его уложит, тем более, он благодаря предыдущим столкновениям с ним знает его слабые места. Если изначально Юнги удивился словам Чонгука про бой, то, немного поразмыслив, он понял, что удивляться нечему — это же Чон Чонгук. Юнги, который был и наслышан, и сам видел, как хорошо Чонгук разбирается в работе картелей, и как сильно уважают его бойцы, еще в то время думал о том, почему этот мужчина не подомнет все под себя или хотя бы не отделится. Потом он понял, что Чонгук делает только то, что ему хочется, и ему, в отличие от самого Мина, чужды все «низменные» страсти. Это даже хорошо, Юнги примет бой, заберет себе картель, и Чонгук ошибается, если думает, что он его отпустит. Чонгука Юнги тоже заберет себе.

Юнги даже рад, что избить его не успели, а следовательно, ему ничто не помешает приложить этого самодовольного альфу лбом о пол. Он разминает плечи, занимает стойку и смотрит на то, как Чонгук двигает пистолет на середину столика.

— Без оружия, — отвечает на его немой вопрос Чон. — Попробуешь в меня выстрелить, я сломаю тебе ноги, привяжу тебя к своей кровати, и ты ее только по нужде покидать будешь. Обещаю.

— Честный бой, — кивает Юнги.

— Честнее некуда.

Юнги, не желая тянуть, срывается в бой первым, заносит удар, но Чонгук делает шаг влево, пропускает его, и альфа, только вернувшись в исходную точку, чувствует боль, пронзившую его ребра. Он даже не заметил, как Чонгук нанес удар. Ничего страшного, Юнги знает, как он работает руками, и следующего удара не допустит. Он снова нападает, Чонгук ловко уходит от града сыплющихся на него ударов, дергается вперед и, ударив ногой по его ногам, заставляет Юнги цепляться руками за воздух, чтобы удержать равновесие. Интересно, раньше он ноги не задействовал, но все равно не страшно. Теперь Юнги ждет его нападения, становится в оборонительную стойку и наблюдает за тем, как Чонгук медленно ходит вокруг него. Он выглядит абсолютно спокойным, но Юнги на его руки смотрит, видит выступающие вены, собирающиеся в кулак ладони, и знает, что тот присматривается, оценивает, четко цель выбирает.

— Ну же, долго вокруг да около ходить будешь? — теряет терпение Юнги.

— Мне нравится, когда ты нападаешь, — наклоняет голову влево Чонгук, скользит взглядом к его ногам, а когда поднимает глаза, то видит четко летящий в его нос кулак. Чонгук его не перехватывает, получает еще один по лицу, потом по ребрам, и, обхватив мужчину за плечи, с силой отталкивает его в сторону. Юнги вновь налетает, бьет его снова прямо в нос, Чонгук слизывает кровь с губ, у него сразу взгляд меняется, и альфе этот звериный оскал уже не нравится.

— Давай сильнее, мы так до утра можем, а я хочу тебя раздеть, — раззадоривает его Чон.

— Слюни подбери, — шипит Юнги, бьет его нарочно в старые раны, в том числе и в ту, которую оставили его люди недавно. Чонгук, которому наконец-то больно, выругивается, а следом бьет Юнги прямо по губам и два раза в бока, заставив мужчину согнуться, а потом и вовсе упасть на колени, обняв свой живот. Чертовски больно, Юнги кажется, что у него все органы внутри всмятку, но он делает глубокий вдох, убеждается, что боль отпускает, и снова поднимается.

— Это еще не конец, — размазывает кровь по разбитым губам Мин и снова становится в стойку.

— Это конец, ты проиграл, — расслабленно говорит Чонгук. — Я не отправил тебя в нокаут целенаправленно и снова тебя избивать желания не имею. Признай, что ты проиграл.

— Я дерусь лучше тебя, — щетинится Юнги, снова срывается, мысленно просчитав, куда и сколько раз ударит, ведь возможно, это последний шанс. Воспользоваться им не удается, потому что Чонгук хватает его за запястье занесенной над ним руки и, подкрутив кисть, разворачивает и с силой вжимает в себя.

— Ты не дерешься лучше меня, я просто никогда по-настоящему тебя не бил, — Чонгук опаляет горячим дыханием его ухо, сильнее сжимает бьющегося в его руках альфу. — Уговор есть уговор, или мне и вправду отключить тебя, чтобы это доказать?

