***
В Бромли, как и в любом большом городе, рано или поздно настает момент, когда отчаянно хочется приблизить наступление весны.
После достопамятного бала миновало уже почти три недели. За короткую оттепель хмурые дожди закатали нежный, воздушный пушок снега под ледяную корку. По городским дорогам было не пройти - автомобили и кэбы размесили такую отвратительную кашу, что даже лучшие сапоги через полчаса начинали промокать. Бромлинское "блюдце" в любую погоду укрывала плотная шапка смога - тумана, смешанного с гарью заводов и фабрик. Солнце почти не появлялось; кажется, последний ясный денек был на Сошествие. Природа словно забылась болезненным сном - зато светская жизнь била ключом.
Что ни день - то прием, или бал, или званый ужин, или поэтический вечер, или встреча клуба для избранных, или театральная премьера, или открытие новой выставки, или выступление в опере какого-нибудь редчайшей чистоты меццо-сопрано... Кого-то эта яркая карусель утомляла. Но были и те, кто ею искренне наслаждался - к примеру, блистательная леди Вайтберри. И, увы, она считала своим долгом приобщить меня к своим развлечениям.
Не то чтобы я не любила веселье... Но на плечах Эмбер не лежало управление огромным процветающим графством и элитарным кофейным салоном в придачу. А вот мне для того, чтоб соответствовать статусу леди, приходилось буквально по минутам выкраивать время из бесконечной ленты дел и обязанностей.
- Трудный денек, леди? - сочувственно поинтересовался Лайзо, когда автомобиль отъехал достаточно далеко от особняка Вайтберри, где продолжала звучать музыка, а талантливая "гостья из Романии" распевала сентиментальные романсы. Собственно, ради нее Эмбер и устроила прием; мне певица тоже понравилась, да и гости были все больше из нашего, узкого круга, но уже второй день я так отчаянно хотела спать, что боялась задремать прямо посреди очередной жалостливой песни.
А это, право, было бы неприлично и недостойно леди.
- Да, пожалуй. Весело, но слишком шумно, - рассеянно согласилась я с Лайзо. - Может, в другой раз я бы осталась до конца, но нужно еще просмотреть документы по судебной тяжбе насчет северной границы... Ох, и почему у меня такое чувство, будто мой адвокат подкуплен соперниками?
- Возможно, так оно и есть, - задумчиво предположил Лайзо. - Семейный адвокат - это хорошо, но если б я с кем судиться стал, и денег у меня было б в достатке, я б кого-нибудь из большой, солидной конторы нанял, кому с графиней сотрудничать для репутации полезно.
- Вам не следует рассуждать о таких вещах, мистер Маноле, это совершенно вас не касается, - устало напомнила я.
- Да, да, конечно, леди, прошу прощения, - тут же повинился Лайзо - без тени настоящего раскаяния.
В последнее время он все чаще играл роль понимающего и сочувствующего слушателя. Сначала я еще задумывалась о том, что нехорошо жаловаться слуге или обсуждать с ним великосветские сплетни. Но, как говорится, искушение приходит на мягких лапах, подобно бродячей кошке, и мурлычет так ласково, что рука не поднимается его прогнать, а потом сворачивается на коленях уютным клубком - и тогда пиши пропало.
Так и Лайзо.
Сперва я привыкла к тому, что он все время спрашивает меня о чем-то - вроде бы дежурные вопросы, вежливые, от которых можно отделываться пустыми отговорками, а в ответ - слышать какой-нибудь немудреный, но теплый комплимент. Маленькая слабость, почему бы не поддаться ей? А потом... Я и сама не заметила, как привыкла перебрасываться ни к чему не обязывающими репликами с Лайзо, коротая дорогу от театра до особняка на Сперроу-плейс или из кофейни - в загородный дом. Конечно, болтать со слугой - глупо и недостойно... Но я же болтаю иногда по утрам с той же Магдой? А чем хуже Лайзо - тем, что может поведать что-нибудь любопытное о премьере спектакля, на котором я побывала, или, истолковав какую-то из бесчисленных примет гипси, предсказать погоду на завтра? И, уж верно, нет ничего предосудительного в том, чтобы последовать ненавязчивому совету: "А завтра-то подморозит, леди - гляньте, какой закат красный. Вы б оделись потеплее, коли хотите с леди Клэймор в парке погулять... Простите великодушно, ежели не в свое дело лезу".
Проблема была в том, что этим Лайзо не ограничивался, а его советы порою... да что уж лукавить, почти всегда казались мне разумными. Я же привыкала быть откровенной с ним, хоть и чувствовала, что однажды об этом пожалею. Наверно, сейчас о моих текущих делах он знал ровно столько, сколько и управляющий, даже дядя Рэйвен был хуже осведомлен.
Оставался только один человек, за исключением Мэдди и Георга, который глубже, чем Лайзо, залез в мои личные секреты - Эллис. Ведь лишь ему я рассказала о Крысолове.
Который, к слову, за эти три недели ни разу не дал о себе знать. Растаял, как сон в ночь на Сошествие - и нет его...
Сердце отчего-то кольнуло.
- Леди, как ехать прикажете? - негромко окликнул меня Лайзо, прерывая цепочку невеселых размышлений. - Через низину, напрямик? Али кругом эту грязь объедем?
- Вам этот автомобиль потом мыть и полировать, вы и решайте.
Я с трудом проглотила зевок. Глаза слипались, как будто ресницы склеили воском.
- Тогда мимо рыночной площади поедем, по краю трущоб, напрямки то есть, - уверенно заявил Лайзо, скосив на меня глаза, и тихо добавил: - А то вы, леди, того и гляди заснете.
- Лучше о себе побеспокойтесь, - грозно ответила я, но рука уже сама собой потянулась к вязаному пледу, сложенному на свободном сидении: очень хотелось укрыться и подремать хотя бы сорок минут, пока мы будем добираться до особняка.
За стеклом замелькали белые мухи - опять началась метель. Мелкий снег, наверняка ужасно колючий - видимо, за то время, пока мы слушали певичку у леди Вайтберри, в Бромли опять вернулись морозы. А ведь только вчера было так тепло, что начали таять грязные, слежавшиеся сугробы в боковых переулках у Барбер-лейн...
Борясь со сном, я начала перечислять про себя наиболее срочные дела, составляя план работы:
"Перво-наперво следует просмотреть материалы по судебной тяжбе. Потом, возможно, нанять другого адвоката - у леди Абигейл были на примете надежные люди. И нужно еще решить окончательно, какой прием устраивать на мое двадцатилетие - традиции предписывали праздновать эту дату с размахом, но в особняке на Сперроу-плейс бал не проведешь, званый ужин в лучшем случае, к тому же хотелось придумать что-то оригинальное..."
Додумать эту очень важную - и сложную для сонного разума - мысль я не успела.
Автомобиль затормозил так резко, что меня швырнуло на спинку водительского кресла и крепко приложило. Ох, наверное, потом на плече синяк будет...
- Что случилось? - спросила я, прокашлявшись. Мы только-только миновали шумную даже в это время рыночную площадь и свернули на боковую улицу, чтоб срезать дорогу. Никаких экипажей или препятствий впереди вроде бы не было. Так почему же...?
- А чтоб я знал! - коротко и зло откликнулся Лайзо, явно проглотивший пару крепких словечек, не подходящих для общения с леди. Он был бледен. - Кто-то под колеса кинулся. Только б живой остался...
И тут дверцу у пустого сиденья рядом со мною дернули.
В проеме показалась неряшливо одетая женщина, кутающаяся в черный платок. Я прищурилась - и обомлела.
- Зельда Маноле?!
- Матушка?!
Никогда еще я не видела у Лайзо настолько удивленного лица.
Зельда, впрочем, изумилась не меньше.
- Так и знала, что это вы! Чуяло мое сердечко! - взвыла она с такой смесью облегчения, радости и ужаса, что мне стало не по себе. - Ох, выручай, леди! Спрячь меня, Небесами тебя заклинаю и всеми святыми, какие есть! Век благодарна буду, не дай злыдням живого человека погубить! Охохонюшки, бедная моя головушка, непутевая...
Я сглотнула, скосив взгляд на Лайзо.
Наверное, немного найдется на земле людей, способных вышвырнуть прочь умоляющую о спасении женщину, да еще на глазах у ее собственного сына. Даже если у этой женщины репутация отъявленной мошенницы.
- Залезайте, Зельда, - коротко скомандовала я. - Садитесь вниз, голову наклоните. Я вас накрою пледом, снаружи не будет видно. Дверь захлопните... Вот так. И вам же лучше, если мне не придется жалеть об этом решении! Мистер Маноле, езжайте. И побыстрее.
Дважды повторять не пришлось. Автомобиль рванулся с места, как породистая лошадь на скачках. Я протерла запотевшее стекло ладонью и выглянула; кажется, никакой погони не было. Но потом бабахнул выстрел и, почти без перерыва - другой, третий... Послышались крики.
У меня отлила кровь от лица.
- Что там происходит? - тихо спросила я. Зельда, спрятавшаяся под пледом, хранила гордое молчание. - Миссис Маноле, будьте так добры, расскажите, что с вами случилось.
Кулёк из пледа дернулся.
- Там, это... Гуси разбираться пришли, почему драка и смертоубийство посередь бела дня. Люди, видать, с ума посходили... - Мне показалось, что голос у Зельды дрожал не от злости, а от испуга. - Вдолбили себе в головы, что гипси кругом виноватые, вот и кидаются на всех подряд. Вчерась Анну Хвостатую побили, ох, как побили, еле домой доползла, а она-то всего и хотела, что яблоки в карамели мальчишке какому-то продать. А его отец как увидел, да как завопил, что она, мол, мальчика-то украсть хочет... Охохонюшки, что ж это делается-то!
Кулек теперь раскачивался из стороны в сторону, жалобно подвывая. Лайзо стал мрачнее тучи; руль он сжимал так, что даже пальцы побелели.
Я все еще не понимала, к чему ведет Зельда, но мне уже было жалко ее. Конечно, Эллис упоминал не раз о том, что гадалке временами доставалось на орехи за мошенничество и обман, но одно дело - слышать об этом вскользь, и совсем другое - вот так внимать рассказу рыдающей свидетельницы. Да и сама история звучала странно... Не исключено, что подруга Зельды была сама виновата и спровоцировала людей. Однако что бы там ни произошло, пострадавшим нужно было обращаться в Управление спокойствия, а не вершить суд своими руками.
Какие люди, впрочем, такие и нравы. Глупо ждать от необразованной бедноты осмысленных действий.
- Прошу вас, продолжайте, - мягко напомнила я гадалке. - Сочувствую горю вашей знакомой; но все же, что случилось именно с вами?
Кулек горестно вздохнул.
- Надо было мне, дуре этакой, дома отсидеться, денюжка есть, авось недельку бы и перебились. Ан я на другой же день на ту же площадь и пошла. Только фифу богатенькую заприметила, чтоб погадать ей, и тут вижу - идет паренек какой-то, весь в обносочках, бедняжечка, а так похож на моего Тома в детстве - и прям словами-то не сказать... - запнулась Зельда и на некоторое время замолчала. Но затем продолжила, серьезно и очень тихо: - Хороший такой мальчишечка, волос на солнце - что золото с медью, глаза голубые да ясные... И взгляд прямой. Из таких мальчишек-то настоящие мужчины и вырастают, коли их в отрочестве Небеса уберегают. А я пригляделась, значит - и вижу, что паренек-то под черным облачком, и тянется за ним лента лиловая. Так бывает, что у кого-то смерть видишь, но я завсегда молчу про такие дела. А тут как бесы меня дернули - скажи да скажи! Ну, да я и добежала до него, и сказала, и про ленту, и облако, и про то, чтоб под землю он не вздумал ходить. Да видать, слишком громко сказала, и услышал тот, кому не надо было. Нищий тутошний, он все кликушествует, Конец Всего со дня на день обещает... Паренек рассердился, закричал, что, мол, Кировы мальчишки ничего не бояться - и убежал, а кликуша-то как заорет на всю площадь - гляньте, ведьма мальчишку на смерть заговорила, посулила ему быть убитым, а одного ребенка уведет - следом и за вашим придет... Я бочком-бочком попятилась, но люди-то злые нынче. Одна дама в голубом платье ка-ак заголосит, завоет - ах, мой Джим, мой Джим, а муженек ее - ростом что та гора, глазами сверкнул, рукава засучил... Еле вырвалась, - вздохнула она и стянула плед с головы и посмотрела на меня снизу вверх - растрепанная, мокрая из-за растаявшего снега. - Благодарствую, птичка моя. Кабы не ты с Лайзо, не уйти бы мне, на подвернутой-то ноге.
И Зельда замолчала.
Я не совсем понимала, что с ней произошло - слишком сбивчиво и неровно она рассказывала. Факты были таковы: видимо, прошел слух, что гипси воруют детей, а Зельда и ее знакомая попались под горячую руку людям, отчаянно ищущим, на ком бы сорвать злость. Но нехорошие вещи о черноглазых гадалках говорили и раньше, так почему же толпа взбесилась прямо сейчас? Неужели из-за речей местного "кликуши", как его назвала Зельда?
- Не стоит благодарности, - запоздало откликнулась я, очнувшись от раздумий. - Миссис Маноле, полагаю, вы уже можете перебраться на сиденье, вряд ли ваши преследователи нас догонят, да им и вряд ли есть сейчас дело до нас, если на площадь действительно пришли наводить порядок "гуси". Однако есть некоторые, скажем так, трудности. Я не могу отвезти вас на своем автомобиле к госпиталю, чтобы врач посмотрел вашу подвернутую ногу. Мне бы не хотелось рисковать... - запнулась я, думая, как бы выразиться поделикатнее. Дядя Рокпорт вряд ли бы одобрил общение с гадалкой-гипси. И если мне это сулило всего лишь минуту-другую нотаций, то Зельде - неплохой женщине, в общем-то, от которой я ничего дурного пока не видела - грозила нешуточная опасность.
Но заговаривать о Рэйвене при Лайзо мне не хотелось - слишком свежи были еще воспоминания о покушении.
