Как я стала муравьём

Любовь к жизни вернулась ко мне среди ночи. Пришла нежданно, без предупреждения и даже не постучала в дверь. Не спросила, как мне жилось без нее и хочу ли я снова довериться ей после семи лет беспросветного мучительного одиночества. Бесцеремонно подошла к кровати и взяла меня силой, пока я крепко спала.

Я открыла глаза и почувствовала, что дышать стало легче: невидимые ремни, стягивающие грудь, наконец, спали. Какое-то время я оцепенело лежала в кровати, будучи уверенной, что это всего лишь сон. Даже когда за тусклым окном забрезжил рассвет, я все еще не могла принять это новое, давно позабытое чувство. Помню, как на удивление легко поднялась с постели и раздвинула шторы, чего прежде не делала, и впервые на несколько лет непроизвольно улыбнулась. За одну ночь город преобразился до неузнаваемости.

Я могу подобрать десятки эпитетов, которыми авторы бульварных романов припудривают фальш, но для того, чтобы точно передать свое состояние в тот момент, потребуется значительно больше. И дело даже не в том, что трава стала зеленее, а деревья выше, нет. Цвета остались прежними. Изменилось мое восприятие. Подумайте сейчас о самом счасливом дне из вашего детства. Подумали? Помните, как мы умели радоваться простым вещам? Тогда, чтобы стать счастливым, нам было достаточно выйти из дома. Так вот, тем утром я снова стала ребенком.

Солнечный свет развеял бесконечное царство мрака, которым я оградила себя от тлетворного влияния внешнего мира. Да, порою мне не хватало воздуха и я задыхалась, но за неприступными крепостными стенами его не было вовсе. Изредка выглядывая в окно, я наблюдала за блуждающими тенями, которые когда-то были людьми и тщетно пыталась понять, как они вообще могли жить. Жить на самом дне пропащего мира, который создали сами. Жить под непроницаемой пеленой лжи и красноречиво разглагольствовать о чести. Осуждать всех и каждого в пьяном угаре, а протрезвев, цитировать Сына Божьего, словами «не судите, да не судимы будете». Отважно доказывать свою правду за тесным кухонным столом и трусливо прятаться под него, когда приходило время защищать эту правду с оружием в руках. Отважно скандировать, что сердца требуют перемен, а когда перемены эти начинают ломиться в дверь, делать вид, что никого нет дома. Неистово проклинать власть, укрывшись за толстыми стенами: ведь это она обещала сделать их жизнь лучше. Но когда у стен появлялись уши, виноватыми внезапно становились звезды, небо, судьба, время, запад, север и юг.

И правителям их досталась поистине тяжкая участь: контролировать эту непредсказуемую стаю шакалов в девственно белых овечьих шкурах, ведь сегодня они могли возвести тебя на престол, а завтра распять, по указке того, кто больше заплатит. О да, они бы совсем не против лжи, если она поощрялась звоном металла. Но все это нисколько не мешало им носить крестики на груди и регулярно расшибать лбы, замаливая грехи в позолоченных храмах. Разумеется, можно было обратиться к Богу и напрямую, но ведь не зря же Он оставил на земле тысячи наместников, наделив их полномочиями трактовать Свою волю.

Но не смотря на отчаянные челобития и слезливые покаяния, и те и другие недалеко ушли от убежденных атеистов. Но если атеисты не боялись гнева Божьего по причине своего неверия, то эти верили и продолжали грешить, будучи уверенными, что Бог простит снова.

Разумеется, такими были не все: за свои двадцать семь я встречала сотни людей, наделенных честью и совестью, но пронести эту ношу через всю жизнь смогли единицы. И еще у них была смелость, чтобы самоотверженно защищать свои убеждения. Но участи, которая их постигла, не пожелаешь и врагу. Меня же смелостью обделили, поэтому, повинуясь животному инстинкту, я выстроила вокруг себя надежное убежище. Со временем оно стало моей тюрьмой, но здесь я хотя бы была в безопасности. А тем утром, наконец, прозрела: с глаз будто спала пелена, через которую я смотрела на мир в негативе.

Надев самое лучшее платье, я вышла из дома с одним только желанием: рассказать миру о том, что я снова его люблю. Помню, как долго поднималась кабина лифта, издавая протяжные стоны, но я не стала ждать и помчалась по лестнице, уверенно перескакивая через ступеньки.

От слепящего света в глазах потемнело. Минутное помутнение сменилось слезами радости: я снова стояла посреди знакомого двора и снова была счастлива. Но к моему удивлению улицы оказались безлюдны. Я попыталась вспомнить день недели. Но мысль эта, подобно камешку, бесследно исчезла на дне глубокого колодца, оставив пульсирующие круги на воде. Голова закружилась, в висках застучало. Ноги предательски подкосились и если бы не чьи-то крепкие руки, я бы рухнула на голый бетон. А уже в следующее мгновение на меня заботливо смотрел самый красивый мужчина в мире. Он возбужденно говорил и постоянно спрашивал об одном и том же, но я не слушала. Внимание было всецело приковано к его безупречным губам. Наверное, именно благодаря им я и проснулась.

