Место под солнцем

***

Когда состояние аффекта прошло, пришли мысли. Много мыслей, очень много. Всю ночь я проворочалась в кровати, не в силах заснуть, а голова гудела от размышлений.

Вообще, вся эта ситуация напомнила мне просмотр фильма ужасов. Вот ты посмотрел его и думаешь: «А, фигня какая-то, как можно такого бояться?!» А потом наступает ночь, и не дай бог, какая-нибудь ветка в окно стукнет, или где-то что-то упадёт на кухне, а ты живёшь один... и всё, всю ночь сидишь в кровати с включённым светом и чем-нибудь тяжёлым в руках и ждёшь рассвета.

К сожалению, проблемы с нервами у меня были всегда. Ещё с самого детства, а точнее, со школы, я болезненно реагировала на оценки. Тройка могла на целый день ввести меня в подавленное настроение, а если, не дай бог, в дневнике появится «лебедь»... истерика, слёзы, обвинения в ничтожестве... Мама порой смеялась, что я так болезненно реагирую на всякие «мелочи», как она это называла, но я не обижалась на неё за подшучивания. Моя мама — потрясающая женщина, она всегда верила в меня, поддерживала и направляла, и только благодаря ей я стала такой, какая сейчас. Пусть и немного нервная, зато интеллигентная, умная и образованная.

В универе всё стало хуже. На одном из первых занятий по анатомии, когда въехать было трудно, 100500 новых терминов на латыни и чёртовы кости, наша препод поставила мне за анатомию голеностопного сустава четыре. Из десяти, разумеется. То есть чуть ниже «хорошей двойки» — пяти баллов. Целый день я опять лила слёзы, а потом неделю яростно заучивала кости, плевалась, переписывала, но учила. И в итоге на экзамене у меня вышло «отлично». Но ту четвёрку я запомнила на всю жизнь. Думаю, не надо рассказывать, что со мной было после того, как я узнала, что мне не хватило до поступления в такую желанную ординатуру каких-то несчастных двух баллов. А вот про свои первые дни в деревне рассказать стоит.

Мне почему-то казалось, что моя «излишняя эмоциональность» сразу улетучится, когда я буду, так сказать, непосредственно работать с пациентами, но не тут-то было. Как только по округе разошлась весть, что приехал молодой «дохтур», то в мой кабинет, открыв дверь с ноги, ворвалась Марь Григорьна. Крепкая бабуля семидесяти лет, которая уже лет сорок строила всю округу и была местным авторитетом. Ничто не могло происходить без её ведома, благословения и напутствий. В первый же свой визит она отымела мне мозг от и до, из категории «дохтура» я как-то быстро перешла в категорию «проститутки-недотёпы», которая ничего не умеет и жизни не нюхала. Два часа я потом билась в истерике, а успокоилась только тогда, когда другая местная жительница с медсестрой напоила меня чаем с коньячком, и я кое-как закончила вести приём.

Правда, в скором времени я всё же нашла подход к железной Марь Григорьне. Когда у меня чуть-чуть выработалась резистентность к её воплям и крикам, я направила её в терапевтический стационар местной ЦРБ[1]. Врачи с пониманием и сочувствием отнеслись к моей просьбе, боясь, что я тоже уеду, как предыдущий доктор, и вся нагрузка энцефалопаток опять рухнет на них. В стационаре по моей личной договорённости Марь Григорьне было сделано пять капельниц с очень редким (!), дорогу-у-ущим препаратом, который каким-то чудом один из врачей тайно привёз из Америки и хранил до того самого случая. И по моей протекции этот препарат согласились прокапать именно ей. Препарат этот был поистине чудодейственным, исцелял всё: от остеохондроза до целлюлита, улучшал сон, внимание, работоспособность, чистил сосуды, разглаживал морщины и убирал десяток лет.

После недельки в больничке наша железная старушка порхала как бабочка, всё лето таскала мне ягодки со своего огорода, а осенью притащила одна (!) целый двадцатикилограммовый мешок яблок. После подобных перемен я и сама задумалась, а не поколоть ли мне в вену пятипроцентный раствор глюкозки (проще говоря, обычный физраствор), аж завидно стало от такого потока энергии, поскольку у меня его не было даже в лучшие годы своей молодости. Другие бабульки тоже прознали про «волшебный» препарат, хотя Марь Григорьну десять раз просили не болтать, так что я периодически отправляла в стационар наших красавиц, которые буквально менялись на глазах и несколько месяцев не тревожили никого от слова «совсем». Разумеется, за долю от своих ништячков в виде яблочек, ягодок и картошки.

