физическое желание.
Чан Мин тихо открыла дверь в квартиру. Она прошла мимо зеркала в коридоре, раскрасневшись ощупью, с легким покачиванием от усталости; её мысли все еще витали в облаках недавних эмоций. Но, переступив порог своей квартиры, она наткнулась на яркий удар контрастом — огромный букет роз, будто пылающий огнями под мягким светом из окна.
Цветы были свёрнуты в прозрачную обёртку, и в их центре ожидала записка, скромно прикреплённая к стеблям. «Для тебя, любимая. Я уехал." — гласила она, но Чан Мин не почувствовала ни волнения, ни радости. Внутри её раздирали противоречия: эти цветы, эти слова, казалось, были далеки от того, что они с супругом действительно испытывали.
Она достала телефон, быстро набрав короткое сообщение: "Спасибо, а ты где?"
Эти пару слов, безжизненные и холодные, улетели в пространство, как будто были отправлены в пустоту, не имея ни задней мысли, ни искреннего чувства.
Только потом, пробегая глазами по комнате, она заметила, что муж, так и не успев приехать из своего долгого гастрольного тура, снова отправится в музыкальное путешествие, он ответил, что на студию. Прочувствовала это, но эмоции не вспыхнули. В его отсутствие она снова оказалась наедине со своим хаосом, продолжая продвигаться по неизменному пути, который легко пересекали ароматы роз и запах клубной ночи.
Чан Мин медленно проходила по пустой квартире, её шаги отдавались эхом в тишине. Холодные стены казались такими же пустыми, как и её сердце. Она заставляла себя думать о муже — о том, как он когда-то выглядел, как держал её за руку на первых свиданиях. Но сейчас эти воспоминания были лишь тенями, неумолимо подчеркивающими все его недостатки.
Каждый уголок квартиры напоминал ей о том, что она сама выбрала этот путь. Она с сожалением проклинала себя, словно это могло изменить саму суть происходящего. Как же она могла повестись на его обещания и усыпляющие слова. Теперь она понимала, что ошибалась.
В голове метались обрывки вчерашнего — обмана, соблазна и запретной страсти. Образ молодого человека, с которым она провела ту ночь, снова и снова всплывал в её сознании. Он не был идеален, и чувства к нему тоже не были серьезными. Но вспоминается его прикосновение, его уверенность — всё это зажигало в ней то, чего она давно не чувствовала. Секс с ним был настоящим. Огнем, охватывающим каждую клеточку её тела, заставляющим забыть о скучных рутинных буднях с мужем.
Она знала, что не любит его, но в эту ерунду уже не верила. Она просто хотела сбежать от реальности, от того, что сама себе создала. Чан Мин остановилась у окна, глядя на улицу, полной жизни и движения. И в то же время ей хотелось, чтобы девушка, которая уходит по тротуару, обернулась. Чтобы в её глазах она увидела отражение своей душевной истерики, чтобы мир хоть на мгновение остановился и позволил ей сделать выбор.
"Как же я до этого дошла?", — задалась она вопросом. Ответа не было, лишь чувство опустошения. Она часто изменяла мужу во время его отъезда, но почему сейчас все иначе?
Чан Мин сидела на диване, погруженная в свои мысли. В комнате царила тишина, лишь время от времени слышался тихий шорох шелкового пеньюара, который обвивал её тело, излучая невидимую ауру притяжения. Пеньюар был дорогим – его легкие, струящиеся ткани обнимали её фигуру, подчеркивая изящные линии. Она просидела весь день дому, смотрела какую-то сопливую мелодраму. И она была заперта в этом мире одиночества.
И вот, неожиданно дверь открылась, и в проник в квартиру её муж. Она сразу почувствовала запах мужского, такого знакомого парфюма, услышала как он напевал что-то себе под нос.
Танос, известный рэпер, яркая звезда городских улиц. Его уверенные шаги и слегка коварная улыбка сразу наполнили пространство жизнью. Он подошел к ней, обнял и нежно поцеловал. В этом поцелуе была та страсть, которой он обычно делился со своими фанатами, но в его объятиях Чан Мин чувствовала лишь холодный поток разочарования.
– Как прошел твой день, любимая? – спросил он, устраиваясь рядом.
Чан Мин заставила себя улыбнуться, хотя сердце колотилось от противоречивых эмоций. В её голове всплыли воспоминания о том, как она провела ночь с другим – напротив, незнакомцем, с которым она познала забытые ощущения, полные свободы. Этот секрет гнездился в ней, как ядовитая семечка, готовая прорасти в момент, когда Субон спросит о чем-то более глубоком.
– Всё хорошо, – ответила она, стараясь, чтобы голос не дрожал. – Просто немного скучала. Букет чудный..