Когда я пришла в себя, он предложил вызвать мне скорую помощь, но я отказалась. А затем неожиданно пригласил на свидание. Конечно же, я согласилась! Ни одна нормальная девушка не смогла бы устоять перед его чарующим взглядом. Помню, как он учтиво подставил плечо и произнес: «Теперь ты можешь на меня положиться». Я обхватила его сильную руку и лицо залилось краской, а мой спаситель сделал вид, что не заметил этого.

- Знаешь, а я ведь давно тебя ждал, - произнес он, заправив за ухо коричневый локон.

Рукав его белоснежной рубахи сполз по запястью, обнажив глубокий рубец на правой руке.

- Да? - заигрывающе ответила я, не отрываясь от шрама. - И когда же мы успели познакомиться?

- Я знал тебя с самого рождения, представляешь? - сказал он и застенчиво улыбнулся.

- Ты что, наблюдаешь за детьми? - воскликнула я с наигранным возмущением и остановилась, пронзив его осуждающим взглядом.

Но мой спаситель нисколько не смутился и в следующий миг я снова растворилась в его карих глазах.

- За ними в первую очередь! - невозмутимо заявил он.

После этих его слов, я не смогла сдержать очередного приступа смеха. Знаю, подобный юмор не должен вызывать ничего, кроме отвращения. Но мой спутник производил впечатление порядочного мужчины и я никак не ожидала, что он начнет подыгрывать мне. Желая плавно сменить тему, я ответила:

- Ну ладно. Будем считать, что ты мой отец. Который однажды ушел за хлебом и не вернулся.

Внезапно он взял меня за плечи и, выдержав небольшую паузу, ласково произнес:

- Я всегда был рядом.

На этот раз мне стало не до смеха. Я отдернула руку и отошла на несколько шагов. Где-то на задворках памяти вспыхнул фонарь, на мгновение осветив лицо незнакомца.

- Кто ты? - настороженно спросила я. - И что значит «всегда был рядом»? Я неделями не выходила из дома!

- Я тот, кто стучался в твою дверь в минуты отчаяния, - ответил он и протянул руку. - А ты - одна из не многих, кто отворил мне.

То, что он говорил, было похоже на бред сумасшедшего, страдающего манией величия, хотя внешне выглядел вполне здоровым. Разумеется, я не была врачом, но знала о психических расстройствах не по наслышке. Тем не менее, мне его экзотический юмор вызвал у меня только отвращение.

- Ладно, пусть будет по-твоему, - воскликнула я, круто развернулась и пошла обратно, добавив, не оборачиваясь, - Если захочешь увидеть меня еще раз, стучи громче!

Но тот ничего не ответил.

Я мчалась по тротуару с гордо поднятой головой и едва сдерживала шею, чтобы не обернуться. Гордость отступила, когда я оказалась у подъезда. Перешагнув через порог, я остановилась, выждала несколько минут, а затем украдкой выглянула из-за угла: незнакомца уже не было. Вместо ожидаемого облегчения пришло легкое разочарование. Но ничего нового, в общем-то, и не произошло. Мне всегда попадались ненормальные мужчины. Не то, чтобы я их осознанно выбирала. На первом свидании это были внимательные, обходительные кавалеры, готовые выполнить любой мой каприз. После второго и третьего могло показаться, что вот он - герой моего романа. Но стоило только ненадолго приоткрыть душу и этот герой незамедлительно в нее плевал. Поэтому я давно перестала верить красивым словам и натянутым улыбкам, смирившись с тем, что жизнь в сто раз прозаичнее любого романа. В конце концов, мужчины не виноваты, что мир не стал подстраиваться под мои ожидания.

С этой ободряющей мыслью я вышла из укрытия и села на лавочку. Только сейчас я почувствовала, что прозябшее в заточении тело, наконец-то, согрелось. Через тонкую бледную кожу были видны темные полоски вен, но в некоторых местах уже проступил здоровый румянец. Вокруг меня все благоухало: в клумбах распускались нарциссы, под ногами цвели одуванчики, а над головой покачивалась раскидистая абрикосовая ветвь, украшенная первыми листочками. Я откинулась на спинку скамьи и удивилась, как быстро мое негодование сменилось всепрощающим умиротворением. Теперь у меня не было желания терзать себя бессмысленными вопросами, пытаясь понять причины странного поведения незнакомца или испытывать муки совести по поводу своего бесцеремонного ухода. Вся эта буря эмоций утихла, так и не начавшись, и не оставила на душе ни одной разбитой надежды.