- Чем там рисковать? Сплетнями, что ли? С отребьем ледям дел вести нельзя, так? Что уж там, договаривай, коли начала, - ворчливо отозвалась Зельда. Обиды в ее голосе не было - то ли гадалка еще не оправилась от шока, то ли слишком устала. - Да уж, в вашем-то змеючнике у всех жала острые. Куда нам, собакам подзаборным, равняться с вами? У нас столько яду отродясь не водилось...
- Вы не правы, я вовсе не это имела в виду, - поспешила я перебить ее. Похоже, мое желание обойти неловкий момент привело лишь к еще большей неловкости. Но не запугивать же теперь Зельду, рассказывая, что маркиз вполне способен от нее избавиться, если посчитает, что она оказывает на меня дурное влияние? Тем более сейчас, когда Зельда только что избежала серьезной опасности. Это было бы... негуманно. - Дело не в моей репутации. За последний год я несколько раз оказывалась в довольно сомнительных ситуациях. Вспомнить хоть мисс Финолу Дилейни...
- Вы, леди, ее хорошенько отдубасили, - ввернул словечко Лайзо.
- Оказала помощь следствию при задержании подозреваемой, - невозмутимо поправила я его. Спасибо Эллису за расширение моего лексикона и дяде - за неисчерпаемое количество вежливых и туманных формулировок. - Или, к примеру, то происшествие с убийцей сектантом, когда погибла мисс Тайлер... - горло перехватило, но я быстро справилась с собой. - Словом, я далеко не всегда веду себя как полагается чопорным леди и вряд ли общество надолго заинтересовали бы сплетни о гадалке-гипси в моей машине. Но, поверьте, для всех будет лучше, если никто не узнает о том, что вы ехали со мною.
- Все-то вы мудрите, умные больно, - пожала плечами Зельда. Кажется, она вновь становилась самой собою - ворчливой, не имеющей ни малейшего уважения к леди, нахальной гипси. - Ну, да мне в госпиталь и не надобно, тьфу-тьфу. Обойдусь как-нибудь и без докторов. Они, чай, сначала до смерти залечат, а потом скажут, что так и было... - и она сощурилась: - Али ты, птичка моя, эдак посочувствовать мне решила? Я и так тебе кругом должна теперь, не надо больше помощи. Оставь меня у Эйвона, Лайзо знает, где, а я напрямки до дому-то и дойду.
- Вы уверены? - переспросила я, быстро оглянувшись на Лайзо. Он, хоть вел автомобиль ровно, как всегда, но прислушивался к нашей беседе напряженно. "Беспокоится за мать, - подумалось мне. - Конечно, любой сын будет волноваться в такой ситуации". - А как же преследование гипси в городе? Вдруг на вас нападут по дороге?
- Не нападут, - махнула рукой Зельда и нахмурилась. - У нас-то, в Смоки Халлоу, пока никто и не пропадал. Говорят, ему чистенькие детки нужны, а не наши замарашки...
От ее слов повеяло смертельным холодом.
- Ему? - растерянно переспросила я.
- Душителю с лентой, - негромко ответил Лайзо вместо Зельды.
У меня появилось чувство, что я не знаю чего-то очень важного.
- Какой еще душитель? Убийца?
- А кто ж еще? Ох, не к ночи будь он помянут, - понурилась Зельда. - Ох, Лайзо, сыночка, уже приехали, что ль?
- Да, матушка, - ответил он с необыкновенной нежностью, сворачивая к обочине и останавливаясь. - Автомобиль быстрее кэба.
- Охохонюшки, чудно-то как, - вздохнула Зельда, глядя на метель за окошком. - Значит, пойду я... Благодарствую, птичка, за помощь, - обратилась она ко мне уже в третий раз. - Теперь я дома с дюжину дней пересижу, а там - как будет, так будет. Удачи тебе, - улыбнулась она, и морщинки-лучики разбежались от уголков глаз, напоминая о ее настоящем возрасте. - Кстати...
Зельда вдруг цапнула мою руку и перевернула ладонью вверх, вглядываясь в линии судьбы. У меня по спине пробежали мурашки. Накатило страшноватое и одновременно смешное ощущение, похожее на щекотку.
- Вот тебе мое предсказание в благодарность. Ждет тебя от судьбы нежданный подарок, по крови чужой, а сердцу милый. Сперва ты за ним пойдешь, после - он за тобою, а после вы вместе пойдете... Ну, до встречи, пташка моя, вспоминай Зельду-гадалку почаще!
И была такова.
Несколько секунд я потратила на то, чтобы справиться с ошеломительным эффектом прощальной "благодарности" Зельды, а потом коротко приказала Лайзо:
- Идите и проводите свою мать до дома, мистер Маноле. В конце концов, она же подвернула ногу и едва идет. Ну же, поторопитесь, - и я демонстративно уставилась на хаотическое белое мельтешение за окном. Хотелось прижаться к запотевшему стеклу пылающим лбом и закрыть глаза. Святые небеса, сколько же еще будет длиться эта зима? Так не хватает света, все время клонит в сон...
- А как же вы, леди? Тут район-то не спокойный, люди всякие похаживают... Как же вы одна ждать будете?
Лайзо медлил, хотя ясно было, что ничего он не желает сейчас больше, чем пойти за своей матерью.
- С помощью Святой Генриетты Милостивой и Святой Роберты Гринтаунской, - механически отшутилась я и, скосив взгляд на Лайзо, не смогла удержаться от смешка: - Мистер Маноле, не делайте такое лицо. Разумеется, у меня в сумочке лежит револьвер. Дядя Рэйвен... то есть маркиз Рокпорт настоял на том, чтобы после того случая на балу я всегда носила с собою оружие. Идите и ничего не бойтесь. Я не трепетная лань и могу за себя постоять.
- Слушаюсь, леди, - с облегчением выдохнул Лайзо и заглушил мотор. - Я скорехонько обернусь, одна нога здесь - другая там, и получаса не пройдет. И, это... спасибо.
Он улыбнулся - совершенно сумасшедшей улыбкой; в ней не было ни тени наигранности, самодовольства или желания произвести впечатление, как обычно. Нет, только искренняя благодарность - и светлое счастье.
Щеки у меня загорелись.
Как заколдованная, я медленно отвернулась и кивнула деревянно - мол, поторопитесь. Хлопнула дверца машины. Послышались удаляющиеся торопливые шаги, потом радостный и удивленный возглас Зельды - и стало тихо.
Я осталась одна.
...холод оконного стекла не прогнал ни жар, ни дурные мысли.
Иногда пропасть между разными слоями общества становилась болезненно очевидной. Бедные кварталы, если судить по рассказу Зельды, сейчас превратились в бурлящий котел из-за разговоров о "душителе с лентой". А я, владелица "Старого гнезда", на которую каждый вечер обрушивалась целая лавина разнообразных слухов и великосветских сплетен, ничего не знала об этом убийце. И все потому, что людей нашего круга он не трогал - только детей из бедных, а потому беззащитных семей.
"Ему чистенькие нужны..." - отчетливо вспомнился мне вдруг голос Зельды, и я вздрогнула.
"Бедные", но "чистенькие" - это звучало странно. Если Зельда имела в виду более-менее обеспеченные семьи низшего класса, бедные только с точки зрения аристократов, то почему тогда пострадавшие не обращались в Управление спокойствия, а предпочитали вершить самосуд над случайно подвернувшимися гипси, а которыми издавна закрепилась слава дурного народа? Или... сердце у меня замерло... или они обращались, но "гуси" не стали начинать расследование, потому что знали настоящего преступника - достаточно богатого и влиятельного человека, чтобы замолчать преступление?
Нет, глупости какие.
- Леди Виржиния-Энн, графиня Эверсанская и Валтерская, - торжественно произнесла я, тщательно подражая маркизу Рокпорту. Дыхание оседало на стекле мельчайшими капельками воды. - Вы слишком много общаетесь с детективом Эллисом. Он скверно влияет на ваше воображение.
Сказала - и сама рассмеялась. От сердца отлегло.
Но одна здравая мысль во всех этих рассуждениях была. Эллис. Если кто и мог прояснить ситуацию, то только он.
В тот же вечер я попросила Лайзо отнести детективу записку. Ответ пришел утром - его занес один из мальчишек, околачивающихся возле Управления в надежде выполнить несложное поручение какого-нибудь сыщика или "гуся" и получить за это рейн-другой.
Записка Эллиса оказалась витиеватой, загадочной... и изрядно разочаровывающей.
Виржиния,
Безусловно, я ценю то, что вы меня не забываете. Однако на сей раз помочь Вам не могу. Дело "душителя с лентой" ведет другой детектив. Скажите за это спасибо Р.Р.Р., который решил, что я полезнее буду на расследовании сами-знаете-чего, а не на своем привычном месте.В итоге моего расчудесного Душителя отдали старшему детективу Дженнингсу, что весьма прискорбно, ибо дураку и должность ума не прибавит.
Если же объяснить в двух словах, то выходит вот что. Уже несколько месяцев в Бромли пропадают светловолосые мальчики тринадцати-четырнадцати лет. Убийца душит их и подбрасывает к городским храмам и монастырям с лиловой лентой на шее. Более ничего сказать не могу, так как к материалам дела допущен не был, а Дженнингс жадный, информацией не делится. Да и вообще он уже неделю в Управлении не появлялся. Вот мерзавец, да?
За сим откланиваюсь.
Если появятся подробности, обязательно сообщу.
Всегда Ваш,
Эллис
P.S. Намекните при случае Р.Р.Р., что я ненавижу политику. Как-нибудь так, чтобы он проникся, но голову мне не снял.
P.P.S. У Вас получается очень вкусный кофе. После него аж тянет на откровенность, даже если кое-кто строго запретил говорить кое-кому кое о чем.
P.P.P.S. Вы ведь умная леди, да?
Последняя фраза была написана очень неразборчиво, да еще и перечеркнута сверху.
У меня вырвался вздох.
Возможно, я и не была такой умной, как считал Эллис, но вот его намеки научилась читать так же хорошо, как язык жестов Мэдди. И сейчас по всему выходило, что дядя Рэйвен просто-напросто запретил Эллису рассказывать мне о расследованиях. Немудрено - тогда, на балу, я едва не погибла. И если бы не Крысолов...
Я машинально прикоснулась к скуле, хотя синяк давно зажил без следа - спасибо лекарствам Лайзо.
Даже если и забыть о риске для жизни, оставалась еще репутация. Маркизу тогда стоило больших усилий, чтобы инцидент со взятием меня в заложники не просочился в прессу. Наверняка пришлось даже злоупотребить служебным положением, чтобы надавить на газеты. Я, безусловно, понимала мотивы дяди Рэйвена, но все равно попытка решить за меня, что мне делать, вызывала приступ глухой злости.
Я позвонила в колокольчик и приказала Магде вызвать Лайзо.
- Мистер Маноле, - начала я, едва он переступил порог. - Будьте так любезны, найдите еще раз Эллиса. И скажите ему, что он может спокойно прийти в кофейню через четыре дня. Маркиз уезжает на север страны по делам и пробудет там неделю.
- Будет сделано, леди, - поклонился Лайзо, скрывая улыбку.
Почему-то вспомнилось предсказание Зельды. Не сделала ли я сейчас шаг навстречу ему?
Впрочем, еще до разговора с Эллисом мне предстояло решить одну проблему. И, в отличие от интереса к расследованию, частично объясняющегося привычкой быть в курсе последних новостей и желанием пойти наперекор дяде Рэйвену, она касалась напрямую моей личной жизни.
И - статуса в обществе.
- Магда, - негромко окликнула я служанку, составляющую на стол чашку с горячим шоколадом, приправленным чили, и вазочку со свежей творожной выпечкой. - Ты ведь давно работаешь у нас в доме, так?
- Давненько, - охотно подтвердила она и улыбнулась: - Скоро восемь лет сравняется. Сперва прачкой трудилась, после меня экономка заприметила да и в помощницы себе взяла. Ну, а потом-то сама леди Милдред, да пребудет она на Небесах в покое, к вам меня приставила. С тех пор так и работаю.
- Значит, восемь лет... - я механически постучала карандашом по губам. - Честно признаться, последние годы для меня прошли как в тумане. А детство я провела, за исключением самых ранних лет, в пансионе Святой Генриетты, поэтому не могу вспомнить кое-что очень важное. Магда, скажи, как леди Милдред праздновала день рождения?
Про отца я спрашивать не решилась. Он в силу характера избегал шумных праздников и свое рождение отмечал среди бывших сокурсников в "Клубе Двадцати Трех", но раз в год устраивал в замке Эверсан бал в честь именин моей матери и годовщины свадьбы - эти даты совпадали... Но подражать отцу мне не хотелось. Во-первых, к балу нужно было бы готовиться за несколько месяцев. Во-вторых, слишком дорого выходило. В-третьих, подобные мероприятия были все же привилегией семейных пар, вдов или холостяков, но никак не девиц, числящихся в невестах.
Да и замок после пожара так и не восстановили.
- Леди Милдред... - Магда растерянно прижала к груди поднос. - Ну, на деньрожденье-то у нее, значит, в кофейне бывало сборище. Без танцев всяких там, только разговоры. Вот, помнится, придумала она раз, чтоб всякий гость пришел с историей про привидения, а нет истории - так и входить нельзя. И после эти истории за столом по кругу рассказывали.
"Тоже не подойдет... - Мне стало тоскливо. - Надо было заняться приготовлениями еще до Сошествия, но сначала этот маскарад, потом продление аренды, потом судебная тяжба... Святые небеса, как же бабушка все успевала?"
Подленький голосок, который принято называть логикой, напомнил, что у леди Милдред сначала были прекрасные родители, затем муж, а после - сын. И в одиночку графством она управляла лишь последние четыре года перед своей смертью, и устроила за это время лишь один званый ужин. Не из-за траура - а потому, что слишком многому ей нужно было успеть меня научить.
- Ах, да, Магда, можешь идти, - спохватилась я и отпустила служанку, терпеливо ждущую дальнейших вопросов. - Спасибо за помощь.