Танос посмотрел на неё с глубоким вниманием, будто искал что-то за её словами, что-то, что могло бы его насторожить. Чан Мин отвела взгляд, глядя на большой букет, который теперь казался ей символом лжи. Внутри неё бурлили чувства, которые она не могла выразить, но в её душе разворачивалась настоящая драма. Каждый его вопрос и каждое его "Я люблю тебя" отзывались немыми криками совести, напоминая о предательстве.
Она знала, что в этот момент никто не мог быть более одиноким, чем она сама – и, несмотря на то, что окружающий мир продолжал вращаться, её собственный мир стал крошиться на куски. Загадка между ними разрасталась, как черное облако, готовое разразиться дождем, и Чан Мин знала, что однажды ей придется принять решение, которое изменит всё.
Вечерние тени медленно заползали в уютную гостиную, отгораживая мир от суеты за окном. Легкий свет настольной лампы создавал тепло, но когда оба взглянули друг на друга, комната наполнилась холодом.
Чан Мин, сидя в своем любимом кресле с бокалом вина, решила начать разговор, продолжая ворошить свои мысли. Она посмотрела на Субона, который, погруженный в свой телефон, казался невозмутимым.
— Была у Ми-На.. — произнесла она с лёгким налётом иронии. — Она нашла себе кого-то уже, хотя только недавно рассталась.
Танос медленно оторвал взгляд от экрана и с полным безразличием ответил:
— Да, удивительно. Хотя, возможно, для этой шлюшки это нормально.
Чан Мин лишь усмехнулась, но в ее глазах зажглась искорка обиды.
Вечерний свет, проникая через занавески, создавал в комнате расплывчатые тени. Они сидели на противоположных концах дивана, старательно избегая взгляда друг на друга. Она, аккуратно причесав волосы, пыталась придать своему выражению безмятежности, но в уголках губ все же мелькала еле заметная усмешка.
— А кстати, у Ми-На? А разве не была в клубе, как говорят друзья?
Она мгновенно ощутила, как в воздухе повисло напряжение. Но упрямо продолжала свою игру.
— Клуб? О чем ты? Я вообще не люблю эти места. — попыталась оправдаться она, не поднимая глаз.
Он вздохнул, отложив телефон в сторону. Его лицо выражало нетерпение, а взгляд был пронизан легкой иронией.
— Интересно, как же так получилось, что "вечерние планы" совпали с моими знакомыми? Они были в тот вечер в «Пентагоне» и, как-то странно, узнали тебя...
Она слегка нахмурилась, но быстро привела в порядок свою маску спокойствия.
— Может быть, они просто ошиблись? Вижу, ты даже не пытаешься меня понять, — ответила она, хотя в голосе звучала даже не обида, а скорее усталость от постоянных недомолвок.
Он коротко рассмеялся, но смех этот был безрадостным.
— Понимать? Зачем? Когда ты сама не знаешь, чего хочешь, — произнес он, пытаясь скрыть вьюжную злость.
Это был момент тишины, когда слова, будто непрошенные гости, зависли в воздухе. Каждый из них ждал, кто первый нарушит этот неловкий мир.
— И что ты там делала? А трубки тоже поэтому не брала? Надеюсь, ты за то время, что меня не было не забыла, как выглядит наш дом? Да ты же даже кольцо не носишь!
Его слова рассеивались в воздухе, не находя отклика в её сердце. Каждый налёт шутки только усугублял напряжение, раздирая в ней что-то хрупкое. Её терпение иссякло.
— Зачем ты продолжаешь? — вдруг выпала из её уст, и в её голосе послышался треск, как от хрупкой вещи, разбивающейся о пол. — Ты даже не доверяешь мне! Да, была я в клубе!
Обида, как волна, накрыла её, и она встала, чувствуя, как гнев бурлит внутри. Собравшись с силами, она ушла в спальню, и дверь за ней хлопнула с глухим звуком. Танос остался в гостиной, его слова застыли на краю языка, не найдя возможности вырваться наружу.
Он смотрел ей в след, осознавая, что шутить — это было ошибкой. Вместо этого парень достал из кармана немного затёртую таблетку. Вздохнув, как будто собирался с мыслями, он бросил её себе на ладонь. Пальцы крепко сжались вокруг неё, и он принял наркоз, неожиданно ощутив, как серое облако легкости закутывает его в невесомость. Ему снова стало всё равно — и о ней, и о себе. В рутине призрачной тишины он утопал в своих мыслях, пытаясь найти спасение в головокружительном водовороте.
В полутьме комнаты, девушка тихо плакала, её слезы, как нежные росы, скатывались по щекам и оставляли на подушке влажные следы. Тишина была единственным свидетелем её горя, а стены, окружавшие её, как будто замыкали в себе весь гнетущий диссонанс. Она устала — устала от неопределенности, от мучительного чувства, что любовь между ними угасла, как свеча, которую никто не удосужился зажечь вновь. Её сердце наполняло противоречивое чувство: к мужу, который стал чужим, в ком она больше не могла найти поддержки.
