Глава 17
Виктор
Калининград встретил меня холодной ночью. Лёгкий туман, словно покрывало, стелился по земле, скрывая все, кроме огней наших машин, идущих колонной. Город остался где-то далеко за спиной — впереди был только лес, мрак и цель, которая уже два дня не давала мне спать. Я сидел в машине, на заднем сидении, рядом лежал планшет, где мои люди обновляли данные. Мы были в пятидесяти метрах от дома, который, наконец, нашли после стольких часов поисков.
Я смотрел в окно, на едва различимые очертания деревьев, и в груди кипела смесь чувств. Два дня. Два чертовых дня, и наконец всё, что я замыслил, начало складываться так, как нужно.
У нас было всё. Тридцать снайперов, которые заняли свои позиции, наблюдая за домом, словно хищные птицы, готовые ударить. Семьдесят автоматчиков, которые войдут со мной, разделившись на несколько групп. Пятьдесят резервных бойцов, готовых вмешаться, если всё пойдёт не по плану. И десять хакеров, которые уже давно сделали свою работу: камеры слежения были под нашим контролем, вся система безопасности этого проклятого дома была отключена, словно её и не было вовсе. Всё шло идеально. Даже сам Марк был выманен в другой город моим союзным кланом, который согласился помочь. Его отвлекли ложным предложением союза, заставив покинуть своё логово.
Но несмотря на идеально выстроенный план, внутри меня всё горело. Моя грудь была тяжёлой, как будто на неё давил огромный груз. Я пытался дышать глубже, но это не помогало. Я знал, что она там. Кира. Моя Кира.
Я закрыл глаза и провёл рукой по лицу, стараясь сосредоточиться. Думать сейчас о ней было опасно, я знал это. Чувства не должны мешать. Но каждый раз, когда я думал об этом доме, передо мной всплывало её лицо. Я представлял, как она сидит там, напуганная, возможно, измотанная, возможно, потерявшая надежду. Я стиснул зубы так сильно, что они едва не заскрипели.
Мои люди знали своё дело. У нас было всё для того, чтобы завершить это быстро, точно и без ошибок. Я видел их лица, холодные и сосредоточенные, когда они проверяли снаряжение. Мы подготовились до мельчайших деталей. Даже если что-то пойдёт не так, у нас были варианты. Но я не мог позволить себе провала. Не сейчас.
— Докладывайте, — сказал я, не отрывая взгляда от планшета. Мой голос звучал спокойно, но внутри всё было иначе.
— Периметр чист. Никто не выходит и не входит. У охраны Марка тридцать человек, вооружены, но недостаточно хорошо, для нас. Проблемы не возникнут, — доложил один из командиров.
Я кивнул, почти машинально. Тридцать человек — ничто по сравнению с нашими силами. Но я не позволил себе расслабиться. Всё может измениться в одно мгновение.
— Камеры полностью взломаны. Мы видим каждое их движение, — добавил хакер, сидевший рядом.
Я посмотрел на экран, где показывалось внутреннее убранство дома. Люди Марка лениво сидели в комнате, пили, смеялись. Они не ожидали нападения, не были готовы к тому, что их рай обрушится.
Я задержал дыхание, увидев кадры с подвала. Девушки. Больше десятка. В их глазах — пустота и страх. И где-то там, среди них, она. Моё сердце сжалось от боли.
— Сколько времени? — спросил я.
— Пять минут до начала.
Я открыл дверь машины и вышел, вдохнув холодный воздух ночи. Пистолет на поясе был словно продолжение моей руки, автомат за спиной — мой инструмент. Эта ночь изменит всё.
Я провёл взглядом по моим людям, которые стояли в тени деревьев, готовые к действию. Это была не просто операция. Это было возмездие. Это было спасение. И это было то, ради чего я готов был уничтожить каждого, кто встанет на пути.
— Мы входим через пять минут. Ждите сигнала, — произнёс я, и моё сердце забилось быстрее.