- Рада стараться! - присела она в неловком реверансе и засеменила к двери.
А я осталась наедине с пустым листом бумаги - и собственными мыслями.
Конечно, форму для праздника я выбрала давно - званый ужин. Это будет мое первое мероприятие такого рода после снятия траура. Тематические вечера в кофейне не в счет - там я выступала в роли хозяйки "Старого гнезда" и всего лишь соблюдала традицию, начало которой положила леди Милдред. А званый ужин мне пришлось бы провести именно как леди Виржинии, графине Эверсанской и Валтерской.
Отсюда вытекал и список гостей - старые знакомые, друзья семьи, несколько влиятельных персон, добрые отношения с которыми пошли бы на пользу делам и укреплению положения в обществе, два-три врага, которым неплохо было бы утереть нос - к примеру, дядю по маминой линии... Почти все - аристократия, древняя кровь. Для развлечения нужно было пригласить кого-то из людей искусства. Эрвина Калле, пожалуй, Эмили Скаровски и Луи ла Рона. Знаменитый на всю Аксонию художник, популярная романистка да самый известный в Бромли репортер, в том числе освещающий светские хроники - чем не культурная программа вечера? Вместе с леди Вайтберри и леди Клэймор они не дали бы гостям заскучать. А вот приглашение новоиспеченной четы Уэстов, Лоренса и Джулии, было бы уже лишним - слишком эпатажные фигуры в свете обвинений, предъявленных недавно этому семейству.
Мне, знавшей истинную подоплеку истории, подобные суждения казались оскорбительными. Но я прекрасно понимала, что есть время для бунта и есть время для ритуальных плясок.
Ужин по случаю двадцатилетия графини Эверсанской и Валтерской - это ритуал.
Но, Святая Роберта, как же мне хотелось бунта!
Ведь мое двадцатилетие - это не просто юбилей, круглая дата. Это настоящее совершеннолетие, не формальное, какое было в восемнадцать; это мое доказательство себе, что я могу жить сама, без опоры на кого-либо. Это мой первый год в одиночестве - в трауре после бабушкиной смерти, в эйфории от свалившейся на меня свободы поступать как вздумается, в невыносимой тяжести первых ошибок и в опьянении от первых побед.
Я находила друзей и теряла их, брала ответственность за чужую судьбу в свои руки, старалась не засыпать над занудными цифрами бухгалтерских книг, балансировать между вызовом обществу - и ролью леди, гнала от себя дурман романтики и поддавалась ему на одну-единственную ночь маскарада...
Я училась быть собой.
И поэтому на праздник в честь двадцатилетия так хотела созвать, не тех, кому должно быть там - но тех, кто был со мною весь этот год. Тех, кто сделал меня мною.
На мгновение прикрыв глаза, я выдохнула - и достала из стопки бумаги еще один чистый лист.
Через час на моем столе лежали два списка гостей - для званого ужина и для встречи в кофейне.
В самом верху первого значилось "маркиз Рокпорт".
Второй открывало имя Эллиса.
Кажется, это было правильно.
С тех пор, как я подготовила списки гостей, прошло три дня. До официальной рассылки приглашений оставалось еще примерно полнедели. Но людей со второго листка я начала потихоньку зазывать сразу же, по мере того, как они приходили в кофейню. Их было немного, и некоторые из них оказались сразу в обоих списках - как Эрвин Калле, например, или Глэдис. Кое-кто в "Старое гнездо" не заглядывал вовсе - взять хотя бы Лоренса и Джулию Уэстов, лишь недавно вернувшихся из свадебного путешествия. Их приходилось навещать, чтобы пригласить лично.
А на сегодняшний вечер у меня был намечен визит Эллиса - и разговор о расследовании... и не только.
- Леди Виржиния, все двери мы закрыли, кроме черного хода, - сообщил Георг, неодобрительно поглядывая на меня; причина его недовольства была ясна как день, но менять решение я не собиралась. - Вы уверены, что хотите, чтобы я проводил миссис Хат? Ведь тогда вы останетесь здесь в одиночестве.
- Ничего, со мною будет Мэдди, - улыбнулась я.
Мадлен задергивала занавески, беззвучно напевая что-то себе под нос - получались у нее только забавные шипящие звуки, но мы все уже привыкли к этому - и слегка приплясывая в такт. Но когда она меня услышала, то обернулась к Георгу, стукнула себя кулачком в грудь, указала пальцем на меня и состроила воинственную рожицу.
Георг поджал губы.
- Да, Мадлен, мы знаем, что ты готова защищать леди Виржинию до последнего. Однако мне все равно хотелось бы убедиться в том, что она благополучно отбыла домой, а лишь потом ехать самому.
- Глупости, - отмела я все возражения решительным жестом. - Вам действительно стоит проводить миссис Хат. Она плохо чувствует, и я беспокоюсь беспокоюсь о ее здоровье. Она сегодня теряла сознание - от духоты на кухне, по ее словам, но ведь раньше за ней такого не водилось! А вы единственный, кто можете о ней позаботиться, и мне еще приходится вас уговаривать, - покачала я с укором головой. - Что же до меня, не извольте беспокоиться. Во-первых, мы же не пойдем бродить по городу, а просто посидим в кофейне. Во-вторых, мистер Маноле уже сидит на кухне и ждет лишь моего приказания - как велю, так сразу отправимся в особняк. В-третьих, скоро придет детектив Эллис, а уж с ним мне точно ничего не страшно.
- Одна, наедине с двумя мужчинами?
Голос у Георга посуровел.
- Мэдди побудет моей дуэньей.
- Мадлен сама - наивная, беспомощная девушка! - вспылил Георг. "Наивная, беспомощная девушка" развернулась резко, как змея, и грозно уперла руки в бока. Взгляд ее не обещал Георгу ничего хорошего. - Как она может уберечь вас от... от...
- У-у, мистер Белкрафт, не знал, что вы мне настолько не доверяете.
- Эллис!
- Мистер Норманн!
- Да-да, это я, всеми обожаемый, везде обсуждаемый и страшно голодный, - ослепительно улыбнулся детектив. - Мистер Белкрафт, не извольте волноваться. Идите уже провожать миссис Хат, а то она сидит на кухне с таким неприкаянным видом, что аж сердце кровью обливается. Честное джентльменское... нет, так вы мне не поверите... готов поклясться своим полугодовым жалованием, что в моем обществе леди Виржинии ничего не грозит, - подмигнул он мне. - Ну, а в крайнем случае она всегда может откупиться от меня каким-нибудь пирогом. Или еще чем-нибудь вкусным.
- Вот видите, Георг? Эллис пообещал, - улыбнулась я и заглянула кофейному мастеру в глаза. - Или вы ему не доверяете?
- Не доверяет... - трагически произнес Эллис. - Как теперь жить? К слову, насчет миссис Хат я был совершенно серьезен.
Георг хмуро оглянулся на темный коридор, связывающий кухню и зал.
- Ну, хорошо. Мистер Норманн, полагаюсь на вас. Доброй ночи!
Видимо, из двух боровшихся в душе страхов, за меня и за первую и единственную свою любовь, победил второй.
- Доброй ночи, Георг.
- Доброй, доброй, - благодушно закивал Эллис, мгновенно утратив всю свою трагичность. - О, Виржиния, а можно я брошу пальто вон на тот стул? Оно безобразно мокрое, там лепит такой снег с дождем, что, честное слово, мне даже жалко преступников, которые выйдут сегодня на улицы Бромли грабить и убивать под покровом ночи... М-м, а чем это пахнет?
- Смотря что вы имеете в виду, - неопределенно качнула я головой, присаживаясь за столик. - Я приготовила глинтвейн и оставила для вас два куска пирога с мясом и сладким перцем. Мэдди?
Девушка понятливо кивнула и убежала на кухню. Эллис оглянулся на опустевший дверной проем и потер руку об руку, то ли для согрева, то ли от нетерпения.
- Что ж, перейдем сразу к делу. Помните милашку Душителя? Расследование передали мне.
Я так и замерла на месте.
- Что? Почему?
- Вы не рады? - протянул Эллис, и в его голубых глазах появилась самая искренняя обида. - Эх, вот так всегда... Никто меня не понимает. Только Дженнингс понимал настолько хорошо, что даже жизнь отдал ради того, чтоб порадовать.
- В каком это смысле? - насторожилась я. Тон Эллиса, вроде бы и шутливый, показался мне зловещим.
- В прямом, - передернул плечами детектив. - Его давеча нашли в Эйвоне, недалеко от района Найтсгейт. Мертвым. Помер от удара тяжелым предметом по голове. То ли совпадение, то ли Дженнингс все-таки нашел Душителя, но неудачно попытался его арестовать... О, Мадлен, это же глинтвейн, как кстати! Я продрог, как бездомная собака, ух...
Я похолодела. Но не от того, что посочувствовала этому безвестному Дженнингсу, мир его душе, нет; просто в одно мгновение я четко осознала, насколько опасна работа Эллиса. Немного меньше было бы его феноменальное везение - и тогда Финола Дилейни вполне могла успеть и выстрелить, или Дуглас Шилдс заподозрил бы неладное и избавился бы от назойливого детектива, или... Да мало ли этих "или"! Каждый день Эллис рисковал жизнью.
И, очевидно, получал от этого удовольствие. Промокший и замерзший, вечно одетый в поношенные рубашки или, как сейчас, в великоватый "летчицкий" свитер, немного напоминающий те, что носил Лайзо - он все равно искренне радовался тому, что наконец заполучил еще одно расследование.
- О чем вы задумались, Виржиния?
Вопрос детектива застал меня врасплох, и я ответила искренне:
- О вас...
На лице Эллиса появилось презабавное выражение, и я поспешила уточнить:
- Нет, скорее, о вашей любви к работе. Вы готовы стольким жертвовать ради нее, - замешкалась я, пытаясь подобрать слова. Все они казались неуместными, слишком пафосными или неточными. - Вы работаете не за деньги и даже не за совесть - за идею. Ваша работа, расследования - это фактически и есть вы; поэтому вы можете поставить на кон все и действовать... бесстрашно, - я почувствовала, что краснею. Но Эллис не перебивал, не смеялся и, похоже, вообще был смертельно серьезен. - Я так не могу. Я с удовольствием помогаю вам в расследованиях... Но вот рисковать жизнью готова только ради близких людей. Как тогда, с Эвани, - добавила я совсем тихо.
Эллис сделал большой глоток глинтвейна и зябко провел руками по выпуклым бокам кружки, будто греясь.
- Это совершенно нормально, Виржиния. - Он не глядел мне в глаза. - Обычно у таких, как я, свихнувшихся на своей работе, есть свои причины. И не всегда... хорошие, приятные причины, о которых хочется вспоминать. Я же не спрашиваю вас, почему вы не развлекаетесь вовсю, а тянете свое графство и управляете капиталом в одиночку, и не отдаете все на откуп управляющим и юристам, как большинство молодых аристократов?
Я опустила глаза. Эллис вздохнул.
- Ну, полно. И, кстати. На этот раз и я имею личный интерес в этом расследовании, - произнес он по-особенному; и это "особенное" в его словах заставило меня поднять голову и встретиться с ним взглядом. Глаза у Эллиса потемнели из-за расширенных зрачков. - Душитель не просто так выбирает мальчишек. Он ворует их из сиротских приютов Бромли... Двое из последних жертв пропали из приюта имени Святого Кира Эйвонского. Из моего родного приюта, Виржиния. Мальчик по имени Томас Ривер и его одногодка, Джеральд Уотс. Томаса уже нашли... Мертвым.
- Я... сочувствую.
В груди у меня словно образовался скользкий комок. Эллис смотрел куда-то поверх моего плеча, и от этого взгляда, спокойного и безмятежного, становилось жутко; то были спокойствие и безмятежность глубокого омута, на дне которого бьют ледяные ключи.
- Не стоит, - сказал детектив, и уголки губ его дернулись. - Тому уже все равно, и пока еще есть надежда найти Джеральда живым. А убийца свое получит. Я гарантирую.
- Верю вам.
- А почему бы и не верить? - хмыкнул Эллис и с преувеличенным интересом уставился на пирог у себя на тарелке. - В конце концов, от меня ни один убийца еще не ушел. И этого "Душителя с лиловой лентой" я найду и позабочусь о том, чтобы его приговорили к виселице. Благо ошибается он достаточно. Во-первых, подбрасывает тела жертв к храмам, а значит рано или поздно попадется на глаза свидетелям. Во-вторых, способ убийства и сопутствующие детали очень приметные, взять хоть ленту - дорогой, пусть и имеющий дефекты шелк бледно-лилового цвета. Мы уже нашли место, где производят похожие ленты - маленькая старая фабрика в южной части "бромлинского блюдца". И, наконец, Виржиния, он охотится за особенными жертвами. Мальчики тринадцати-четырнадцати лет. Светловолосые, голубоглазые, красивые.
Эллис сжал вилку так, что костяшки пальцев стали белыми - и, кажется, сам этого не заметил.
В его словах было нечто знакомое. Очень, очень знакомое... Где-то недавно я уже слышала о светловолосом мальчике и о ленте для волос. Совсем недавно... Воспоминание промелькнуло - и растворилось.
- Чудовищно, - с трудом возвратилась я к действительности. - Не могу представить, зачем кому-то могло понадобиться лишать жизни невинных детей.
- Как и я, - произнес Эллис и задумчиво провел мизинцем по ободку своей чашки с глинтвейном, собирая подтеки вина. - В материалах дела сохранились записи об осмотре двух трупов. И вот что любопытно, Виржиния. Эти мальчики были абсолютно здоровы - ну, если не считать того, что они мертвы. Ни единого синяка, следа от побоев, признака долгого голодания. Даже грязи под ногтями - и той не было. Словно перед тем, как накинуть проволоку на шею мальчика, убийца несколько недель откармливал его, мыл, покупал ему новую чистую одежду. Некий странный ритуал, повторяющийся из раза в раз. И венец его - лиловая лента поверх странгуляционной борозды. Следа от удушения, - пояснил он, предупреждая расспросы. - Убийца делает ошибки. И я непременно достану его. Вопрос в том, скольких еще он успеет убить до этого момента... - запнулся Эллис.