Спустя час-два, когда комната погрузилась в ночные тени, её дыхание стало ровным, и с закрытыми глазами она уснула, унося с собой ненависть и разочарование в мир сновидений. За её спиной дверь тихо приоткрылась, и в комнату вошел Танос. Он сделал глубокий вдох, в котором смешались запахи её слез и тишины. Его глаза изучали её лицо, и в груди разгорелось то знакомое, но горькое чувство — чувство собственности, которое, подобно тени, всегда следовало за ним.
Он лег рядом, аккуратно обняв её, как бы возвращая в защищенное пространство своих объятий. Его шепот был наполнен не словами, а ощущением присутствия, которое обещало невидимую защиту. Он тоже не испытывал любви, но понимал: она была его, и это чувство овладевало им, соблазняя своей противоречивой притяжимостью. Он был готов взять на себя все её тяжести, даже если они не были связаны с ним.
Танос закрыл глаза, позволяя себе на мгновение забыть о боли — своей и её. В этом молчаливом уединении двоих, обретя смысл в простых человеческих чувствах, он знал, что их связь — это не яркий свет любви, а тихая, возможно, даже угнетающая, но неотъемлемая часть их существования.
***
Нам Гю в это время проваливался в мир неясных видений от героина, вколотого в вену, где реальность и фантазия смешивались в дымном клубе переживаний. В глазах мелькали кадры фильмов, персонажи которых становились его спутниками в этом забытом пространстве. Он лежал далеко от будничных забот, в тумане наркотического угара, и всё больше осознавал, как остро ему не хватает той девушки, что покинула его утром.
Отсутствие ее тепла заполнило его пустоту, а в голове разносились эхом образы её бедер и мягких линий тела. Это не были романтичные чувства, а дикое, первобытное влечение, словно он стал пленником собственных инстинктов. Каждый вновь обретённый миг в компании иллюзий лишь усиливал его безумное желание.
Кадры заставляли его вздыхать, привязывая к ней даже сильнее — она была идеалом, который он не мог заполучить. Хотелось утонуть в ней, позабыть обо всех тревогах и болезнях, которые жизнь несла вместе с собой. Эта дикая жажда поглощала его, как огонь, подбираясь к древесине, готовой вспыхнуть в любой момент. Он знал, что его желания не могут быть удовлетворены, но в этот наркотический вечер, где границы между желаемым и реальным стирались, он мог лишь мечтать не о ней, а о ее теле.
У Нам Гю не было даже ее номера, был лишь адрес и надежда, что когда нибудь он вновь увидит ее на своей работе, когда она придет в «Пентагон» снова.
***
Воспоминания:
Танос стоял на сцене, окружённый оглушительными аплодисментами и яркими огнями, которые, казалось, способны были скрыть от него всё на свете. Но лишь она одна, Чан Мин, сверкающая своей красотой, ослепляла его даже ярче, чем поиски славы. В тот момент, когда он произнёс заветные слова, мир вокруг словно застыл, расплетая свои краски в нежные тона, только чтобы запечатлеть этот миг.
Два года назад, когда он сделал ей предложение прямо на сцене, зрители взрывались от восторга, а в его сердце разгорелось странное чувство гордости. Он выбрал её — ту самую, с глазами, как звёзды, и улыбкой, способной растопить даже самые холодные струны его души. Она стала его музой, отражением идеала, в котором смешались нежность и сила. Но что-то в его внутреннем мире оставалось неотрывно в тени.
Танос часто уходил в туры, где толпы фанатов, восторженные взгляды и легкомысленные свидания искушали его. Каждый раз он возвращался к Чан Мин, зная, что её вера и доверие – его настоящая тюрьма. Он не любил её так, как следует. На сцене он был звездой, но в её объятиях чувствовал себя преступником. Он грешил изменами, и каждый раз, как он создавал новые фразы для песен, его нагружало чувство вины, тревога за то, что всё это может однажды стать явью.
Но как ни парадоксально, его желание обладать ею, физическое и эмоциональное, всегда оставалось. Он представлял себе, как её тело соприкасается с его, обретая уединение вдали от шумных залов и фанатских воплей. Это было огромной частью того, что его влекло обратно к ней. Чан Мин была не просто красавицей на его руке — она была светом, который он не мог или не хотел осознать по причине своей натуры.
Он думал, что его жизнь идеальна, однако сам каждый раз создавал трещины в этом блестящем образе. И каждая такая трещина приближала его к осознанию того, что истинная любовь не может основываться на желании или влечении. Чан Мин была его гордостью, и в этом заключалась его беда. Она держала его на крючке своих нежных надежд, а он в то же время искал убежище в объятиях других.