Это был мой момент. Моя война. И я собирался закончить её раз и навсегда.
Все прошло в полной тишине. Только короткие сигналы в чипах, закрепленных в моем ухе, подтверждали, что все готовы. Мы были призраками в ночи, двигались быстро и беззвучно, будто единый организм. Передо мной было только одно — цель. Дом, который стал клеткой для неё.
— Дверь, — тихо прошептал я в микрофон.
Хакеры мгновенно подключились, их пальцы работали быстрее ветра. Через несколько секунд сигнал прошел, и замки щелкнули, открывая доступ внутрь.
— Заходим, — проговорил я, и моя команда двинулась вперед.
Мы ворвались в дом с молниеносной точностью. Уже в первую секунду началась перестрелка. Охранники на улице даже не успели понять, что произошло, как были устранены. Их тела падали одно за другим, словно марионетки с перерезанными нитями.
Я шагнул внутрь, а вокруг эхом отдавались выстрелы. На первом этаже царил хаос: мужчины с сигарами и бокалами, которые, видимо, расслаблялись до нашего вторжения, в панике бросались в стороны. Их крики были короткими, потому что мои люди работали точно. Никто не был готов к такому нападению.
Кто-то попытался схватить оружие, но не успел. Мужчины, что сидели за столом и ели, вскочили, крича и размахивая руками, но их попытки напасть выглядели жалкими. Один прыгнул на нашего бойца с ножом, но был мгновенно обезврежен. Выстрел. Тишина.
— Первый этаж под контролем, — голос одного из моих людей раздался в ухе.
Я не остановился. Мое место было не здесь. Я знал, куда идти.
— В подвал! Освободите девушек! — коротко приказал я. Несколько людей направились вниз.
Мои ноги автоматически несли меня вверх по лестнице. Сердце бешено колотилось в груди, но я не мог позволить себе остановиться. Оля говорила, что она здесь, на втором этаже. Что её держат в этой комнате.
Каждый шаг отдавался эхом в моей голове. Глаза фиксировали каждую деталь — картина на стене, выбитые двери, скомканный коврик на полу. Ощущение, что воздух стал тяжелее, будто весь дом сопротивлялся моему вторжению.
На втором этаже стояла та же паника. Девушки, которые находились там, пытались спрятаться за дверями, визжали от страха, а охранники выскакивали из комнат, целясь в нас. Моё оружие работало без промедления. Выстрел. Очередной упавший охранник. Ещё выстрел. Тело охранника покатилось вниз по лестнице.
Этот этаж был другим. Здесь всё выглядело не как склад, а как изысканная тюрьма. Тяжёлые двери, толстые замки, камеры. Девушки —испуганные, но с макияжем и в странно дорогих нарядах. Они не были просто жертвами. Они были товаром.
Моя девочка не была такой. Она не должна была быть частью всего этого. Как и остальные невинные девушки дети тут.
Один из моих людей доложил:
— Мы нашли несколько девушек. Освобождаем.
Я дал сигнал что понял, не замедляя шага. Моя цель была ясна. Я шел вперед, убирая с пути каждого, кто осмеливался встать передо мной. Выстрелы, крики, эхом разлетавшиеся по коридорам, словно уже не существовали для меня. Всё сливалось в один тусклый гул. Я убрал всез со своей пути.
Я почти добрался до конца коридора, как вдруг услышал скрип. Самая дальняя дверь медленно приоткрылась. Я остановился, напрягся. В следующий момент на пороге появилась она.
Кира.
Я замер. Как будто кто-то выбил воздух из моих легких. Сердце сжалось до болезненной точки. Это она? Моя девочка? Моя принцесса? В таком виде?
Она стояла босиком, её худые ноги касались холодного пола. Волосы растрепаны, будто их никто не трогал неделями. Белое платье-пижама висело на ней, как на вешалке. Синяки под глазами, мертвый, потухший взгляд, руки и ноги в ранах и царапинах. Она казалась тенью самой себя.