- Мы спасем его. Того мальчика из вашего приюта. И больше никто не погибнет.
Я сама не поняла, как с моего языка слетело это уверенное "мы".
Эллис кивнул:
- Я надеюсь. Надеюсь. Не мог же Святой Кир совсем отвернуться от своих подопечных... - и Эллис замолчал ненадолго, а потом продолжил, как будто через силу: - Версий же пока не слишком много. Очевидно, что убийца одержим навязчивой идеей, у него определенно некая мания. Знать бы, на какой почве она возникла, что послужило толчком - и, возможно расследование сдвинулось бы с мертвой точки. А пока у меня есть только то, что накопал за полтора месяца покойный ныне недотепа Дженнингс. С версиями у него негусто, - ухмыльнулся Эллис, явно не испытывая никакой скорби в связи со смертью коллеги - только раздражение из-за того, что тот за столь долгое время не сумел выйти на след убийцы. - Распространенное среди простонародья мнение, что во всем виноваты гипси - не более чем попытка отвести внимание от неспособности Управления вычислить преступника. Вторая версия Дженнингса - мистический орден, секта, попросту говоря. В пользу этого варианта говорит ритуализированный характер убийства. Выкрасть ребенка, продержать его несколько недель в своем логове, откармливая и отмывая, а потом задушить, но перед самым убийством присмотреть и выкрасть другую жертву. Джеральда похитили еще до того, как убили Томаса... Это чудовищно, Виржиния, вы правы. И не столько самим фактом убийства, сколько бессердечной обстоятельностью, с которой оно совершается. Это как тщательная сервировка стола перед вкушением редкостного деликатеса.
- Или как одержимость человека, ищущего оригинал, но постоянно натыкающегося на фальшивки, - пробормотала я себе под нос.
Эллис вздрогнул и выронил вилку.
- Что вы сказали?
- Или как одержимость человека, ищущего оригинал, но постоянно натыкающегося на фальшивки, - послушно повторила я уже громче и с недоумением посмотрела на детектива. Глаза у него лихорадочно заблестели; пальцы отстукивали нервный ритм по краю стола.
- Да... да... Вот на что это похоже, - азартно выдохнул Эллис. - Это могла быть коллекция, но тогда экспонаты бы не выбрасывались... Значит, поиск? Вероятно... Это бы объяснило многое, очень многое. Почти все пропавшие мальчики - приютские. Причем из неплохих приютов, из монастырских. А те немногие жертвы из полных семей либо водили дружбу с приютскими, либо проживали неподалеку... Так, может, он кого-то ищет? Душитель? - и Эллис вскочил из-за стола и принялся натягивать сыроватое еще пальто, продолжая говорить: - Виржиния, простите, но я вас покину. Мне срочно надо уточнить кое-что. Коллекционирование или поиск "того самого ребенка" - глупый мотив, но того же Шилдса на преступление толкнуло и вовсе какое-то суеверие! - бормоча, Эллис торопливо намотал на шею шарф, надвинул на лоб старенькое кепи и расцвел сумасшедшей улыбкой: - Благодарю за подсказку, мне пора... Ах, да, - и он прищелкнул пальцами, - вы не хотите составить мне компанию в выходные? Я собираюсь переговорить кое с кем в приюте Святого Кира Эйвонского. Касательно расследования, разумеется, но все-таки это мой родной дом, а я на сей раз без подарков... - протянул Эллис и покачнулся на пятках, заложив руки за спину. Встречаться со мною глазами он избегал. - Словом, вы можете совершить акт милосердия и немного пообщаться с ребятишками, ну, конфет им привезти, что ли... А я пока свидетелей допрошу. Заодно и посмотрите, где я вырос, - закончил он совсем нелогично. - Короче говоря, пошлите мне завтра записку, если вам это все интересно. Всего доброго, хорошей ночи и так далее, и тому подобное!
Он махнул рукой и нырнул в темный коридор между кухней. Через несколько секунд хлопнула входная дверь. А я так и замерла в растерянности посреди зала, теребя в руках карточку приглашения на свой день рождения, которую так и не успела вручить Эллису до его поспешного бегства.
- Мэдди, - негромко позвала я. Любопытная девушка вполне ожидаемо выскочила из темного коридорчика - и как Эллис не налетел на нее в спешке! - Ты ведь слушала наш разговор, да?
Она смущенно кивнула. Щеки у нее заалели.
- Ничего, ничего, я не сержусь. Так вот, насчет приглашения Эллиса... Хочешь составить мне компанию?
Карие глаза Мэдди удивленно распахнулись.
- Понимаешь, визит в приют с благотворительными целями - дело серьезное. Мне придется заранее написать письмо управителю приюта: все же такие мероприятия обычно попадают в газеты, а значит идти в компании Эллиса нельзя - люди будут говорить всякое. И, кроме того, мне нужно сопровождение...
Мэдди понятливо кивала в такт моим словам и комкала ткань юбки в кулаке. Тоже волновалась, как и я?
- Обычно едут со старшей подругой, но приглашать Глэдис или Эмбер никак нельзя - они могут помешать нашим с Эллисом разговорам. Женское любопытство, знаешь ли, - я тяжело вздохнула и поймала взгляд Мэдди: - А полностью положиться я могу только на тебя. Поедешь со мною?
На решение ей и секунды не понадобилось.
Мадлен кивнула, улыбнулась, а потом - шаг, другой, третий - крепко-крепко меня обняла.
И только тогда я осознала, что, кажется, дрожу, и улыбка у меня кривая.
- Мэдди... - растерянно провела я рукою по ее волосам. - Эллис всегда прятал от меня свое прошлое. Он ничего не рассказывал о себе, и я даже привыкла к этому. Тогда, летом, отец Марк немного приоткрыл завесу тайны. Но мне и в голову не пришло попытаться разведать об Эллисе что-то еще. А тут он сам... Это так неожиданно.
Мэдди вздохнула, а потом отстранилась, нахмурившись. Затем быстро посмотрела на меня, ткнула на часы, молитвенно сложила руки - мол, подождите, пожалуйста - и умчалась на кухню. Обернулась, и правда, за полминуты. И пришла не с пустыми руками - с толстой тетрадью для записей и карандашом.
Начиркала что-то быстро на чистом листе - и протянула мне.
"Хочу знать про Эллиса. Он интересный. Он сирота, да?"
Почерк у Мадлен был торопливый, но аккуратный - ровные, округлые буквы, пусть и с недописанными хвостиками. У девочек, посещавших воскресную школу для бедняков, такого почерка не бывает. А вот у дочерей из хорошо обеспеченных семей, у младших девочек - романтичных и избалованных...
Я закусила губу, стараясь выгнать из мыслей ненужные вопросы. Тогда, несколько лет назад, Мэдди попросила не узнавать ничего о ее предыстории. И леди Милдред с этим согласилась. Значит, нужно ждать, пока сама Мэдди захочет рассказать о себе... если она что-нибудь помнит, и ужасные события с пожаром в театре не лишили ее прошлого.
Да и если задуматься, я сама не слишком люблю распространяться о себе. Эллис до сих пор не знает толком, в какое трудное время он появился в моей жизни.
- Да, Мэдди, - подтвердила я, с трудом вернувшись к реальности. - Он не знал своих родителей и вырос в приюте при храме Святого Кира Эйвонского, покровителя бродяг, сирот и авантюристов. В том приюте воспитываются дети, рожденные от насилия... - и я замолчала, с трудом подыскивая слова. - Наверное, нелегко жить, осознавая, насколько нежеланным ребенком ты был. И тем удивительнее то, какими они все выросли. И отец Марк, умеющий прощать, способный указать путь - и утешить...
Я сглотнула. Говорить было все труднее. Перед глазами вставали полузатертые картины-воспоминания - похороны Эвани, бледное лицо отца Марка в теплом сиянии свечей, невыносимо приторный запах жертвенных цветов.
- ...и Эллис. Он ведь очень светлый, хотя и жестокий иногда, и совершенно бестактный, но на самом деле добрый, и справедливый, и очень чуткий, когда хочет таким быть, и... Мэдди, ты плачешь, что ли?
Она шмыгнула носом, отвернулась и слепо ткнула пальцем в мою сторону.
Я коснулась своей щеки.
Мокро.
Весь вечер я не могла перестать думать об Эллисе. Даже Лайзо заметил, что меня что-то тревожит; уж и не помню, что ответила ему, но больше он не пытался завести беседу по душам. Вернулась домой я уже поздно - даже письма, скопившиеся за день, просмотреть не успела. Решила лечь пораньше, а уже завтра с самого утра заняться делами...
Так и поступила.
И, верно, размышления об Эллисе были виной тому, что снились мне в эту ночь очень странные сны.
Лето. Вроде бы и не жарко, но духота невыносимая. Быть может, из-за чудовищной смеси запахов - влажноватый смрад Эйвона, фабричный дым, аромат свежей выпечки из булочной на углу, мшистый, холодящий запах старого камня, ладан и мирра из храма, вянущие цветы, разогретая солнцем древесина...
Откуда я знаю о булочной? И о храме?
На мне платье из ткани дешевой и грубой; ноги мои босы, но ни высохшие травы, ни сколотые камни мостовой не ранят их - я иду, не касаясь земли. Ветер треплет подол, солнце бьет в глаза - так сонно, так тихо, столько времени впереди - бесконечность...
- Эллис! Эллис! Там Седрик... бьё-о-о-о.... бьё-о-о-о... бьёт... больно, поколотил... он с па-а-а... па-а-а... па-арнями свои-и-и-ими...
Мальчишка - голос удивленный, высокий - не плаксивый - прерывающийся, как бывает, когда отчаянно душишь всхлипы, а они все равно прорываются, и от этого стыдно, но ничего поделать нельзя.
- Что-о? - второй голос звонкий, холодный, как рыжая медь. - Ну, пускай сюда прутся. Я им врежу, я им так врежу! Пусть знают наших, уроды уличные! Марки, хорош ныть. Бери дрын и пошли бить уродов.
- Но отец Александр говорил, что милосердие...
Второй голос приобретает нотки угрожающие и зловещие:
- Вот мы их сначала отмилосердим, а потом помилуем. Ну, и отцу Александру ничего не скажем. На всякий случай.
- Ну, Э-э-эллис...
- Я с вами!
Третий голосок, совсем детский, врывается в диалог потоком свежего ветра.
Подобрав юбки, я бегу на голоса - через высокую траву, вдоль каменной ограды, мимо громады старого храма, где высоко и чисто звенит чье-то пение... огибаю угол - и вылетаю на утоптанную земляную площадку перед приземистым двухэтажным зданием, длинным, мрачным, угрюмо пялящимся в летний зной многоглазьем темных окон. Там, под могучим, раскидистым дубом, собралась небольшая компания. Трое мальчишек - маленьких разбойников в серой приютской одежде.
Первый высок и темноволос; он слегка сутулится, щурится, нервно и неловко прячет руки за спину, но лицо у него доброе. Глаза светлые; рот тонкий, но улыбчивый.
Второй - совсем мелкий, если б не повадки предводителя - не дала б ему больше десяти лет. Его темно-каштановые волосы отливают на солнце рыжиной; руки тонкие, но явно сильные - без особых усилий он не просто держит на весу внушительный дубовый сук, но еще и размахивает им, воинственно хмуря брови. Губы мальчика по-девчачьи пухлые, розовые, а он еще и покусывает их постоянно от избытка чувств. Глаза - серо-голубые, но ближе к голубому. Такое бывает небо в день пасмурный, но тихий.
И вот вокруг этого маленького вожака прыгает кузнечиком голоногий мальчишка - в одной рубахе до колен, правда, чистенькой, отглаженной и даже расшитой у ворота бисером. Мальчику этому лет восемь на вид; он смугл, как гипси, черноволос и черноглаз.
- Ну, Эллис! Ну возьми меня с собой! Не хочу сидеть тут, хочу бить уличных! Ну Э-эллис!
Он не ноет - он упрямо тянет его имя вожака. А тот улыбается светло и треплет его по макушке:
- Нельзя, Баст. Война - дело взрослых мужчин. Вот будет тебе тринадцать лет - тогда посмотрим. Эй, Марки, утри сопли! - и весело отвешивает долговязому легкий подзатыльник. - Вон там доска от забора валялась. Бери ее и пошли бить уродов. Пусть знают, как наших колотить.
- Но так не честно, - робко возражает Марк. - У них нет оружия. Даже палок нет.
- Зато у них этот... численный перевес, - нараспев, явно за кем-то повторяя, говорит маленький вожак. - А ты куда, Баст? А ну, сиди тут! Со двора чтоб один ни шагу! Мало, что Мэтью-уличный пропал и в реке утоп... Уйдешь один - ты мне не друг! - заявляет категорично и жестоко.
Баст поникает. Пока Марк и его воинственный приятель, ухватив покрепче свое "оружие", идут через двор к воротам, плечи его подрагивают. А потом он поднимает голову и долго-долго смотрит вслед ребятам... пока не оборачивается ко мне - и не расцветает улыбкой:
- Лайла! Ты меня обещала в булочную сводить. Отведешь, а?
- Ага, - соглашаюсь я радостно ухватываюсь за протянутую ладошку, горячую и слегка влажную. И сразу же босые пятки начинают ощущать мелкие камушки, а ноги обдувает теплый летний ветер. - Я там вчера перед витриной улицу подмела и порог вымыла... Мне хлеб обещали дать. Свежий. Идем?
А потом все тонет в черноте и детском смехе.
Просыпаться было... мучительно.
Обычно сны я запоминала плохо - смутные образы, незаконченные фразы, какие-то разрозненные картинки и весьма размытое представление о сюжете. Причем было так не всегда. Началось это, кажется, с той осени, когда меня отправили в пансион Святой Генриетты; монахини не слишком-то поощряли рассказы о красочных ночных видениях, а уж мне-то после волшебных бабушкиных историй о путешествиях на воображение жаловаться не приходилось... Наверное, именно тогда и сложилась привычка забывать сны тотчас же, как наступало утро.
