Эпилог
В Чикаго сеял мелкий дождь, когда Донни Мальяно проснулся один.
Он открыл глаза, посмотрел в окно: за ним было тускло; свет, кажущийся серым, бесцветным, совершенно никаким, не раздражал взгляд. Донни не почувствовал ничего, кроме оглушительной пустоты.
Растерянно проведя рукой по опустевшей же постели, он сел, подложив подушку под спину, и задумался, долетела ли Шарлиз, всё ли с ней в порядке. Вчера он заснул поздно; когда закрыл за ней дверь, подался на кухню. Там выпил стакан виски, почти не помня, как наколол туда льда, и долго лежал в кровати, думая - а ну она передумает, ну вернётся.
Нет, не вернулась.
Дом тоже опустел. Стал как раньше, только хуже. Донни поднялся, нехотя принял душ, нехотя оделся, завтракать не стал: просто выпил чёрный крепкий кофе - и всё. Внешне он держался по обыкновению спокойно.
Внутри сеяло не хуже чем за окном.
Там, в груди, застряла такая острая игла, что было трудно даже дышать.
Он знал, что ему предстояло хорошенько всё обдумать: обдумывать было неприятно, ведь он мог прийти к мысли, что с Шарлиз ничего не сложится. Не всё, оказывается, зависело только от него. Не всему в жизни он был хозяин. Не всё было как он планировал.
Он давно не получал отказа, а теперь получил, и это ударило очень больно.
До обеда дон был занят работой. Витале отзвонился ему около десяти часов: сообщил, что доставил девушку в пансион, и прибавил - вылетаю дневным рейсом. К пяти часам он был уже в Чикаго и приехал в дом на Голд-Кост. Взбежал по ступенькам, занёс руку над дверью, чтобы постучать, но вспомнил, что ему никто не откроет теперь, если Алессии нет в особняке, - и со странным пониманием этого вошёл, просто повернув ручку.
Дом был по обыкновению незаперт.
Дон работал в кабинете, тоже как обычно, деловой и собранный, в рубашке и жилете, в очках на переносице. Он сидел перед бумагами, в пепельнице курился дым от неприконченной сигареты. Дверь была настежь открыта, и Витале, услышав «заходи давай», так и поступил. Дон поднял на него глаза.
В его лице не были отражены никакие эмоции. Выглядел он привычно. Только сухо спросил - как она добралась, всё хорошо? Ты распорядился насчёт неё этой директрисе?
Витале кивнул и кратко поведал: Шарлиз Кане в полном порядке, крокодилица-директриса в курсе всего, с ней проблем не будет. Донни холодно усмехнулся. Конечно, не будет. С ней - точно нет, а вот с самим собой...
Но больше он не сказал ничего. Только велел Витале подсесть к столу и сообщил:
- У нас сегодня много дел. Рассказывай фронт работ на следующую неделю. Что-то я расслабился в последнее время, а надо ещё обсудить, что делать со свалкой.
И Витале, внимательно проследив за поблёкшим, скупым на эмоции лицом дона, даже пожалел, что Шарлиз уехала. С ней он как-то ожил... Не смея ничего сказать, поскольку это было совсем не его дело, он кивнул и достал из портфеля свой блокнот.
2
Вчера она забрала свою сумку, полностью собранную, из шкафа. Всё зачем-то проверила: может быть, чтобы убить время - и, переодевшись в старую одежду, в которой и приехала, присела на краешек кровати. Времени было ещё достаточно до приезда Витале, однако спускаться вниз она не хотела. Не могла просто. Она рискнула, риск не оправдался: что ж, теперь никто не знает, чем всё обернётся дальше. Она мяла пальцы, глядя только на них, никуда больше, хотя был соблазн запечатлеть эту комнату в памяти. Здесь ей так нравилось.
Боже, будто не месяц прошёл, а целая жизнь.
Она знала: могла бы сбежать по лестнице и попросить у Донни остаться - тогда всё было бы как прежде, привычным, но не забытым. Как они жили бы с тех пор? Как доверяли бы друг другу? Шарлиз посмотрела на прикроватные часики: интересно, сколько времени нужно Витале, чтобы приехать за ней в особняк?
