Таракан
Некоторые женщины, заболев, становятся нежными. Через несколько дней вдруг начинают покрикивать с постели. О! Значит, выздоравливают!
Ф.Искандер
Лика
Человеческое сострадание — увы, не бездонный колодец, и имеет довольно скудные ресурсы. В итоге затянувшаяся болезнь оставляет тебя один на один со своими мыслями. А может, в этом и была чья-то цель — надолго уложить меня на лопатки?
Даже самые близкие и любящие люди опустошают запас эмоций, продолжая заботиться о больном на автопилоте, механически или даже через силу. Как говаривал дедушка: «Ко всему можно привыкнуть. Даже человек в петле поболтается-поболтается, да и привыкнет, висит себе спокойно».
Всем хочется жить и просто радоваться.
Пожалуй, лишь мама искренне пыталась приободрить меня по утрам всякими историями и шутками. Но и ее день полон забот.
Тест на беременность оказался положительным, потому рентгеновское исследование запретили.
Вылечить пневмонию без антибиотиков не под силу даже сказочным феям и знахарям. Такая терапия ставила под угрозу жизнь ребенка, но выбирать мне не позволили — начали делать уколы ампициллина.
Шла третья неделя тотально лежачей жизни, которую я возненавидела всей душой. Тим, поначалу донельзя обеспокоенный моим состоянием, похоже уже попривык к жене-амёбе. Но раздражался сильнее день ото дня, будто я намеренно продолжала болеть. Он отнес медсправку в деканат и выхлопотал для меня отсрочку по сдаче зимней сессии.
Но казалось, что эта дрянь уже никогда меня не отпустит. Состояние усугубилось токсикозом. Выворачивало наизнанку ежедневно и непредсказуемо: от зубной пасты, увиденного кусочка масла на поверхности каши, запаха куриного бульона, отцовского одеколона, запаха волос Тима.
Из-за моей абсолютной беспомощности домашние обязанности легли на плечи Тима. На его лице отчетливо читались дикая тошнота и нескрываемое раздражение от одной лишь мысли о предстоящей субботней уборке. Площадь двухэтажного дома внушительная: двенадцать ковров, капризный глянцевый бордовый кафель в холле и на кухне, на котором видны даже крохотные капли и разводы от ворсистой тряпки, бесчисленные хрустальные вазочки, керамические кувшины, картины кисти маминой подруги, часы, искусственные цветы, которые нужно мыть под водой. А чего стоила лакированная деревянная лестница, ведущая на второй этаж, а дальше — на чердак. Резные балясины и поручни нуждались пылились даже больше, чем ступени. Да ещё двое малышей-вредителей, которым не сидится в одной комнате во время уборки, они ходят по мокрому полу, оставляя следы, рассыпают игрушки, крошат. Наведение порядка занимало весь выходной день с самого утра и до вечера, а после Тим отправлялся с гитарой на заработки.
Он у себя-то в квартире почти никогда убирался, а, женившись на мне, превратился в чернорабочего, горничную, сиделку и рок-звезду в одном лице. Ещё и раз в три дня бегал на экзамены в универ.
В одну из воскресных ночей я так и не дождалась его до самого рассвета. За завтраком в нос ударил отвратительный перегар от Тима, который уловила не я одна, к сожалению. Его появление дома лишь с петухами не ускользнуло и от внимания отца. А по понедельникам у нас пироговый день, если помните, придут церковные друзья родителей, Тим должен выглядеть достойно.
Тим
Закрыть сессию, женившись на Лике, оказалось самым простым из всего нескончаемого списка моих новых обязанностей. Справка от врача в сочетании с одержимостью Лики учебой и её миловидной внешностью сделали своё дело — преподы пошли мне навстречу, закрыли глаза на прогулы. Не постеснялся упомянуть, что жену лихорадит больше двух недель, а я, заботливый муж, ночи напролет без сна. Так что свою порцию халявы кое-где отхватил. В универе одногруппники задолбали своим вопросом: «Залетела что ли?» Никто о свадьбе, кроме Дарины и Алисы не знал, пока не увидели меня с кольцом во время сессии. Всеобщее недоумение понятно, ведь нормальные люди планируют свадьбу за несколько месяцев заранее, а то и за год.
Хорошо хоть две недели зимних каникул впереди. Уже задолбался вконец. Не успеваю положить голову на подушку, как трезвонит проклятый будильник. Словно раб в колонии, вкалываю от рассвета до заката на стройке, а потом от заката до полуночи взмыленный, с гитарой в клубе. Так и этого мало, в свой выходной день ношусь с тряпкой в зубах по коттеджу этих воображал.
Не видел пацанов со двора с самой свадьбы. Ни один из них не сможет меня понять, ведь парни свободны, как ветер в поле. Вот уж не думал, что, женившись, добровольно цепляю на себя такие неподъемные кандалы. А еще теперь мы ждем ребёнка. Супер!
Для Лики-то принципиально ничего не изменилось — живет в прежнем доме, с мамой и папой, как сидела в четырех стенах, так и сидит, обязанностей у неё не прибавилось. Ещё и ублажали все, пока болела.