Но на сей раз в памяти четко отпечаталась каждая деталь, всё - от запаха свежего хлеба до бледных веснушек у Эллиса на носу. Когда я открыла глаза в душной спальне, то некоторое время не могла осознать, где нахожусь и как сюда попала. Потом разглядела в полумраке очертания балдахина над кроватью, трюмо у дальней стены - и успокоилась.
Судя по солнцу, слабо пробивающемуся сквозь щель в портьерах, было уже около восьми утра - самое время, чтобы встать и заняться делами.
Так я и поступила.
Но странный сон все никак не выходил у меня из головы. После завтрака я засела за отчеты по аренде, но никак не могла толком сосредоточиться, и в конце концов все же сдалась своей навязчивой идее.
- Магда, будь любезна, принеси мне из библиотеки подборку "Бромлинских сплетен" за прошлый месяц, - попросила я служанку, явившуюся на звон колокольчика.
- Да, леди, сию секундочку сделаю!
- Благодарю... погоди, еще и за позапрошлый месяц захвати.
Через полчаса на моем столе лежали две толстые подшивки газет. В верхней, более свежей, не оказалось ничего интересного. Зато во второй же газете из другой подшивки сразу обнаружилась нужная статья. На первой полосе, с продолжением еще на трех листах, с фотографиями...
- Вот оно, - торжествующе прошептала я, проводя пальцем по скверной желтоватой бумаге. - "Герцог Саффолк с супругой посещают детские приюты"! - на фотографии герцогская чета стояла на фоне приземистого двухэтажного здания с множеством узких темных окон. - Вот где я видела приют при храме Святого Кира Эйвонского. В газете!
Можно было бы пролистать статью дальше и полюбоваться на фотографии седой благообразной герцогини, угощающей приютских ребятишек сладостями, и наверняка среди множества детских лиц, скорее всего, отыскалось бы похожее на лицо Эллиса из сна. Но я не стала ничего искать. Наверно, просто боялась наткнуться на что-нибудь еще, уже необъяснимое...
Тем же днем я отправила с посыльным письмо в приют при храме Святого Кира. Учитывая мой титул и положение в обществе, ответ могли дать сразу же, без раздумий и согласований - и, скорее всего, положительный. Поэтому следом отправилась в Управление и подтверждающая записка для Эллиса. А я занялась подготовкой к визиту в приют.
С определением суммы благотворительного взноса мне помогла леди Клэймор, благо у нее опыт был огромный.
"Для графини - не меньше ста хайрейнов, не больше трехсот, - заявила она уверенно. - Меньше - прослывете скупой, больше - привлечете слишком много внимания. Лучше захватите побольше конфет, какие-нибудь красивые ленты для девочек, книги с картинками - непременно, можете даже почитать что-нибудь вслух".
Таким образом, перед визитом мне нужно было с помощью миссис Хат и Мэдди приготовить всяких сладостей в "Старом гнезде", купить для девочек красивых лент, для мальчиков - каких-нибудь игрушек. Например, солдатиков - кажется, у Дагвортских Близнецов в детстве был прекрасный набор, "Войска Аксонские и Алманские". А насчет книг... Что там читал Энтони Шилдс? Кажется, "Приключения странствующего принца Гая?" Что ж, ребенку виднее, что интересней для детей.
Оставалось только найти эту книгу. Нелегкая задача, учитывая количество книжных лавок в Бромли и мою нелюбовь к художественной литературе...
В кои-то веки Эллис действительно был удивлен, а не разыгрывал спектакль:
- С вами Мадлен? Вот так неожиданность! Признаться, я не рассчитывал на такую большую компанию и на... э-э... А что это, собственно? - и он повел рукой, указывая на Лайзо, вытаскивающего из автомобиля приличных размеров коробку, и на корзины у меня и у Мэдди.
- Подарки для детей, разумеется, - пожала я плечами. - Что же еще?
- Ваш подход поражает своей, гм, масштабностью, - прокашлялся Эллис и сунул руки в карманы, глядя на меня исподлобья. - И что за подарки такие?
- Ленты и гребешки для девочек, три набора солдатиков для мальчиков, два географических атласа, одна "История Аксонской Империи" - иллюстрированное издание, четыре тома сказок и любимая книга Энтони Шилдса - про принца Гая, - невозмутимо перечислила я. Мэдди робко дотронулась до моего плеча, испрашивая разрешение. Потом махнула Эллису рукой, привлекая его внимание, и приподняла крышку объемистой корзины. - Ах, да, еще выпечка сладкая и несладкая, пирожные и апельсины, - дополнила я скрупулезно список даров.
Взглянув на пирожные, Эллис машинально облизнулся, но тут же посуровел и нахмурился:
- Виржиния, вы повторяете ошибки всех благотворителей. Пирожные - это, конечно, хорошо, но гораздо нужнее детям теплая одежда на зиму и ботинки. И зачем, скажите на милость, приютским сорванцам географический атлас и "История"?
К щекам у меня прилила кровь.
- Этими книгами я сама в детстве зачитывалась. К тому же они пробуждают желание учиться и повышают образованность. В общем, это полезно. А что касается теплой одежды, - тут я слегка повысила голос, потому что Эллис явно хотел меня перебить, - то ее лучше купит содержатель приюта - кажется, он же является и настоятелем храма. На деньги, которые я передаю в помощь сиротам.
- Сколько? - быстро сориентировался детектив.
- Двести восемьдесят хайрейнов. И еще десять дарит лично Мэдди, да, дорогая? - улыбнулась я подруге. - Все же она не служанка, а моя воспитанница, имеющая собственный доход. А значит - и возможность пожертвовать немного денег на нужды бедных детей.
- Значит, всего получается почти три сотни? - присвистнул Эллис. - Вот это славно! Можно не приют - армию одеть на такие деньги! Кстати, вы сегодня обворожительны. Обе! - на радостях расщедрился он на комплимент. - Все, идемте, отец Александр ждет. Вон он, видите, у ворот?
Отец Александр, немолодой уже священник, встретил нас радушно. Одет он был бедно: положенный по чину зеленый шарф пошит из дешевой бумажной ткани, а не из тонкой шерсти, зимняя накидка - сплошь в заплатках, сапоги - ношеные и не раз ремонтированные. Невысокий, но коренастый, с грубоватыми, как рублеными, чертами лица отец Александр скорее походил на фермера или рабочего, чем на настоятеля храма. Невольно я вспомнила фразу из газетной статьи про Саффолков и благотворительность - "...когда-то этот человек и сам был воспитанником приюта". Другого, правда, но, так или иначе, родителей своих не знал.
И, наверное, детям чуточку легче становилось при мысли, что наставник тоже в полной мере познал горечь сиротства и теперь понимает их чувства.
Приняв со всеми положенными формальностями чек и коробки с подарками, отец Александр благословил меня и Мэдди, вручив нам по освященной веточке жасмина. Высохший за зиму стебелек легко крошился в руках, но пряный запах цветов был сильным, как будто их сорвали только что. Следуя ритуалу, я приколола жасмин к накидке над сердцем. Мадлен последовала моему примеру. А священник вдруг шагнул к Эллису - и стиснул его в таких крепких отеческих объятиях, что у того, кажется, даже кости хрустнули.
- Давненько тебя не видать было, Эллис, - с укором произнес отец Александр. - Уж полгода не заглядывал к детишкам. Это ж чем они такую немилость заслужили?
- Ничем, - сконфуженно ответил детектив и дернулся, пытаясь вырваться из медвежьих объятий. - Работа у меня ответственная, все время жрет. Но я вас не забываю, к Сошествию денег послал, сколько наскреб!
- Да разве ж в них дело? - тяжко вздохнул отец Александр и наконец отпустил Эллиса. Тот инстинктивно шагнул назад, покашливая и потирая бока. - Милостью Небес у нас и еды всегда хватает, и крыша над головою есть. А детям-то чего надо? Игрушек, думаешь, подарков? Как бы не так! - и священник отвесил Эллису душевный щелбан прямо по лбу. - Вниманья им надо, да заботы, да совет вовремя дать. Кто к нам обещал на Сошествие прийти?
- Ну, я, - неохотно признался Эллис, потирая ушибленное место.
- Обещал, да не пришел.
- Ну, не пришел. Но это не моя вина была. У меня опасная служба, - пробормотал Эллис и скосил на меня глаза. - И срочные задания.
Отец Александр вздохнул, скрестив на груди ручищи.
- И что же, все за убивцами гоняешься?
- Гоняюсь, - ответил просто Эллис и вдруг посерьезнел. - Вот об этом я и хотел с вами поговорить. Джеральд не вернулся?
- Нет, - священник нахмурился и быстро взглянул на меня. - Мы все были бы рады твоей помощи, Эллис, Небеса видят. Но сейчас я должен...
- Глупости, - резко махнул он рукою. - Леди Виржиния сама может себя развлечь и в светских танцах вокруг да около не нуждается. Поверьте, она человек разумный... и знает достаточно много. В том числе и обо мне. И о моей работе.
Выражение лица у отца Александра сделалось странным.
- Так вот оно что, - почесал он подбородок задумчиво. - Значит, вот кто та "молодая особа знатного происхождения, имеющая недурственные способности к сыску"? Ты хоть понимаешь, окаянная голова, что с тобою будет, ежели у этой леди хоть волосок с головы упадет?
Священник говорил так тихо, что я, находившаяся шагах в четырех от него, едва различала слова.
- Леди Виржиния не будет рыдать из-за одного волоска, - вызывающе громко отчеканил Эллис, не глядя на меня. - И постоять за себя она сумеет получше некоторых дурней из Управления. И она знает, зачем я приехал сюда.
Священник вздохнул.
- Годы идут, а ты, Эллис, все таков же. Дерзишь, меры не знаешь...
- Нет, он прав, - вмешалась я. Мне изрядно надоело быть всего лишь фоном для диалога старых знакомых. - Отец Александр, я понимаю, что сейчас самое важное - найти пропавших детей. Поэтому оставим на время этикет и традиции. Поговорите с Эллисом... то есть с детективом Норманном, это важнее. Единственное, о чем я попрошу - это дать мне сопровождающего, чтобы тот помог найти общий язык с детьми... и самих детей, - добавила я шутливо, кивнув на темное здание приюта.
- Сестра Мария об этом позаботится. Я попрошу ее, - священник улыбнулся мне тепло, словно это и не он только что сурово отчитывал Эллиса. - Прошу прощенья, что так вышло. Вы сюда пришли с благими намерениями...
- Благие намерения не нуждаются в почестях, - прервала я его мягко. - К тому же здесь нет газетчиков, которые жаждут запечатлеть графиню в толпе благодарных за помощь монахинь или счастливых детей. Поэтому считайте просто, что я хочу узнать немного о месте, где вырос человек, который спас мне жизнь. И, если сумею, - помочь нынешним воспитанникам приюта.
Мэдди торопливо выступила вперед, похлопала сначала по корзинке, потом указала на темное здание приюта, потом изобразила, будто ест что-то, вопросительно вздернула бровь - и заулыбалась.
- А моей компаньонке Мадлен не терпится узнать, понравится ли детям ее выпечка, - невозмутимо перевела я пантомиму подруги в нормальную речь.
На лице священника отразилось замешательство.
- Ваша спутница не может говорить?
- Нет, - коротко ответила я, давая понять, что разговора на эту тему не будет. - Однако она очень хотела бы хоть немного помочь бедным детям, которым повезло в жизни еще меньше. С вашего позволения, мы пройдем внутрь? - указала я рукою на приют. - Здесь все же немного холодно...
Спохватившись, отец Александр повел нас к приюту. Забавная получилась процессия: первым шел священник, рядом с ним Эллис - оба в изрядно потрепанных одеждах и сердитые друг на друга; затем мы с Мэдди, в похожих темно-голубых платьях - разве что мое было дороже, и на накидку пошел мех, а не плотная шерсть; и, наконец, Лайзо с двумя большими коробками.
Вот уж кому приходилось труднее всех - по скользкой тропинке и без всякой ноши подниматься было нелегко.
В самом приюте оказалось не намного теплее, чем снаружи. То есть ветер, конечно, не дул, и мелкий, колючий снег не сыпался на наши головы, но все равно снять верхнюю одежду я не отважилась. Окна от сквозняков были забраны плотными ставнями, щели между створкой и стеною забиты старыми тряпками, поэтому света отчаянно не хватало. Горели газовые светильники. Низкие потолки, сырые стены - не лучшее место для детей.
Я сглотнула.
- Здание старое, обогревается печами, - тихо произнес Эллис за моим плечом, отвечая на так и не высказанный вопрос. - Зимою всех воспитанников переселяют на нижний этаж, в дальний конец здания. Отец Александр уже несколько лет откладывает пожертвования, чтобы сделать котельную и водяное отопление. Но в позапрошлом году была эпидемия, пришлось оплачивать врачей и лекарства. А в прошлом рухнула часть крыши. Ее всем миром перестилали, но много ли дети сделают? Да и починить хочется так, чтоб долго простояло... Так и живём."Живём".
Эллис до сих пор считал приют своим домом.
Отец Александр ненадолго отлучился и вернулся уже со спутницей. Это была монахиня - женщина хмурая, с потухшими глазами и теми особенными морщинами у рта, которые бывают у рано состарившихся людей. Увидев нас, она улыбнулась, вроде бы и приветливо, но без теплого чувства.
- Кочерга, - почти беззвучно пробормотал Эллис и скривился. А потом с явным усилием воли растянул губы в кислой улыбке и громко поприветствовал женщину: - Сестра Мария, а я-то думал, вы уже бросили с детьми возиться. Неужто решили на год-другой остаться еще?
Монахиня дернула плечом. В глазах ее промелькнула тень раздражения.
- Если я уйду, то кто же будет учить арифметике и чтению всех этих скорбных умом? Кто еще сможет держать их в строгости, направлять на верный путь? Они же так и норовят сбежать, чтоб пополнить ряды попрошаек и воришек!