Яркие цвета внезапно потускнели и я подняла голову вверх. Одинокое облачко в виде сердца заслонило полуденное солнце и я немного поежилась. Наверное, стоило одеться теплее, но мне так хотелось быть красивой! Мужчины никогда этого не поймут. Большинство из них самоуверенно считают, что мы кропотливо следим за своим внешним видом с одной лишь только целью: нравиться им. Конечно, это очень удобная мысль, которая тешит их самолюбие и в очередной раз подтверждает, что мир крутится только вокруг них одних. Как-то раз я попыталась деликатно оспорить эту точку зрения в разговоре с молодыми людьми на автобусной остановке. Но уже через минуту спокойные рассудительные парни превратились в свору дворовых собак у которых внезапно отняли сочный кусок мяса. Помню, как заскочила в случайный автобус и даже не посмотрела номер маршрута: в ту минуту мне было все равно куда ехать, лишь бы подальше от этого пронзительного отчаянного лая. Подобные рассуждения, со временем, начали входить в моду, но мне, умудренной горьким опытом, было проще промолчать или согласиться, когда мне было выгодно. Но даже если все мужчины мира станут мыслить в подобном ключе это никоим образом не отразится на нашей привычке нравиться самим себе.

Очередной порыв ветра прервал мои размышления. Руки покрылись гусиной кожей и я снова посмотрела на небо. Облачко по прежнему висело на том самом месте, откуда никак не хотело выглядывать солнце. К горлу подступил давящий ком, а живот стянуло болезненным спазмом. Я вскочила с лавочки и, обогнув дерево, стала посреди подъездной дороги. Ничего не изменилось: облако не меняло форму и упрямо не хотело плыть дальше. Прошло еще несколько минут, но картина осталась прежней. Легкий привкус горечи на языке стал еще ощутимее, а вместе с ним усилился и страх. Страх внезапно открыть глаза и оказаться в сумраке промозглой квартиры, придавленной к постели холодным неподъемным камнем. Тогда я больше всего на свете боялась, что мое долгожданное возрождение всего лишь сон, ведь в реальности чудес не бывает. В реальности земля продолжает крутиться, а солнце стремится к закату. Но сейчас оно укрылось за облаком и даже не думало выходить.

Внезапно возникло желание рассказать кому-нибудь о своем пугающем открытии, но на улице по-прежнему не было ни души. Взяв себя в руки, я быстрым шагом пересекла детскую площадку, обошла соседнюю многоэтажку и, пройдя вдоль цветущей аллеи, вышла на рыночную площадь. Но вместо шумных очередей за свежими продуктами я увидела обшарпанные пустые прилавки. Гнетущее состояние одиночества усиливали сплоченные ряды панельных домов, сомкнувшиеся вокруг меня плотным кольцом. Я пристально всматривалась в темные окна и захламленные лоджии в тщетной надежде увидеть хоть какие-то признаки жизни. Но через какое-то время они начали всматриваться в меня и я отвела взгляд. Тогда я что есть силы зажмурилась и через несколько секунд снова открыла глаза. Эта хитрость всегда помогала мне досрочно выйти из ночного кошмара, но на этот раз не сработала. Окинув взглядом безлюдные декорации я поспешила вернуться туда, где так легко и недальновидно рассталась со своим заботливым спасителем.

Откуда-то сверху раздался заливистый детский смех, я остановилась и подняла голову. С крыши соседского дома за мной наблюдал мальчик в белой рубашечке и черных шортах. Ребенок бесстрашно стоял у самого края и приветливо махал мне рукой.

- Эй! А ну-ка немедленно спускайся оттуда, слышишь?! - крикнула я первое, что пришло в голову.

Но мальчик, нисколько не смутившись, скорчил мне рожицу и уверенно зашагал по парапету, балансируя между жизнью и смертью.

Признаться, никогда не любила детей. Знакомые неустанно твердили, что я во что бы то ни стало должна стать матерью, чтобы обрести цель и смысл в жизни. Но чем настойчивее становились их советы, тем упорнее я не хотела к ним прислушиваться. Они казались мне подозрительными. Ведь если бы у человека был универсальный рецепт счастливой жизни, то вряд ли бы он делился им задаром. Поэтому я предпочитала прислушиваться к разуму, а не к чьим-то советам. Но ребенок на крыше мог в любую секунду сорваться вниз и поэтому я бросилась на помощь. Да, я не стала матерью, но это не значило, что у меня не было сердца.

Лифт как назло не работал. На удивление быстро я поднялась на девятый этаж, ни разу не передохнув. Над площадкой висела короткая поржавевшая лестница и только с третьего раза мне удалось дотянуться до нее. Как это сделал ребенок вдвое ниже ростом мне было трудно понять.

Вступив на обшарпанную крышу я нервно осмотрелась по сторонам. Мальчик уже обогнул дом по периметру и стоял на противоположном углу, переваливаясь из стороны в сторону, в попытке сохранить шаткое равновесие. Не медля ни секунды, я промчалась мимо полуобвалившихся дымоходов, схватила юнца за руку и дернула на себя. Закатившись очередным приступом смеха, тот слетел с парапета и сбил меня с ног.

- Я бы и так не упал! Спорим? - воскликнул он и протянул руку.