Так что с манипуляторами я была поверхностно знакома, но в отличие от деревенских ДЭП-ниц[2], у которых из всех источников информации были какие-то газетёнки и программа Малышевой по телику и которые в силу своего уровня образования верили мне, в этом случае я понятия не имела, что же мне делать. Боюсь даже представить, что было бы, если этому чёртову гению дать доступ во Всемирную сеть. Да он бы снёс её к чертям собачьим, к тому же ограбив несколько электронных банков! Тома было точно не провести подобными уловками, и я уже на своём горьком опыте убедилась в тщетности подобных попыток. Правда, сейчас, при свете «дня» (потому как за окном в действительности была глубокая ночь) я постепенно успокоилась и смогла мыслить логически. И прийти к некоторым выводам.

Самый простой из них был: «Послать к чёрту этого террориста и рассказать преподавателям, что он мне реально угрожал». А поскольку профессор Дамблдор и так во всё это верил, то надо было убедить кого-то ещё, а именно профессора Трэвис. Ведь именно ей угрожал этот псих. Как там говорилось в инструктаже по безопасности? Ни в коем случае нельзя идти на поводу у террористов, если они требуют выкуп? Надо идти прямо в полицию? Вот и я собралась сделать ровно то же самое.

Поэтому едва закончились занятия, я со всех ног бросилась в кабинет своего декана, чтобы всё ей выложить.

— Профессор Трэвис, можно?! — воскликнула я, буквально ворвавшись к ней в кабинет, и она крайне удивлённо посмотрела на меня.

— Кейт, дорогая, случилось что-то ещё?

Мельком взглянув на своё отражение в зеркале, я поняла причину подобного вопроса: вид мой был крайне возбуждённым, а немного растрёпанная шевелюра, чёрные синяки под глазами и нездоровый румянец только добавляли красок к картине.

— Эм... нет... то есть да! — я села на стул рядом с её массивным столом, заваленным всяческими документами, и жалобно посмотрела на неё. — Профессор Трэвис, я знаю, что мы вчера говорили на эту тему, и Майкл даже сознался, но... его точно заставили это сделать! За этим всем стоит Том Реддл!

Профессор Трэвис сочувственно посмотрела на меня, как психиатр на умалишённую, а потом ласково протянула:

— Кейт... милая, поверь мне, мистер Реддл точно здесь ни при чём...

— Но!.. — попыталась было возразить я, но она сразу перебила меня:

— Кейт, я понимаю, что ты вчера пережила сильное потрясение. Я понимаю, каково это ребёнку в твоём возрасте столкнуться с такой чудовищной магией, это поистине ужасно, но... мистер Реддл тут ни при чём. Он вчера отбывал наказание за час до того, как тебе отправили посылку, — я уже собралась открыть рот, но профессор Трэвис всё тем же ласковым, но твёрдым тоном добавила: — Под постоянным присмотром профессора Слизнорта. Насколько мне известно, он ушёл из подземелья через полчаса, как вам прислали тот самый кулон. И никаких посылок мистер Реддл не отправлял.

— Да он же мог попросить своих прихвостней! — не удержалась я, на что получила только сочувственный вздох. — Профессор Трэвис, у него в школе куча марионеток! И Майкл — один из них! Это точно он подстроил, поверьте мне!

— Кейт, я не могу поверить тебе, — мягко возразила она, отложив в сторону пергамент, который до этого держала в руке. — Майкл Доннаган признался, что отправил тебе этот кулон. Его рукой сделана та самая надпись на посылке, он и чек показал из магазина... правда, о том, что этот кулон обладает какими-либо магическими свойствами, там не указано... наверное, кто-то неудачно пошутил или ещё что-то...

— Профессор Трэвис, да ведь это всё легко подстроить! Особенно для него! — я эмоционально вскинула руками, но профессор только покачала головой из стороны в сторону. Вздохнув, я поджала губы и решила перейти к самому неприятному, что у меня было. — Профессор Трэвис, вчера я спустилась в подземелье, чтобы поговорить с Томом Реддлом, и он... он угрожал мне! У него действительно своя преступная сеть в школе, и он хочет, чтобы и я «помогала» ему! Он угрожал убить меня! И вас!