— Кира... — я произнес её имя, сам не веря, что это реальность.
Её взгляд скользнул по коридору, словно она не понимала, что происходит. Когда наши глаза встретились, я увидел в них пустоту. Абсолютную пустоту.
— Кира! — громче окликнул я, идя быстрым шагом к ней.
Она пошатнулась, как будто её ноги больше не могли удерживать вес собственного тела. Я оказался рядом за секунду. Мои руки обвили её, притянули к себе, будто боялись, что она растворится.
Она была холодной. Её худенькое тело дрожало в моих объятиях.
— Это ты... Это ты... — я повторял, не зная, слышит ли она. — Ты здесь. Я нашел тебя.
Её взгляд дрогнул. Она подняла на меня свои глаза, в которых вспыхнуло крошечное осознание.
— Виктор? — её голос был хриплым, слабым.
— Это я, милая, я. — Я гладил её спутанные волосы, стараясь удержать дрожь в собственном голосе.
Она смотрела на меня, как будто я был иллюзией, миражом, который вот-вот исчезнет. Я звал её имя снова и снова, вытаскивая её из этой тьмы, из этого кошмара.
— Это не может быть... — прошептала она, её руки осторожно коснулись моей рубашки, словно проверяя, настоящий ли я.
— Это я. Это конец, Кира. Я здесь, с тобой. Ты больше никогда не будешь одна.
Её тело начало дрожать сильнее, а потом я почувствовал, как её слабые руки обвивают меня. Она уткнулась в мою грудь, и я услышал её тихий, рваный плач.
В этот момент мир снова стал реальным. Всё, что было вокруг, перестало существовать. Остались только мы двое. Я держал её, мою девочку, мою Киру. И обещал себе, что больше никто, никогда, не посмеет причинить ей боль.
Я провел рукой по ее спутанным волосам, едва сдерживая себя, чтобы не разрыдаться от облегчения и боли одновременно. Она была здесь. Живая. Со мной.
— Всё кончено, моя девочка, — тихо сказал я, стараясь, чтобы голос звучал спокойно, но в нем все равно звучала дрожь. — Я здесь. Никто больше тебя не тронет. Никто.
Она не ответила, но её тело доверчиво прижалось ко мне, будто только теперь она позволила себе расслабиться. Я смотрел на её изможденное лицо, её потухшие глаза, и что-то внутри меня разрывалось на части. Никто, даже самый страшный враг, не заслуживает пройти через то, что пережила она.
Я осторожно поднял её на руки, словно она была хрупкой фарфоровой куклой, которую могло разбить любое резкое движение. Её тонкие руки слабо обвили мою шею, голова упала мне на плечо. Я чувствовал, как её горячее дыхание касалось моей кожи, и казалось, что это единственное, что возвращало меня к реальности.
Медленно я понес её к выходу, шаг за шагом, не обращая внимания на шум вокруг. Моё внимание было сосредоточено только на ней. Вокруг продолжалась работа, мои люди разбирались с остатками охраны, проверяли дом, освобождали девушек. Но я оставил всё это позади.
— Машина готова, сэр, — доложил один из моих людей, встретив меня у выхода.
Я кивнул, не удостоив его взгляда, и направился к черному внедорожнику, припаркованному прямо перед домом. Дверь открыли для меня, и я аккуратно усадил Киру на сиденье, укрывая её пледом, который принесли заранее. Её глаза были полуприкрыты, и я видел, как она пыталась сосредоточиться, не провалиться обратно в ту тьму, из которой я только что вытащил её.
— Отвезите нас сразу к самолету, — приказал я водителю, садясь рядом с Кирой. Мой голос прозвучал холодно, отрывисто, но это было неважно.
Водитель кивнул и завел двигатель. Машина мягко тронулась с места, оставляя позади этот ад.
Я даже не оглянулся. Этот дом, этот город — всё это больше не имело значения. Моим людям были даны четкие инструкции: освободить девушек, уничтожить остатки присутствия Марка, разобраться со всеми последствиями. Они знали, что делать, и я доверял им.