Убедившись, что с головой все в порядке, я поднялась на ноги и смерила его наигранно строгим взглядом. Но он резко отдернул руку и посмотрел на меня так, что по коже пробежал холодок. Из-под маленьких нахмуренных бровей на меня смотрели глаза, которые никак не могли принадлежать ребенку. Взгляд его сквозил нескрываемой злобой с щепоткой презрения, словно вместо того, чтобы уберечь его от смерти, я отняла у него единственную игрушку. Я невольно отступила назад и произнесла уже более спокойным тоном:

- Я тебе верю. Но ведь опасно ходить по крыше одному. К тому же, детям здесь нечего делать.

- А вот и неправда! - запротестовал он. - Знаешь, сколько тут всего интересного?

- Например? - удивилась я.

Мальчик охотно принял вызов и достал их кармана ручку и маленький блокнот. Затем опустился на корточки, нарисовал на одном из листочков аккуратную окружность и, бережно схватив с простенка огромного черного муравья, посадил его в центр круга.

- Теперь он ни за что отсюда не выйдет! - торжественно заявил он и его пухлые губки искривились в безумной улыбке.

И правда, когда муравей дополз до замкнутой линии, то озадаченно остановился, словно столкнулся с невидимой преградой. Он снова и снова пытался найти выход, перебирая лапками вдоль синей черты, но найти выход никак не удавалось.

- Почему он такой глупый? - спросил мальчик и подскочил на ноги.

Я, признаться, видела такое впервые и не знала что ему ответить. А мальчик терпеливо ждал, вонзив в меня свои пытливые серые глазки.

- Наверное... - произнесла я и запнулась, словно школьница, которая не подготовилась к уроку природоведения.

- Ну вот, - разочарованно сказал он и пнул блокнотик ногой, подарив насекомому чудесное спасение. - А я думал взрослые все знают.

- Ну невозможно ведь знать все на свете, - воскликнула я с нарастающим раздражением. - Одному Богу должно быть известно, почему муравей не может переступить через тонкую линию!

- А кто такой Бог? - тут же переспросил он и принялся лихорадочно закрашивать окружность чернилами.

- Тот кто обещал нам вечную жизнь после смерти, - процитировала я учителя воскресной школы, которую регулярно посещала в детстве.

- Но люди не живут вечно! Это невозможно, - сказал он и оторвал глаза от рисунка.

- Конечно, никто не может этого доказать. Но я, например, в это верю! - заявила я и скрестила руки на груди.

- Если так, - ответил мальчик и подбежал ко мне почти вплотную, - то доказать это, наоборот, можно!

- И каким же образом, маленький умник? - вызывающе спросила я и опустилась рядом с ним на колени, будучи уверенной, что выиграла этот спор.

Но ребенок нисколько не смутился, подошел к краю крыши и, указав пальцем на безлюдную улицу, заявил:

- Спрыгни вниз и посмотрим. Слабо?

После этих слов он снова нахмурил брови и посмотрел на меня так, словно я и вправду была способна на это безумие. Наверное, если бы я знала о Боге чуть больше, я бы смогла подобрать правильные слова, чтобы доказать абсурдность его предложения. А будь я чуточку мудрее, этого разговора и вовсе можно было бы избежать. Но этот ребенок словно нарочно испытывал мое терпение и в конечном итоге загнал меня в угол. Точнее, я сама это сделала: пока я пыталась строить из себя умную и взрослую, мальчик рисовал вокруг меня тонкую замкнутую линию. И когда края ее плавно сошлись, я окончательно вышла из себя.

- Может сам прыгнешь, раз ты такой умный? Думаешь, что задавать тупые вопросы с очень важным видом это показатель ума? Ступай к муравью и сам спроси у него, почему тому не хватает мозгов поднять лапку чуть выше, но только не морочь мне голову своими бессмысленными дешевыми фокусами, ты, провокатор жуликоватый! Либо ты сейчас берешь меня за руку и мы идем к твоей маме... - ехидная улыбка на лице мальчика тем временем сменилась закатистым смехом и я сипло закончила, - либо доказывай свои дурацкие идеи без меня!

В одно мгновенье он перестал смеяться. Темные полосочки бровей угрожающе сдвинулись. Затем надулись кругленькие щечки. Мальчик взобрался на узкий парапет, обернулся и, пронзив меня холодным взглядом, произнес:

- Мама больше не проснется, - и бесстрашно переступил через край.

Маленькая фигурка исчезла за оцинкованной крышкой, а я застыла на месте, парализованная ужасом.

Звонкий смех вывел меня из ступора. Я бросилась к парапету и перевалилась через край: там внизу, возле разноцветной ограды из автомобильных покрышек, сидел тот самый мальчик и гладил пушистого черного кота. Затем он резко поднялся, помахал мне рукой и умчался по тропинке, терявшейся в густых зарослях сирени. Кот возмущенно распушил хвост и рванул следом.

Спускаясь по лестнице, я отчаянно пыталась дать разумное объяснение тому, что случилось на крыше, но разум упрямо молчал. Явления, находящиеся за гранью нашего понимания, гораздо проще и безопаснее списать на сон или бред. Маловероятно, что я спала или бредила, а значит, причина была в чем-то другом.