Оказалось - час двадцать. Она встрепенулась, услышав за окном шум двигателя. К особняку подъехала машина. Рассекая ночь светом фар, остановилась на дорожке; как нарочно, дождь не прекращал и превратился в настоящий ливень. Шарлиз отошла от окна, подхватила сумку и, закинув её на плечо, с сомнением опустила на ковёр. Она же совсем раздета, а на улице холодно. Как бы там ни было, ей придётся взять пальто, которое он ей купил. Торопливо выбрав в шкафу самое немаркое, тёплое тёмно-коричневое кашемировое пальто, она оставила волосы заправленными под воротник, взяла сумку с вещами в руки и, открыв дверь спальни, покинула её со странным чувством, что покидает этот дом навсегда.
Она спустилась по лестнице, и пока шла по ступенькам, руки скользили по полированным гладким перилам, крепким и надёжным, как всё здесь.
Дом - полное олицетворение хозяина. Шарлиз прикрыла глаза, встав на предпоследней ступеньке, и сошла. Она двигалась очень тихо, но Донни быстро встал в дверях гостиной. Он был очень бледен.
Прислонившись плечом к стене, он поджал губы. Шарлиз, обувшись, поправила пальто от нечего делать коротким нервным жестом, и, потупив взгляд, сказала, почти не глядя на мужчину, которого так сильно полюбила:
- Спасибо за всё, что бы там ни было. Я... просто спасибо. Это всё равно что... снова очутиться дома.
Больше сказать было нечего. Отвернувшись, она пошла к двери - довольно быстро, но сохраняя спокойный темп, чтобы ему не казалось, будто она сбегает. Он прошёл следом, и когда Шарлиз коснулась дверной ручки, надавил на полотно и захлопнул дверь.
Нависнув над девушкой, он остановил её на выходе, оперевшись ладонью о дверь. Другую руку опустил Шарлиз на плечо.
- Уезжать не обязательно, - сказал он тихо. Она слышала его дыхание у себя на шее, и соблазн послушаться этих слов был слишком велик. - Просто дай мне это время здесь.
- Ты же знаешь, - возразила она, - что нет ничего более приятного, чем видеть друг друга. Так мы никогда ни к чему не придём.
- Шарлиз, - недобро протянул он, сильнее сжав её плечо. - Я могу дать тебе слово.
Она развернулась к нему лицом, пристально и открыто посмотрела в глаза.
- Чего ты боишься? - спросила она. - Что я уеду навсегда? Это же ерунда. Если ты захочешь меня видеть, я вернусь.
- Я всегда хочу, - он нахмурился. - Может, я сделал глупость, когда отзвонился Витале. Пойми, я не желаю тебя неволить. Хочешь уехать, уезжай. Но это не по моей воле.
- Тогда и волноваться не о чем, - улыбнулась она. Улыбка вышла блёклой. У Донни зашлось сердце. - Раз так, увидимся через две недели.
- Одну.
- Да перестань уже наконец.
Он ничего не сказал: с досадой склонился, сгрёб в объятия и поцеловал. Поцелуй вышел жёстче и глубже обычного; кажется, они забыли, что привыкли к большей нежности. Теперь хотелось только стать друг другу ближе, оставить какой-то след, какую-то метку; заглушить боль душевную - физической. Он подхватил её за бёдра, сунув руки под пальто, и крепко сжал пальцы. Шарлиз не сомневалась: будут синяки. Это откликнулось в ней странным, непонятным прежде удовольствием. Она подставила его губам шею и прильнула теснее, когда ощутила на коже поцелуй и укус; запустив пальцы в его короткие волосы на затылке, прижала лицо к себе так, что он едва сумел вздохнуть.
Насилу расставшись, они встретились долгими взглядами.
- Не уезжай, - попросил он, схватив её за руку и прижав маленькую влажную ладонь к своей груди. - Не уезжай. Мы всё обдумаем здесь.
С грустной улыбкой Шарлиз молча встала на носочки, поцеловала его в челюсть. Затем положила что-то в карман жилета из своего кармана - и нырнула под руку, открыв дверь. Снаружи её уже ждал Витале с распахнутым зонтом.