— Пусти, — рычит Юнги, понимая, что он прав, что из этих цепких рук сам он никогда не вырвется.

— Снимай штаны, — отталкивает его Чонгук и с издевкой смотрит на метающего взглядом молнии мужчину.

— Ты, блять, нормальный? — Юнги уже сдался, он понял, что проиграл, но, черт возьми, заключая пари, он этот вариант не продумывал. Как вообще он мог думать о проигрыше, если до этого только и делал, что пинал и молотил этого самоуверенного альфача.

— Хочешь, чтобы я тебя на свидание позвал? — тянется к своему ремню Чонгук, доводит Юнги до точки кипения.

— Я не дам меня трахнуть, это я трахаю, — слишком неуверенно выпаливает Юнги, следя за его пальцами, расстегивающими ремень.

— Трахай кого хочешь, но тебя трахать буду только я, — без тени сомнений объявляет Чонгук. — Или ты не мужчина, и слово не сдержишь?

— Не сдержу, я не могу, пристрели меня, я свою гордость не проглочу, — косится на пистолет Юнги.

— Я этого и ждал, поэтому повышаю ставки, — улыбается Чонгук. — Я тебя трахну, и картель Уена тебе отдам. Как тебе новая сделка?

— Ты идиот? — выдыхает Юнги, не веря своим ушам. Это реально то самое предложение, от которого нельзя отказаться, и сделал его не Юнги. В любом случае, гордость можно засунуть куда-то поглубже там, где дело касается господства над этим городом. Юнги больше не сглупит.

— Я, в отличие от тебя, слово держать умею, так что спускай штаны, пока мне не надоело договариваться, — опасно блестят глаза Чонгука.

— Я проиграл, будь по-твоему, но картель я заберу, — покосившись на труп Уена, говорит Юнги. — А потом, обещаю, долго ты в бегах не будешь, я найду тебя и пущу по кругу.

— Жду с нетерпением, — сделав к нему шаг, тянет его на себя Чонгук и, не теряя времени, сразу же впивается в губы. Целоваться больно, у обоих болят ранки на губах, но в то же время есть в этом поцелуе со вкусом железа нечто животное, нечто, заставляющее Юнги чувствовать, как поднявшееся внизу живота желание через кожу прорывается. Или это руки Чонгука, которые, как и в моменты их ранней близости, и сейчас несут боль, но она на вкус другая. Сладкая, манящая, дурманящая — она поднимает в Юнги вихрь чувств, заставляет его смотреть обезумевшим взглядом в черную пропасть напротив с немым вопросом «разве так бывает»?

«Бывает», — доказывает Чонгук, сплетая пальцы за его спиной, поражаясь тонкости талии, которую можно обвести одной рукой как браслетом, и размазывает по себе, заставляя его почувствовать весь масштаб своего возбуждения. А оно внушительно.

Чонгук не утруждается расстегнуть его рубашку, рывком стягивает ее с угловатых плеч, заставляет Юнги еще долго вслушиваться в звук бьющихся о пол пуговиц. Юнги словно в прострации, он путается в мыслях и чувствах, не может ни на чем сфокусироваться, и, только получив очередной поцелуй-печать, из-за которого на его губах расцветает цветок из капель крови, трясет головой, словно так он скинет обуревающее его желание к этому животному. Чонгук не церемонится, толкает его к дивану и, не дав выпрямиться, стаскивает с него брюки и вдавливает лицом в замшевую обивку.

— Понежнее можно? — давится возмущением Юнги, пытаясь развернуться. — Порвешь меня, я тебя пистолетом выебу, — сам знает, что воздух сотрясает, потому что ебать в этих отношениях будут только его, и не пистолетом. — Часто ты альф трахаешь? — срывается с губ с легким стоном, потому что Чонгук разводит его ягодицы, а потом слабо кусает его в левую половинку.

— Бывало.

— Так я не первый? — выходит жалко.

— Будешь последним, раз тебя это задевает, — Чонгук давит на дырочку пальцем, а потом делает то, от чего у Юнги пальцы на ногах поджимаются.