За очередной дверью послышались глухие шаги, я замерла и прислушалась. Затаив дыхание, я отчетливо слышала, как кто-то осторожно подкрадывается с обратной стороны обшарпанной створки, плавно ступая по скрипучему полу. В квартире триста тринадцать явно кто-то был. Я подошла вплотную и посмотрела в глазок: в центре линзы горел свет.

- Откройте, у вас дети по крыше гуляют! - выкрикнула я и занесла кулак, чтобы постучаться.

С обратной стороны мне ответили лязгом запирающихся замков и удаляющимися шагами. Свет в линзе погас и снова стало тихо. Все это так разозлило и подзадорило меня, что я решила во что бы то ни стало достучаться хотя бы в одну из квартир. Но не для того, чтобы рассказать о ребенке, выжившем после падения с крыши. После такого заявления за мной бы точно приехали санитары. Нет, просто мне нужно было срочно увидеть нормального здорового человека, который сказал бы, что я не сошла с ума.

Позвонив в триста двенадцатую, я стала напротив двери и сложила руки за спиной, так, чтобы хозяева могли меня видеть. Через несколько секунд донесся едва различимый гул. И чем громче он становился, тем сильнее кровь сдавливала виски. Я прислонила ухо к замочной скважине и прислушалась. Казалось, сквозь эти волнообразные импульсы пробивался чей-то прерывистый голос, но из-за шума совершенно ничего нельзя было разобрать. Однажды, я точно так же прислушивалась к динамику старой радиолы, обтянутому пыльной тканью. Помню, как нетерпеливо вращала регулятор частот из стороны в сторону и пристально наблюдала за красной стрелкой, бегающей по узкой прорези между Ленинградом и Киевом. Тогда, в далеком детстве, я так и не поняла, как работает эта грузная шипящая тумба с ироничным названием «Симфония». Но сейчас, за обитой дерматином двери, я отчетливо расслышала три повторяющихся слова: «Нина. Голова болит». Голос принадлежал пожилому мужчине и из-за непрекращающегося шума складывалось впечатление, что он задыхается. Внезапно боль в голове стала настолько невыносимой, что я оторвалась от двери и выскочила из подъезда. Живот скрутило мучительным спазмом и меня вырвало прямо на цветущие нарциссы.

В том, что это был сон, сомнений уже не оставалось. Но разум упрямо не хотел просыпаться. Видимо, для того, чтобы его пробудить, требовались более веские причины. Я вытерла губы краем юбки и, когда дыхание выровнялось, отошла от дома и принялась осматривать окна первого этажа. Попасть в квартиру слева было невозможно: на окнах стояли кованые решетки. А вот квартира справа подходила для этой цели как нельзя лучше: решеток на окнах не было, более того, подлезть к одному из них можно было по декоративной беседке, обвитой плющом. Переступив через ветхий забор палисадника, я осторожно прошла между рядами синих гиацинтов и, схватившись за перекладину, начала подъем. «Лестница» доставала только до подоконника, но и этого было достаточно, чтобы рассмотреть обстановку за мутным стеклом: прямо с противоположной конца комнаты на меня смотрел огромный персидский ковер, прикрывая обшарпанную стену. Слева стоял длинный сервант, до отказа набитый хрустальной посудой. Справа грозно высился старомодный мебельный гарнитур и над этим всем горела тусклая лампочка, свисающая с пенопластового потолка на перемотанном изолентой проводе. Дверь в соседнюю комнату была открыта настежь.

Несколько минут я рассматривала ковер, пытаясь понять, похож ли он на тот, что висел над кроватью моей бабушки, но хозяев, похоже, не было дома. Я оторвала от ветки плюща семенную коробочку и бросила ею в окно. Шишечка звонко отскочила от стекла, но по прошествии минуты в комнате так никто и не появился. Ноги начали уставать и, чтобы окончательно убедиться в том, что в квартире никого нет, я вытащила из волос заколку и что было сил метнула ею в окно. Внезапно из-за двери выбежал мальчик лет пяти, застыл посередине комнаты и прислушался. Из-за того, что стекло не мыли годами, мне было сложно рассмотреть лицо. На первый взгляд это был обычный ребенок, вот только с глазами у него было что-то не так. Я сорвала жменю семян и бросила еще раз. Наконец, он услышал мой сигнал и, сделав несколько быстрых шагов навстречу, забрался на подоконник и вплотную припал к окну. То, что я увидела едва не лишило меня чувств и если бы пальцы хоть на мгновение ослабили хватку, я бы точно сорвалась вниз. У малыша совершенно не было глаз. Вместо них на меня смотрели потемневшие глазные впадины, обтянутые кожей. Я хотела было окликнуть его, но осеклась на полуслове: в комнату ворвалась мать, грубо столкнула ребенка с подоконника и задраила шторы.

Ноги вдруг стали ватными, тело предательски обмякло и я полетела спиной вниз. Если бы не мягкая цветочная клумба, я бы вряд-ли отделалась синяком на бедре. Но ни пьянящий аромат гиацинтов, ни мерное жужжание пчел не смогли унять ту бурю эмоций, которая окончательно перевернула чашу терпения, полную до краев.