Шарлиз не помнила, как доехала до аэропорта: телу будто дали наркоз. Даже кончики пальцев - и те онемели. Она серьезно удивилась самой себе, когда послушно вышла из машины по первому зову Витале, и даже прошла паспортный контроль, и села в самолёт. Всё это она делала молча, прямая и строгая, странная девушка с остановившимся взглядом, с потускневшими огоньками возле зрачков. Своё сердце она оставила в Чикаго, а сама улетела в Пенсильванию.
Как ни странно, почти отсутствующий человек-призрак Витале Россо был очень кстати: сопровождая Шарлиз, он занимался своими делами, и его спокойный вид помогал ей сдерживаться. Если бы не он, она бы разрыдалась ещё в самолёте, а так не должна была. Терпела и весь перелёт, и всю дорогу до пансиона, и даже там, когда он встретился с ней и мадам Коэн - у той лицо было таким испуганным, что Шарлиз даже испытала удовольствие, найдя хотя бы один плюс во внезапном возвращении. И только когда ей выделили лишний час перед началом занятий, на которые она уже опоздала, и когда Витале сухо кивнул ей на прощание и ушёл, Шарлиз прошла по старым, давно знакомым, но кажущимся родом из страшно далёкого прошлого учебным коридорам в дортуар, до самой двери прежней комнаты. Там царил лёгкий беспорядок, на её пустой кровати были сложены вещи соседки. Шарлиз нашла в себе силы лишь переложить их к ней на постель, затем опустилась на матрас прямо в пальто
она оставила Донни рубиновый крестик на память о себе. Кто знает, вдруг он поможет ей вернуться
поджала колени к груди и горько, взахлёб расплакалась. Здесь - в штате Пенсильвания, в округе Лакаванна, близ города Карбондейл - кончилась красивая сказка и началась обычная жизнь.
3
Форменная юбка - плиссе, узор - клетка, длина - до колена, допустимая длина - на пол-фаланги выше колена. На обед приготовили запеканку: Шарлиз совсем отвыкла от здешней еды, а может, аппетита не было по другой причине, но она только поковырялась в тарелке. Как ни странно, в столовой она не нашла Сюзан, а от других ребят не смогла допытаться, куда та делась. За длинным соседним столом, пристально вглядываясь в лица учеников, Шарлиз заметила свою соседку, Кирстен, и помахала, но та опустила светлую свою голову ниже и поспешно отвернулась. Шарлиз недоумевала: что это с ней?
До самого вечера она была занята на уроках, от которых тоже отвыкла. Листая учебники, думала о другом, понимая, какой глупостью занимается сейчас - в мыслях вместо ораторского искусства были догадки, что сейчас делают в особняке Мальяно. Суток не прошло, а она уже тосковала по ним всем. Она то обижалась, что Донни так ранил её, решив сделать, как ей казалось, только своей игрушкой, то жалела его. Затем всё повторялось. К концу дня она просто крепилась изо всех сил. Было чувство, что её забрали из родного дома уже во второй раз и запихнули, никому не нужную, в это жуткое бездушное место. Ученики ходили строем, выглядели одинаково, на переменках сбегали от дежурных и учителей перекурить в туалете или на улице. Шарлиз вдруг поняла, что не курила с самого переезда на Голд-Кост, и отказалась, когда Сьюки, одноклассница, сильно удивлённая, как и другие, её возвращением, предложила подымить. Она лишь спросила, где Сюзан. Сьюки, не сразу ответив, тихо произнесла:
- Её забрала семья, кажется, так. Некоторых ребят, оказывается, забирают домой.
- Сюзан? - не поверила Шарлиз. - Да ты что, у неё ведь никого не было, кроме какой-то далёкой тётки. Она и не нужна-то никому из своих.
- Ну, нам так сказала Коэн, - пробормотала Сьюки и странно прибавила. - Вообще, мы думали, что и тебя забрали тоже. Насовсем.
- А я вернулась, - усмехнулась Шарлиз, не обратив внимания на зловещий тон её слов. - Знаешь, как в том рассказе у Кинга. «Иногда они возвращаются».
- Да уж, - Сьюки передёрнуло. - Ладно, Шарлиз... увидимся ещё.
И так её избегали все остальные. Это было что-то странное; Шарлиз, вынырнув из своего отчаяния, своей тоски по Донни, заметила всё только когда пришло время отбоя. Кирстен вернулась в спальню едва не со звонком. Где-то она была всё это время, но явно не желала пересекаться с Шарлиз как можно дольше. Когда Кирстен открыла дверь и прошмыгнула внутрь, Шарлиз ещё не спала: устроившись в углу кровати, она дружелюбно поздоровалась с соседкой, но та лишь в спешке ответила - рассеянно и холодно - и, погасив свет, уже в темноте разделась и сразу легла спать.