Священник кашлянул.
- Сестра моя...
- Что? Разве я не права? - и с этими словами она уперла руки в бока и вызывающе вздернула подбородок. - Когда Сьюзен сбежала с тем проходимцем, кто ее за косы приволок обратно? Вы? Нет, я! И хоть она кричала на меня поначалу, потом спасибо сказала, и не раз. А вы, вы все можете только потакать их скверным наклонностям. Детям нужна строгая рука! - тут монахиня наконец удостоила меня своим вниманием и сухо кивнула: - Добрый день, леди. Позвольте помочь вам освоиться тут у нас... К слову, кошелька у вас собою нет?
- Есть, - созналась я, несколько обескураженная напором.
- Уберите подальше. У Нэнси очень шустрые ручки, а Моррис в прошлый раз стащил у врача серебряные часы из кармана. Было очень, очень неловко. Впрочем, нам нужно спешить. У детей скоро обед, а распорядок дня нарушать нельзя. Это подрывает дисциплину.
Признаться, тут я задумалась, почему Эллис назвал эту женщину "кочергой". Уж не из-за несгибаемого ли характера?
Отец Александр с Эллисом благополучно сбежали, бросив нас на растерзание суровой монахине. А она времени зря не теряла. Сразу велела Мэдди выйти на порог отряхнуть накидку от снега - "чтоб не натекло на пол", мне - сделать "лицо построже, а то эти детки вам сразу на шею сядут". Разузнала, что в коробках, что в корзинах, на какую сумму был подаренный чек... Потом обернулась к Лайзо, так и застывшему с коробками в руках, и приготовилась, видимо, и ему сделать замечание. Но он то ли от растерянности, то ли по привычке, вдруг улыбнулся ей и глянул из-под ресниц так, что даже у меня жар прилил к щекам.
Сестра Мария закашлялась, но быстро справилась с собою, выстроила нас в колонну и повела - по коридору темному и холодному, сквозь запахи газа и сырости.
- Не волнуйтесь, там будут не все дети. Только младшие. С четырнадцати мы их устраиваем подмастерьями и помощниками к надежным людям. Мы не бросаем своих воспитанников на произвол судьбы, как в других приютах. И не наживаемся на них. Но к работе приучаем строго! - бубнила монахиня себе под нос. Она производила странное впечатление - отталкивающее и притягательное одновременно. Я никак не могла понять, ненавидит монахиня приютских детей - или же любит, но намеренно держит в строгости, не позволяя себе сказать о них доброго слова даже за глаза. - Только работа может исправить дурную кровь. Отец Александр слишком добр, он любит этих детей, и не хочет помнить о том, что на них скверна от самого рождения. А они думают, что мы живем плохо, и убегают в поисках лучшей доли... Итак, леди Виржиния, подарки я распределю сама, мне лучше знать, у кого какие нужды, - монахиня бросила на меня быстрый взгляд через плечо. - Пирожные все не отдавайте, угостите самыми простыми. Остальные пойдут на десерт. Да, к слову, было бы прекрасно, если б вы остались с нами на обед и показали этим негодникам, что такое хорошие манеры.
- Да, конечно, с удовольствием, - ответила я без малейших раздумий. Во-первых, нам еще надо было дождаться Эллиса. Во-вторых, я все же хотела улучить момент и подловить эту монахиню для разговора наедине. Судя по реакции детектива, он хорошо знал ее; а значит, и она его. - Долго ли нам еще идти?
- Уже пришли.
Монахиня замедлила шаг, а потом и вовсе остановилась - у тяжелой деревянной двери, в самом конце коридора. В наступившей тишине стал отчетливо слышен взволнованный многоголосый шепот. Сестра Мария прислушалась к нему - и нахмурилась.
- Леди, будьте так добры, подождите минутку здесь. Я пока наведу порядок.
- Конечно, - немного растерянно согласилась я. - Если вы настаиваете...
Она вытащила из поясного мешочка на монашеском одеянии небольшой потрепанный молитвенник и, сурово поджав губы, толкнула дверь.
- Джим Уэллс, я все вижу! Нора, Берта, сейчас же наденьте передники! - створки хлопнули, но трескучий голос сестры Марии был слышен даже через толстые дубовые доски. - Лиам О'Тул, живо показывай, что у тебя в мешке? Подарок? Кому подарок? Леди? - В голосе ее появились грозовые нотки. - Дай-ка, я развяжу тесемки... Святой Кир Заступник! Лиам, негодник, ты где взял дохлую крысу?!
- Святой Кир и указал. Самолично, - глухо донеслось до меня смиренное.
Я поспешила отступить подальше, чтоб больше не услышать ничего лишнего. Мэдди беззвучно захихикала - кажется, от волнения. Шум нарастал, становился неразборчивей... А потом вдруг все стихло. Монахиня открыла дверь, шикнула напоследок на детишек и любезно обратилась ко мне:
- Прошу вас, леди Виржиния. Проходите.
Сразу вспомнился первый день в кофейне - не в качестве помощницы леди Милдред, а как полноправной хозяйки. Тогда тоже было очень страшно: как меня примут, не станут ли сплетничать или смеяться, что скажут о бабушке и смогу ли я сдержать слезы, когда о ней заговорят... Но то были взрослые люди; их действия и слова еще возможно предугадать, а значит - и справиться с ними.
Но дети совершенно непредсказуемы.
Когда я вошла, то сразу оказалась под прицелом множества взглядов - напряженных, ожидающих, радостных, предвкушающих, мрачно-настороженных, откровенно злых; только скучающих не было.
- Дети, поприветствуйте леди, - приказала монахиня и угрожающе похлопала по ладони молитвенником.
- Здравствуйте, леди Виржиния, - откликнулся нестройный хор голосов.
Лохматый мальчишка лет двенадцати-тринадцати, голубоглазый, с золотисто-рыжими вихрами, слегка напоминающий Эллиса лисьей остротой черт, напоказ зевнул и отвернулся, сунув руки в карманы штанов.
Глубоко вздохнув, я постаралась представить, что нахожусь у себя в кофейне, и дружелюбно улыбнулась:
- Добрый день. Я очень рада, что смогла сегодня приехать к вам...
- А уж мы-то как рады, - пробурчала смуглая чернокосая девчонка в мятом сером платье с наспех повязанным передником. - Ну, может, хоть пожрать чего принесла...
- Нора! - еле слышно прошипела сестра Мария.
Девчонка тут же сделала наивно-глупые глаза и, ступив вперед, выпалила:
- Леди-позвольте-вам-рассказать-стих-пронашужизнь! - последние слова вообще слились в одно. - Мы едим пустую кашу и на завтрак, и на ужин! С каждым годом поясочки мы затягиваем туже! Подзаборные собаки - даже те счастливей нас! Леди, дайте нам монетку, это наш последний шанс! - и она присела в неуклюжем реверансе.
Судя по стремительно краснеющему лицу монахини, сольное выступление Норы было чистейшей воды экспромтом.
- М-м... Как интересно! - Улыбка у меня стала нервной. - И кто же автор этих стихов?
Смуглая Нора переглянулась с подружками, обменялась с ними странными знаками и, смущенно потупившись, заявила:
- Святой Кир Эйвонский ниспослал.
- Нор-р-ра! - уже не скрываясь, рявкнула монахиня и обернулась ко мне: - Леди, простите, они в последнее время взяли дурную привычку все свои проказы валить на Святого Кира. Ух, задаст он вам, святотатцы! - и она пригрозила молитвенником хихикающим воспитанникам. - Леди, не желаете присесть? Вот там есть кресло...
- На нем дохлая крыса лежала! - громким шепотом сообщил кто-то. Я инстинктивно обернулась - и дети разом потупили взгляды.
Одинаковые серые платья и переднички, брючки и курточки, лохматые головы, напоказ скромно сцепленные в замок руки, хитрые взгляды искоса и - ожидание: ну когда же, когда же она ошибется?
- Хорошо, - немного растерялась монахиня. - Тогда... Бриджит, принеси одеяло из спальни, постелем на кресло.
- Слушаюсь, - пропела девочка с длинными светлыми косами и сделала книксен и бросила на меня злорадный взгляд из-под ресниц. - Леди, а можно вопрос?
- Да, конечно, - ответила я как можно приветливее. Уже начало сводить скулы от натянутой улыбки.
- А почему у вас короткие волосы? Я вот хотела стричь, а сестра Мария говорит, что короткие волосы бывают только у блудниц. Простите...
И снова этот взгляд и неловкий книксен.
Стало смертельно тихо.
Монахиня побагровела лицом.
Я поняла, что пора брать ситуацию в свои руки.
- Короткие волосы? - рассмеялась я, сдернула шляпку и эффектно тряхнула головой. - Мне их отрезал сумасшедший убийца прошлой весной. И в память об этом событии я решила сделать стрижку.
Бриджит выпучила глаза.
- Врешь же!
- Честное слово, не вру, чтоб мне сдохнуть, - вспомнила я оборот из речи Лайзо; услышав это, он придушенно раскашлялся у дверей. - Не верите - спросите у детектива Эллиса. Именно он пришел за мной в жуткий подвал, чтобы спасти от сумасшедшего убийцы-парикмахера, который хотел скормить меня своей мертвой жене! - зловеще произнесла я, наступая на Бриджит. Та испуганно ойкнула и спряталась за свою чернокосую подружку.
Злорадство в ее глазах постепенно сменялось чистым восторгом.
- А что потом было? - робко спросил совсем маленький мальчик, лет восьми, не больше.
- Гм... - я сделала вид, будто задумалась. - Ничего интересного. Убийцу поймали, посадили в тюрьму, и там он умер. А мертвую жену еще раз разрезали на кусочки и похоронили на старом кладбище, а сверху посадили куст жасмина, и он теперь, говорят, цветет красными цветками. Каждую весну.
Это было художественное преувеличение, конечно, но оно того стоило - и изумленно распахнутых детских глаз, и онемевшей от избытка чувств монахини.
Самое время переходить в наступление.
- Кстати, кто хочет чаю с шоколадом? Мы принесли немного гостинцев, - заманчиво произнесла я и напоказ приподняла корзину со сладостями повыше. - Сестра Мария, вы, кажется, говорили, что после обеда хотели устроить чаепитие, верно? Может, провести его прямо сейчас?
Под добрым десятком умоляющих взглядов монахине оставалось только согласиться:
- Пожалуй. М-м... Наверное, тогда нам следует пройти в трапезную.
- Прекрасно, - улыбнулась я ослепительно. - Но сперва - подарки. Мистер Маноле, подойдите ближе и поставьте коробки на пол. Сестра Мария, вы не поможете мне?..
Если до этого многие еще относились ко мне подозрительно, то теперь смягчились даже самые суровые сердца. С помощью Мадлен и Лайзо - к моему удивлению, знакомого со многими приютскими ребятишками - мы раздали все подарки. Я немного волновалась: выходило, что каждой девочке досталось по маленькому, но отдельному сувениру, а вот мальчишкам - несколько больших наборов игрушек, делить которые надо было на всех. Но обошлось; дети остались довольны.
А самые бурные восторги, к моему удивлению, вызывали книги - географический атлас и иллюстрированная "История". Пока я вплетала бирюзовые ленты в чудесные косы Бриджит, Нора, та самая бунтарка с талантом к стихосложению, с упоением зачитывала вслух описание животного мира Черного Континента, то и дело тыкая пальцем в картинки и восклицая:
- Лиам, придурок! Я же говорила, что слон огромный, как башня, а ты - "крыса с хоботом, крыса с хоботом"! Сам ты крыса!
А голубоглазый лис Лиам шумно шмыгал носом и старательно подпихивал ногою под кресло какой-то подозрительный мешок.
Потом мы всей толпой отправились в трапезную, попутно выясняя, где это я успела познакомиться с Эллисом, приютским кумиром, почему Мэдди ничего не говорит, но строит смешные рожицы, и правда ли к чаю будут "всамделишные пирожные". Сестра Мария, кажется, больше не сердилась; иногда уголки ее губ вздрагивали, будто она хотела улыбнуться, но по привычке одергивала себя, и принималась бормотать что-то под нос.
Случайно поравнявшись с нею, я услышала странный обрывок фразы:
- ...Святые небеса, все так хорошо сейчас... Пусть Кир Заступник охранит нас и не даст истории повториться...
И от этих простых слов на мгновение стало так жутко, как бывает ночью в пустом доме, когда сухая ветка снаружи царапает по ставням.
Трапезная оказалась большим и светлым, но очень холодным залом. Потолок в нем был высокий, на два этажа, не меньше. На восточной стене я насчитала одиннадцать окон; ставнями они не закрывались, а потому сквозило от них ужасно.
- Эту часть здания пристроили позже, лет двадцать назад, - негромко пояснил Лайзо, заметив, как я оглядываюсь. Сестра Мария в это время командовала ребятишками, пытаясь рассадить их за длинным столом, а Мэдди увлеченно объясняла что-то новообретенной подружке - Бриджит. - Эллис рассказывал. При нем ведь строили.
- Здесь все такое... серое.
- Да, - согласился тихо Лайзо и подошел ближе, становясь прямо у меня за плечом. - Пристройку возвели из кирпича и оштукатурили изнутри и снаружи. В то время в приюте помогал один человек, учитель и художник. Вроде преподавал искусства - музыку, стихосложение, живопись... Особенно талантлив он был именно в последнем. Отец Александр, который и тогда уже был настоятелем, попросил его расписать стены в храме. Художник согласился и даже начал работу... Ай, это все плохо кончилось, - оборвал вдруг себя Лайзо. Глаза у него потемнели. - Не будем вспоминать.
- Мистер Маноле, если уж начали говорить, извольте и закончить, - сердито одернула я его, но он только одарил меня одной из самых своих впечатляющих улыбок - той, немного виноватой и снисходительной, от которой мысли становились томными и ленными, как от чашки горячего шоколада с ванилью. - Да мистер Маноле же!
Взгляд у него стал хитрым:
- Назовите меня по имени, тогда, может, и расскажу, - жарко прошептал Лайзо.