Уже через несколько минут я ворвалась в свою комнату, схватила телефон и, судорожно набрав номер службы спасения, припала к динамику. Раздался прерывистый треск, затем тишина. Треск повторился снова и когда я уже хотела отменить вызов, ухо прорезал противный, не к месту задорный мужской голос:

- Добрый день. Где вы находитесь?

- Большая Садовая, пятнадцать. Послушайте, в соседнем доме насильно удерживают мальчика, пришлите кого-нибудь! - выпалила я на одном дыхании и добавила, - и пришлите скорую, у него что-то с глазами!

Секунд десять из динамика доносилось тяжелое дыхание, затем голос спросил:

- Вам нужна помощь?

- Что... Вы меня слышите, вообще? Я говорю, что в соседнем доме издеваются над маленьким ребенком, ему срочно нужна помощь!

Но диспетчера, по всей видимости, этот факт нисколько не смутил, поэтому он решил спросить:

- Вы выходили из комнаты?

- Вы в своем уме? Да, я выходила из комнаты, если это так важно. Улица Большая Садовая, дом номер пятнадцать. Приезжайте скорее, я вас встречу!

Прерывистый электронный шум усилился и мне на секунду показалось, что мужчина с кем-то перешептывается. Выждав непростительно долгую паузу, диспетчер службы спасения произнес:

- Пожалуйста, не выходите из комнаты. За вами уже выехали.

Раздался пронзительный треск и гул сменился короткими гудками.

Чтобы не терять времени, я выбежала на лестничную площадку и постучалась в соседнюю квартиру. Там проживала одинокая пожилая женщина. Но в последнее время она постоянно с кем-то разговаривала по ночам. Бывало так, что ее глухой голос из-за стены часами не давал мне заснуть. Иногда она просто ходила по комнате и украдкой выглядывала в окно, словно ожидая кого-то. Но из-за своего затворнического образа жизни я редко с ней пересекалась и в какой-то момент перестала обращать внимания на эти странности. Трудно сохранить рассудок в четырех стенах, когда одиночество и неумолимая старость так и норовят выбить табурет из-под ног.

- Кто? - послышался хриплый голос из-за двери,

- Здравствуйте! Вы не могли бы выйти, мне нужно срочно с вами поговорить, - протараторила я и прильнула к холодному дереву.

- Что вы хотели? - прокряхтела старушка и закашлялась.

- Я ваша соседка из пятидесятой! - ответила я, пытаясь сдержать нарастающее раздражение. - Ребенку в соседнем доме срочно нужна помощь, вы не могли бы пройти со мной, чтобы мы вместе встретили спасателей, они уже едут!

Была ли логика в моих действиях? Наверное, нет. Но я была настолько испугана, что остро нуждалась в чьей-то поддержке. Конечно, можно было позвонить друзьям, но после того, как меня сразила апатия, они перестали заходить. Видимо, поняли, что я утопаю в болоте, из которого уже не выбраться, и сочувствующе умыли руки. Но я их нисколько не осуждаю. Выбраться из этой трясины можно было только в одиночку, но на тот момент у меня совсем не осталось сил.

- Кто едет? - переспросила женщина и высморкалась.

- Помощь! Я позвонила в службу спасения, они сказали, что машина уже выехала. Просто я...

- Господь милосердный! - перебила меня женщина и на несколько секунд между нами повисла тишина. - Они сказали, что уже едут?

- Да... - растерянно ответила я.

- И вы назвали им адрес? Наш адрес?

Ответить я не успела. С первого этажа донесся скрип ржавой пружины и дверь подъезда захлопнулась с такой силой, что звук эхом прошелся по всему лестничному пролету. Старушка спешно заперла замки и сипло простонала:

- Я вас не знаю. Уходите!

Кабина лифта с протяжным стоном сдвинулась с места и устремилась вниз, а лестницу сотрясли тяжелые шаги десятков ботинок: отряд «спасения» приближался быстро, безмолвно и неумолимо. Опершись на перила, я приготовилась встречать ожидаемую «помощь», перебирая в голове варианты приветствия. И когда нас уже разделяло не более двух этажей мною овладело нехорошее предчувствие: диспетчер не мог знать номера моей квартиры, ведь я точно помнила, что не называла его. Кабина лифта, тем временем, скрипнула и остановилась. Раздался звонкий сигнал прибытия, словно выстрел из стартового пистолета, а я забежала в прихожую и заперлась на все замки. Суетливое копошение за дверью продлилось не больше минуты, а затем наступила зловещая тишина, нарушаемая ритмичным биением сердца. На цыпочках, словно вор, я подкралась к порогу и посмотрела в глазок: возле электрического щита замерла размытая тучная фигура. Какое-то время незнакомец стоял неподвижно, скрывая лицо за обшарпанной дверцей. Внешне он был похож на очередного бездомного, который решил погреться у батареи, натянув на тело весь свой зимний гардероб. Затем его плечи содрогнулись, раздался гулкий щелчок и в глазах словно выключили свет. Я отскочила назад и, споткнувшись о зимние сапоги, полетела на пол.