Сейчас я не мог думать ни о чем, кроме Киры.
Она сидела рядом, её тонкие пальцы цеплялись за край пледа, взгляд был устремлен в никуда. Я осторожно взял её руку, сжимая её в своей, будто этот жест мог напомнить ей, что она больше не одна.
— Я с тобой, Кира, — тихо сказал я, смотря на неё. — Ты моя девочка, и я никогда больше не позволю, чтобы кто-то причинил тебе боль.
Она не ответила, но её пальцы чуть сильнее сжали мою руку. Этого было достаточно.
Час пути к самолёту прошёл в напряжённой тишине. Лишь слабый шум мотора машины и дыхание Киры, мирное и ровное, нарушали эту гнетущую пустоту. Она уснула практически сразу, как мы отъехали. Её маленькое тело, измождённое и ослабленное, казалось едва ли удерживало остатки сил.
Она лежала на заднем сидении, её голова покоилась у меня на коленях. Волосы всё ещё были спутанными, но я не мог отвести от неё взгляда. Моя девочка. Она, наконец, была со мной, но её молчание, её неподвижность... Всё это словно говорило, что она до конца ещё не вернулась.
Её рука сжимала край пледа, под которым она укрылась, а другая рука была на животе. Казалось, что это было бессознательное движение, но мой взгляд застыл на её тонких пальцах, которые бережно касались живота. Её лицо было спокойным, дыхание ровным, и только это поддерживало меня в этот момент.
Я знал. Уже давно знал. Она беременна.
Мы не говорили об этом, но мне и не нужно было это слышать. Каждый её жест, каждая деталь её состояния кричала об этом. Её живот ещё был плоским, не выдавал ничего, но правда уже поселилась между нами, словно заноза, которую невозможно вытащить.
Меня охватила волна ярости. Они отняли у меня право быть её первым. Её чистота — та самая невинность, что делала её особенной, — была жестоко уничтожена. Они вселили в неё жизнь, которая не должна была там быть. И каждая мысль об этом превращалась в нож, вонзающийся в мою грудь.
Но больше всего меня убивала вина. Я должен был защитить её. Она была моей, моей принцессой, моей девочкой. Как я мог допустить, чтобы такое случилось? Как мог позволить ей пройти через всё это?
Я посмотрел на её лицо. Она спала, её губы были слегка приоткрыты, дыхание было ровным и мирным. Возможно, впервые за долгие месяцы она чувствовала себя в безопасности. Я провёл пальцами по её щеке, едва касаясь кожи.
— Прости меня, Кира, — шепнул я. Голос дрогнул, но я не мог больше сдерживать это.
Её рука на животе слабо сжалась, но она так и не проснулась. Я вздохнул и посмотрел в окно. Ночь окутывала дорогу, и я обещал себе, что ночь больше никогда не коснётся её так, как раньше.
Когда машина подъехала к самолёту, я почувствовал, как Кира шевельнулась. Её глаза медленно открылись, в них по-прежнему не было жизни. Пустота, от которой мне становилось не по себе. Она взглянула на меня, но ни слова не проронила, как будто забыла, как говорить.
— Не надо, — тихо сказал я, перехватив её взгляд, когда она попыталась сесть сама.
Не дожидаясь её согласия, я осторожно поднял её на руки. Она не сопротивлялась, не пыталась возразить, просто молча опустила голову мне на плечо. Моё сердце сжалось. Она словно была хрупкой фарфоровой куклой, вот-вот готовой разбиться.
На борту самолёта нас уже ждал врач. Всё было подготовлено заранее. Внутри царила приглушённая тишина, словно весь мир замер в ожидании.
Я уложил её на мягкий кожаный диван, а врач уже подбирал инструменты. Он был предельно аккуратен, осматривая её. Каждое его движение заставляло меня напрягаться. Каждая его тихая фраза — будто нож в сердце.