Шарлиз недоумевала, что произошло. Грудь теснили недобрые предчувствия. Она поёрзала на простыни, решив спросить у Кирстен ещё раз, где Сюзан - но та отвернулась спиной к Шарлиз и лицом к стене, и делать было нечего, кроме как дождаться утра.
Первую ночь в дортуаре Шарлиз спала дурно. Сон не шёл. Ей не хватало тепла чужого массивного тела рядом. Ей не хватало его рук, его запаха. Чисто выстиранные и пахнущие казённым порошком простыни скрипели при каждом движении. Шарлиз, глядя в потолок, лежала на спине и чувствовала, как по горячим щекам на подушку стекают слёзы. Сил всхлипывать и жалеть себя уже не было, так что она плакала, как могла, надеясь, что слёзы однажды просто закончатся.
Но они не закончились на другой день, и на следующий тоже. Две недели, говорила она Донни. Он смешно настаивал: одна, и его приходилось поправлять. Шарлиз многое отдала бы, чтоб снова поспорить с ним и увидеть на широком мясистом лице тень обиды. Она не могла противиться себе и, припоминая его, улыбалась.
Она боялась даже надеяться, какое решение он примет. Желая и не желая, чтобы эти две недели кончились, Шарлиз ощущала постоянную тревогу, которой не было, только если она занимала себя чем-то. Так, она взялась дежурить в столовой, чтобы там драить посуду и помогать с готовкой после уроков. Так, заимела привычку сидеть в библиотеке и усердно выполнять задания. Так, нарочно попросилась трижды в неделю чистить алтарь от свечного воска в пансионской часовне. Их священник сильно удивился такому рвению: Шарлиз, как он знал по исповедям, была атеисткой в душе и никогда не проявляла интереса к вере, но теперь со всем прилежанием прибиралась в зале для прихожан.
Как ни странно, только там она могла чувствовать себя более или менее спокойно, и только там ей не было так оглушительно страшно и больно. А ещё она ощущала себя почти как дома, поняв, что многие запахи, от дыма до церковного ладана, напоминали ей о Донни Мальяно.
С трудом она прожила всю неделю, начав следующую. В понедельник Шарлиз охватил прежний мандраж; время, когда решится, что будет дальше, подступало. Хуже всего оказалась неизвестность: она-то и пугала, а кроме того, все её будто избегали. Кирстен так и вовсе не появлялась в комнате до самого отбоя, а на переменах и в столовой Шарлиз сидела одна, и хотя никто не гнал её, никто ничего не говорил, но она буквально кожей чувствовала, как все желают поскорее от неё отвязаться. Вот уж взаправду, ощути себя прокажённой! Она была в отчаянии, не в силах сообразить, отчего всё складывается так неловко, однако правда открылась с самой жуткой стороны.
Это вышло случайно; всякие важные события происходят именно волею случая, в чём убедилась Шарлиз. После игры в лякросс она шла по полю в одиночестве, устало разминая шею и держа клюшку в руке. По соседству с этим полем разминались юноши, игравшие в американский футбол, и точно в ноги Шарлиз именно оттуда прилетел тяжёлый кожаный мяч для регби. Раздались весёлые мальчишечьи крики.
- Вот же чёрт! - ругнулась она и нервно подскочила, застигнутая врасплох.
С досадой потирая ушибленную ногу, она подняла мяч, искренно желая швырнуть его в того меткого игрока, который её ударил, но навстречу виновато трусил Лейтон, Лейтон Пристлер, и гнев Шарлиз как-то поутих.
«А вот и моя несостоявшаяся пансионская любовь», - усмехнулась она про себя. Теперь даже думать об этом было действительно смешно, словно события месяц назад совершенно поменяли её жизнь: впрочем, так и вышло. Шарлиз, опустив клюшку на траву, молча отправила мяч ему в грудь - и Лейтон, отдуваясь, словно бы с трудом его поймал.