Не смотря на то, что приземление нельзя было назвать мягким, я не проронила ни звука, так как была напугана до такой степени, что не могла ни дышать, ни думать. Один разум не мог выдержать такого количества невероятных событий. Попытка списать их на эмоциональное перевозбуждение, вызванное выходом из затяжной депрессии, не увенчалась успехом. Допустим, облако двигалось с минимальной скоростью по причине слабого ветра. Допустим, мальчик был начинающим иллюзионистом и ему помогал брат-близнец. Я допускала даже, что ребенок с провалами вместо глаз стал результатом совместной работы грязного стекла и нездорового воображения. Но как день в одно мгновение сменился ночью я совершенно не могла понять. В квартире повис настолько густой непроглядный мрак, что за него, казалось, можно было ухватиться. Над головой что-то зашипело и дышать стало тяжелее. Я отчаянно хватала ртом воздух, но его становилось все меньше. Однако, когда за дверью раздался пронзительный металлический скрежет, у меня внезапно открылось второе дыхание. Мои нежданные гости, видимо, так хотели меня увидеть, что не заметили кнопку звонка и решили просто снести дверь. Я вскочила на ноги, нащупала стену прихожей и, вытянув перед собой руку, начала пробираться в спальню. Больше отступать было некуда.

Когда звуки резака смолкли, я добралась до платяного шкафа и прислушалась. На фоне хаотичной возни и неугомонного топота можно было услышать звуки, похожие на невнятную человеческую речь. Но тот, кто их издавал был либо не в себе, либо не был человеком вовсе: слова вылетали с такой скоростью, что уловить их смысл было невозможно, а изредка к ним примешивалось какое-то мушиное жужжание, прерываемое отрывистым стрекотом. Удар штурмового тарана сотряс стены квартиры и ввел меня в абсолютный панический ужас. Сначала я хотела укрыться в шкафу: в детстве он не раз спасал меня от буйства пьяного отца. Но потом передумала, ведь девочка давно стала взрослой. А если тех, кто хотел добраться до меня, не остановили даже железные двери, то что уж говорить о деревянных. Поэтому я легла на кровать и с головой накрылась одеялом. Когда дверь, наконец, обрушилась на бетон лестничного пролета, я зажмурила глаза и начала молиться. На ум пришла единственная молитва которой научила меня бабушка:

«Господи, я знаю, что не заслуживаю Твоего прощения. Но мне нужна Твоя помощь. Мне очень страшно. Защити меня от злого духа и от всех недобрых человеческих намерений. Предаюсь Твоей несокрушимой воле во имя Отца, Сына и Святого Духа. Аминь!».

Несколько человек ворвались в спальню и остановились возле кровати. Через тонкую простыню доносилось их тяжелое сбивчатое дыхание. Состояние, в котором я находилась, было сходно сонному параличу. Я снова превратилась в маленькую испуганную девочку, которая спряталась под маленьким розовым одеяльцем и свято верила в то, что никакие чудовища не проникнут в ее неприступное убежище. Она, наверное, предпочла бы умереть от нехватки воздуха, чем пасть жертвой кровавого монстра. Одного неосторожного движения было достаточно, чтобы его длинные холодные когти сомкнулись на лодыжке и утащили бедняжку под кровать. Но секунды шли, хватать меня никто не собирался и оттого становилось еще страшнее. Ожидание неизбежного бедствия, порою, бывает гораздо ужаснее и невыносимее, чем само бедствие. Но на этот раз оно чудесным образом миновало меня. Группа таинственных пришельцев внезапно развернулась и направилась к выходу. Но и после их ухода я не решилась покинуть свое укрытие.

На лестничной площадке шаги смолкли и через секунду раздался пронзительный старческий вопль:

- Да я ж ведь только поглядеть хотела! Пожалейте, прошу вас!

Но те, к кому она взывала были непреклонны. Дверь соседней квартиры со скрипом распахнулась и ударилась о стену. Затем началась суетливая неуклюжая возня, сопровождаемая все тем же противным жужжанием, стрекотом и сдавленными стонами, после чего старушка взвыла снова:

- Я ни в чем не виновата! Это она вам звонила, я ж только одним глазком взглянуть хотела! Что ж вы делаете, ироды! Рано мне еще туда, поймите вы, рано!

Но ироды не хотели понимать.

Когда двери лифта, наконец, захлопнулись, крики немного поутихли. Я вытащила голову из-под одеяла, жадно вдохнула и осмотрелась: в комнате никого не было, а за окном снова горел свет. Видимо тот, кто управлял этой странной искаженной реальностью, мог отключать солнце одним поворотом рубильника. В какой-то момент страх в груди сменился праведной яростью. Что же получалось: семь мучительно долгих месяцев я провалялась в постели живым трупом, мечтая о том, чтобы неведомая сила подняла меня на ноги. А когда, наконец, этот день наступил, другая сила вознамерилась загнать меня обратно в нору, из которой был только единственный выход: вперед ногами.

