Глава пятая. Подарок
Френк Кьяццо встал спозаранку, накинул старый халат, расползшийся на боку, и достал из холодильника вчерашние печёные томаты, которые приготовила вечером жена. Он порыскал по шкафчику на кухне, включив только свет над духовкой, и взял из корзинки свежий хлеб. Прямо пальцами, пачкая их в оливковом масле, достал из сковороды парочку томатов и, положив их поверх хлеба, дождался, когда кофе-машина сварит ему чёрный горький кофе. У Френка были нелады с сердцем, ещё бы - сколько лишнего веса в нём было и сколько ненужных калорий он потреблял! Кофе, алкоголь и сигареты при таком подходе к здоровью воспрещались. Френку Кьяццо на это было глубоко плевать, хоть он и преодолел отметку в двести восемьдесят фунтов.почти 130 кг Сунув в рот половину бутерброда и аккуратно взяв кофе в маленькой чашечке, он встал у окна и прямо так доел свой завтрак, ёжась от одной мысли, что сегодня предстоит два важных дела.
Погода, как нарочно, здорово испортилась. Только вчера было светло и солнечно, сегодня Чикаго стал строгим и туманным.
Френк всё сунул в рот и старательно заработал мощными челюстями, потом залпом заглотил кофе и пробормотал - гадость. Гадость, конечно, но проснуться помогает. Он взглянул на наручные часы, имея привычку надевать их сразу, как встал с кровати. Это было даже смешно. Он ходил по дому в банных сланцах, семейных трусах, халате и с часами - жена бы залилась хохотом, но она-то в четыре утра спала, в отличие от него.
Минут через десять, без опозданий, подъехал один из лучших его бойцов, Бруно Мартино - смышлёный спокойный парень, на него без вопросов можно положиться. За рулём был Джонни Роски. С этими проверенными ребятами Френк Кьяццо сначала поехал на улицу Кеннеди, забрать бумаги с тотализаторов от своего человека, а потом - за город. Босс поручил ему вчерашним днём наведаться в Пилсон, в квартал ирландских хорьков. Кьяццо не светил лицом сам и послал туда Бруно. Бруно узнал, что зачем-то к их людям на свалку на той неделе ездил Конор Айела - и вот хотелось бы сейчас разобраться, какого чёрта происходит.
Сама помойка не принадлежала дону, мусорным бизнесом лично он не занимался, хотя тот и был определённо прибыльным делом. Он оставил это за Сарто Скварчалупи, тоже сицилийцем с северной части острова, который со своим семейством обосновался здесь гораздо раньше Мальяно, но к рукам прибрать власть так, как Донни, не сумел: для этого нужны были особые таланты, связи и боевой опыт. Дон решил поступить мудро и крышевал Скварчалупи, оберегая его бизнес от свободных стрелков и тех, кто работал в разных районах со своими бандами - в конце концов, Скварчалупи был птичкой мелкого полёта, мелкой но полезной, и за небольшие дружеские услуги и щедрые отступные принимал помощь и покровительство дона.
Много лет между ними всё было тихо и гладко, и вот теперь гляди-ка - Сарто что-то там мухлюет под носом у дона. Как нарочно, тот был в последние пару месяцев очень занят: на него здорово насели политики из Чикаго и напомнили, что дружба с ними и то, как они ловко отводят глаза на очень многие выходки семьи Мальяно, чего-то да стоит. Френки не знал точно, но догадывался, что по этой причине он посетил Пенсильванию, поручив все дела по тем вопросам второму капо, Поли Лучетти, которого заглазно все называли Князь - слишком холодным и неприступным он был. Поли был у Донни самым верным цепным псом, вернее просто некуда - к тому же через Коди они породнились. Ничего дороже своей единственной дочери, Терезы, Поли не имел, хотя был очень богатым человеком, ни в чём никогда не нуждался, получая очень щедрый куш от дона, и ещё лет двадцать назад, когда Донни Мальяно был молод и времена ходили неспокойные, всё равно носил в нагрудном кармане тысячу долларов наличными - не говоря о том, что сейчас. Благодаря Терезе он сблизился с семьёй больше остальных, больше даже, чем Витале, хотя тот был у Донни правой рукой - но Поли был такого характера человек, что никогда не переступал черту дозволенного и, несмотря на то, что стал тестем для Коди, панибратски с доном себя не вёл. Может, потому, что Поли был таков, дон и разрешил Кодиаку жениться на Терезе.
Коричневый понтиак Френка проехал городскую черту и миновал ещё три мили, прежде чем добрался до свалки. Её всегда охраняли люди Скварчалупи: у них тоже была своя семья, большая. Донни Мальяно улыбался им в глаза, а за глаза говорил, что они si riproducono come gli scarafaggiплодятся, как тараканы (ит.), и что проблем с ним однажды не оберёшься - они родную мать в ломбард за доллар заложат. Хотя Сарто, их главный, и был сицилиец, но Донни его за земляка почти не считал: рождённый на солнечной Сицилии, но не воспитанный по законам почтения и правилам капомафиозо, он таковым считаться не мог. И Донни плевать было, что ушли в прошлое времена, когда уважение хоть чего-то да стоило - а доны всё чаще стали оказываться за решёткой. Здесь, в Чикаго, время словно остановилось, и он приказывал своим людям вести себя достойно, если не хотят кончить плохо и быстро.
Донни обладал фантастической способностью: он умел достучаться до кого угодно. Но если брался за это, значит, дело для этого бедолаги пахнет жареным.
- Привет, Френки, - сказал Джимми Скварчалупи, один из сыновей Сарто - коренастый американо-итальянец с толстой верхней губой и в лёгком ношеном пальто. - Давненько не виделись.
- Привет, Джимми. - Френк не стал вылезать из машины, а просто опустил окно на переднем сиденье. - Да есть кое-какие делишки к твоему отцу.
- У него сегодня неприёмный день, - заметил Джим. Рядом с ним стоял его младший брат, Тодд, и несколько работников.
Джонни Роски, под машинку бритый крепкий малый с кожей смуглой, как оливковая ветка, и зеленоглазый, был немного похож на молодого Мальяно. Он закусил зубочистку, которую имел привычку посасывать, когда вёл, и высунул локоть в окно, с прищуром поглядев на людей Скварчалупи.
Выглядели эти ребята соразмерно роду своей деятельности: охранники с помойки и выглядели как охранники с помойки. Холёные парни из Чикаго, их гости, были птицы совсем другого полёта.
- Дело срочное, Джимми, - сказал Френк и сузил глаза. - Я бы не стал беспокоить Сарто, если б не было нужды.
- Понимаю, конечно, - невозмутимо ответил тот и сунул обе руки в карманы пальто. - Что ж... Тогда проезжай до офиса, о'кей? Я предупрежу его по телефону, но он правда занят.
- Я много времени не займу, - успокоил Френки и поднял окно.
Джонни мягко повёл понтиак, не делясь никакими мыслями по поводу прохладного приёма, но отметил, что из-под кепок и фуражек на них смотрели осторожно.
- Слушай, Бруно, - сказал Френк и поправил толстый живот над ремнём, сев удобнее. - Я хочу, чтобы ты глядел в оба, а ты, Джонни, даже не вздумай вылезать из машины, понял?
- Понял, шеф.
- Да, шеф.
Они были ребята что надо, за них Френк ручался. Потому что в этом деле промашек не требовалось. Достаточно одной - и не сносить головы.
∴ ════ ∴ ✦ ∴ ════ ∴
После вчерашнего Шарлиз проснулась с тяжёлой головой около девяти: выпитое дало о себе знать. Она простонала и приложила ладонь ко лбу. Хотя вино было высшего сорта и в мозгах от него не звенело, как колокол, но всё равно неумение пить сказывалось - как и волнение. Вчера она ужасно переволновалась и надёргала себя так сильно, что хотела уже днём спросить у кого-нибудь таблетку от головы, но смутилась. Пока здешних привычек она не знала и чувствовала себя совсем чужой, а потому решила перетерпеть. Часам к четырём вспомнила, что взяла из пансиона аптечку, но, когда перерыла сумку - её принесли и поставили возле комода на ковёр - не нашла ничего: ни аспирина, ни синупрета от головной боли, ни тайленола, который она принимала во время менструаций, они всегда были болезненными. Промучившись, Шарлиз начала собираться к Донни в ресторан, и когда приехала, то ли от вина, то ли от его присутствия расслабилась.
Теперь боль немного вернулась, но Шарлиз знала, что она пройдёт, если выпить кофе и принять душ.
Она прошла в ванную комнату, забралась в кабинку, закрылась стеклянной дверцей и включила горячую воду. Пар быстро заполнил комнату, осел каплями на плечах, лице и животе Шарлиз, прокатился по бёдрам. Она подставила лицо под поток воды и крепко зажмурила глаза, а затем, зачесав назад мокрые волосы, вытерла веки мокрой ладонью и, взяв мочалку-перчатку, как следует намылила тело.
Бросив её на хромированную подвесную полочку, Шарлиз продолжила мыться уже руками, поглаживая скользкое от пены тело и вспоминая, что было вчера по дороге из «Вест Луп». Её бросило в жар, пот прошиб спину.
Боже, она правда сделала это с ним.