- Ничего такой у тебя бросок, - присвистнул он, зачесав назад каштановые волосы, влажные от пота. Он был в полной футбольной аммуниции за исключением шлема. - Давненько тебя не видел, Кане.
За спиной ему что-то закричали другие игроки, и он, прищурившись, поглядел на них и мощным броском послал мяч на поле, а сам остался возле Шарлиз.
Раньше она смутилась бы, зарделась, может, попробовала пофлиртовать с ним. Теперь это казалось ей нелепым. Вздохнув, она снова взяла клюшку, водрузила её себе на плечо и буднично пояснила:
- Вроде как, я была на испытательном сроке.
- Вот оно что, - лукаво улыбнулся он и, стряхнув пот со лба, побрёл шаг в шаг с девушкой к пансионскому крылу, где располагались женские раздевалки. - А я-то ожидал, что тебя похитили и давно расчленили или скормили старому Хершу. Ну или ты отбываешь срок где-нибудь в секс-рабстве у того жуткого мужика.
- Что за глупости, - фыркнула Шарлиз.
- Ничего не глупости, - совсем не смутился Лейтон. - После того, как ты уехала, забрали четыре человека. Думаешь, шучу? Коэн врёт как дышит: мол, это за ними вернулись из семей, но только где были эти семьи столько лет?
- Может, не хотели прикладывать усилий к обучению и воспитанию, - возразила Шарлиз, не понимая, отчего начинает защищать пансион и даже грымзу Коэн, - может, одумались. Да мало ли что.
- Вот и я думаю, - подхватил Лейтон. - Мало ли. Но и ты рассуди. До этого с параллели куда-то подевались десятеро. Сейчас четверо. А в том году с выпускниками было то же самое: я помню, что меня это чертовски напугало. И годом раньше... один в один.
- Да брось. Сьюки сказала, их правда забрали по домам.
- Сьюки скажет тебе что хочешь, она дура и сплетница, - заявил Лейтон, свысока глядя на Шарлиз, - а я думал, тебе действительно хочется понять, куда подевалась твоя подружка. Вы с ней были не разлей вода.
- Ты про Сюзан?
- Про неё, конечно, или у тебя есть другая подружка?
Шарлиз задумчиво нахмурилась, крепче стиснув клюшку.
- Хочешь сказать, Сюзан и остальных просто куда-то увезли?
- Мы думали, и тебя увезли тоже, - заметил Лейтон, - только ты приехала назад. Как там было, а?
- Лучше, чем здесь, - тихо ответила Шарлиз скорее себе, нежели ему, и про себя прибавила: и где-либо ещё.
Но он не слушал её, а потрусил по полю обратно к игрокам - только бросив напоследок:
- Коэн в курсе всего. Я не знаю, что здесь творится, но это дерьмо точно не похоже на каких-нибудь дальних родственников. Разве что тех, кому потребуется трансплантация твоих органов или вроде того.
Шарлиз помнила, как злилась на Лейтона, пока принимала душ и переодевалась в форму, а потом не могла выбросить дурацкий разговор до ночи. Заснуть тоже было трудно: вот для чего Лейтон так её взбудоражил этими дикими слухами? Ковыряя заусенец на пальце, она привычно изучала потолок и думала над словами Пристлера. Может, он просто хотел её так впечатлить и перестарался, а может, повторял то, что себе придумали другие. В конце концов, Шарлиз села на кровати и шёпотом позвала Кирстен. Та повозилась, но не ответила. Делает вид, что уснула, хорошо! Шарлиз сунула ноги в туфли, накинула простой вафельный халат с маленькой эмблемой пансиона, пером и свитком в бордовом кружке - тот, который им выдавали для купания - и осторожно выглянула в коридор. Там было пусто: действовал комендантский час, к тому же, ночь стояла поздняя и все спали. Бесшумно добравшись до спальни, где раньше жила Сюзан, Шарлиз подёргала ручку и обнаружила, что комната оказалась запертой. Это её не обрадовало. Задумчиво прислонив руку к подбородку, девушка заглянула в замочную скважину: здесь они были крупными, старого образца, и в прорезь Шарлиз заметила, что кровать у стены - та, что принадлежала соседке Сюзан, пустовала.
Что же это, их обеих нет, получается?