Сейчас ей вроде немного лучше, пора и мне передохнуть. Так себя уговаривал, оставаясь в клубе с друзьями до утра. Дома ждала «сказочная» и «щедрая» благодарность за те семь шкур, которые с меня сдирало её семейство всё это время. Стоило Лике вернуться в постель после завтрака, как её отец прижал меня к стене и процедил сквозь зубы: «Ещё один раз, и я раздавлю тебя, как таракана. Понял, щенок? И так нагло влез в мою семью»
Я-то его прекрасно понял, но грубые слова действуют на мою бунтарскую натуру прямо противоположно. Я позволил себе расслабляться ещё чаще. Заставал Лику спокойно спящей в постели и пристраивался рядышком. Но стоило мне пересечься с бодрствующей женушкой, она дулась и обижалась, не разговаривала со мной. Однажды заперла на замок дверь в спальню, и мне остался только диван в зале. Спал прямо в одежде и без одеяла.
Вот только не надо превращаться в стерву, детка.
Месяц с даты свадьбы
Лика
Сегодня в доме гостит мамина лучшая подруга. Они знакомы уже двадцать лет. Тетя Римма в студенческие годы научила мою мать курить, с наслаждением цедить лимонный ликёр, модно одеваться и танцевать на столах.
Стильная леди под сорок, с густой кудрявой русой шевелюрой, ореховыми глазами и заливистым заразительным смехом и сейчас могла кружить головы, если бы пожелала. Но жестокая судьба слепила из этой яркой женщины иного человека. В своих приключениях в молодости она нарвалась на наркомана. Не зная об этом, ослепла от страсти, выскочила за него замуж и родила сына. Такие истории всегда с плохим концом. Тетя Римма осталась с годовалым ребенком на руках в полном одиночестве и совершенно без денег, где её и отыскал сам Господь Бог. Ирония в том, что именно она, которая научила мою мать грешить, её же и спасла, приведя за руку в церковь.
«Лия, дорогая, ты должна понимать, что болезни идут по пятам за грехом. В Библии сказано, что милосердием и правдою очищается грех. Преградой к твоему выздоровлению может быть что-то, что ты скрываешь. Тайный, неисповеданный грех. Ничего не хочешь рассказать?» — Сказала тетя Римма, сидя у моей постели. Мама оставила нас наедине, чтобы я могла выговориться без страха родительского осуждения.
Как бы ни желала утаить всё то постыдное, о чем пожалела уже не раз, исповедь была частью исхода из пекла, обратного пути домой, к своему Отцу. Вся та ложь и завела меня прямиком в пасть сатанинскую. С самого того дня, как начала скрывать свои отношения с Тимом от родителей. Круг людей, перед которыми раскрылся мой позор, всё ширился.
Я не родилась в христианской семье, не ходила в церковь лишь по привычке. В день покаяния мне было девять, поняла каждое слово учителя воскресной школы и чистосердечно, совершенно добровольно впустила Бога в своё сердце. Родители не принуждали меня молиться и читать Библию каждый день, мне самой хотелось. Если я неважно себя чувствовала, то запросто могла пропустить воскресное богослужение, без единого родительского упрека.
Но ощущения собственной греховности, порочных желаний и нужды в Божественном искуплении никогда до инцидента с Тимом не осознавала. Я и так считала себя праведной, даже без Божьей помощи, будто жертва на кресте была за чьи угодно грехи, но не мои. Меня не тянуло курить, пробовать алкоголь, ругаться матом, смотреть вульгарные фильмы, никогда не воровала, не обзывалась, не отвечала злом на зло, не била в ответ тех, кто бил меня (может, просто всю жизнь была трусихой?). Я не понимала и осуждала христиан, которые духовно падали, признавались в соблазнах и грехах: «Я бы так ни за что не предала Бога». Казалось, мне не за что каяться. Теперь понимаю, что выглядела перед Богом, как тот фарисей из притчи Христа.
«Два человека, фарисей и мытарь, молились в храме. Фарисей молился про себя так: Боже! Благодарю Тебя, что я не таков, как прочие люди, грабители, обидчики, прелюбодеи, или как этот мытарь: держу пост дважды в неделю, даю десятину. Мытарь же, стоя вдали, не смел даже поднять глаз на небо, но, ударяя себя в грудь, говорил: Боже! будь милостив ко мне, грешнику! Иисус сказал, что грешник вышел из храма более оправданным, чем фарисей» [18].
Теперь я чувствовала себя тем мытарем, по-настоящему, от всего сердца нуждалась в Божьей милости и прощении, считала себя недостойной жизни вечной.
Жажда жизни, полноценной, здоровой, а не вот этого жалкого проживания каждого дня в опостылевшей постели, заставила меня заговорить с тетей Риммой. Чистосердечное признание перемешивалось с солеными слезами, стыдом, ощущением предательства неоправданных надежд родителей. На внешней стороне кистей рук остались кровоподтеки, с такой силой их сдавливала, чесала, заламывала пальцы, щёлкала суставами во время рассказа. Тётя Римма выслушала всё без осуждения, порицания и помолилась вместе со мной.
Через три дня я впервые вышла на волю, в заснеженный сад, всё ещё немного хрипя в груди, но зато самостоятельно держалась на ногах. Тим считает это совпадением, но я-то знаю, Кто меня поднял с постели.
Какое счастье, оказывается, принимать ванну без посторонних, читать книги дольше пяти минут в день и просто говорить, не ощущая удушья.
___________________________________________
Из главы 18 Евангелия от Луки.