— Заткнись и нормально растяни меня, — бурчит большей частью злой на себя Мин, потому что то, что творит с ним язык Чонгука, крошит всю его напускную агрессию. Юнги приходится прикусить свои многострадальные губы, лишь бы не стонать, не дать Чонгуку понять, как его растаскивает на сотню эмоций из-за того, как вкусно альфа трахает его языком. Когда языка уже мало, Чонгук просовывает в него еще и свои пальцы, заставляет Юнги еще больше выгнуться, лишь бы принять все.

— Какой ты узкий, девственный, — Чонгук снова кусает, в этот раз сильнее, составляет на его ягодицах следы своих зубов.

— Блять, не могу, ты что делаешь? — заводит руку назад Юнги, сам не знает, оттолкнуть или притянуть, и, сдавшись, снова раздирает пальцами обивку.

— Умоляй меня, — тянет его на себя Чонгук, трется о его ягодицы раздражающей кожу тканью брюк.

— Отсоси, — рычит Юнги, которого выбешивает этот инквизитор, оттягивающий ласки и не позволяющий ему кончить.

— Тебе отсосать я дам.

Юнги его лица не видит, но уверен, что на нем его наглая коронная ухмылка, которой он сам не заметил, как стал одержим. Наконец-то он слышит звук молнии, и, почувствовав, что Чонгук приподнялся, оборачивается.

— Ты ахуел, если думаешь, что засунешь его в меня, — широко раскрыв глаза, смотрит на его налитый красным внушительного размера член Юнги. Это несправедливо, Юнги тоже альфа, но его собственный член уступает чонгуковскому по всем параметрам, хотя, что удивляться — член зверя подстать ему.

— Я тебе отсосу, серьезно, но не дам, — уже не смущаясь своей наготы, подползает к нему Юнги.

— Точно не дашь? — толкает его в грудь Чонгук и сразу же нависает сверху. Он смотрит ему прямо в глаза, а сам при этом в него одновременно три пальца проталкивает, давит на стенки, разводит, и, чтобы он не прочитал удовольствие на его лице, Юнги его ладонями прикрывает. Хотя он и так палится, сам бедрами вперед двигает, насаживается.

— Тебе же мало, — как змей искуситель шепчет Чонгук, продолжает пальцами его трахать. — Представь, как тебе будет хорошо, если я войду. Я могу тебя так выебать, что ты будешь умолять меня не снимать тебя с моего члена.

— Прекрати.

— Ты же хочешь, признай это.

— Сука, — откидывается на лопатки Юнги и изучает собственный потолок. Как же тяжко согласиться с тем, что он прав, что как бы Юнги не пугали размеры, в нем наравне страху еще азарт поднимается. От одного представления, как он в него толкается, у Юнги перед глазами уже искры разлетаются, но устно признать свое поражение, доказать этому альфе, так искусно наматывающему его нервы, а теперь еще и завладевшему его телом, что он окончательно сдается, уму непостижимо.

— Ты маньяк, — выпаливает Юнги, устав от борьбы с самим собой.

— Можно?

— Ага, — еле различимо выдавливает из себя.

— Не слышу.

— Да, блять, можно, — раздражено выпаливает Юнги, — но возьми смазку, ради всего святого, под баром внизу должна быть.

Чонгук поднимается на ноги и, перешагнув через убитого им Уена, идет к указанному Юнги шкафчику. Спустя пару минут он уже разводит колени Мина, и, одной рукой придерживая свой член, второй его за талию, пристраивается. Чонгук толкается осторожно, Юнги прислушивается к своим ощущениям, и по мере того, как он погружается в него, все больше натягивается.

— Бедные твои омеги, — шипит Юнги и в отместку вонзается ногтями в его плечи.

Чонгук с трудом проталкивается до конца, Юнги кажется, он ему весь скелет деформирует, как пластилин под себя подминает.

— Как ощущение? — имеет наглость еще спрашивать.

— Будто бы мне в задницу базуку запихнули, — честно говорит Юнги.

Чонгук не сдерживает смешок, делает еще пару плавных движение и, слушая ругательства Юнги, прямо сейчас ласкающие его слух, размазывает его по дивану. Он переходит на размашистые толчки, Юнги губы от волнами накатывающего удовольствия кусает, а потом обеими ладонями рот зажимает, лишь бы не переходить крик, не доказывать, как сильно ему нравится то, как он его трахает. Юнги и не представлял себе, что его когда-то трахнут, даже думая о Чонгуке, он мечтал поставить его на колени, а в итоге поставили его самого, и в коленно-локтевую.