Шарлиз припомнила и поняла, что правда не видела её соседку всё это время. Вернувшись к себе в спальню, она сняла халат и устроилась под одеялом, думая о том, что это неспроста. Зато хотя бы так ей удалось отвлечься - пусть ненадолго - от мысли о Донни. Спустя полчаса она уснула, а на другой день, насилу дождавшись обеда, вместо того чтобы пойти в столовую направилась прямиком к мадам Коэн.
Коридор возле её кабинета был пуст; мимо лишь единожды пробежали девочки классом младше, и только: они шумно гомонили, но, когда оказались недалеко от мадам Коэн, примолкли и припустили на лестницу. Шарлиз, поправив блузу и юбку, остановилась за углом. Коэн она побаивалась, а тут ещё нужно было обратиться к ней с просьбой...
- Запишите, что отчётность лучше сдать до двенадцати часов четверга, - послышался строгий женский голос. Хлопнула дверь. - Я надеюсь, они заполнили верно все нужные журналы. Не хотелось бы тратить их время на переписывание и бумагомарание.
- Да, мадам Коэн, - покорно и тихо ответили ей.
Шарлиз немного выглянула из-за угла и увидела, как директриса и секретарь, молодая девушка из числа недавних бывших учениц, покинули кабинет и удаляются по коридору.
- Буквально десять минут, Карен, и мне нужно ответить на важный звонок, - поторопила её директриса. - В учительской не заперто?
- Нет, мадам Коэн.
Они исчезли за ещё одной дверью. Тогда-то голову Шарлиз посетила дерзкая мысль. Всё, что ей требовалось от Коэн - какая-нибудь информация о том, кто забрал к себе Сюзан. Как знать, может, она сумеет вернуться к Донни и оттуда связаться с дорогой подругой... Коэн злыдня, вряд ли она скажет хоть слово: отмахнётся, что это «конфиденциальная информация», и всё. Шарлиз не стала медлить: ей было просто некогда. Сейчас или никогда!
Бесшумно добежав до двери, она тронула ручку и решила: если не заперто, это знак. Ручка опустилась, на миг Шарлиз замерла... а потом дверь подалась вперёд. Шарлиз вздрогнула, осмотрелась и скользнула внутрь.
В кабинете директрисы царил приятный полумрак. Стены и пол были обшиты одинаковыми панелями из тёмного ореха. В центре вырос массивный дорогой стол на тяжёлых ногах; на углу его стопкой лежало несколько книг и журналов в кожаных обложках, такие же занимали все книжных полки в шкафах позади и сбоку стола, расположенных вдоль стен. Шарлиз невольно вспомнила кабинет Донни. Несмотря на то, что он был меблирован в гораздо более тёмных цветах, из-за мелких деталей и света, падающего из больших окон с плетением, кабинет казался уютным и располагающим, хотя и строгим. Здесь же была бездушная, пусть и дорого обставленная комната. На другом конце стола красовался массивный бронзовый орёл на пьедестале: приз школы за какие-то заслуги. Несколько кубков стояло за стеклянными витринами. В углу близ деревца в высоком горшке был кожаный узкий диван, против стола стояли два кресла: одно для директрисы, высокое, начальское, другое с низкой спинкой, для посетителей. Против него в нишу в стене был вшит шкаф с решётчатыми дверцами.
Шарлиз стремительно подошла к столу, не зная, с чего начать: вряд ли нужные документы будут лежать в открытом доступе. Она открыла несколько ящичков, найдя писчие принадлежности, стопки чистой бумаги, чернильницу и пузырьки с чернилами и три толстых тетради. Шарлиз бегло просмотрела их: ничего особенного, только какие-то подсчёты, бесконечные цифры и сокращения, которых она не понимает. Пролистав пухлые от чернил страницы, она поспешила к серебристо-стальному железному комоду со множеством ячеек для бумаг. Ключей для него не понадобилось. Шарлиз заглянула внутрь и увидела папки с личными делами учеников всех текущих выпусков.
Документы были сортированы по алфавиту, и Шарлиз пришлось поскорее искать среди них Сюзан Кэрроу. Торопливо открывая ячейки, она перебегала взглядом с одних одинаковых серых папок на другие, и наконец, найдя нужную букву, принялась за поиск фамилии.