Когда Сюзан узнает, просто умрёт! Шарлиз улыбнулась и хорошенько намылила живот и под коленями, затем - под грудями и шею, хаотично двигаясь по телу. Она прошлась по лицу мыльной рукой и не забыла про местечки за ушами. Перед глазами всё был тот вечер и костюмная серая ткань. Только её Шарлиз и видела, когда глотала его член и скользила по нему губами. Только её - и больше ничего, ну, может, короткие мышасто-серые волоски у него на смуглом лобке в узкой-преузкой полоске расстёгнутой ширинки.
Вспомнив это, она содрогнулась, будто ей стало зябко, и облилась горячей водой, а потом хорошенько прополоскала рот. Но даже после этого его вкус всё ещё оставался на языке, и Шарлиз это нравилось. Почему он отослал её к себе? Шарлиз поморщилась. Это было так странно, так непривычно, будто он получил от неё всё, что хотел, и избавился. Шарлиз обняла себя за плечи и ещё долго грелась под душем, не в состоянии ответить на прямой вопрос, чего она ожидала.
Точно не того, что ей понравится близость с пятидесятилетним мужчиной настолько, что станет обидно: да почему он попросил её уйти? А потом Шарлиз, уже вытираясь пушистым полотенцем, присела на край эмалированной ванны и закусила губу. Что, если она в первый же свой вечер провалилась и настолько ему не понравилась, что только и будет целый месяц таскать ему кофе? Что, если потом она уедет отсюда ни с чем и без письма, а потом ей влетит от мадам? И что, если он больше никогда с ней тет-а-тет не встретится?
Она постаралась отбросить эти мысли и оделась просто и по погоде: снаружи было свежо, шёл холодный фронт с безбрежного Мичигана. Шарлиз в тонкой кашемировой водолазке и чёрной юбке ниже колена спустилась к завтраку. На кухне хлопотала только одна Алессия.
- Мой Бог, - сказала она, - ты такая бледная. Что он с тобой делал, скажи? Мучал тебя?
- Мы выпили две бутылки вина, - слабо улыбнулась Шарлиз. - И у меня нет тайленола.
- По бутылке на каждого, и уверена, это было то вино, которое пьётся, как вода, а бьёт в голову, как водка, - вздохнула Алессия и покачала головой. - Я дам тебе таблетку и завтрак, и ты будешь как новенькая. Мы с Ритой поедем сегодня в «Мэйсис»: папа сказал взять тебя с собой, но я бы и без него догадалась. Только имей в виду, - она выразительно поглядела на юбку и голые ноги, - там холодно, надень чулки. Я тебе дам аспирин, он мёртвого подымет.
Шарлиз кивнула и села за стол, не шелохнувшись, когда Алессия, порывшись на полках, подошла ближе со стаканом воды и таблеткой, а потом положила руку ей на голову и ласково, почти по-матерински погладила.
- Спасибо, - Шарлиз снова улыбнулась, посмотрев ей в лицо, и проглотила таблетку без вопросов.
- Какие у тебя шикарные волосы, - заметила Алессия и задумчиво перебрала их пальцами. - Плотные, густые. Но не мешает подровнять.
- У нас в пансионе не было своих парикмахеров, - отшутилась Шарлиз.
Алессия села напротив, и обе принялись за яичницу и бекон.
- Зато здесь - есть. - Она протянула Шарлиз корзинку с хлебом. - Как тебе вчерашний ужин?
- Очень изысканный. Я впервые попробовала настоящую итальянскую кухню. Ну, кроме пасты и пиццы.
- Смотри не скажи это папе, - рассмеялась Алессия, но осталась довольна, разделывая свой завтрак. - Он патриот своей маленькой родины.
- Он родился не в Чикаго, тогда где?
- В Нью-Йорке. - Алессия выпрямилась. - Но душой он предан Сицилии, и поверь мне, милая - это стоит запомнить и уважить, если ты хочешь понравиться Донни Мальяно. А теперь доедай свой завтрак и пойдём: Фред нас уже заждался.
∴ ════ ∴ ✦ ∴ ════ ∴
У Донни было с утра много забот. Поли Лучетти прибыл с докладом и сказал, что в южном Чикаго обстановка накалилась с их людьми, работавшими на тотализаторах. Мол, нашлись какие-то недовольные среди клиентов и бугуртили, пока ребята их не успокоили. Донни заметил, что надо бы обойтись без крови и без всяких неприятностей, шито-крыто - и Поли кивнул. Ему такие вещи пояснять было не нужно. Он в этом деле работал едва не дольше самого дона, так что хорошо знал, что можно, а чего нельзя делать.
Витале был подле дона и, как хороший consiglierе, много молчал и много слушал. Дон не раз говорил, что он ещё очень молод для советника, но перспективен, и насмешливо подмечал, что никого умнее и смекалистее Витале рядом всё равно нет. Витале последнее счёл как надо - за нежное подтрунивание, почти дружескую шутку, и это было не обидно: напротив, почётно.
Консильери - такая тонкая должность, когда ты для дона - буквально правая рука. Тебе он доверит всё: свою деловую переписку, свой кофе и бутерброды, которые именно ты принесёшь ему на каком-нибудь собрании, когда не будет время даже выйти в туалет и помочиться, и свою безопасность, если надо отвезти его по делам на машине - нередко консильери садились за руль и правда лично отвечали за сохранность босса.
Консильери был вхож в практически все тайны мафиозного главы. Если бы Витале или кому из других советников пришло в голову подставить своего дона и занять его место, он мог бы сделать это самым быстрым и наиболее бескровным образом - ближе него у босса никого не было из всех подчинённых. Уже после стояли капореджиме, «генералы» мафии, а затем шли солдаты. Босс отдавал некоторые прямые приказы только консильери, тот общался с капореджиме. Никто из солдат не получал распоряжений от дона, и ему это гарантировало безопасность: так никто не смог бы подставить его и упечь за решётку.
Формально он никому ничего не приказывал и вообще умывает руки. Схема проверена десятками, а может, и сотнями лет, ведь сколько существует мафия, столько есть и Омерта.
Конечно, случалось всякое и бывало так, что вся система давала сбой и подгнивала, особенно в нынешнее время, когда честь и порядочность - пустые звуки. Мафиози были уже не те, даже старые, и дела свои они вели уже не так, как Донни это помнил ещё по отцу и дяде. Он сохранил и взлелеял в себе тот дух, который они жестоко воспитывали в нём и в себе. Для них Омерта - не просто кодекс молчания, а слово нерушимое. Омерта - свод правил куда более священный, чем любой закон любого государства, в котором им доводилось жить. Но Донни не просто воспитали сицилийцем.
Он был сицилийцем до последней жилы в теле.
Он хорошо понимал, что времена меняются, и с тысяча девятьсот семидесятого, как чёртовы фэбээровцы ввели закон Рико, гибли целые крупные семьи, чьё господство прежде казалось абсолютным. Если прежде ФБР получали только косвенные улики и отцы мафии выходили чистыми из любых передряг, то теперь, после проклятого закона, многие легальные активы, подконтрольные мафии, государство арестовывало. В последние десять лет каждый год кого-то сажали за решётку. Донни Мальяно был бы там уже очень давно, если бы не цепкая деловая хватка и изворотливый ум, позволившие ему все свои активы максимально отдалить от своего имени. Пока у других мафиози не оказывалось денег, чтоб платить по адвокатским счетам, Донни жил богато, как привык, и более того - знал, что ФБР закрывает глаза на многие его преступления.
Но почему?
Потому что это был Чикаго. Город, где человек может выйти за хлебом и уехать в морг с пятью пулевыми отверстиями в черепе или грудной клетке. Город, где одна преступная группировка так жёстко схлёстывалась с другой, что на улицах открывались настоящие военные действия с пальбой не просто из пугачей, а тотальным вандализмом и расправой над мирным населением. Обычное дело было, когда за выходные полиция возбуждала дела по, например, убийству семи человек и расстрелу горожан из ружья с нелегальными последствиями в кафе «Совиньон» на двенадцатой улице: это были обычные два дня уик-энда, и так случалось каждую неделю. Но как по волшебству, когда крышевать этот город стал Донни Мальяно и его Пешекане, количество вооружённых стычек, грабежей и убийств значительно сократилось.
Они всё ещё убивали на улицах Чикаго, да, но тех, кого сами копы изловить долго не могли. Тогда полиция приняла решение наблюдать, что будет дальше, по приказу руководства работая вполсилы и глядя вполглаза. Меньше чем за год энергичный молодой Донован Чезаре Мальяно вымел всю преступную шелупонь, вывез главарей и зачинщиков уличных банд из Чикаго, утопил этих ублюдков в Атлантике, не поленившись отрядить людей для этого, чтоб не создавать лишних проблем здешним шефам полиции - что было даже мило с его стороны.
Он жёг, расстреливал и уничтожал их, как разумный хозяин, въезжая в новый дом, подчиняется голосу рацио и уничтожает крыс в застенках, понимая, что от них идёт вся зараза.
Зачистив Чикаго, Донни Мальяно навёл нужные контакты с полицией: он их не оскорблял и не чурался. Чикагские легавые не чувствовали себя людьми третьего сорта, как в Нью-Йорке. Это там «капитан» Боннано, Чёрный Сынок Доминик Наполитано, лишился кистей рук за то, что поздоровался с копом за руку. Все Пешекане получили прямой приказ с полицией в конфронтацию не встревать, военный театр не устраивать, и чтоб все дела проходили шито-крыто и без лишних жертв. С теми, кто был неосторожен, Донни расправлялся сам быстрее любого ФБР, а остальным не хотелось быть заживо залитыми в бетон. Тех, кто собирался настучать на босса, сдавали сами легавые, которым присутствие Донни в Чикаго было сверхвыгодно - и стукачей находили у себя в квартирах с канарейками в развёрстых ртах.