Юнги сам ему подмахивает, и хотя на лице все еще «не хочу» мигает, на теле горящее «глубже, резче, больше» выводится. Чонгук только телу и подчиняется, не ведется на игру актера, который настолько плох, что не убедит даже пролетевшего мимо комара. Он остервенело вколачивается в тело, которым одержим, которое выбрал своим храмом, срывает наконец-то стоны с до этого плотно сжатых губ, вонзается зубами в молочное плечо и вместе со вскриком получает еще и кулак в лицо. Он ловит руку, занесенную для второго удара, больно выворачивает и, нависнув сверху, диким взглядом обжигает.

— Ты меня пометил, тварь, — шипит Юнги, извиваясь на его члене, но руку освободить не может.

— Мое — это мое, со следами зубов или без, — лижет его губы Чонгук, заставляет поперхнуться потоком мата, который запихивает обратно в него же своим языком.

Юнги потряхивает от того, как глубоко он в нем сейчас, хотя началось все еще давно, он пробрался в него в самую первую встречу, своей наглой ухмылкой колени дрожать заставил, своим взглядом кожу вспенивал. Они все же сдались, пошли на поводу притяжения, довели его до апогея взрывом, разрушившим все вокруг, и пусть хоть весь мир будет поглощен этим огнем, после тут расцветут кроваво-красные цветы, на теле Юнги однозначно.

Этот зверь, который умеет только служить, нашел господина, и хотя терзает он тело того, кто под ним, вбирает в себя его стоны, ему же он и подчиняется. Юнги где-то там, под слоем напускной ненависти, это знает, чувствует и уже принимает. Чонгук лижет его лицо, будто бы пробует, Юнги таким грязным себя не чувствовал, хотя организовывал оргии и чего только с омегами не творил. С омегами. А сейчас он полностью обнажен, раскрыт, видит свою ноги на плечах трахающего его альфы, чья нежность тонет в постоянно побеждающей грубости, хотя он и старается, но не получается. И Юнги это нравится. Ему нравится, как грубо он его имеет, как сажает на место взглядом, и как любую оборону рушит, своими руками подчиняет. Следы его пальцев оставляют рисунок цепей на коже Юнги, он знает, что делает, место для ошейника на нем очерчивает. Юнги мстит ему за это, вонзается своими пальцами его в горло, держит на расстоянии, не давая впиться в губы, а потом смачно плюет ему прямо в лицо. Чонгук в отместку, ловя в его глазах никак не угасающую борьбу, погружается в него по самые яйца, заставляя их шлепаться о его обнаженные и настрадавшиеся ягодицы. Он плевок языком с верхней губы слизывает, дико скалится, и Юнги знает, что он еще отомстит, он читает это во тьме, в которой только отражение своего тела различает. Чонгук обхватывает его член у основания и зажимает, заставляет альфу задыхаться от невозможности себя коснутся и, продолжая вбиваться в него, сильнее давит на его живот его же ладонью, словно показывает, как он глубоко в нем, дает это почувствовать.

Юнги рычит, клацает зубами, намереваясь укусить хоть куда, как угодно, оторвать кусок его плоти и выплюнуть ему в лицо. Потому что слишком хорошо, потому что альфа альфе такое удовольствие не должен доставлять, и так глубоко Юнги в бездну греха не падал.

Чонгук обхватывает его за щеки, давит на них до синяков, а потом проталкивает ему в рот сразу три пальца, и даже боль от зубов его не останавливает. Юнги в них буквально вгрызается, слюна по подбородку вместе с кровью стекает, но он продолжает кусать, обещает взглядом до костей обглодать. Чонгука это только поджигает, он его теперь в такт своему члену еще и пальцами в рот имеет, и Юнги, у которого онемел язык, окончательно сдается. Юнги кончает так сладко, как никогда в жизни не кончал, он буквально скулит от прошибающего каждый сантиметр его кожи удовольствия, пачкает свой живот, руку Чонгука, и продолжает стирать лопатки об обивку, потому что его зверь не останавливается.

— Не смей, не в меня...

Остальное он не договаривает, потому что сам к нему тянется, обхватывает руками его широкие плечи, ловит его губы, и пока Чонгук накачивает его своей спермой, отрезает им обоим доступ к кислороду.