— Сильное истощение, множество синяков и ссадин, вероятно, были удары, — проговорил врач, накладывая мазь на один из крупных синяков на её плече. — Раны неглубокие, но их много. Это физически, — он замолчал, и его голос потяжелел. — Но психологически она в критическом состоянии.
Я слушал, как будто сквозь вату. Моё сознание отказывалось принимать услышанное. Кира сидела неподвижно, даже когда врач осматривал её. Не вздрогнула, не пожаловалась. Просто смотрела в пустоту перед собой, будто её здесь не было.
— Я введу ей лёгкое снотворное. Ей нужен сон.
Я кивнул. Она не возражала, когда врач аккуратно взял её руку, чтобы сделать инъекцию. Её взгляд ни на миг не изменился. Ни страха, ни тревоги, ничего.
Когда снотворное начало действовать, её веки медленно опустились, и она снова погрузилась в сон. Я сел рядом, смотрел на её лицо и чувствовал, как меня разрывает изнутри.
Кира так и не сказала ни слова. Она даже не взглянула на меня. Словно я был для неё просто тенью в этом кошмаре. И это убивало меня.
*три дня спустя*
Прошло три дня. Три долгих, мучительных дня, которые тянулись, как вечность. Кира так и не вышла из комнаты. Каждый день я заходил, чтобы убедиться, что с ней всё хорошо, но видеть её в таком состоянии — это было хуже всего. Она лежала на кровати, уткнувшись взглядом в потолок, как будто её не существовало в этом мире.
Она ничего не ела. Ни кусочка. Даже воды не просила. Её держали капельницы, но от этого становилось только тяжелее. Я видел, как она тает на глазах. Тонкие руки, измождённое лицо. Вчера, с трудом, мне удалось уговорить её съесть хотя бы несколько ложек супа. Но даже этот маленький успех был будто победой в безнадёжной войне.
Её психика разрушена. Я видел людей, которые прошли через самое страшное. Видел, как они теряли себя, ломались под давлением страха и боли. Но это было не то. С Кирой всё было иначе. Её сломали полностью.
Я привёл психиатра, надеясь, что он сможет помочь. Человек с репутацией, умный, опытный. Но, когда он вошёл в комнату, она закричала так, как будто её резали. Этот крик будто выбил у меня почву из-под ног. Она плакала, кричала, сжималась в углу кровати, как испуганное животное. Её голос дрожал, слёзы текли по её бледному лицу.
— Убирайтесь! Убирайтесь все! — Она кричала, разрывая моё сердце.
Мне пришлось вывести врача, а потом долго уговаривать её, что больше никто не войдёт. Её тело тряслось от страха, и я понял, что пытаться помочь таким способом больше нельзя.
Она боялась меня. Боялась моих прикосновений. Каждый раз, когда я пытался подойти ближе, она замирала, отодвигалась, словно я был врагом. Это убивало. Я, который всегда мог защитить её, всегда был для неё опорой, теперь оказался чужим.
Я дал ей время. Знал, что это нужно. Но каждая ночь, проведённая в другой комнате, была пыткой. Я скучал по ней. По её теплу, по её голосу, по тому, как она раньше прижималась ко мне. А теперь она молчит, лежит неподвижно, как статуя, и смотрит в никуда.
Я думал, что самое страшное — это потерять её. Но нет. Самое страшное — это видеть её, живую, и понимать, что её душа где-то далеко, вне моего досягаемости. И я не знал, как её вернуть.
Кира
Я не знаю, как долго я уже так — просто существую, но не живу. Кажется, я потеряла всё. Всё, что когда-то делало меня собой, теперь исчезло. Я больше не чувствую ничего, ни радости, ни боли, ни даже страха. Всё стало пустым, словно я не существую в этом мире, а просто тень, отбрасываемая чужими шагами.