Это было предупреждение для всех будущих предателей.
Никто не хотел переходить дорогу Донни Мальяно уже много лет, и он даже отвык от того риска, который всегда сопровождал его бытность мафиози: в конце концов, многие свои дела он перевёл в число легальных бизнесов. Конечно, у него всё ещё были профсоюзы, игровой бизнес, ростовщичество и внутренние перевозки. Он собирал дань с тех, кто крышевал проституцию. Через него проходил Чикагский наркотрафик. Он прикрывался совершенно невинными проектами, типа импорта оливкового масла и морепродуктов, а также строительным бизнесом и инвестициями в ряд других, быстро развивающихся сфер, от банков до автомобильных заводов. Но не было во всём Чикаго такого копа, который не знал бы каждый его чёрный мерседес и любую другую машину, кроме разве что тех, что солдаты и капо меняли, как перчатки. И не было такого копа, который не понимал бы: посыпься Пешекане - и на улицах начнётся бойня и развернется ад.
И вот теперь возник Джо Айела!
Сицилийцы над ним всю голову сломали. Он был помимо того, что человек бешеного характера, с дурной славой и репутацией ходока и решалы самого низкого толка, так ещё и вспыльчивым ирландцем, существом совсем лишённым положительных черт, на взгляд Донни и Поли.
Витале был моложе них и примерно понимал, чем движет безрассудство Айелы, который решил пободаться с кланом Мальяно. Всё просто: он думал, что Донни уже сдал, струхлявился, стал старым и удержать власть больше не в силах, а итальяшки его - слабовольные трусы, пиццееды, щеголеватые идиоты в сопливых блестящих костюмах.
Люди Мальяно и люди Айелы были друг о друге не лучшего мнения, и все понимали, что, скорее всего, столкновения не миновать, даже если оно окажется смертоносным, но быстрым.
Поли приехал к дону в офис с новостями об Айела. Он сидел против Донни в кабинете, облокотившись о ручки кожаного кресла, и делился тем, что узнал о Джо и Коноре, а узнал он немало. Во-первых, это были люди, близкие к Вестиз, ирландской мафии, которая орудовала в Адской кухне в Нью-Йорке под контролем семьи Гамбино. Ирландцы под каблуком у итальянцев - это, конечно, добавляло интереса, но только осложняло дело. Джо Айела оказался племянником главаря Вестиз, Роба О'Кирана, а тот выплачивал Луккезе Гамбино солидный куш со своего бизнеса. То есть, значит, с Гамбино, одними из Нью-йоркской Пятёрки - они знались.
Вот это уже совсем дерьмо.
- Дерьмо, - так и сказал вслух Донни, раскурив сигарету.
Витале подметил: пачку надо бы подновить. Что-то много он курит в последнее время.
- Они потихоньку работают со своими ребятами в Южном Чикаго, - поделился Поли и выпустил между губ облако серого дыма.
В отличие от дона, он предпочитал сигары Апмэн с кубинским табаком: когда-то их, к слову, курил тридцать пятый президент США Джон Кеннеди, что сам Поли находил даже забавным.
- Дерьмо, - снова кивнул Донни и пожал плечами, мол, что тут ещё-то скажешь.
- Мы их пока не трогаем, но я приставил пару толковых ребят, чтоб они немного приглядели, что да как.
- Угу.
- И в Пилсон тоже отправили своих людей. Пускай присмотрятся. Оценят обстановку. Да и просто шугнут этот тараканий угол.
Донни поскрёб щёку и склонился над бумагами, которые разложил перед собой для проформы. Витале это знал и потешался: дон всё держал в голове, записывал быстро, по делу, на клочках бумаги, салфетках и полях газет - где угодно, но не в дорогих блокнотах и не на писчей шведской бумаге «Энзо». А концерт разыгрывал затем, что брал время на размышление, обдумывал идею так и этак, и наконец сказал:
- Ладно. Допустим, этот Айела из ребят посерьёзнее чем те, кто околачивается у нас на территории. Джо у меня тут гостил на днях. - Он сощурился, глаза недобро блеснули в тонкой струйке дыма, которую Донни выдохнул между губ. - Он ни словом, конечно, не обмолвился о своём родственнике, но скажет о нём обязательно, как придёт время. И оно придёт очень скоро, если я в нём не ошибся. Его брат, Конор, позвал меня завтра на итальянскую оперу.
Донни криво ухмыльнулся. Поли вздохнул, покачав головой.
- Не то чтобы это издёвка, - пояснил Донни. - Просто у него там поёт подружка.
- У него итальянская подружка? Вот это дела.
Донни скривил рот.
- Нынче женщины совсем не те, что прежде, и ведут себя иначе. Ложатся в постель с кем попало; когда это итальянки путались с ирландцами? Ну ладно, это, в общем-то, не наше дело, - он положил руку на грудь. - Да и она, может, откуда-нибудь там из Неаполя...
И все трое рассмеялись. Они хорошо поняли укол Донни Мальяно: сицилийцы к прочим итальянцам относились так себе, с небрежением - ведь они были люди совсем иного толка, и даже говорили на собственном не диалекте, а отдельном языке, который много черт сохранил ещё из средневекового итальянского. Они и внешне отличались: ширококостные, смешавшие в себе и итальянские, и греческие, и арабские крови, сицилийцы сформировали совершенно особый этнос и менталитет, которыми гордились.
- В любом случае, я завтра туда иду, - он поморщился. - Поли, подготовь для этого всё, что нужно.
- Сделаю.
- Но чтоб наши юные друзья не занервничали, - он пожевал губы. - Они уже и так ершатся и крутятся, как ужи.
«Верно, это он про Скварчалупи, - решил Витале и не стал встревать, благоразумно промолчав. - И не хочет пока говорить об этом Поли».
Дон часто давал своим капо раздельные приказы, притом один мог не знать, что делает другой. Поли посмотрел на наручные часы:
- Если это всё... - и он внимательно посмотрел тому в лицо.
Донни Мальяно кивнул:
- Да, беги. Как там Рената? - это была его внучка от старшей дочери. Донни всегда помнил такие вещи, а потому был в курсе, что Поли обещал приехать к ней на школьный концерт.
- Она умничка, - ласково сказал Поли. - Сара записала её в театральный кружок.
- Может, и мне туда впихнуть мою Фрэнни, - рассеянно пробормотал Донни и почесал затылок. - Уж больно у неё много энергии. Когда ребёнок такой активный, страдают его родители, бабушки и дедушки, - и мужчины рассмеялись, пожав друг другу руки.
Когда Поли исчез в лифте и Витале с Донни остались в кабинете одни, дон Мальяно вынул сигарету, потушил её в серебряной тяжёлой пепельнице и устало потёр переносицу.
Витале сочувственно спросил:
- Кофе?
Тот покачал головой.
- Меня беспокоит, что там с Френком. Он пока не отзвонился.
- Я всё узнаю про Френка.
- Пусть готовит новости о Скварчалупи к завтрашнему утру: эти подонки выели мне мозг десертной ложечкой, - Донни тихо выругался и продолжил. - Так что я сейчас ничего не соображаю, а ведь только первая половина дня.
- Что так нервничать, босс? - ровно сказал Витале. - Ну кто такие Айела, в самом деле? Особенно против нас. Мало ли бузят местные? Вы всех вовремя окорачиваете, вы это умеете.
- Да, - мрачно подтвердил Мальяно. - Умею. Но я думал, мой советник, ты достаточно сообразителен, чтобы понять: не Джо и не Конор меня беспокоят. Я подозревал, что у них есть где-то крыша, но чтобы такая... - он покачал головой.
Витале быстро сообразил. Вот чего он опасается. Итальянцев из Нью-Йорка! Неужели думает, что они за этим стоят? А иначе зачем Джо так рваться в чикагскую премьер-лигу? И к чему показушно устраивать все эти сходки, встречи и переговоры? Что на самом деле Айела хотят от Мальяно, вот в чём вопрос.
Донни тем временем потянулся, размял плечи, зевнул.
- Я тебя оставляю здесь, - сказал он. - Ключи потом привезёшь домой и бросишь куда обычно.
- Ладно. Я поработаю с документами, - Витале вздохнул. - Подобью дебет с кредитом, так сказать.
- Это верно. Только не засиживайся.
У Витале, помимо того, что он был молод и быстро соображал, имелось ещё два важных качества. Он, во-первых, был у Донни юристом, а во-вторых, закончил вторым образованием экономический факультет в Гарварде. Донни денег на это не пожалел и в своё время отправил туда молодого, ещё не оперившегося Витале. Он знал, что для легализации бизнеса понадобится надёжный, хорошо соображающий, грамотный и главное - свой специалист. Купить кого-то он не мог, да и не хотел. Кого купишь за одну сумму, можно перекупить за другую. В рукаве у Донни есть такой туз, как Витале Россо, доказавший семье свою безграничную преданность, и он стоил целой армии адвокатишек.
Тем более надо было прибрать его к рукам поскорее из той конторы, где он служил вместе с Карлом.