У меня мурашки по спине побежали.
- Вы слишком много себе позволяете.
- Ай-ай, раскаиваюсь, весь раскаиваюсь. Вот пойду да и займу полагающееся мне место - среди прислуги, - подмигнул он мне и сбежал помогать сестре Марии - расставлять чашки и выкладывать пирожные из корзин на большие деревянные блюда.
Я разозлилась на него и добрых пять минут обдумывала, что скажу, когда мы вернемся в особняк. Или сколько вычту у него из жалования - за дерзость... И лишь потом, когда сестра Мария и Мэдди заварили чай с мятой и начали делить на всех пирожные, я сообразила, что Лайзо просто схитрил - и отвлек меня от расспросов.
За столом мы с монахиней оказались рядом. Наверное, она нарочно так подгадала, чтобы защищать меня от разыгравшихся детишек. Однако ее опасения были напрасны: во-первых, упоминание приятельства с Эллисом благотворно подействовало на маленьких хулиганов, а во-вторых... Во-вторых, все стало для них абсолютно неважно, когда сестра Мария после короткой молитвы кивнула: - Что ж, приятного аппетита.
И чудесные, чудесные сладости из далеких и эфемерных подарков приюту превратились в десерт, который можно было съесть. Вот прямо сейчас.
В "Старое гнездо" приходило множество гурманов, знающих толк в деликатесах, тонких ценителей редких сортов кофе и сладкоежек со стажем. Однако никогда еще я не видела, чтобы простые эклеры или корзиночки с джемом доставляли столько счастья! Пирожные не просто съедались - они смаковались... И мы с Мэдди наблюдали за этим священнодействием с улыбками ровно до тех пор, пока не заметили, как Нора осторожно прячет недоеденное пирожное в карман передника.
"Неужели не понравилось?" - пронеслось у меня в голове.
Я растерянно оглянулась на сестру Марию и тихонько спросила у нее насчет Норы.
- Не нравится? - переспросила монахиня и украдкой вздохнула. Взгляд ее, брошенный на меня, был далек от одобрительного. - Что вы, леди. Просто дети у нас очень... неизбалованные. Многие из них никогда не ели таких сластей. Конечно, мы стараемся кормить воспитанников хорошо, но сами понимаете, если встает вопрос, что купить, лишнюю теплую юбку для девочки или эклер, корзину рыбы для супа или шоколадку - выбор всегда будет не в пользу сластей. Поэтому я не удивлюсь, если кто-то из детей захочет припрятать часть угощения. Ведь его потом можно будет съесть и растянуть удовольствие. Или обменять у друзей на услугу или какую-нибудь вещь... Не знаю, смогу ли я вам объяснить, почему, но...
- Не стоит, - опустила я глаза. - Я... все понимаю. Сестра Мария, а на что живет приют?
- В основном на пожертвования, - ответила она, наблюдая за ребятишками.
Мадлен, сидевшая напротив нас, жестами объясняла Бриджит, как правильно есть слоеные пирожные - с помощью десертных ножа и вилки, и учила держать чашечку с чаем - подушечками большого и указательного пальцев - на верхнюю часть ручки, слегка согнутый средний - под ручкой, мизинец и безымянный прижать к середине ладони. Бриджит хихикала и уже нарочно прихлебывала чай с неприличным шумом, обхватив чашку двумя ладонями.
- Но жертвуют, насколько я понимаю, не так часто, как принято думать?
- Совершенно верно, леди, - подтвердила монахиня и нахмурила тонкие седые брови. - С деньгами люди расстаются неохотно. Конечно, есть и добрые люди, но как правило, желание помогать редко сочетается с большим капиталом. К тому же наш приют... - Она прерывисто вздохнула. - Приятно помочь красивым и умным девочкам в белых фартучках, воспитанницам приюта Святой Генриетты. Или, например, облагодетельствовать сиротский хор при храме Сошествия... Но помогать тем, кто уже своим рождением принес матери горе, кто родился напоминанием о кошмаре насилия... Нет, мало охотников заниматься благотворительностью в приюте Святого Кира Эйвонского. Поэтому мы живем на церковные пожертвования, на редкие подарки от случайных благодетелей - и за счет старших воспитанников. У нас принято до двадцати лет отдавать половину заработка приюту; исключение составляют лишь те, кто сам женился и завел детей.
- И многие помогают?
- Больше, чем можно подумать, - улыбнулась монахиня. - Вот взять того же Эллиса Норманна. Уж на что был хулиган, я с ним сладить не могла - то поколотит кого-то из уличных под видом восстановления справедливости, то наловит голубей и отправится торговать ими на рыночную площадь, то сбежит, якобы чтоб стать моряком и отправиться в кругосветное плаванье... Эх! - покачала она головой, вспоминая проказы Эллиса. - Однако он оказался на удивление благодарным воспитанником. Уже много лет Эллис отдает все свое жалование приюту, а сам умудряется жить на пять-шесть хайрейнов в месяц...
В груди у меня кольнуло.
Так вот почему он всегда ходит в обносках... И вечно голодный... Святая Роберта, а я еще возмущалась его привычкой торговаться и экономить на всем!
- Ох, а вот и он! - вдруг сказала сестра Мария. - Легок на помине!
- Кто? - не поняла я поначалу, но почти сразу же оглянулась - и увидела, что в дверях стоит Эллис, собственной персоной.
Я отвела глаза. Встречаться с ним взглядом сейчас было выше моих сил. Ох, пусть только Георг попробует еще хоть раз назвать Эллиса "нахлебником"!
- Какая удача, я как раз успел к обеду! - жизнерадостно объявил детектив, проходя к столу и усаживаясь рядом с Лайзо. - Хм... А уже что, десерт? Какая досада, я совершенно не люблю сладкое, - причмокнул он с фальшивым сожалением. - Сестра Мария, а у вас каши не найдется случайно? Помню, в мои годы вы подавали что-то такое сопливое, несъедобное... Ух, прямо ностальгия замучила!
"Не хочет объедать воспитанников", - догадалась я. Конечно, они ведь прежде не ели таких пирожных, у них каждое на счету, а Эллис может утолить голод и кашей.
- "Сопливое"? "Сопливое"?! - грозно повысила голос сестра Мария. - Как ты можешь так отзываться о пище, ниспосланной нам щедрыми Небесами! И, в конце концов, это просто неуважительно по отношению к кухарке, а ей уже., между прочим, семьдесят девять лет. Делаю тебе замечание, Эллис.
- Что, и в угол поставите? - оживился он.
Среди воспитанников началась эпидемия хихиканья.
- И поставлю! - упрямо воскликнула монахиня.
- Ужас, - просто ответил Эллис. - Не надо меня наказывать, я тут по работе. Кстати, о работе, - и он прищелкнул пальцами: - Леди Виржиния, нам потом стоит зайти к отцу Александру, он хотел что-то спросить о статье в газету - хотите вы, чтоб она была, или нет... Ну, что-то в этом роде... Э, куда это вы? Я же сказал "потом"!
- О, лучше решать такие вопросы сразу, - сказала я и поднялась, ослепительно улыбаясь. Новости об Эллисе оказались слишком... неожиданными. Мне нужно было пройтись и обдумать все. Еще леди Милдред говорила, что во время ходьбы мысли лучше укладываются в голове. - Где я могу найти отца Александра?
- Он сейчас в храме... Леди Виржиния, да постойте, я хоть провожу вас!
Эллис подорвался с места, но я остановила его жестом:
- Не стоит. Неужели вы думаете, что я здесь могу потеряться?
- Нет, но...
- Я скоро вернусь. Прошу прощения, что вынуждена ненадолго покинуть вас.
На самом деле, такое поведение было уже на грани приличий, но все равно этикета в приюте никто не знал. Поэтому меня ничто не остановило, когда я покидала трапезную.
В гулком и пустом коридоре стало немного лучше. Мысли по-прежнему скакали с новостей об Эллисе - на бедственное положение приюта, с лицемерных "благодетелей", сторонящихся "дурных" детей - на мировую несправедливость... Мне очень хотелось тут же по возвращении приказать каждую неделю отправлять в приют по корзине пирожных, но я понимала, что сладостями проблему не решить. Сестра Мария абсолютно права - теплая одежда и сытная еда каждый день куда важнее, чем какие-то десерты. Лучшим решением было бы поговорить с отцом Александром и условиться, к примеру, о ежемесячном отчислении на приют некой суммы... Но мне хотелось сделать что-то личное, что-то, что связало бы меня с этим местом прочнее, чем просто деньги.
"Святые Небеса, - подумала я, чувствуя головокружение. - Пошлите мне какой-нибудь знак... Нет, глупо как-то звучит. Слишком возвышенно. Может, все же сперва посоветоваться со священником?"
- Девочка, тебе помочь? - весело спросил кто-то у меня из-за спины.
- Я... э-э... Хотела побеседовать с отцом Александром, - машинально ответила я и только потом осознала, как именно ко мне обратились. - А вы, простите, кто?
- Живу я тут, - лукаво улыбнулся незнакомец.
Он был не слишком высок, худ, как жердь, носил мятые черные штаны, серую рубаху и зеленый жилет - явно с чужого плеча. Чудовищный ансамбль дополняла шляпа с высокой тульей и двумя чахлыми перышками. В руке у незнакомца была массивная курительная трубка с затейливой резьбой.
- Очень интересно, - вежливо улыбнулась я и на всякий случай отступила на шаг назад. Больше всего незнакомец напоминал бродячего циркача, но откуда в приюте взяться циркачу? - Пожалуй, мне пора.
- Куда! - рассмеялся незнакомец и без всякого почтения схватил меня за рукав. - Храм-то в той стороне. Вот что, девочка, дай-ка я тебя провожу. А то ведь заплутаешь здесь, а мне потом отвечать. Ну, пойдем, ты чего упрямишься? Боишься меня, что ли? И-и, смешная!
И, не слушая никаких возражений, он потащил меня прямиком по каким-то бесконечным запутанным коридорам. Я не успевала запоминать повороты и только диву давалась - неужели все это безобразие помещается внутри небольшого с виду приюта? А потом вдруг коридоры кончились, мы выскочили из неприметной дверки на улицу - и оказались буквально в десяти шагах от храма.
- Ну, дальше сама, - подмигнул мне чудной провожатый. Глаза у него оказались по-восточному раскосые, а сам он был смугл, как гипси, и рыж, как коренной альбиец. - Старик Александр там, скамейку в храме чинит. И, кстати... Ты не торопись, лады? Само все разрешится. Сразу поймешь, когда оно самое придет. Ох-хо-хо, как же я не люблю эти вдохновительные разговоры... - вздохнул он и, почесывая затылок, неспешно удалился за угол здания. От курительной трубки расходился белесоватый дымок, хотя я не могла припомнить, когда незнакомец умудрился ее раскурить.
Так или иначе, на улице было слишком холодно, чтобы просто так стоять на месте. Сделав мысленную пометку - спросить о странном незнакомце, я направилась к храму.
Пожалуй, нам с отцом Александром действительно было о чем поговорить.
Храм Святого Кира Эйвонского построили не так уж давно - девяносто лет тому назад. Не сравнить, конечно, с пятивековым собором Святого Игнатия, покровителя города. Да и вид не такой внушительный - добротное здание, крепкое, но без изысков. Ни скульптур, ни изящных каменных медальонов, ни затейливых узоров, обрамляющих окна и двери... Вся красота - беленые стены да сине-зеленые витражи.
Внутреннее убранство тоже не отличалось богатством. Цветы были все больше сухие, курильницы - медные. Перед алтарем теплились две свечи; рыжие огоньки трепетали на сквозняке, и при взгляде на них становилось тревожно и зябко.
Отец Александр, подоткнув одеяние, стоял на коленках у скамьи и осторожно подбивал молотком гладкий брус, выскочивший из паза в скамье. Увлеченный работой, он не сразу заметил меня.
Многозначительное покашливание не помогло - стук молотка заглушал все другие звуки.
Пришлось прошествовать к алтарю и замереть там ненадолго в молитве. Через некоторое время отец Александр заметил, что он в храме не один, поспешно вскочил и оправил одежду.
- Что привело тебя в храм, э-э... дочь моя? - смущенно спросил он, пряча за спину молоток.
Правильно, не оставлять же орудие труда, которому, вообще-то, в храме не место, на виду.
Я сдержала улыбку.
- Мне нужно поговорить с вами. О приюте и пожертвованиях.
- Ох... Тема, конечно, интересная, но слишком уж мирская для места сего, - с намеком произнес отец Александр и, вздыхая, развел руками. Молоток загадочно блеснул, ловя отсвет свечных огоньков. - Может, пройдем куда-нибудь, где такие разговоры будут уместнее?
- Как пожелаете, - согласилась я и скромно опустила взгляд. - Но не думаю, что покровитель этого храма возражал бы против разговора о помощи детям. И, к слову, молоток меня не смущает. Как и ремонтные работы в церкви. Любому ясно, что выносить на улицу тяжелую скамью для починки - нерационально.
Священник аж крякнул:
- О как! А я-то думал, что Эллис привирает... - и с облегчением отложил молоток на скамью, задумчиво потирая лоб. - Присядь, дочь моя. Что ты хотела сказать?
- Вы не возражаете против публичных мероприятий по сбору средств? - перешла я сразу к делу.
- Гм... Поясни-ка, - осторожно попросил он и опустился на скамью, держась за поясницу.
- Благотворительный ужин, - коротко ответила я. - Средняя сумма заказа в "Старом гнезде" - два хайрейна. Это две порции особенного кофе и десерт.
- Ох, ни хре... э-м-м... Я хотел сказать, удивительные цифры ты называешь, дочь моя. Прошу, продолжай. Сие очень занимательно.