Отбросив одеяло в сторону, я подскочила на ноги и уверенно зашагала в прихожую. На этот раз меня ожидал новый сюрприз. Вместо погрома, причиненного штурмом, я увидела абсолютный порядок. К моему удивлению, входная дверь была не повреждена и стояла на своем месте, вместо того, чтобы валяться грудой металла на лестничной площадке. Более того, она выглядела как новая: царапины от собачьих когтей исчезли, пропали и вмятины, которые однажды оставил отец в приступе белой горячки. Все было, как прежде, с одним лишь исключением: сверху донизу дверь была закована массивными цепями. Безобразные поржавевшие кандалы переплетались между собой и удерживались мощными скобами, приваренными к металлической обшивке. Глазок был заклеен ироничным предупреждением: «Выхода нет». Горькая обида заволокла горло при виде этого чудовищного абсурда. Я бесшумно подкралась к порогу и надавила на ручку, но та, ожидаемо, не сдвинулась с места.

Жуткий рев двигателя донесся с улицы и оконные рамы задрожали. Я непроизвольно пригнулась, бесшумно прокралась на кухню и выглянула в окно. Двое увальней наподобие того, что возился с элекрощитом, тащили несчастную женщину в не менее безобразную машину, если так можно было назвать изъеденный ржавчиной куб, не менее трех метров в высоту. Невозможно было понять как на этой коробке без колес, без окон и дверей вообще можно было передвигаться. Старушку словно мешок с мусором закинули в темный узкий багажник, затем двое «похитителей» синхронно ухватились за поручни, прикрепленные к кузову и, встав на узкие помосты, дважды стукнули по прогнившей обшивке. Взревел мотор, куб неуклюже перекатился через детскую площадку и с ужасающим грохотом скрылся за прилегающим к ней пустырем. И если минуту назад меня переполняла смелость, то теперь я чувствовала себя тем самым маленьким ничтожным муравьем, который случайно привлек внимание любопытного жестокого ребенка и стал жертвой немыслимых экспериментов, смысла которых ему не дано было понять.

В дверь постучали и я чуть не бросилась под стол. Но потом вспомнила о цепях и ненадолго взяла себя в руки. Стук повторился, но на этот раз с удвоенной силой. Я отлепила наклейку и посмотрела в окуляр: на лестничной площадке, в безупречно белой свободной рубахе, стоял мой ненаглядный спаситель. Как же я была рада его видеть в тот момент и сколько раз пожалела о том, что не доверилась ему утром. Затем он постучался еще раз, да так сильно, что цепи содрогнулись.

- По... - сипло произнесла я и осеклась.

Внезапная немота заложила горло. Я снова и снова пыталась докричаться до нежданного, но желаемого гостя, однако из груди вырывались лишь сдавленные стоны. Тогда он начал колотить без остановки. Но как бы я не напрягала связки, язык упрямо не хотел подчиняться. Ощущение было такое, словно я оказалась глубоко под водой и пыталась докричаться до спасателя, который стоял на берегу и всматривался в штормовые волны, ожидая сигнала. Но любой звук, который мог помочь ему найти меня, распадался на сотни маленьких пузырьков и бесследно исчезал на поверхности. Я неистово стучала кулаками по холодному металлу, но с таким же успехом можно было биться головой о бетонную стену. В какой то момент плечо пронзила режущая боль и мне пришлось сдаться. Передышка заняла не более минуты, но когда я снова посмотрела в глазок, незнакомца уже не было.

Парень был так добр ко мне, а я даже не удостоилась узнать его имя. А ведь если бы я переступила через свою гордость и позволила ему высказаться, этого безумия и вовсе можно было бы избежать. Но в тот момент, сидя на пыльном половике с ироничной надписью «Мой дом - моя крепость», я, наоборот, мысленно упрекала его за то, что он не пришел раньше. Перед мысленным взором отчетливо стоял до боли знакомый образ. Казалось, что мы уже когда-то встречались, очень давно, в дни счастливого беззаботного детства. Но не смотря на то, что моих друзей можно было пересчитать по пальцам, его среди них не было. Так откуда же я могла его знать...

За окнами тем временем начало вечереть. Лучи заходящего солнца плавили мертвые окна многоэтажек, а те отбрасывали длинные тени на опустевшие дворы. Раньше этот пейзаж погружал меня в тоскливое умиротворение. Но после всего, что мне довелось пережить за прошедшие несколько часов, я бы с радостью сменила его на безжизненные пустоши. Уж лучше песок и камни, чем эти тусклые оконные стекла, скрывающие за собой непостижимое сомнамбулическое зло.

Спасительная сонливость развеяла мятежные мысли, обрушившись на меня, словно весенний ливень. Я с трудом доползла до кровати и перед тем, как доверчиво отдаться в объятия Морфея, схватила с тумбочки серебристый блистер и выдавила на ладонь две маленькие желтые таблетки. Я всегда принимала их перед сном, когда дурные мысли не давали сомкнуть глаз. Врачи убеждали меня, что это единственный шанс побороть апатию и выйти из дома. Что ж... В какой-то степени они оказались правы.