∴ ════ ∴ ✦ ∴ ════ ∴
Алессия поцеловалась с Фредо в щёки, для этого не поленившись опереться рукой о его широкое плечо под пиджаком. Чтобы повернуть к ней массивную, тяжёлую голову, Фред запыхтел, шея его собралась в две толстые складки, но на лице была такая обаятельная улыбка, что Шарлиз поняла, отчего Алессия с такой радостью его приветствует. Она поправила складку бежевого пальто, и только тогда охранник в белой рубашке захлопнул дверь со стороны Шарлиз.
- Доброе утречко, синьоры, - любезно сказал Фред. - Что, сегодня мы с вами поедем скромной, душевной компанией?
- Да. А Рита приедет сама.
- Ну конечно! - вздохнул он, и Алессия тихо рассмеялась. - Только не говорите ей, что я ворчу. Просто в моё время дочки боссов не раскатывались в одиночку по Чикаго. Ладненько, в путь?
- Конечно.
Фредо вчера и Фредо сегодня был словно два разных человека. С Донни Мальяно - молчаливый, спокойный и собранный, с добродушным прищуром небольших тёмно-серых глаз, готовый подхватить даже самую бритвенно-острую и грязную шуточку босса, но достаточно неболтливый, чтобы не надоесть во время долгой поездки и уж тем более не растрепать кому другому то, что услышал в машине.
С Шарлиз и Алессией Фредо был разговорчив и весел. Он много шутил, но не терял бдительность и вёл мерседес так, точно тот был командирским крейсером, а Фредо - его капитаном. Шарлиз с восторгом рассматривала Чикаго, снова и снова знакомилась с этим городом, глядя на суровые, строгие башни небоскрёбов, старых и новых, там, вдали, по другую сторону моста через реку Калумет под свинцовыми тучами и редким солнцем, пробивающимся между них.
Алессия и Фредо учтиво, но дружески болтали о своём. А как там Фрэнни? А что насчёт конца месяца - понадобится ли отвезти их в дневной пансион и записать туда Фрэнни, как просил босс, или это уже не нужно? Обсуждали всякие чикагские новости, то и другое - а слышали, на пост мэра решил в шестой раз выдвинуться Ричард Дэли? Шарлиз почти не вникала в разговор, лишь мельком выхватывая обрывки информации, как вдруг уловила на себе взгляд Фредо, быстрый, брошенный искоса, и почувствовала, что по коже пробежал холодок: что скажет или подумает о ней Фред после того, что случилось вчера?
Ей невдомёк было, что Фред не имел привычки обсуждать личные дела шефа, ни в глаза, ни тем более за его спиной. И она не понимала, что случаев в мерседесе - таких и подобных, а то и других, пострашнее и поважнее - было немало. Фредо, было дело, возил мерседес в автосалон для чистки салона после того, как сам старательно отмывал кожаное кресло от мочи, вылившейся из человека, задушенного на переднем сиденье гарротой - сицилийской удавкой, сделанной из фортепианной струны, которой мафия убивала тех, кто предал семью. Фред молчал, что бы ни случилось. Секреты босса были секретами босса, и Фред был нем, как мертвец.
Они доехали до «Мэйсис», минуя плотный чикагский трафик, и Фредо высадил их возле входа в огромный серокаменный магазин, отправившись на открытую парковку - крытым он не доверял, особенно сейчас, когда в городе обстановка малость накалилась. Над входом развевалось множество пёстрых флагов. С торца Шарлиз увидела красивые старинные часы из чугуна, покрытые зелёной патиной. Строгие ряды больших начищенных окон испещряли фасад универмага, в витринах были выставлены манекены, разодетые в дорогие одежды и украшенные изысканными аксессуарами. У тяжёлых лакированных дверей с бронзовыми ручками в стиле арт-деко стояли два темнокожих швейцара, одетых в изящно пошитые ливреи.
С вежливым приветствием перед Алессией и Шарлиз распахнули двери, впуская в сверкающий, полный модных новых вещей мир фешенебельных магазинов.
Все восемь этажей устремлялись ввысь по концентрической схеме, один квадрат за другим, и подняться можно было как по широкой мраморной лестнице, так и по эскалаторам, а вместо крыши над головами гостей «Мэйсиса» красовался, как драгоценный камень в оправе, красивейший витраж цвета шампанского с огромными небесно-голубыми овалами в центре и золотыми украшениями по стеклу.
Шарлиз улыбнулась и, не сдерживая восхищения, выдохнула. Алессия заметила это и подтолкнула её локтем:
- Правда, здесь очень приятно?
- И солнечно, - кивнула Шарлиз.
- Это из-за витража так кажется. Чикаго - не самый тёплый город, и солнца у нас маловато, так что владельцам подобных заведений приходится прибегать и к таким уловкам. Что ж, думаю, Рита уже ждёт нас в «Вобаше». Это здешняя кофейня. Идём.
Она элегантно поправила на плечах модное пальто верблюжьего цвета и, взяв Шарлиз под руку, повела её по широким глянцевым коридорам первого этажа, попутно разглядывая и комментируя витрины тех магазинов, где хотела бы побывать. Шарлиз старалась не вертеть головой по сторонам и выглядеть достойно, но всё было ей так интересно, и после стольких лет в пансионе она так соскучилась по местам вроде этого, и по жизни вроде этой, что не могла, конечно, уж совсем сдержать восторгов. Алессии это польстило.
- О, а вот там нас ждёт Рита, - вдруг указала она на стильное кафе с бежево-чёрной вывеской «Вобаш» и столиками, выходящими на наружную террасу, закрытую высоким стеклянным ограждением, - давай-ка подойдём к ней.
У входа была постелена голубая ковровая дорожка; со всех сторон пахло свежей выпечкой и молотым кофе. С потолка, от переливчатых люстр, лился мягкий свет, преломлённый множеством хрустальных подвесок. От них солнечные зайчики плясали по стенам, выкрашенным модной золотой краской. Шарлиз боялась предположить, сколько стоит здесь чашечка кофе или десерт - но держалась ровно и спокойно, потому что была с Алессией. Она обратила внимание, что неподалёку от них шли двое крепких парней в костюмах, и продолжалось это уже давно, от входа. Шарлиз чуть тронула за плечо Алессию. Они остановились у витрины с пирожными, красиво выставленными на фарфоровых тарелках:
- Алессия, слушай. Не хочу тебя пугать, но мне кажется, нас преследуют.
- Кто?
- Только не оборачивайся так сразу.
Они прогулялись к другой витрине, и между больших круглых тортов Шарлиз указала на парочку снаружи.
Алессия прищурилась, всмотрелась и вдруг рассмеялась, но не без облегчения.
- Милая, всё в порядке! - и она вздохнула, смахнув со лба светлую прядь. - Это Чейз и Джо, наши охранники.
Шарлиз удивлённо вскинула брови, и Алессия кивнула.
- Да-да. А ты что же думаешь, папа отпустит нас просто так? Знаешь, сколько всего может случиться без присмотра? То-то же. Чикаго большой, душечка, - она похлопала Шарлиз по руке. - И здесь не всегда безопасно, разве что его стараниями.
Шарлиз хотела спросить, что она имела в виду, сказав это, но задумчиво промолчала, желая сперва обмозговать всё по порядку. Она быстро посмотрела на мужчин, приставленных телохранителями, и так же быстро опустила взгляд, чтобы Алессия этого не заметила. Та уже потянула Шарлиз к столику снаружи.
Но от Шарлиз не укрылось, что охрана прошла в «Вобаш» следом, и оба уселись за небольшой столик, держа и её, и Алессию, и Риту в поле зрения.
Тем временем, женщины - втроём - встретились за столиком на террасе. Рита была одета в строгий коричневый брючный костюм и шерстяную куртку. Она показалась Шарлиз совсем тонкой и хрупкой - даже не скажешь, что беременна. Наметившийся живот она удачно скрывала под объёмной верхней одеждой, а острый, насмешливый взгляд с её положением не вязался. Она как бритвой прошлась им по молодчикам в «Вобаше» и хмыкнула:
- Что, разменяли третий десяток и бегают за юбками? Ай-яй-яй. Ребятам пора бы уже остепениться.
Алессия звонко рассмеялась и поцеловала Риту в обе щеки. Затем уже сама Рита встала с места и потянулась к Шарлиз. Та рассеянно коснулась её гладкой кожи губами, совсем как Алессия. Шарлиз ещё не до конца поняла, что женщины семьи Мальяно пытались принять её как свою, потому что обе знали: Донни не привёл бы в дом лишнего человека. А уж если привёл, его выбор лучше уважить.
- Что, закажем кофе?
- Мне нельзя кофе, - разочаровано фыркнула Рита. - Этот мой врач, мистер Кенсингтон, такой занудливый. Он написал целый список того, что мне нельзя, и стейки с кофе входят, увы, в число запрещёнки.
- Постой-ка, Лестер Кенсингтон? - и Алессия округлила глаза. Шарлиз непонятливо взяла из рук подошедшей официантки в белом переднике и даже перчатках, тоже кипенно-белых, карточку с меню и напитками. - Это же лучший акушер во всём Чикаго, если не во всех штатах!
- Я предпочла бы иметь во врачах персону менее известную и менее внимательную к моим вкусовым пристрастиям, - мрачно сказала Рита. - Но что поделать? Это было условие отца.
Шарлиз подняла на Риту смягчившийся взгляд. Донни не солгал, когда рассказывал, как сильно любит свою дочь. С улыбкой, спрятанной в уголках губ, и приятными мурашками по телу, Шарлиз снова углубилась в изучение меню, но мысли её занимал конкретно один человек.