Совсем на одну секунду на её красивом лице промелькнул страх, но потом все мышцы расслабились, а в зелёных глазах появилось какое-то подобие недовольства.

— Кейт, я больше не желаю это слушать, — строго заявила профессор Трэвис, и только я собралась опять выкрикнуть что-то, как она ещё строже добавила: — Кейт, это всё не шутки, пойми меня. Я не знаю, зачем ты спускалась в подземелье к мистеру Реддлу, но очень прошу тебя больше так не делать! В противном случае мне придётся наказать тебя.

После подобных слов у меня от обиды были готовы проступить слёзы, а ещё одной причиной для них было то, что никаких доказательств у меня опять не было. Профессор Трэвис, заметив мои слёзы, сразу как-то смягчилась и жалостливо проговорила:

— Кейт, дорогая, послушай меня внимательно. Мистер Реддл — один из самых талантливых учеников в нашей школе. У него блестящая успеваемость, и поведение всегда было примерным, до того случая с абсентом... но я всё равно не верю, что это был он, это всё точно какое-то недоразумение. Я шесть лет преподаю в этой школе, и все пять лет своей учёбы мистер Реддл показывал себя как истинный учтивый джентльмен, никто, повторюсь, никто до тебя на него за эти годы не жаловался. И я не верю, что он мог угрожать тебе или мне. Прости, но я просто в это не верю. Том вчера вечером рассказал мне, что вы с ним из одного приюта, у вас близкие отношения, и он приглядывал за тобой с самого детства...

От этих слов я так и открыла рот, поскольку эта мразь уже успела обработать моего самого любимого педагога и последнюю надежду, а она продолжила говорить:

— Кейт, то, что вы поругались из-за того, что ты поступила не на Слизерин, — не повод наговаривать на своего друга, а уж тем более обвинять в таких страшных вещах. Мне раньше казалось, что тебе нравится учиться на моём факультете...

— Мне действительно очень нравится, профессор Трэвис! — проскулила я, снова впав в отчаяние. — Да, поначалу я расстроилась, но потом... вы замечательный учитель, и я...

Профессор Трэвис мягко улыбнулась в ответ и протянула мне воздушный шёлковый платок, который она выудила из кармана мантии цвета молодой зелени.

— Мне очень приятно слышать такое, Кейт. И я надеюсь, что вы с Томом помиритесь, и ты перестанешь на него так наговаривать. Ссоры — это нормально у близких людей, но в крайности впадать точно не нужно. Тебе стоит попросить у него прощения, когда ты немного остынешь, а пока... я не хочу, чтобы ты к нему приставала лишний раз. Мы поняли друг друга?

Сообразив, что наша «беседа» подошла к концу, а у меня так ничего и не вышло, я вытерла глаза платочком и пробормотала:

— Да, профессор Трэвис. Я больше так не буду.

— Вот и отлично! А теперь беги в гостиную, скоро ужин, нехорошо на него опаздывать. И кстати, Кейт, поздравляю тебя, у тебя стало отлично получаться колдовать. Я очень горжусь тобой и рада, что дело было всего лишь в палочке.

— Спасибо, профессор Трэвис, мне очень приятно, — натянуто улыбнувшись, поблагодарила я и на деревянных ногах вышла из крайне уютного кабинета во враждебную реальность.

«Вот гад, и когда он всё успевает?! — ругалась я про себя, шагая по полупустым коридорам с одного конца школы в другой, где находилась гостиная Пуффендуя. — Да у него буквально всё схвачено! И если уж сама Трэвис мне не поверила... про остальных даже говорить нечего... чудаковатая первокурсница-пуффендуйка против старосты Слизерина с безупречной репутацией... Никто меня даже слушать не станет!»

— А я тебя предупреждал, Китти, чтобы ты не совалась к преподавателям, — раздался откуда-то со стороны противный знакомый голос, и я так и округлила глаза от удивления и ужаса.

— Что ты?! — выдохнула я, но Том схватил меня за запястье и с угрозой прошептал:

— Я вижу, ты плохо усвоила предыдущий урок, так что мне придётся повторить его, Китти. Будь внимательна, — и быстрым шагом направился в противоположную сторону.