Он пытается. Виктор пытается подойти, тянет ко мне руку, говорит что-то, старается уговорить, но я не могу. Не могу ответить, не могу отреагировать. Я боюсь его. Я боюсь того, что он может сделать, того, что он может вызвать во мне. Мне хочется его тепла, его любви, но… я боюсь. Боюсь даже прикосновений. Я не могу. Всё в моём теле отказывается. Всё так сильно болит — и не физически, а внутри. Я боюсь людей. Я боюсь прикосновений. Я боюсь его.
С каждым днём становлюсь всё более пустой. Я чувствую, становлюсь как этот мир вокруг меня — холодным и безжизненным. Я даже не могу понять, что происходит. Виктор. Он всё пытается, всё надеется. Но я не могу ему дать того, чего он хочет. Я не могу, потому что не могу дать себе. Я не могу дать себе даже того, что бы мне нужно было.
Я слышу, как дверь открывается. Не постучав. Странно. Я не почувствовала его шагов, не услышала, как он подошёл. Он стоит неподалёку от меня, и я даже не хочу смотреть на него. Просто чувствую его присутствие.
— Кира, — его голос мягкий, тихий, почти умоляющий. — Встань, пожалуйста. Пойдём со мной.
Я смотрю на него. Но не отвечаю. Взгляд не может зацепиться за него. Я не могу. Я не могу. Боюсь. Он стоит, ждёт. Я не могу…
— Пожалуйста, — его голос снова тянет меня, как неведомая сила. — Ты можешь.
Молчу. Всё внутри меня сжалось. Больно. Я чувствую, как что-то внутри меня дергается, как будто я должна, как будто могу что-то сделать. Но не могу. Не могу…
Он ждёт. Я чувствую его взгляд, его беспокойство. И в какой-то момент я произношу тихий отказ:
— Не могу.
Он не уходит. Его голос становится мягче, но настойчивее, и я чувствую в нём боль, но ещё больше — надежду.
— Кира, пожалуйста. Ты не одна. Я здесь. Мы пройдём это вместе.
Я закрываю глаза. Страх снова сжимает грудь. Но его слова… они не боль, не требование. Это что-то другое. Я не знаю, что, но это как будто он понимает. Как будто он видит меня настоящую. И, возможно, я хочу, чтобы он был рядом, но боюсь, не могу позволить себе.
Я открываю глаза и снова смотрю на него. И с трудом, почти не веря, что могу, я киваю.
— Хорошо.
Но даже после этих слов я не уверена, смогу ли я.
Я не переоделась. Зачем? Просто встала, как была — в белой футболке, чёрной юбке, с неаккуратным хвостиком. Мне было всё равно, как я выгляжу. Виктор ждал, молча смотрел на меня, словно боялся спугнуть. Я сделала шаг, потом другой, и пошла за ним.
Он вывел меня на улицу. Воздух был свежим, но я почти ничего не чувствовала. Виктор открыл дверь машины, и я села внутрь, не задавая вопросов. Он обошёл машину и сел рядом со мной. Мы поехали.
— Куда мы идём? — тихо спросила я, не поворачиваясь к нему.
— В наш дом, — коротко ответил он.
"Наш дом"? Что он имел в виду? Я взглянула на него, но он был сосредоточен на дороге. Меня это удивило. Устало удивило.
— Зачем? — мой голос звучал тихо, как будто я сама не была уверена, что говорю.
Но Виктор не ответил. Его лицо оставалось таким же спокойным и закрытым. Мы ехали молча. Только гул мотора нарушал тишину. Я снова опустила взгляд на свои руки, сжав их на коленях. Его слова "наш дом" звучали странно, почти чуждо, но что-то внутри меня шевельнулось. Может, надежда? Или страх? Я не знала.
Через час мы приехали. Всю дорогу мы молчали. Я видела, как Виктор несколько раз смотрел на мою руку, словно хотел дотронуться, взять её. Но он не делал этого. Наверное, понимал, что я всё ещё боюсь, что любое прикосновение вызывает у меня ужас. Он просто сжимал руль, изредка бросая на меня взгляды.
Машина остановилась перед его домом. Виктор вышел первым, обошёл машину и открыл мне дверь.