Юнги так и остается распятым на диване, а Чонгук присаживается рядом, убирает взмокшие волосы со своего лба. Вся его спина исполосована кровавой картой ногтей Юнги, с некоторых ран кровь все еще бусинками скатывается. На Юнги его следы маками к утру расцветут. Он так затрахан, что моргать больно, не то чтобы двигаться. Ему и не хочется. Лежать бы вот так хоть сутки, а еще лучше, снова его к себе притянуть, почувствовать вокруг себя кольцо его рук, к груди прижаться. Юнги внезапно одиноко и тоскливо, будто бы тот огонь, который их в пепел превратил, разом погас, и теперь вокруг одна стужа.

Насытился ли тот, кто его только на это безумие подсадил?

Чонгук словно его мысли читает, поворачивается к нему, Юнги с облегчением выдыхает — взгляд все тот же, голодный до него. Чонгук тянет руку, поглаживает его покрытый спермой живот, Юнги неловко, он приподнимается на локтях и, охнув, снова падает на лопатки.

— Кажется, я влюбился в твою задницу, — нагнувшись, целует его в колено Чонгук.

— Не могу сказать того же о твоем члене, я сидеть, блять, не могу, — ноет Юнги и поворачивается на живот.

Напрасно он это сделал.

Чонгук сразу же накрывает его ягодицы ладонью, смотрит на следы своего безумия, все еще размазанного между ними, и поднимается на ноги. Чонгук, судя по шороху, одевается, Юнги бы тоже не помешало, но попозже. Он настолько вымотан, что глаза еле открытыми держит, утыкается лбом в обивку и, услышав характерный щелчок затвора на пистолете, чувствует, как все его нутро леденеет. Он оборачивается через плечо, смотрит на стоящего у столика уже в брюках Чонгука, в руках которого пистолет, и шумно сглатывает.

— Зачем ты взял оружие? — Юнги очень старается не выдать парализующий горло страх.

— Он заряжен, — подходит к нему Чонгук и протягивает пистолет. — Я даю тебе выбор. Снова. Или выстрели в меня, или позволь мне остаться и работать на тебя. Я буду защищать тебя.

— Ты только что убил своего босса, — превозмогая тянущую боль в пояснице, все же присаживается Юнги. — Того, кого ты должен был защищать.

— Неправда, — кривит рот Чонгук, присев рядом. — Я как раз-таки защищал того, кого должен был защищать.

— Отвертелся, — слабо улыбается Юнги. — Почему ты не хочешь править?

— Мне скучно, а у тебя это отлично выходит, — пожимает плечами Чонгук. — Я лучше буду твоим псом.

— А взамен? — выгибает бровь Юнги.

— Ты.

— Только моим будешь? — двигается к нему ближе Юнги, и Чонгук, обхватив его за талию, аккуратно сажает на свои бедра.

— Только твоим.

— Я прикажу тебя казнить, если кто-то узнает, что твой член побывал в моей заднице, — без намека на шутку заявляет Юнги.

— Согласен при условии, что он будет там еще не раз, — ухмыляется Чонгук.

— Согласен, — кивает Юнги.

— Поклянись.

— Иди ко мне, — обвивает руками его шею Юнги и впивается в его губы оголодалым поцелуем, словно не они терзали губы друг друга еще пару минут назад. Он целует его жестко, но Чонгук в долгу не остается, ловит его язык, больно посасывает, а потом, нахмурившись, отстраняется. С нижней губы альфы стекает тонкая струйка крови.

— Зачем ты это сделал? — облизывает собственную кровь Чонгук.

— Клятва на крови, — усмехается Юнги. — Думал, только тебе можно меня метить?

— Мой, — скалится Чонгук.

— Мой, — вторит ему Юнги.

— А теперь приказывай, — поднявшись, натягивает на себя рубашку Чонгук.

Юнги притягивает колени к груди и, обняв их, наблюдает за опасным и дико красивым зверем, который ручным будет только с ним. Он получил сегодня картель, самое мощное оружие, и того, с кем умрет в один день. Последнее — это негласный закон, ведь Чонгук без Юнги жить не захочет, а Юнги без защиты Чонгука и при желании не проживет. Скрепленную кровью клятву не нарушить, и Юнги ни о чем не жалеет.