Я же так и замерла на месте посреди коридора, а цензурных слов в голове осталось крайне мало.

«Чёрт подери, твою мать! Как там говорится... пешеход всегда прав, но не всегда жив? Да у меня даже прав нет, и в прямом смысле этого слова, и в переносном!»

Целую неделю после этой угрозы в пустом коридоре я проходила словно в воду опущенная. Я постоянно оглядывалась, шарахалась от каждого непонятного шороха, незнакомых писем вообще избегала, в общем, чудила по полной. Правда, и тут нашлось вполне рациональное объяснение моему поведению: после этого «покушения» на мою соседку все с пониманием смотрели на меня, сочувствовали и искренне убеждали, что Ханна поправится и вернётся на учёбу. А наш великий комбинатор ходил с загадочным видом, а когда я иногда смотрела на него во время приёмов пищи, то он гаденько улыбался, и ничего хорошего эта улыбка мне не сулила.

В один из дней, когда моя нервная система была порядком истощена постоянным напряжением, я как всегда спускалась на обед в Большой зал. Но на главной лестнице была ужасная толкучка, а в самом холле происходило какое-то форменное безобразие. Протиснувшись в первые ряды, я с ужасом наблюдала, как старичок Перкинс и Хагрид, великан-второкурсник с Гриффиндора, пытались усмирить четырёх огненных саламандр насыщенного оранжевого цвета, но у них как-то не очень получалось.

— Кто пустил этих тварей в за́мок?! — сердито воскликнула профессор Трэвис, тоже протиснувшись сквозь плотную толпу студентов. — Это опасные животные! Где профессор Кеттлберн?!

— Я здесь, милая Кассандра! — воскликнул мужчина, примерно ровесник профессора Трэвис, с лохматой шевелюрой рыжеватого цвета на голове, безумным огоньком в глазах и подпалённой мантии — наш преподаватель по Уходу за магическими существами. — Не бойтесь, всё под контролем! Я всего лишь хотел продемонстрировать этих удивительных существ своим студентам! На улице такой ливень, что я боюсь, они совсем зачахнут!

— Для таких целей есть крытые загоны, профессор Кеттлберн! — ещё более рассерженно проговорила профессор Трэвис, выйдя на «арену». — Немедленно уберите этих опасных существ из за́мка, студенты могут пострадать и!..

Но договорить она не успела. Одна из саламандр вдруг бросилась вперёд, прямо на профессора Трэвис, выпустив при этом огромный ворох искр. И я, и профессор Трэвис на эти секунды буквально окаменели, замерли в экстатическом ступоре, и так бы её эта тварь и разорвала, если бы не случилось чудо. А точнее, если бы староста Слизерина не оттолкнул в сторону Трэвис и не взмахнул волшебной палочкой.

Саламандра мигом разлетелась на тысячу мыльных пузырей, остальные три с шипением отступили в сторону дверей, и там их таки смогли скрутить Хагрид, Перкинс и Кеттлберн.

— Прошу прощения, профессор Трэвис, что так грубо обошёлся с вами, но ситуация того требовала... — учтиво проговорил Том, протянув руку, и та приняла помощь и благодарно сказала:

— Что ты, Том... спасибо за помощь! Я... я как-то даже растерялась... спасибо тебе большое, что спас меня, у меня в голове вдруг все мысли застыли...

— Ничего страшного, профессор, с кем не бывает, — жеманно улыбнувшись, заметил мерзавец, изображая из себя в этот момент агнца божьего, не меньше. Меня так и перекосило от этого лицемерия, тщательно продуманной и подготовленной сцены «спасения», а Том, заметив моё лицо, сочувственно обратился ко мне: — Кейт, ты в порядке? Тебя не задели? Я так испугался за тебя...

— Ах ты, лицемерная тварь! — воскликнула я, выхватив свою палочку из кармана. В этот момент во мне были одни только эмоции, причём в основном — гнев, потому что я целую неделю тряслась в ожидании «расплаты» и страха за свою и не только жизнь, а этот гад разыграл такой спектакль и опять выглядел святым в глазах остальных. — Да я!..

— Мисс Лэйн, ко мне в кабинет, живо! — не успела я начать говорить первое пришедшее в голову заклинание, как профессор Трэвис с гневом уставилась на меня. — Сейчас же, мисс Лэйн!

От подобного у меня даже пропал дар речи, а в этот момент в холл пробрался и директор школы.