— Пойдём, моя девочка, — тихо сказал он. — Здесь ты будешь в безопасности.
Его голос был таким мягким, что я невольно подняла на него глаза. На мгновение мне показалось, что я вижу в них что-то тёплое, что-то, чего мне так не хватало. Неуверенно, но я всё же встала и вышла из машины.
Мы зашли в подъезд, если можно ак назвать то роскошь, что было тут. Виктор шёл впереди, и я шла за ним, опустив взгляд. Лифт поднял нас на одиннадцатый этаж. Я молчала. Он тоже. Тишина в кабине была оглушающей, но я чувствовала его присутствие. Виктор был рядом, и это странным образом успокаивало.
Виктор молча достал из кармана карту и приложил её к сканеру. Раздался короткий звуковой сигнал, и дверь тихо щёлкнула. Он слегка приоткрыл её и посмотрел на меня.
— Проходи, — коротко бросил он, отступая в сторону, чтобы пропустить меня первой.
Я неуверенно переступила порог, чувствуя, как дыхание сбивается. Казалось, я возвращаюсь в прошлое, где всё было проще. Где было «мы».
Первое, что бросилось в глаза, — это гостиная. Место, где мы с ним впервые поцеловались. Я почти слышала, как стучало моё сердце тогда, в ту минуту. Затем взгляд скользнул на балкон. Там мы сидели вечерами, укрывшись пледом, пили кофе и молчали, наслаждаясь этим странным спокойствием, которое могло быть только между нами.
Но больше всего меня поразила кухня. На стене всё ещё оставались те самые рисунки и надписи, которые мы вместе оставили — с улыбками, смехом, беззаботностью. Как будто ничего не изменилось. Как будто я и не уходила.
Виктор вошёл следом, тихо закрыв за собой дверь. Я чувствовала его присутствие за спиной, но не могла заставить себя повернуться.
Словно весь этот дом застыл во времени, ожидая, что мы снова вернёмся.
Я медленно подошла к стене, проводя пальцами по старым рисункам. Каждый штрих, каждая надпись вызывали в памяти моменты, которые мы проводили здесь. Вот этот рисунок Виктор нарисовал, чтобы меня рассмешить, когда у меня был плохой день. А эти слова... его почерк, неровные буквы, написанные в спешке. Я перечитывала их снова и снова, словно пыталась запомнить навсегда.
И вдруг я почувствовала, как чьи-то руки обвивают меня со спины. Теплые, крепкие. Сердце тут же ухнуло куда-то вниз, а дыхание сбилось.
— Отпусти... — мой голос прозвучал хрипло, едва слышно. Я начала дрожать, не в силах справиться с паникой. — Виктор, отпусти меня... пожалуйста...
Но он только крепче обнял меня, его руки оказались непоколебимыми, как железо.
— Кира, тише... — прошептал он, его голос был одновременно мягким и решительным. — Я не могу. Не могу снова быть далеко от тебя. Ты даже не представляешь, как мне было плохо без тебя.
Я зажмурилась, чувствуя, как слёзы начинают стекать по щекам.
— Виктор, я... — Я попыталась вырваться, но он только сильнее прижал меня к себе.
— Тише, малышка, — его губы едва касались моего виска, а голос, полный нежности, проникал прямо в душу. — Я не отпущу тебя. Никогда. Не могу. Не хочу.
Я начала рыдать, не в силах сдержать всё то, что накопилось внутри. А он, несмотря на моё сопротивление, продолжал держать, гладя меня по голове и шепча что-то утешительное:
— Ты моя. Ты всегда будешь моей. Я не дам никому забрать тебя у меня. Тихо... всё хорошо.
Его тепло постепенно растопило ледяной ком в моей груди. Я перестала вырываться и просто замерла, слушая, как его сердце стучит в унисон с моим.
Слёзы катились по моим щекам, но я уже не пыталась скрыть их. Виктор обошёл меня, встал передо мной и медленно поднял руку, осторожно убирая влажные пряди волос с моего лица. Его глаза, такие тёмные и глубокие, смотрели прямо в душу.