- Если бы не это, он отвоевал бы меня у Карла и посадил дома под замок, - Рита всплеснула руками. - Он и без того всё время звонит и утверждает, что беременным свежий озёрный воздух очень полезен для вентиляции лёгких! Не то что «твой загазованный грязный квартал для бомжующей культурной элиты», - передразнила она отцовский тон, и они втроём рассмеялись.
- Очень похоже, - подметила Шарлиз и с тёплой улыбкой добавила: от неё на щеках даже появились ямочки. - Он так любит тебя, Рита. Прости ему эту слабость.
- Мой Бог, - Рита хмыкнула. - У нашего дьявола нашёлся свой адвокат?
- Нельзя так говорить о своём отце! - Шарлиз посерьёзнела. - Поверь, не все родители так же заботливы, как он.
Хотелось добавить - «мне ли не знать», но Шарлиз вовремя осеклась. Алессия елейно улыбнулась:
- Не слушай её, Рита. Просто наша девочка вчера была на свидании с папой. Кажется, ей всё слишком понравилось.
- Да? И как он? Хотя - о Боже! - я не хочу знать, что ты думаешь о моём старике, - Рита рассмеялась и дружески накрыла руку Шарлиз своей узкой ладонью. - Не дуйся, хорошо? Он меня достал своей опекой, но поверь, поговорим об этом через месяц - и ты будешь на моей стороне. Потому что он обожает опекать так, что забота эта становится такой же удобной, как петля на шее. Поддушивает, знаешь ли.
Алессия встрепенулась и спешно сменила тему:
- Ну ладно, что же вы? Уже выбрали, что закажете? Шарлиз, тебе что-нибудь посоветовать?
Но та уже услышала всё, что имела в виду Рита, и сделала ещё одну насечку в памяти, прежде, чем спросила у Алессии, какой десерт в этом кафе вкуснее всего.
∴ ════ ∴ ✦ ∴ ════ ∴
Квартира у неё была в Гленко: хорошем дорогом районе, где работали и жили только белые воротнички, их роскошные женщины и богатые семьи. Это было такое место, где стрельбу на улице невозможно вообразить по целому ряду причин. Хотя полицейских здесь всегда казалось в изобилии - немного больше, чем Донни это нравилось - этот фактор в том числе делал Гленко таким безопасным.
Потому он и снял ей квартиру именно здесь, в доме на шестидесятой улице, на восемнадцатом этаже. Его парни остались у подъезда в машине, один на заднем сиденье, ещё один - впереди. Если бы Фредо не катал по магазинам женщин Мальяно, он присоединился бы к парням, как и всегда. Но сегодня за рулём был неплохой молодой водила Джино, к которому Донни присматривался - и пока что Джино ему нравился. Сегодня для него большой день, он возил дона по делам, и надо было поглядеть, как этот парень справится не только с рулём, но и с умением себя вести, быстро соображать и держать язык за зубами.
Последнее - важнее всего, поскольку дон приехал в то место, где формально никого из них - ни одного из них - никогда не было.
В квартире семьсот четырнадцать на восемнадцатом этаже двадцатичетырёхэтажного дома-свечки, устремившегося в облака острым серебряным шпилем, было неспокойно. Донни позвонил сюда ещё прошлым вечером и предупредил Морган, что заедет к ней. Так что она была предупреждена и ждала его, надо сказать, не без нетерпения. Он являлся раз или два в месяц, когда хотел. Она не обманывала себя и знала, что кроме неё у Донни может быть много женщин - с другой же стороны, вместе с возрастом к нему пришла избирательность, и вряд ли это действительно так, что только льстило.
Морган слишком хорошо знала Донни, и все пять лет, что встречалась с ним время от времени, не видела его в таком странном волнении.
Эта встреча сначала казалась самой обычной, но не для неё. Морган знала, что и как Донни любит, чего не терпит и сколько времени на неё выделяет в своём несомненно плотном графике. И если он всё делал по накатанной, то в этот раз был немного сам не свой. Хотя сперва он, как всегда, снял пальто и повесил его на крючок в прихожей. Не разуваясь, прошёл в гостиную вслед за Морган. Она только сказала ему - привет, Донни. Бывали дни, когда они и говорили-то разве что «привет, Донни» и «пока, Донни», а всё остальное время занимались тем, для чего слова особенно не нужны. Но в этот раз настроение у него было другое.
Они прошли в спальню. Донни был не из тех, кто любит спонтанный секс и неподходящие места для него - так думала Морган. Нет, конечно, иногда он брал её на кухне, или в приватной комнате клуба, где встречался со своими друзьями, или возле огромного панорамного окна; у них за пять лет скопился приличный список мест, где они уединялись, но всё же он был по натуре своей человеком, предпочитающим комфорт и спокойствие. Морган знала, с кем его сравнивать - Донни пусть и плохо относился к тому, что она изредка спала с кем-то ещё и могла даже завести краткосрочный роман, но смотрел на это сквозь пальцы.
Этот раз сперва ничем не отличался от других. Донни сам разделся, аккуратно повесил рубашку, пиджак, жилет и брюки на специальную костюмную вешалку, которую Морган, закатывая глаза, всегда доставала из роскошной гардеробной - ведь вешалка эта была куплена специально для него им самим. Затем он разулся, аккуратно поставил дорогие ботинки в сторонку, снял бельё, подождал, пока Морган разденется тоже. В его глазах не было ни капли смущения. На лице - никакого волнения, во всяком случае, в тот момент, как она предстала перед ним обнажённой.
Зато потом, во время разговора - да.
Для человека пятидесяти лет, немного раздавшегося в боках и области талии, он был всё равно хорошо сложён, хотя Морган казалось, что ему не мешало бы заняться каким-нибудь спортом, иначе через пару лет литые тяжёлые мышцы обрастут жиром. Такое всегда случается с мужиками его пропорций, которые перестают за собой следить. Морган всё равно было не противно с ним ложиться, тем более, сверху всё чаще сидела она.
Но в постели не задалось.
Он лёг на спину. Она оседлала его, легонько опираясь рукой на широкую грудь, покрытую мышастого цвета волосками, и начала то, что хорошо умела - делала Донни Мальяно хорошо.
Он знал, что она ему не откажет. Конечно, случается всякое - всё же женщина есть женщина - но ему нужно было куда-то выплеснуть энергию, излишнее желание, внезапную жажду близости, и он нашёл способ. Тогда чего ради он снимает ей дорогую квартиру в Гленко и даёт деньги на карманные расходы, если в ней не нуждается?! Она сама давно, пять лет назад, когда он предложил ей встречаться поближе и почаще, сказала, посмеиваясь, что с человеком такого толка, как он, не может иметь слишком определённых отношений. Намекнула, что он бросает на её репутацию тень. Очень длинную тень. Донни всё понял, и они просто трахались, когда ему это было нужно.
Он сохранил достаточно самоуважения, чтобы не просить женщину дважды об отношениях, которых она не хочет. Просто она была нужна ему так же, как атлету нужен спортивный снаряд, а скупцу - редкие непредусмотренные траты, чтобы хоть немного поиздержаться в средствах и накопить больше монет. Она была необходимостью для мужчины, которому всё ещё хотелось близости.
Морган была собой так хороша. Донни задумчиво глядел на неё, пока она плавно покачивалась на его бёдрах, сжимая в себе уже твёрдый и мокрый член. Персиковый тон кожи, натуральная голубоглазая блондинка с волосами ниже плеч, с родинкой над пышной губой - Морган была роковой красавицей с роскошной худощавой фигурой и высокой небольшой грудью. Всё в ней было прекрасно, от розовых острых сосков и пресса, над которым она усердно работала в спортзале и на модной нынче аэробике, до кончиков ухоженных пальцев и обработанных ноготков - ими она легонько царапала его грудь и плечи, она это любила делать: такие у неё привычки. Донни странно сощурился. Он хорошо знал, зачем сюда приехал: сбросить напряжение. Попытавшись выкинуть вон все лишние мысли и просто отдаться процессу, он коснулся плотных светлых ляжек Морган ладонями и провёл по ним, но она убрала его руки с терпеливой улыбкой, как мать, в сотый раз говорящая ребенку «нельзя». Тогда он хотел привстать, но она словно бы в ласке толкнула его назад:
- Подожди, или ты не хочешь, чтобы я сделала тебе хорошо?
Донни, само собой, сказал - хочу, но «хочу» это было разочарованным согласием мальчишки, которого вместо ярмарки тащат на воскресную церковную службу. Его «хочу» было вынужденным, как надоевшая обязанность. В тот миг Донни понял, что зря сюда приехал, потому что легче ему не стало. Он словно имел куклу. Или опять выполнял работу.
Морган хорошо чувствовала своего любовника, этого ей было не отнять. Она быстро увидела: что-то не так, и поняла - может, перегнула палку с проявлением своей власти? Обычно Донни был не против, и он ей это позволял. Но явно не сегодня. Она сменила тактику, улёгшись набок. Так ему нравилось даже больше, она это знала. Он мягко приподнял её ногу, удержал на весу и вошёл, неторопливо двигаясь. И хотя он потел и трудился над ней, Морган ощущала странную леность и заторможенность, которых обычно в Донни не было, пусть он часто приезжал к ней усталым.