— Что здесь происходит? — устало поинтересовался профессор Диппет, а затем заметил незадачливую троицу, только-только успевшую скрутить трёх оставшихся саламандр. — Сильванус, что вы опять устроили в стенах школы, позвольте спросить?

— Профессор Диппет, это всё какое-то недоразумение! — начал оправдываться Кеттлберн. — Я всего лишь хотел показать ученикам огненных саламандр!..

— Сильванус, надеюсь, вы не забыли, что ваш предыдущий, пятнадцатый испытательный срок ещё не закончился? — пристально посмотрев на подчинённого, произнёс профессор Диппет. — И впредь не стоит приглашать настолько опасных животных в за́мок, от этого могут пострадать студенты и не только!

Профессор Кеттлберн замер на месте с такой же миной негодования и вселенской несправедливости, какая была написана и у меня, а в это время Перкинс и Хагрид втихаря вывели метровых искрящихся саламандр на свежий воздух от греха подальше. Студенты, ещё немного поглазев, направились в Большой зал на обед, а я, понурив голову, направилась вслед за деканом своего факультета в её кабинет.

— Кейт, и как это понимать?! — накинулась на меня Трэвис, когда я села на стул для посетителей. — Неужели вы до сих пор не помирились? Я же просила тебя!

— Но это он всё подстроил! — с отчаянием выкрикнула я, не веря, что виноватой в итоге оказалась именно я. — Это точно Том, не знаю, как, но это он! Он снова угрожал мне, когда я выходи́ла от вас в прошлый раз, и вот он!..

— Кейт, довольно, я не желаю больше слушать это всё, — строго перебила меня она. — Профессор Кеттлберн давно славится своей ненормальной любовью ко всяким опасным... тварям, да я даже другого слова подобрать не могу! И мистер Реддл тут абсолютно ни при чём. Ты же видела, как благородно он спас меня и за тебя переживал! А ты на него после этого ещё и наговариваешь... Мне очень жаль говорить такое, но... ты не оставляешь мне выбора. Минус двадцать баллов с Пуффендуя, и вы наказаны, мисс Лэйн.

— Что?.. — всё, что я смогла выдохнуть, а Трэвис всё в прежнем строгом тоне добавила:

— Всю следующую неделю после занятий ты будешь чистить награды в зале Славы. А ещё ты сегодня же — ты меня слышишь? — сегодня же подойдёшь после обеда к мистеру Реддлу и публично перед ним извинишься за свои слова. Тебе всё ясно?

— Да, профессор Трэвис, — обречённо выдавила я.

— Ты можешь идти, Кейт. Я очень, очень разочарована в тебе...

Тяжело вздохнув, я поднялась на ноги и поплелась в Большой зал. Аппетита не было абсолютно, но есть было надо, особенно учитывая то, что мне грозила перспектива вернуться в тот кошмарный приют летом. Так что я немного поковырялась в тарелке, а когда обед закончился, то одной из первых встала из-за стола и направилась к столу Слизерина.

— Том, прости меня, я была не права, когда выкрикнула... это, — пробормотала я, опустив взгляд в пол, но так, чтобы меня было слышно.

— Что ты, Кейт, ничего страшного, — крайне дружелюбно улыбнувшись, сказал Том и, встав на ноги, подошёл ко мне и приобнял. — Я рад, что с тобой ничего не случилось! — а потом едва слышно добавил: — Ну что, Китти, поняла, с кем имеешь дело?

— Мразь, — выдохнула я, тоже слегка приобняв его, но сразу же отстранилась и натянуто улыбнулась. — Прости меня!

— Всё в порядке, я не обижен, — с прежней дружелюбностью ответил он и посмотрел куда-то за мою спину.

Я тоже быстро повернулась и заметила, как профессор Трэвис с улыбкой наблюдала за нами и даже слегка похлопала в ладоши, радуясь нашему примирению. Моя улыбка стала ещё более натянутой, и я очень тихо процедила:

— Сволочь, ненавижу тебя!

— Я попозже сниму за это баллы, Китти, — с усмешкой прошептал Том, приобняв меня за плечи. — Хотя ты и так наказана за свою грубость... ничему-то тебя жизнь не учит!