Когда в коридоре послышались шаги и голоса, Шарлиз встрепенулась. Счёт шёл на секунды: бросив поиски, она закрыла шкафчики и заметалась по кабинету, отчаянно не зная, где укрыться, и наконец прошмыгнула в стенной шкаф, не найдя лучшего места. Там было пыльно и пахло нафталином; в углу висело два пальто, притом одно очень удачно свисало почти до самого пола. Шарлиз забилась за него в угол, отметив, что шкаф оказался по счастью достаточно глубоким, и притаилась, боясь даже дышать. Между деревянных решёток падал тусклый свет из кабинета. Дверь хлопнула: мадам Коэн со своей помощницей прошли к столу, послышался скрип кожаного кресла. Мадам строго выговаривала:
- ... и если это ещё раз повторится, разговор будет уже совершенно другим. Который раз уже их ловят за курением? Нужно разогнать этот притон, расчистить площадку за лестницей, пусть там постоянно дежурят, в конце концов. Миссис Салмон жаловалась на форму, прожжёную сигаретами. Это возмутительно. Мы тратим деньги попусту, потакая гнусным привычкам собственных учеников.
- Да, мадам, я всё отметила. Тогда доведу до сведения садовника, что...
- Что следует вырезать там все высокие кустарники, они так неряшливо смотрятся.
- Хорошо, мадам.
- Ступай тогда. Хотя подожди, сделай мне кофе, пожалуйста.
Снова раздались шаги: то были строгие дробные постукивания каблуков по паркетному полу. Затем дверца шкафа отворилась, и сухая, тонкая рука мадам Коэн, на которой сверкнули небольшие серебряные часы, потянулась мимо Шарлиз к сумке. Вжавшись спиной в стену, Шарлиз совершенно не двигалась. Если сейчас её найдут здесь, страшно представить, что будет дальше. В пальцах директрисы что-то блеснуло, и Шарлиз едва разобрала зажигалку. Закрыв шкаф, Коэн вернулась к себе в кресло. Застучали и загремели ящики стола, щёлкнуло колёсико, вспыхнул фитилёк - и Шарлиз почувствовала едва слышный запах дыма. Мадам включила автоответчик, отозвавшийся коротким писком. Не помня себя от страха, Шарлиз едва прислушивалась к оставленным сообщениям. Мысли её были заняты только тем, что рано или поздно ей придётся как-то выбираться отсюда. А что, если Коэн выйдет только вечером? Что, если Шарлиз чем-нибудь себя выдаст или того хуже - директриса просто заберёт своё пальто и обнаружит, кто за ним скрывается... Вдруг она разобрала знакомый сухой деловой тон и покрылась мурашками: то был Витале Россо.
- Мадам, доброго дня. Прошу ответить как можно скорее по вопросам документов нужной ученицы: мой клиент и без того ждёт ваших действий чересчур долго. Напомню, что мы просили подготовить всё до конца этой недели. Остальное передайте в архив и не забудьте: ваше молчание он ценит очень высоко. И оценит ещё выше, в противном случае, вы знаете, чем это может грозить.
Шарлиз оцепенела. Что означает это сообщение? Она не знала что и думать. Допустим, какое-то решение по вопросам документов касается неё самой... она та самая ученица. Но о каких документах говорит Витале? Неужели о досрочно полученном дипломе, или, может быть, о рекомендательном письме, которое Донни хочет отозвать, поскольку Шарлиз уехала от него? Она заколебалась. Сегодня вторник. Только время покажет, что будет дальше... но как же угрожающе звучали эти слова.
«Ваше молчание он ценит очень высоко». Он платит ей за молчание? Что, получается, Лейтон прав, и он как-то замешан в исчезновении учеников... и Сюзан?
Шарлиз вспомнила Донни, вспомнила его тёплую улыбку, его мягкий сердечный взгляд, его вид, его манеру себя вести и общаться с людьми. Ну не похож он на бандита, занимающегося похищениями людей: что за глупости. С другой же стороны, он деловой человек, и у него так много тайн и секретов
очевидно тёмных секретов
что это наталкивало на неприятные мысли.
«Бред», - неуверенно подумала Шарлиз и попыталась себя успокоить. Наверняка речь идёт о каком-то маловажном пустяке вроде подложных документов для Шарлиз. Вовсе не обязательно надумывать себе всякие ужасы.