Впрочем, с ним ей было хорошо, пусть она и не кончила, однако сработала мышцами, как надо и когда надо. Она не опасалась, что забеременеет, если он спустит внутрь - это было невозможно - но Донни всегда выходил и кончал ей на спину, грудь или живот. Она не понимала, почему, но быстро перестала задаваться этим вопросом, толком не желая знать на него ответ.
В этот раз Донни поступил так же и содрогнулся, немного выплеснувшись ей на бедро. Морган наблюдательно подметила, что в этот раз семени было немного, но ничего не сказала - только улыбнулась, и они, словно ставя точку в постели, поцеловались.
Впрочем, он отстранился очень быстро.
- Хочешь закурить? - предложила Морган, набросив полупрозрачный шифоновый пеньюар.
Донни пожал плечами.
- Да, может быть.
- Может быть? Ты не уверен? - она лукаво улыбнулась, и он тепло хмыкнул.
Чего у Морган не отнять, так это острого языка и чувства юмора. Она когда-то понравилась ему за эти качества и за дерзкий нрав - не только за фантастическую, редкую, холодную красоту, которая привлекала внимание многих мужчин. Он вытянулся на кровати, легонько прикрывшись простынёй, и взял сигарету, которую предложила Морган. Она помогла раскурить её, щёлкнув зажигалкой. Затем откинулась на подушки рядом, раскуривая уже свою.
- Ты сегодня такой задумчивый. Я уж думала, вот-вот достанешь какие-нибудь бумаги, разложишь их на мне и начнёшь телефонные переговоры прямо за этим делом.
- Не болтай глупостей, - усмехнулся он и сощурился. - Просто выдалась непростая неделя.
- Могу понять. - Морган потянулась через него за красивой зеркальной пепельницей, которая была на тумбочке, но Донни молча передал её сам. - Спасибо. Кстати, ты какой-то бледный, что ли. Или... не пойму. Надеюсь, ты не болен?
- Нет.
- Вот и хорошо. А то я посоветовала бы тебе немного развеяться. Отдохнуть, - Морган легла удобнее. Она не искала после секса физического контакта с Донни, все эти объятия и прикосновения были не для неё, а ему важно было полежать рядом и хотя бы перекинуться парой слов.
- Обязательно, - сухо рассмеялся он и вдруг как-то сник. Затем поскрёб затылок, сел выше, поправив простынь, скомкавшуюся выше колен и на паху, и продолжил. - Слушай, Морган, ты всегда говоришь мне правду.
- Как иначе, - ухмыльнулась она, затягиваясь.
- Я хочу, чтобы ты сейчас тоже сказала, что думаешь, как на духу, - он заложил руку за голову, пытаясь принять спокойную позу, но Морган чувствовала: что-то его тревожило.
Она напряглась. Когда тревоги появляются у таких людей, как Мальяно, у тебя тоже возникают поводы для личных беспокойств. Но тут он спросил:
- Что ты думаешь обо мне, как о мужчине?
Такого вопроса она не ожидала. Чего это он? Морган повернулась на левый бок и игриво потрепала любовника по груди:
- Ты чего хочешь от меня услышать? Признания в любви, а?
- Нет, - он рассмеялся. - Просто скажи, так ли я старо выгляжу, как думаю и опасаюсь? И так ли я вял, как думаю. Не щади моё самомнение, я разрешаю. Втаптывай меня в грязь, но не пинай ногами.
- Ну... - Морган помедлила. - Если говорить откровенно, для своих лет ты выглядишь недурственно.
- Ага.
- Разве что домашняя кухня Алессии тебя немного разбаловала, а так... - она пожала плечами. - Да с чего ты спрашиваешь?
- Просто захотелось, что бы и нет? - вспылил он и дёрнул рукой, сжав пальцы щепотью. Это было на него уже больше похоже, и Морган расслабилась. - Не могу поинтересоваться у женщины, с которой сплю?
- Женщина не спала бы с тобой, если бы ты ей не нравился, - польстила Морган.
Донни Мальяно усмехнулся. Он сощурился, выдохнул в воздух тонкую струйку дыма, изогнувшуюся красивыми витками к потолку. Здесь, в этой красивой, светлой, современной спальне, в этой технологичной дорогой квартире, над которой поработала в своё время рука дизайнера, ему было неуютно. Он здесь чужой, он это всегда чувствовал. Вдруг он вспомнил Шарлиз. Вчерашний вечер. Машину.
И заторопился.
- Я же обещал, что приехал ненадолго, - сказал он, провожаемый удивлённым взглядом Морган, и насупился, возясь с мелкими пуговицами рубашки.
- Не выпьешь со мной кофе?
- Не сегодня, - он быстро оделся, застегнул «молнию» на брюках и пуговицу, туго поджавшую пояс. - Но у меня есть другое предложение для тебя. Точнее сказать, просьба.
Вздохнув, Донни подумал, что немного сбросить вес и впрямь не повредило бы. Морган же развалилась удобнее на подушке, подставила руку под висок, оперевшись на неё и внимательно глядя на любовника. А он по-деловому быстро привёл себя в порядок, оправил рукава рубашки под пиджаком, и выжидающе посмотрел на неё сверху вниз.
Морган не торопилась вставать, лениво поинтересовавшись:
- И что же я должна сделать для мистера Мальяно?
∴ ════ ∴ ✦ ∴ ════ ∴
У Шарлиз не было при себе ни цента, но она понимала, что деньги ей не нужны. В «Вобаше» им не выставили счёт, однако она отметила, что по чеку платила охрана и официанты подходили именно к ней. В магазинах, по которым Шарлиз водили Алессия и Рита, она просто любовалась на изысканные вещи, которыми хотела, но не могла владеть. Но вся прелесть юности заключалась в том, что Шарлиз было хорошо, даже когда мечты оставались просто мечтами. Ей было вполне достаточно просто полюбоваться красивыми предметами быта, дорогой одеждой, изящными украшениями и очаровательными детскими вещами. Алессия открыто восторгалась ими - особенно ими - и нянчила крохотные костюмчики и платьица, пытаясь соблазнить Риту каким-нибудь премилым комплектом, шитым вручную золотой ниткой, или пинетками от Бёрберри из телячьей тонкой кожи. Но Рита была непреклонна. Она купила только костюм для себя с брюками на эластичной резинке, затем платье в мелкий белый горошек и надолго остановилась возле детских кроваток, комодов и кресел для кормления с пуфами для ног, что-то записывая в маленький блокнот, который достала из сумки.
Шарлиз ненароком поинтересовалась, что это она делает, и Рита невозмутимо ответила:
- Составляю список, конечно. Я не собираюсь потратить целое состояние на рождение малыша, потому хочу заранее присмотреть только лучшее.
- Когда я была беременна Фрэнни, Анжело скупил половину магазина в тот же день, как мы вышли из кабинета УЗИ, - поделилась Алессия, взяв Шарлиз под локоть. - А папа подарил малышке набор золотых ложечек с её инициалами.
- Отец много чего тогда купил, - вспомнила Рита. - Но он не знает меры, если речь идёт о детях. У него просто выключается голова, вот что я думаю.
- Это очень мило, - заметила Шарлиз, не замечая, как легко краснеют её щёки, когда речь заходит о Донни Мальяно.
Рита закатила глаза.
- Мы с Карло живём в небольшой трёхкомнатной квартире, и если впихнуть туда всё то, чем завалит нас мой папа, то боюсь, место нам будет только на улице.
После нескольких дорогих детских магазинов, к которым Шарлиз осталась весьма равнодушна, они прогулялись по галерее женских отделов с одеждой, кожаной галантереей и шёлковыми шарфами, перчатками и косметикой, но что-то необычное случилось у витрины магазина с мужской одеждой и костюмами.
- Мне нужно присмотреть для Анжело новую рубашку, - спохватилась Алессия. - Давайте заглянем ненадолго.
- Я покупаю костюмы для Карла в «Омниуме», - сухо сказала Рита. - И они стоят не больше сорока долларов.
- Сорок долларов здесь будут стоить носки, - пошутила Алессия. - Хороший итальянский костюм не стоит сорок долларов.
- К счастью, Карл - не итальянец.
У самых дверей их встретили две девушки в хорошеньких костюмах. Причёсанные, наглаженные, с гладко убранными волосами и симпатичные, они были всё равно что ожившие марципановые рождественские куколки. Шарлиз заметила, что охрана при виде них заметно оживилась.
Шарлиз прошла вдоль шкафов и стеллажей красного дерева, где в ряд, идеально отпаренными, без единой морщинки, висели на деревянных вешалках мужские сорочки. Стройным рядом над ними, свёрнутые в тугие рулеты, лежали галстуки разных расцветок, каких только можно пожелать - и каждый в своей ячейке. На деревянных манекенах красовались прекрасно пошитые костюмы из гладкой шерсти и шёлка. Здесь пахло солью, корицей, табаком и ванилью - солидно, по-мужски терпко, и Шарлиз вновь вспомнила вчерашний вечер. Этот запах был чем-то похож на то, как пахло от кожи Донни Мальяно, и Шарлиз с лёгкой улыбкой на миг прикрыла глаза.
А потом, пока Алессия выбирала для мужа сорочки и громко советовалась с Ритой, Шарлиз заметила на одной из полок что-то особенное. Подойдя ближе и аккуратно посмотрев на изделие, пожалела, что не может здесь ничего купить. Она украдкой поискала в складках сложенной ткани бирку, но ничего не нашла, кроме чёрной шуршащей бумаги, которой был переложен мужской джемпер тёплого карамельного цвета, и этикетки «Викуна Коломбо».