— Откуда ты знаешь? — удивлённо выдохнула я, на что получила:

— Я всё знаю, Китти. Потом поговорим ещё, когда ты немного подумаешь над своим поведением, — и он в крайне приподнятом настроении зашагал в сторону выхода, оставив растерянную меня стоять посреди зала и смотреть ему вслед.

Что ж, времени долго переваривать сложившуюся ситуацию мне никто не дал. Как только мой надзиратель, премерзкий завхоз, ушёл по своим делам, оставив меня с тряпкой и без палочки чистить наградное серебро, откуда ни возьмись появился наш главный паук.

— Ну как, Китти, будешь помогать мне, или тебе всё ещё мало? В другой раз я могу... и не успеть.

Скривившись, я повернулась к нему лицом и процедила:

— Если продолжишь запугивать меня, я пойду к Дамблдору! Он точно видит тебя насквозь!..

— Надо же, вот это да, — рассмеялся Том, скрестив руки на груди. — Чудачка Лэйн пойдёт к не менее чудаковатому старику, и вместе вы... что? Думаешь, у вас появятся какие-то доказательства моих... бесчинств? Или чего ты хочешь добиться?

— Я хочу, чтобы ты от меня отстал, — прорычала в ответ я, отложив одну из наград, которую старательно чистила старой щёткой, в сторону. — Я не хочу иметь с тобой дела!

Но он лишь снова тихо рассмеялся и заметил:

— Поздно, Китти, уже поздно. У тебя был шанс избавиться от меня, но ты сама устроила всю эту игру с абсентом и наказаниями... вот видишь, не одна ты так можешь. Я сказал, что проучу тебя, и я это сделал. Я сказал, что ты будешь помогать мне, и ты будешь. Повторяю, мне нужны такие помощники... правда, не настолько эмоциональные, но ты же женщина... тебе простительно.

Том в этот момент так поморщился, словно для него женщины были равносильны домашнему питомцу, собачке, например, а он был истинным кошатником. Я с гневом уставилась прямо ему в глаза, и его взгляд буквально на полминуты расфокусировался. А затем, придя в себя, Том усмехнулся и пробормотал:

— Боже, ну и помойка у тебя в голове... и как ты вообще живёшь?! Женщины, больше даже ничего и не скажешь!

— Ты?! — начала я, но осеклась на полуслове, и он с довольной улыбкой продолжил мою фразу:

— Я легилимент, всё верно. Я уже говорил тебе об этом. И я даже знаю, что после нашего разговора ты порылась в библиотеке и нашла значение этого слова. Умница, такие старательные люди мне тем более нужны.

— Не смей копаться в моих воспоминаниях! — с угрозой прорычала я, но его взгляд опять расфокусировался, а у меня перед глазами предстала ужасная картинка из прошлого.

Отец в невменяемом состоянии после длительного пьянства бьёт маму, а пятилетняя я спряталась под столом на кухне, дрожа от страха и боли, потому что десятью минутами ранее получила по рёбрам. Мама после этого две недели лежала в больнице, а отец, просохнув, ничего не помнил.

— Господи, и как ты его терпела? — поморщившись, спросил Том, когда воспоминание исчезло из фокуса внимания.

— Как тебя сейчас терплю, так и его терпела, — зло ответила я, чувствуя, как этот невероятно хитрый паук прощупывал меня на слабые стороны.

— Он умер?

— Да, — с ненавистью выдохнула я.

— И как же это случилось? — подняв брови, поинтересовался он и, заметив моё выражение лица, сразу добавил: — Я всё равно узна́ю, так что давай по-хорошему.

— Когда мне было девять, его в драке задел ножом собутыльник, прямо в сердце попал, — нехотя проговорила я, понимая, что сопротивляться было бесполезно.

— И вы с мамой... расстроились? — удивлённо спросил Том. — Нет, только честно, мне очень интересно.

— Нам стало проще жить, — выдохнула я, вспомнив, как на похоронах ни у меня, ни у мамы не было слёз. Но мне было до сих пор непонятно, почему она терпела своего мужа все эти годы. Этого я никак не могла понять, как бы ни старалась.

— Ясно, — задумчиво сказал он, а потом снова залез в мои воспоминания. — А что там с этим Мишей?

— Ничего, — буркнула я и хотела было отвернуться, но Том тут же подскочил ко мне и больно схватил за подбородок, так, чтобы я смотрела прямо ему в глаза.