Ещё с сорок минут мадам Коэн просидела за столом, неторопливо выкурив сигарету. Она лязгнула шкафчиком в железном комоде, достала оттуда бумаги и с шелестом страниц пролистала их. Шарлиз осмелилась прильнуть к решётке и увидела, что директриса листала одно из личных дел, внося в него некоторые пометки. Шарлиз почти не трогало, что она пропустила одно из занятий. Пусть. Даже если её отметят как прогульщицу, строже чем работой в столовой или дежурством вряд ли накажут - ну или посадят писать строчки: это сущие глупости для малышей, а не наказание. Сердце тревожно стучало в груди. Когда директриса закончила с бумагами и сложила их обратно в папку, убрав в ящик стола, Шарлиз напряглась. Мадам Коэн прошла мимо, покинула свой кабинет и, помедлив, взвесила в руке ключи.
«Не запирай дверь» - взмолилась Шарлиз, и провидение услышало её. Оставив ключ в кармане строгого жакета, она поправила воротник и торопливо вышла за дверь - вероятно, ненадолго.
Шарлиз выдержала минуту или две на случай, если Коэн решит вернуться. Выходить из своего укрытия было очень страшно: кто знает, вдруг директриса не ушла далеко и просто стоит в коридоре возле кабинета - да и может зайти в любой момент, однако выбор был невелик: сидеть здесь и точно попасться или рискнуть. Шарлиз выбрала второе. Она стремительно подошла к столу, посмотрела в ту папку, с которой работала мадам, и не удивилась, увидев своё имя: она этого и ожидала. Открыв документ, она пробежалась по нему глазами, сперва не найдя ничего подозрительного - обычное личное дело... Однако на предпоследней странице был вклеен маленький лист, на котором узким почерком Мадам написала дату: то была середина прошлого месяца, когда Шарлиз уезжала в Чикаго.
Что это значит? Что означает эта дата? Последним был вложен акт. Дата, подпись, руководитель, члены комиссии... всё пока что пустое, графы не заполнены, но печать проставлена. Короткий заголовок ввёл Шарлиз в ступор. Она не понимала, что это значит, зачем это здесь, но по плечам её пробежала дрожь, а ладони вспотели. Она забыла, что в любой миг может попасться директрисе на глаза - и опустилась в кресло, раз за разом читая одно и то же: «Медицинское заключение о смерти», под которым рукой мадам Коэн было вписано её, Шарлиз Кане, имя. Приложив ладонь ко лбу, она снова и снова перечитывала абзац, который упрямо не складывался во что-то смыслообразующее: значение слов упрямо ускользало. И Шарлиз даже не успела вздрогнуть, когда дверь открылась и мадам Коэн поймала её с документом в руках.
Они встретились взглядами. Посмотрели друг на друга не как студентка на преподавателя, а как два равных по статусу человека - и Шарлиз вдруг показалось, что в глазах Коэн промелькнул страх.
Однако она сразу взяла себя в руки, наложив на лицо прежнюю уверенную маску холодности. Медленно пройдя к застывшей Шарлиз, едва заметно улыбнулась. Улыбка была не добрее чем крокодилий оскал.
- Я смотрю, вы стали очень интересоваться своим личным делом, мисс Кане, - спокойно сказала директриса. - Кстати, удобное у меня кресло?
Шарлиз вскочила, но заключения из рук не выпустила. Она продолжила сжимать документ, беспомощно окидывая взглядом директрису.
- Как это понимать? - совершенно невежливо спросила она, растерявшись от увиденного. Мадам Коэн усмехнулась, обойдя вокруг стола. Шарлиз, точно директриса её преследовала, обогнула его с другой стороны и нерешительно отступила.
- Сядьте в кресло, мисс Кане. Сядьте. - Та сощурилась. - Желаете что-нибудь выпить? Чаю, кофе?
- Нет.
- Боитесь, что отравлю и заключение будет совсем как настоящее? - улыбнулась мадам и жёстче приказала. - Сядь, Шарлиз, и я всё объясню. Не то чтобы мне этого хочется, но раз другого выхода нет... деваться тоже некуда. Поскольку мистер Мальяно всё равно не должен ни о чём узнать. И это главное, что тебе нужно запомнить, если ты хочешь благополучно устроить свою жизнь.
КОНЕЦ ПЕРВОГО ТОМА