- Изысканный выбор.
Шарлиз вздрогнула, когда к ней сбоку подошла девушка-продавец.
- Это шерсть викуньи, - сказала она. - Она гораздо тоньше кашемировой и ценится очень высоко. Её собирают с диких животных вручную, поскольку шерсть эта сохраняет свойства, только если викунья находится в естественной среде обитания...
- Да-да, - растерянно слушала Шарлиз, в полной беспомощности озираясь по сторонам, и, к счастью, Рита подоспела к ней, а следом и Алессия с вешалкой, на которой, точно флаг, развевалась на ходу белая рубашка.
- Ну, что тут у тебя? - бодро спросила Рита и нахмурилась. - Хм, симпатичная вещь.
- Славится своим малым весом, - продолжала девушка в униформе. - Взять тот же кашемир - и изделие выйдет куда тяжелее этого. При такой поразительной лёгкости шерсть викуньи великолепно согревает, очень приятна к телу. С годами выглядит так же благородно и вида не теряет...
- Тебе нравится? - спросила Алессия у Шарлиз.
- Я подумала, она была бы к лицу Донни, только и всего, - заметила Шарлиз. - Просто смотрела.
- Отец не носит таких вещей, - бросила Рита. - Он родился в белой рубашке и запонках. И с сигаретой в зубах, ха-ха!
Но Алессия не посмеялась. Она потрогала уголок джемпера, с симпатией взглянула на Шарлиз и вдруг сказала:
- Давай это купим. Давай купим для него - что скажешь?
- Я... - Шарлиз смешалась и смутилась. Она не знала, как ответить, потому что никогда не попадала в такие ситуации. На её взгляд, всё, что было связано с деньгами, имело определённые неудобства. - Я с радостью бы, но...
- Скажи, ты хочешь это сделать для него? - и Алессия сделала долгую, внимательную паузу.
Рита фыркнула «да Боже мой», но беззлобно, а скорее смущённо, и отошла в сторону; Шарлиз оробела. И робость эта ещё больше зацепила Алессию, обрадовала, обогрела. Донни Мальяно, которого она с любовью и огромной нежностью называла papà, которого она безмерно уважала, чьё слово считала в любом разговоре последним - даже если оно шло поперёк слова её мужа - Донни Мальяно хотели порадовать. Алессия качнула рукой:
- Мы это возьмём. Упакуйте красиво, словно подарок.
- Хорошо, мэм, - вежливо улыбнулась девушка.
Шарлиз взволновалась.
- Это дорого стоит, - воспротивилась она, немного краснея. - Я не знаю, как тебя за это благодарить.
Алессия покровительственно посмотрела поверх её головы, уже разглядывая пиджаки для мужа. Она это делала специально, чтобы немного отвлечь девочку, чтобы показать ей - покупка джемпера за три тысячи долларов не ударит по кошельку. Но уделённое дону внимание Алессия высоко оценила. Она многим была обязана Пешекане, и хотела теперь сделать его капельку счастливее. Она знала, что эта чернобровая наивная девчонка пришлась ему по сердцу - и её стремление сделать дону приятно только доказало, что в очередной раз папа не ошибся в ней.
Алессия сунула под мышку крокодиловую сумочку и легко потрепала Шарлиз по плечу:
- Почему бы тебе не выбрать пока бумагу и ленту, а я закончу с покупкой костюма. Ну а после мы пообедаем здесь недалеко. Что скажешь?
∴ ════ ∴ ✦ ∴ ════ ∴
Донни Мальяно вернулся домой порядка одиннадцати часов и сразу отпустил Витале.
- Можешь взять мой мерседес, - сказал он. - Завтра до вечера я всё равно никуда не поеду.
- Хорошо. Вам помочь с этим? - и Витале повернулся к дону, имея в виду большую голубую коробку, перевязанную белой лентой, которая лежала рядом с ним на сиденье. Донни поморщился.
- Не стоит, я сам. Мне будет даже в удовольствие. - Он усмехнулся и помедлил, помял мясистые длинные пальцы. - Я давно уже ничего не дарил женщине.
Витале понимающе улыбнулся, но взгляд его оставался холоден - как, впрочем, и взгляд Донни Мальяно. Оба говорили о чувствах, но делали это самым бесчувственным образом.
- Думаю, ей понравится. К слову... Я решил кое-что расспросить о ней по своим каналам, не только из личного дела, - Витале положил локоть на спинку кожаного кресла, отметив, что дон чуть приподнял брови, как делал всякий раз, когда внимательно слушал. - В частности, то, что вы просили узнать о её мачехе.
- Завтра расскажешь, - поморщился Донни. - Сегодня я очень устал. Подготовься получше, поспи, немного выпей. Ты плохо выглядишь, что с тобой?
- Ничего такого. Просто много думал про Айелу, и ваша завтрашняя встреча меня малость беспокоит.
- Это только бизнес, Вито, - спокойно сказал Донни, хотя Витале знал, что он был тоже начеку. - Может, всё станет проще и мы придём к каким-то договорённостям, может, немного сбавим градус. У Айела не хватит мужества и стойкости сделать со мной что-то в таком месте, при стольких свидетелях. Всё будет в порядке, - и он хлопнул консильери по плечу так, что тот едва не дрогнул. - Но всё равно подряди мне к завтрашнему дню надёжного парня. Одного будет достаточно, чтобы наши ирландские недруги не сходили по-большому от страха.
- Хорошо, босс, - улыбнулся Витале и протянул ему руку. - Доброй ночи вам.
- Доброй, - ухмыльнулся тот, крепко пожал её, взял коробку под мышку и вышел из машины. - И никакой работы на сегодня, Вито. Дай голове отдохнуть.
- Есть! - шутливо отсалютовал тот и белозубо улыбнулся, но улыбаться перестал, когда дон повернулся к нему спиной. Витале проводил Донни взглядом, пока тот шёл ко входу в дом.
Донни Мальяно перекинулся парой фраз с охранниками, поднялся на несколько ступенек и остановился. Он глубоко вдохнул ночной холод с Мичигана и посмотрел на окна, в которых горел тёплый золотой свет. Вдруг его охватило странное, почти забытое чувство, что в этом доме его теперь снова ждут. Младшие сыновья, которые в последний месяц гостили у матери, выпорхнули из гнёздышка, и без них в этих комнатах и коридорах стало куда тише... и куда тоскливее. Но это было не то же самое, как если тебя ждёт женщина.
Донни помедлил, словно обдумывая что-то. Затем удобнее взял коробку, немного ослабил узел галстука и наконец вошёл в дом.
Он не ожидал, но почти сразу к нему навстречу, из гостиной, вышла Шарлиз. Донни мельком присмотрелся: за её спиной в гостиной горел разведённый в камине огонь.
- Добрый вечер, - приветливо сказала она и подошла к нему, ловко принимая пальто.
- Привет.
Он был удивлён, но виду не подал. Только вынул руки из рукавов и позволил Шарлиз немного за собой поухаживать. Она повесила его пальто на вешалку, а затем убрала к другой верхней одежде в шкаф. Донни тем временем прошёл в гостиную, положил коробку на бархатный диванный подлокотник.
Ему стало интересно, что будет дальше.
Шарлиз показалась из коридора, прислонившись плечом к дверному косяку:
- Может, хочешь кофе? Я могу сварить. Или разогреть ужин.
Донни расстегнул и снял пиджак, повесив его на спинку дивана, и вскинул брови:
- У нас есть ужин? Правда? - и поманил её рукой ближе.
- Правда, - она улыбнулась, медленно прошла к нему, сунув ладони под мышки. - Фаршированные перцы и свежий хлеб. И пудинг с тапиокой. - А помолчав, прибавила. - Пудинг не я готовила, а Алессия.
- Алессия, - кивнул Донни. - Она просто умница, но лучше бы поменьше торчала за плитой, как и ты.
- Мы неплохо провели время вместе, - возразила Шарлиз. - Перцы я делала под её чутким руководством, так что... Возможно, они даже вышли ничего так.
- Ну, пойдём, попробуем.
Он отечески, покровительственно тепло обнял её за плечи, прижал к груди и повёл на кухню. Шарлиз немного съёжилась. Она была что птичка, которую закогтил кот, и так же по-птичьи быстро косилась то на Донни, то смотрела вперёд, вспоминая, где и что лежит на кухне. После «Мэйсиса» Алессия ей всё показала, но пока нужно ко всему привыкнуть.
Она усадила Донни за стол, накрытый скатертью; поставила перед ним тарелку, приборы, винный бокал. Донни подвинул его в сторону:
- Лучше что-нибудь горячее.
- Хорошо. Тогда кофе?
- Да, можно просто чёрный, спасибо.
Она разложила перцы со сковороды на большое красивое блюдо, рядом поставила корзинку с хлебом и булочками. Свежую выпечку к столу Мальяно ежедневно поставлял друг его семьи, пекарь Манцетто, и Донни его доброго жеста никогда не забывал. Шарлиз положила Донни ужин на тарелку, захлопотала над кофе. Когда всё было готово, взяла свой ужин и села на другом конце стола, но дон покачал головой и сделал широкий взмах рукой:
- Ну-ка, caraдорогая (ит.), двигайся поближе, куда это ты от меня сбежала? Давай.