— Ты ещё не поняла? Это элементарная вежливость, но если ты хочешь по-плохому — будет по-плохому. Так что у вас там было? Ты вроде говорила что-то про предложение?

Том отпустил моё лицо и отошёл от меня, и я, скривившись, процедила:

— Он не любил меня, и я это знаю. В моём времени, в двадцать первом веке, модно быть стройной. А я была полненькой, и мужчины особо на меня внимания не обращали. А Миша обратил. Правда, он потом изменял мне пять лет, но я... он знал, как я боялась одиночества, а я не рискнула прогнать его, потому что других вариантов не было. Ждать принца на белом коне в стране, где женщин на двадцать миллионов больше, чем мужчин, и половина пьёт, как отец... пусть уж лучше так. Ещё вопросы?

— Самооценка у тебя так себе, — вместо вывода проговорил он, и я с горечью сказала:

— Я знаю. Что тебе ещё от меня нужно?

— Что мне нужно? — задумчиво повторил Том, сделав несколько шагов туда-сюда передо мной. — А что нужно тебе, Кейт? Пойми, мне доставляет мало удовольствия угрожать тебе, было бы замечательно, если бы мы смогли договориться. Ты теперь волшебница, у тебя хорошая палочка, благодаря твоим незаурядным мозгам, колдовать теперь получается... Разве ты не хочешь добиться могущества? Бессмертия? Славы?

— Мне это всё не нужно, — безразлично буркнула я, чувствуя явный подвох в его словах.

— А что нужно? Деньги? — не унимался он, вышагивая передо мной. — Это можно устроить, Кейт, не сразу, но со временем... вместе со мной ты сможешь добиться многого, я тебя в обиду не дам...

— Ага, как же! — рассмеялась я. — Спасибо, я знаю, как ты меня не бросил в начале учебного года!

— Прости, но тогда ты мне была не нужна, — пропустив мои насмешки мимо ушей, сказал Том. — А сейчас... да, ты бы была хорошей помощницей, я бы даже доверил тебе несколько поручений. Но ты почему-то не хочешь. Неужели ты так хочешь вернуться к этому... Мише? Ублюдку, который пользовался тобой, как тряпкой? У тебя теперь новое тело, силы, о которых ты и мечтать не могла, новая жизнь... да, будет непросто, но как я понял, у тебя и до этого всё было не очень. Так зачем надрываться и искать способ вернуться, если ты можешь остаться и построить новую жизнь?

Как бы мне ни хотелось этого признавать, но правда в словах этого гада тоже была. Моя прошлая жизнь была ничем не лучше нынешней, разве что удобств было больше. А теперь... магия, стройная талия, о которой я так мечтала... грудь? Да мне всего одиннадцать, может, она ещё вырастет, если я буду нормально питаться. Хотя британки по природе своей плоские, но... это можно пережить. Но вот вестись на сладкие речи этого змея-искусителя мне точно не хотелось.

— Мне не нужны ни слава, ни деньги, ни что-то ещё, — гордо заявила я, и Том замер на месте и удивлённо на меня посмотрел.

— А что тебе нужно? Любовь? — не унимался он. — Я тебе точно этого дать не смогу, сама видишь, женщины у меня особого восторга не вызывают... — но, увидев моё оживление, сразу добавил: — Как и мужчины. Мой разум должен быть собран, а эмоции и привязанности сильно этому мешают. Но я не сомневаюсь, что ты сможешь научиться варить любовные зелья, если тебе так уж приспичит. Я даже могу подкинуть несколько хороших рецептов, не сомневаюсь, у тебя всё получится!

— Искусственная любовь, — хмыкнула я. — Нет, спасибо, мне это тоже не надо.

— А что тебе тогда нужно? — в который раз повторил Том, снова начав вышагивать передо мной. — Пойми, Кейт, я действительно хочу по-хорошему договориться с тобой... кем ты там была до этого... врач-невролог? Врач... целитель...

Он задумчиво перебирал слова, а я так и гадала, что же этому гению пришло в голову.

— Ты хочешь помогать другим, верно? — остановившись, вдруг спросил Том. — Хочешь лечить болезни, найти лекарство от... всего, да, панацею? Так я и в этом могу помочь.

— И как же, интересно? — усмехнулась я тому, как быстро он нашёл нужную ниточку и дёрнул за неё.