— Кира... — прошептал он, беря моё лицо в свои ладони. — Ты даже не представляешь, как сильно ты мне нужна. Никто... Никто кроме тебя не способен сделать меня живым.
Я всхлипнула, но не отстранилась. Он притянул меня к себе, обняв так крепко, что я почувствовала, как весь мир застывает вокруг.
— Я всё потеряю, если потеряю тебя, — его голос дрогнул, будто он сам едва сдерживался. — Ты — моя единственная слабость и моё единственное спасение. И знаешь что? Я не хочу это менять. Мне нужна только ты.
Его слова разбили меня окончательно. Я, сама того не осознавая, обняла его в порыве слёз, уткнувшись лицом в его грудь.
— Я не могу без тебя, — прошептала я, ощущая, как его сильные руки обвивают меня, словно обещая защитить от всего на свете.
Я подняла глаза на Виктора, всхлипывая и тяжело дыша. Мои руки дрожали, но я заставила себя заговорить, хотя голос звучал едва слышно:
— Как ты можешь меня любить... зная, что я ношу чужого ребёнка?
Он резко замер, словно мои слова ударили его. Я отвела взгляд, не выдержав напряжённого молчания.
— Я... я не хочу этого ребёнка, — продолжила я, чувствуя, как внутри всё сжимается от ужаса перед тем, что я собиралась сказать. — Но даже мысль об избавлении от него пугает меня. Я... я не могу.
Мои плечи затряслись от новых рыданий, и я сжала ладони в кулаки, боясь увидеть выражение его лица. Но вместо холодной отстранённости или гнева Виктор неожиданно опустился на колени передо мной.
— Посмотри на меня, Кира, — его голос был тихим, но твёрдым.
Я нехотя встретила его взгляд. Он был серьёзен, но в его глазах светилась решимость, от которой внутри всё затрепетало.
— Ты не будешь одна, — сказал он, положив руку на мой живот. Я замерла, ощущая тепло его ладони. — Этого ребёнка воспитаю я. Я сделаю сильным человеком, достойным уважения.
— Виктор... — прошептала я, не веря своим ушам.
— Он мой сын, — продолжил он, сжав пальцы чуть крепче, словно скрепляя свои слова обещанием. — А не сын моего врага.
Я всхлипнула, глядя на него. Его голос, уверенный и твёрдый, казался единственным якорем в этом хаосе, что творился внутри меня.
— Я не хочу, чтобы ты жила с этим страхом, — сказал он, его голос был мягким, но уверенным. — Этот ребёнок будет нашим. Твоим и моим. Я дам ему всё, что у меня есть. Ты больше никогда не будешь одна, Кира.
Я чувствовала, как слёзы текут по моим щекам. Его слова тонули в моём сердце, одно за другим, пробуждая что-то, что я боялась себе позволить — надежду.
— Но это не твой ребёнок, Виктор... — выдавила я сквозь слёзы. — Как ты можешь...
— Потому что ты — это всё, что имеет значение для меня, — он перебил меня, его голос стал жёстче, но не от гнева, а от боли. — Всё остальное неважно. Я люблю тебя, Кира. Ты — моё всё.
Я зажала рот рукой, чтобы сдержать рыдания, но это не помогло. Виктор поднялся с колен и притянул меня к себе, обняв так, будто хотел защитить от всего мира.
— Ты дала мне надежду, ты вернула меня к жизни, — прошептал он у моего уха. — Теперь моя очередь заботиться о тебе. О тебе и о нём.
Его слова обжигали, но я впервые за долгое время почувствовала, что кто-то действительно готов быть рядом, несмотря на всё. Моя голова легла на его плечо, и я шёпотом выдохнула:
— Спасибо, Виктор...
____________________________
Вот и 17 глава🫶 Вся информация в моём тгк: @noliarr
Безумно благодарна за вашу поддержку🩷