Он подвинул стул рядом с собой, так, что между ними был только угол. Шарлиз со своей тарелкой опустилась, куда было велено. Донни потрепал её по плечу:
- Я, оказывается, чертовски голоден. Ну-ка, попробуем, как вышло. М-м-м! - сняв с вилки большой кусок перца, он прикрыл глаза и хитро улыбнулся. - È delizioso!Очень вкусно! (ит.) Положи-ка мне ещё один. Давай-давай, не жалей, я не собираюсь кормить ими Витале завтра, обойдётся.
Шарлиз рассмеялась, и Донни очень понравилось, как тепло и искренно она это сделала. Они принялись за ужин. Поболтав о том о сём, Донни спросил, как они съездили в магазин и как ей там понравилось. Вдруг Шарлиз спохватилась и встала из-за стола. Донни с удивлением проводил её взглядом.
- Что такое, крошка?
- Я совсем забыла! Подожди минутку, - она вышла в гостиную и уже оттуда растерянно крикнула. - Господи, ну где я это оставила. Алессия привела после Фрэнни, и мы с ней мастерили театр теней, так что я немного забыла... а, вот.
Донни откинулся на спинку стула, жевал домашний фаршированный перец и смотрел, как Шарлиз в простеньком свитерке и юбке по колено, босая, с распущенными чёрными волосами, мечется между диванов и кресел, лавируя с такой изящной лёгкостью, точно это она здесь была хозяйка. На миг он подумал, что она была здесь словно всегда. Прожевав перец и проглотив, он вытер рот салфеткой и проводил Шарлиз пристальным взглядом. Она что-то несла к столу: чёрную коробку с локоть длиной, перевязанную шёлковой кремовой ленточкой.
- Что это? - спокойно спросил Донни, ощущая себя как-то ну очень уж странно.
Шарлиз поставила перед ним коробку, поправила юбку и села на прежнее место:
- Мы были в одном магазине, и мне там кое-что понравилось. Я сразу подумала про тебя. Но не подумай ничего, это, если честно, была идея Алессии - сделать тебе подарок. - И она зарумянилась. - Это она его купила.
Донни потянул за ленту и слегка улыбнулся, разворачивая бумагу. Шарлиз поставила на стол локти, а на скрещённые запястья опустила подбородок, сжав плечи и тревожась непонятно из-за чего. Но ей было приятно, когда улыбка Донни стала шире, едва он открыл крышку коробки.
- Это... - он сухо кашлянул, затем вытер руки о салфетку. Подумав, встал и прошёл к раковине.
Шарлиз смущённо улыбнулась. Он хорошенько вымыл руки и насухо вытер их полотенцем, только после этого осторожно подняв свитер.
- Это красивая вещь, - признал он и всё так же аккуратно опустил его назад. - Мне нравится. Спасибо, крошка.
- Я здесь не то чтобы при чём...
Он взял Шарлиз за подбородок, притянул к себе и легко поцеловал в губы - смазано, едва коснувшись их своими. Затем отставил коробку подальше и снова взялся за перцы. Шарлиз с виду была спокойна, но есть больше не стала - только допила свой кофе. Аппетит у неё пропал, всё тело сжалось и напряглось, как пружина.
Донни же доел свой ужин, сам убрал оставшиеся перцы в холодильник, накрыв их чистой тарелкой, и, отказавшись от пудинга, взял Шарлиз за руку.
- Я помою посуду, - отозвалась она, но он поморщился.
- Потом, лучше пойдём со мной. Я тоже кое-что принёс для тебя. И кстати, хотел попросить об одолжении.
Они вернулись в гостиную, где он подвёл Шарлиз к коробке и рассмеялся:
- Я не ожидал, что ты сделаешь подарок мне. Думал, это моя привилегия на вечер. К слову, о том самом одолжении... Пока открываешь, я расскажу.
Шарлиз казалось, это всё происходит не с ней, а с какой-то другой девушкой. Она осторожно убрала с коробки карточку «Тиффани», развязала ленточку. Под крышкой был ворох чёрной тонкой бумаги.
- Понимаешь, деловые партнёры пригласили меня завтра на оперу, - Донни почесал щёку, отчего-то беспокойно наблюдая за тем, как Шарлиз медлит, чтобы развернуть бумагу. - И конечно, в такие места ходят парой. Я был бы рад...
Наконец Шарлиз, решившись, убрала упаковку и застыла. Она не могла прикоснуться к тому, что лежало внутри.
- ... был бы рад, если бы ты согласилась пойти со мной, - закончил Донни, тихо подойдя к ней сзади и положив ладонь на талию.
Шарлиз вздрогнула, выпрямилась. У себя над ухом она ощутила дыхание: это Донни Мальяно склонился к ней ближе, мягко прижав спиной к своей груди.
- Тебе не интересно посмотреть, что это?
Она и так всё поняла. Это был вечерний наряд. Шарлиз уже увидела сияющий бледно-голубой шёлк в обрамлении вороха чёрной хрустящей бумаги. На узких рукавах красовался ряд крупных жемчужных пуговиц. Поверх платья лежали две бархатных фирменных коробочки, и Шарлиз понимала, что в футлярах таких размеров не может быть ничего другого, кроме украшений.
Она хотела ответить, но Донни поцеловал её за ухом, потом скользнул губами ниже, на шею. Одной рукой он всё так же обнимал её за талию, другую положил на ключицу. Шарлиз поддалась ему, откинула затылок на широкое плечо поверх белой рубашки - и Донни, ничего не сказав, впился поцелуем у самого её горла.
Шарлиз мягко нашла рукой его бедро и сжала: другую руку прислонила к его виску, скользнула чуть выше, пропуская между пальцев короткие, жёсткие волосы. Она застонала, потому что он легонько укусил её - но застонала не от боли, а оттого, что позвоночник пронзило острым возбуждением. На уровне её лопаток тяжело и ровно бухало его сердце, отдаваясь по всему телу Шарлиз, как эхо. Донни позволил ей развернуться, они слились в поцелуе. Всё было так естественно и быстро, что Шарлиз не успела смутиться - только провела ладоням по его груди, придержалась за воротник рубашки; Донни не торопился касаться её тела, легонько обнимая и поглаживая за бёдра, но вобрал в лёгкие больше воздуха и затрепетал ноздрями, когда Шарлиз ловко расстегнула его жилет и сунула под него руки, массируя через рубашку грудь. Донни Мальяно чувствовал, как доверчиво и трепетно она прижалась к нему. Отстранился и посмотрел в синие от пульсирующей в них крови, влажные губы, в заволоченные жаждой быть с ним глаза. Он едва не проклял себя за то, что дал зарок не так сразу получить то, чего хотел - а хотел он эту девушку - но знал, что ждёт не случайно. Она не должна подумать, будто приехала сюда игрушкой для него. Она показалась ему там, в пансионе, умной, и должна понять, что он имеет на неё другие виды.
Если она оправдает его надежды, то будет принадлежать ему, и тогда он возьмёт своё сполна. Если нет, он проведёт остаток положенного времени с ней, а дальше подумает, как быть. Но Донни впервые за долгое время не хотел разочароваться в ком-то, особенно в Шарлиз Кане, и, поцеловав её в обе щеки, сел на диван и увлёк к себе на колени.
- Ну, погляди сюда, - ласково попросил он и сам взял одну из шкатулок, прекрасно понимая, что Шарлиз вряд ли решится на это. - Давай-ка откроем это и примерим, лапушка.
- Хорошо.
Ему понравилось, как она это сказала: спокойно, без жадного подобострастия, а с приязнью и удовольствием. Она прижалась к его плечу грудью и немного застенчиво посмотрела на красивые серьги с крупными голубыми сапфирами. Донни улыбнулся. Вряд ли девчонка знала, сколько стоят эти камни: это даже подстёгивало в нём ещё большее желание.
- Они очень красивые, - выдохнула она восторженно.
Донни промурчал:
- У тебя же проколоты уши?
- Да.
- Вот и славно. А это точно надо надеть прямо сейчас.
В другой шкатулке оказалось кольцо с таким же крупным прозрачным камнем, оформленным в оправу из белого золота. Донни помог Шарлиз примерить его на руку, на указательный палец, и довольно ухмыльнулся, когда она подняла кольцо на уровень глаз, любуясь им.
- Скажи, тебе они правда нравятся? Всё в порядке? - нарочно небрежным тоном спросил Донни, и Шарлиз, конечно, ответила только «да». - Тогда никаких больше возражений: завтра мы идём вместе на оперу.
- Я и не хотела возражать, - сказала Шарлиз, и Донни смолк. - Спасибо за всё. Это очень красивые вещи.
- Красивой владелице и вещи ей под стать, - подметил Донни и взглянул на наручные часы. - Времени - час. Кому-то уже пора на боковую, лапушка, и я имею в виду тебя.
Шарлиз выпрямилась, хотела сказать ему что-то, но запнулась. Она не ожидала, что уже во второй раз он отошлёт её: не понимая, в чём дело, снова заволновалась - не в ней ли проблема? Но Донни смягчился, точно прочёл её мысли, и повернул её лицо к себе, снова удерживая за подбородок.
- Выкинь любые глупые мысли из своей прехорошенькой, но много думающей головы, - сказал он едва не ласково, глядя в нахмуренное лицо Шарлиз. - Пойми меня, лапушка: мне пятьдесят. Я привык жить по таким правилам, где женщину, которая тебе нравится, стоит уважать. И я уважаю тебя.
Он снова поцеловал её в губы и тихо добавил:
- Но очень скоро сдерживаться мне будет сложнее.