— Знаешь, Кейт, только узколобые старики, вроде Дамблдора, называют Тёмные искусства наичистейшим злом и боятся их, — начал свои рассуждения Том, а я с крайним интересом принялась его слушать. — Но зерно истины в их страхах есть, здесь глупо спорить. Тёмная магия — очень сильная вещь, но называют её так потому, что боятся всего её потенциала. Её запрещают потому, что не знают всей её мощи, а она может... многое. Бессмертие... вечное здоровье... я думаю, что ты сможешь найти в этой области гораздо больше всего занимательного, нежели в жалких книжках по Травологии. Ты сможешь изменить мир, а я...

— А ты поможешь мне, да? — тихо рассмеявшись, поинтересовалась я. — Нет, вот скажи честно, сколько человек сдавалось именно на этом этапе?

Том оценивающе взглянул на меня и нехотя произнёс:

— Десять.

— А сколько всего их было? — не унималась я, так как промывка мозгов была очень грамотно построена. Даже я была готова согласиться, если бы до этого не прочувствовала на своей шкуре, на что способен человек передо мной.

— Одиннадцать, — с ещё большей неохотой сказал он.

— И кто же тот удивительный человек, который не повёлся на твои россказни?

— Ты, — просто ответил Том, а мои брови от удивления поползли вверх. — Все остальные соглашались именно после этих слов. Всем остальным было обязательно что-то нужно: деньги, власть, могущество, отомстить обидчикам. И мне было что предложить. А тебе я пока ничего не могу предложить, кроме как вернуться в своё время... но это не точно. Я не сталкивался до этого с подобным, хотя знаю немало.

Я ещё шире усмехнулась таким словам, радуясь, что не растрясла последние мозги, а потом задумчиво спросила:

— А что же нужно тебе, Том? Откуда вдруг такой альтруизм? Как-то сла́бо верится, что ты готов бескорыстно помогать другим добиться желаемого, не поимев с этого выгоды...

— Для женщины ты очень неплохо соображаешь, Китти, — ядовито усмехнувшись, сказал он, а я так и поджала губы от его шовинистического отношения к своему полу. — Даже слишком. Ты права, я не просто так помогаю людям. Чего я хочу в итоге? Я хочу построить новый мир, свой. Где всё будет по моим правилам. Всё будет в тщательном порядке, по справедливости и заслугам. Идеальный мир, подчиняющийся идеальным законам, которым буду управлять я. И у меня это получится. А ты можешь помочь мне и избавить этот мир от болезней. Мы вместе сделаем его лучше.

— Да... заманчиво... — протянула я, осознав, как же всё было плачевно в итоге. Бред величия, да ещё и такой стойкий! Ему бы аминазинчика внутримышечно, жаль только, что на дворе сорок второй, а нейролептики открыли в пятьдесят втором.

— Я не сумасшедший, Китти, — с угрозой произнёс Том, а я даже не заметила, как он опять проник в моё сознание. — Это реальность, у меня есть цель, и я к ней иду. А ты можешь идти вместе со мной.

— Могу, — согласилась я, взяв в руки отложенный инвентарь для уборки, и вернулась к своему наказанию. — Но слишком уж это хлопотно. Лучше я стану целителем и буду помогать реальным людям. Пусть не всем, но хотя бы кому-то... и прости, но мне нужно прибираться, уже поздно.

Том вдруг резко сократил дистанцию между нами и процедил:

— Ты думаешь, я не смогу найти твоё слабое место? О, смогу, будь уверена, и я сломаю тебя. Ты будешь моей верной марионеткой, будешь служить мне, подчиняться каждому моему приказу, каким бы он ни был. Я всегда держу своё слово, Китти.

— Ага, удачи, — хмыкнула я в ответ, и он, посмотрев на меня напоследок, скрылся в темноте безлюдных коридоров.

Я же тяжело вздохнула и продолжила отбывать наказание, а на душе было... противно. Словно я действительно как какое-то жалкое насекомое попалась в липкую паутину, и паук постепенно, маленькими шагами полз ко мне. И ведь доберётся, рано или поздно, такие психи, как он, всегда добиваются своей цели. Только вот вопрос, смогу ли я раньше выпутаться из этой паутины... или нет?

[1] - центральная районная больница[2] - дисциркуляторная энцефалопатия (как выразились на кафедре неврологии, помойка диагнозов, этот диагноз есть только у нас)