- Так вот, выручка за день обычно составляет примерно сто хайрейнов. Однако в те дни, когда случается нечто необыкновенное, и кофейня бывает переполнена, мы можем получить и триста, и четыреста хайрейнов, - продолжила я невозмутимо. Глаза у отца Александра все округлялись. - Даже учитывая стоимость редких ингредиентов и затраты на свежие цветы посреди зимы, выходит прибыль в триста процентов... За вычетом налогов получается в среднем двадцать две тысячи хайрейнов в год, вычитаем пять-шесть тысяч, которые уходят на организацию особых мероприятий для поддержания престижа кофейни, и еще по две с половиной тысячи отходит в счет доли мистера Белкрафта, миссис Хат и Мадлен. Таким образом, около восьми с половиной тысяч чистой прибыли кофейня приносит ежегодно, и это весьма солидная часть моего дохода... Впрочем, не важно, - поспешила я оборвать себя, заметив, что глаза у отца Александра уже на лоб полезли. Хотя мне очень хотелось похвастаться, что таких прибылей от кофейни не было даже у леди Милдред. Да и в целом за год самостоятельного ведения хозяйства я сумела неплохо приумножить и без того солидное состояние фамилии Эверсан-Валтер. Увы, практически всю сумму грозила съесть намечающаяся реставрация сгоревшего родового замка и того особняка, в котором погибли родители... Но оставлять в руинах столь важные для меня места не позволила бы сама честь графини и наследницы леди Милдред. - Итак, главное - за один вечер мы вполне можем собрать сумму, достаточную для постройки системы отопления в приюте.
- И настилания нового пола взамен сгнившего в четырех комнатах, - тихонько вставил отец Александр.
- И настилания пола, - согласилась я, подумав. - Мои гости - богатые люди. Можно устроить благотворительный ужин. Все средства с проданного кофе, десертов и прочего отойдут в пользу приюта. Дополнительно в центре зала мы установим коробку для пожертвований. На организацию всего этого мне понадобится... - я задумалась. Некстати же у меня будет день рождения! Два солидных мероприятия в такой короткий срок - это слишком тяжело. - Мне понадобится полтора месяца, если не случится ничего экстраординарного. Кроме того, для меня не будет слишком тяжело отчислять в приют, скажем, сто хайрейнов ежемесячно. В год выйдет тысяча двести хайрейнов. Достаточно много, но в сравнении с моим доходом - терпимо.
"Даже с учетом того, что после восстановления замка много денег будет уходить на содержание приличного штата прислуги там, освещение, отопление и мелкий бытовой ремонт", - добавила я мысленно.
Но и об этих глобальных планах знать никому было также не обязательно.
Отец Александр сделался смертельно серьезным и задумчиво уставился на алтарь.
- Дочь моя, - произнес он торжественно. - А что бы ты подумала о мемориальной доске с благодарственной надписью, вывешенной перед храмом?
- Я бы подумала, что это безрассудная трата денег. По меньшей мере, одиннадцать хайрейнов, если это камень. Или четыре - за хорошую работу резчика по дереву.
- Никак, в святые метишь, дочь моя? - подозрительно осведомился отец Александр.
- Ни в коей мере, - в тон ему ответила я. - Ибо при жизни не канонизируют, а на небеса я не тороплюсь. А если говорить серьезно... Отец Александр, я не пытаюсь произвести на вас впечатление или выторговать для себя какие-то блага. Просто... м-м, можете счесть это впечатлительностью неопытной девицы, но сегодняшний день... поразил меня в самое сердце. И еще... я узнала, куда Эллис девает все свое жалование, - закончила я совсем тихо.
Отец Александр опустил взгляд.
- Так вот оно что...
- Да.
- И вы действительно так дружны, как мне показалось с самого начала.
- Да, - ответила я во второй раз и, чувствуя странную робость, продолжила: - Не подумайте дурного. В наших отношениях нет ничего, что не одобрил бы... да вот даже святой Кир Эйвонский, - священник поперхнулся и подозрительно закашлялся, но я списала это на неловкость момента. - Но мне очень хочется знать, каким он был прежде. И... почему он стал таким, каким стал.
- Ох... - уже в который раз вздохнул отец Александр. Теперь вышло особенно тяжко. - Что именно ты хочешь знать, дочь моя? Он рос обычным мальчиком. Смышленым, но чаще разум свой направляющим на проказы, а не на пользу делу. Добрым, в общем-то, но часто говорящим жестокие вещи и совершающим жестокие поступки. Вокруг него всегда было много друзей, его внимания искали и младшие, и старшие дети... Или ты хотела бы узнать что-то определенное, дочь моя? - он посмотрел на меня так, что стало ясно - тайны Эллиса сокрыты надежнее, чем на дне Мирового океана.
Однако я рискнула спросить.
- Как он попал в приют?
В конце концов, даже сокровища со дна океана иногда попадают в руки людей. Если океан сочтет соискателей достойными награды.
Отец Александр молчал долго. Свечи успели сгореть на треть, а я продрогла до костей, прежде чем он негромко произнес:
- Это случилось примерно тридцать лет назад, летом. Тогда разразилась страшная гроза... А впрочем, не помню, может, и солнышко светило. Так или иначе, на закате к воротам приюта подошла женщина, одетая во все черное и с густой вуалью. В руках у той женщины была корзина, а в корзине - спящий ребенок.
- Эллис? - сорвалось у меня с языка.
Священник грустно кивнул:
- Да. Женщина назвалась служанкой "одной несчастной леди" и попросила присмотреть за ребенком. Мы с сестрой Марией попытались расспросить ее о родителях нового воспитанника и в беседе убедить забрать ребенка обратно. Знаете, некоторые матери, приходящие сюда в отчаянии, после раскаиваются и возвращаются обратно за детьми, - просто сказал он, и сердце у меня пропустило удар. - Но чем больше проходит времени, тем меньше вероятности, что это произойдет. Поэтому мы всегда стараемся убедить страдалиц сразу. Обещаем помощь в пригляде за ребенком, иногда деньги... Кого-то это убеждает. К сожалению, немногих. А некоторые просто ненавидят своих детей. Вот и та служанка сказала... Она сказала: "Заберите его, пожалуйста. Боюсь, что в следующий раз она не отошлет его в приют, а просто удавит". Сестра Мария стала ругаться... Тогда она была куда моложе, а потому нрав у нее был горячей... Но служанка выслушала все молча, затем поклонилась и ушла. А в корзине, под боком у ребенка, обнаружился конверт и мешочек с монетами. Денег вышло ровно сто хайрейнов - по тем временам сумма неописуемая, приют на нее жил год с лишним. А в конверте был один-единственный листок бумаги с именем - "Алиссон". Так мы и назвали мальчика. "Алиссон" - по имени, данному, вероятно, матерью; "Алан" - потому что его принесли в день святого Алана; и "Норманн" - потому что такова была моя фамилия в миру, - скромно закончил священник.
- Вот как...
Отчего-то я не могла вымолвить ни единого осмысленного слова. Все казалось либо слишком напыщенным, либо пустым, либо бестактным.
Знал ли Эллис, как он попал в приют? Пытался ли разыскать своих родителей, семью? Ненавидел ли мать или давно простил ее? Болело ли до сих пор его сердце?
Я долго и бездумно смотрела на медленно оплывающие свечи, на руки свои, кажущиеся мертвыми в синеватом свете, льющемся через витражи. Отец Александр молчал. Несколько раз он порывался сказать что-то, но, взглянув на меня, осекался.
Из оцепенения меня вывел удар грома.
- Святые небеса! - подскочил на месте отец Александр. - Что ж это деется, гроза зимой! Ох, не к добру... Дочь моя, ты уже дрожишь - не лучше ли тебе вернуться в тепло? Идем-идем, негоже так сидеть. Вот за это святой Кир покарать может, причем меня - мол, застудил девицу, так и отвечай по всей строгости... Идем.
- Хорошо, - слабым эхом откликнулась я и поднялась на ноги. Губы у меня подрагивали, словно на улыбку не хватало сил. - Не будем злить святых, это до добра не доведет... К слову, о добре. Когда я шла сюда, то немного заблудилась, и дорогу мне показал один любезный молодой человек. Рыжий, смуглый, в такой забавной зеленой шляпе с двумя перышками. У него еще трубка была... Что вы так на меня смотрите? - недоверчиво моргнула я.
Отец Александр за время моей речи сделался белым как полотно.
- Э-э... Ходит один такой тут, ходит, - со странной интонацией протянул он, глядя почему-то вверх. - Делает... э-э-м... добрые дела делает, как он их понимает. Он ничего не говорил, дочь моя?
Я наморщила лоб.
- Кажется, говорил, что надо подождать. И что я пойму, "когда оно самое придет".
- Вот так и поступай, - со значением выговорил отец Александр. - Так. О чем это бишь я? Точно-точно, хотел я тебя возвернуть в трапезную и напоить горячим чаем...
Гром, кстати, больше не повторился. А когда час спустя все мы - Эллис, Мэдди, Лайзо и я - вышли из приюта и направились к автомобилю, то небо и вовсе почти расчистилось - разрывы среди тяжелых свинцовых туч постепенно сливались в одно прозрачно-голубое полотно.
Снегопад кончился.
Удивительно, но Мадлен в автомобиле почти сразу уснула, уронив голову мне на плечо. Я осторожно укрыла подругу своей шалью и отвернулась к окну.
- Как ее детишки утомили, - негромко произнес Эллис, скосив на Мэдди взгляд. - Да уж, Нора с Бриджит кого угодно заговорят до смерти, этим двум сорокам только дай потрещать... Виржиния, а вы знаете, что они друг дружку сестрами считают? - внезапно спросил он.
Я растерялась немного, не зная, как реагировать.
- Так странно. Они совсем не похожи.
- Зато по характеру сошлись... - Эллис заложил руки за голову и сладко потянулся, жмурясь. - Помню, у меня тоже было двое "братишек" и даже одна "сестричка". Она еще потом в мои невесты метила, и так настойчиво... - тут детектив внезапно осекся и обернулся; взгляд у него был серьезней некуда. - Виржиния, спасибо за все. Отец Александр рассказал мне о ваших планах. Честно говоря, когда я заманивал вас сюда под предлогом расследования, то рассчитывал на что-то в этом роде. Но не думал, что вы возьметесь за восстановление приюта так рьяно и так... по-деловому, - он особенно выделил последнее слово. - В своем непередаваемом стиле. Значит, благотворительный вечер?
- Репутации "Старого гнезда" это пойдет только на пользу, - пожала я плечами и не удержалась: - И кто бы говорил о рьяном подходе, Эллис! Как вы умудряетесь прожить на пять хайрейнов в месяц? Питаетесь воздухом и ночуете на крышах?
- Тише, тише, а то еще нашу мышку разбудите, - хмыкнул Эллис, искоса взглянув на Мэдди, и тихо ответил: - Ну, раньше я снимал комнаты у одной милой старушки-вдовы, всего за хайрейн в месяц. Но потом ее перестал устраивать, э-э, мой образ жизни. И семь лет назад я временно переехал к своему другу, у которого, собственно, и живу до сих пор.
- Сначала он пытался этому самому другу платить за проживание, - вкрадчиво заметил Лайзо. Хитрый его прищур был виден даже в отражении в лобовом стекле. - Но вы мне покажите того изверга, который не постесняется с нашего Эллиса денег стребовать.
- И что это за друг? - полюбопытствовала я.
На секунду ко мне закралась мысль, что они до сих пор живут вдвоем, но это было бы слишком неправдоподобно. Во-первых, насколько мне было известно, Лайзо большую часть времени обитал раньше в родовом гнездышке семейства Маноле или скитался по Аксонии. А во-вторых, детективу жить с аферистом - это немного слишком.
Лайзо, поймав в отражении мой задумчивый взгляд, белозубо улыбнулся.
"Ну, ладно, - мысленно поправилась я. - Не аферистом - авантюристом. Разница невелика".
- Друг? - усмехнулся Эллис, как будто я что-то забавное спросила. - Вы его знаете. Доктор Натаниэлл Брэдфорд, патологоанатом Городского Управления спокойствия. А за комнаты я не плачу, поскольку квартира целиком принадлежит Нэйту, как и подвал, где у него находится домашняя лаборатория. К слову, Виржиния, - вдруг обернулся он ко мне, - а вы не хотите навестить нашего Доктора Мертвых? Прямо сейчас.
Я только брови выгнула в недоумении:
- Эллис, вы предлагаете мне навестить дом холостяка... даже двух холостяков, причем без должного сопровождения? Мэдди, увы, младше меня, она не может считаться дуэньей.
Тщетная попытка достучаться до совести Эллиса. Когда это его, захваченного очередной потрясающей идеей, волновали какие-то там правила приличия и негласные законы поведения молодой леди?
- Да бросьте вы, к чему эти условности, - соблазнительно протянул он и перегнулся через сиденье, порывисто накрывая мою руку своей, и глянул снизу вверх сияющими от азарта голубыми глазами. - Скоро уже смеркаться будет, так что не стоит опасаться случайных свидетелей. К тому же, если что, официально вы совершаете благотворительный визит в приют. Сестра Мэри, конечно, лжесвидетельствовать не станет, но всем излишне любопытным может ответить так, что охота попусту любопытствовать напрочь пропадет. Да и у отца Александра язык подвешен неплохо... Так что вашей репутации ничего не грозит. Ну же, решайтесь, - голос у детектива буквально медом сочился, - неужели вам не хочется посмотреть, как я живу на пять хайрейнов в месяц? Заодно и расследование обсудим.
- А разве доктор Брэдфорд не будет против? - спросила я обреченно и сразу же поняла, что это была ошибка.
Эллис торжествующе улыбнулся:
- Разумеется, нет. Тот день, когда он не обрадуется визиту обворожительной леди... - детектив взглянул на Мэдди и поправился: - ...двух обворожительных леди, пожалуй, станет началом конца света!
- Да и аккумулятор зарядить бы, а в тамошнем доме электричество есть, и шнур у меня найдется, - добавил Лайзо как бы между прочим. Глаза у него в этот момент были хитрющие. - А то дом-то наш аж в другой стороне Бромли, как бы не встать, посреди дороги-то.
- Но Мэдди устала и, наверно, не захочет никуда ехать, - прибегла я к последнему, отчаянному маневру.
Но подруга, на которую я так рассчитывала, самым неожиданным образом перешла на сторону коварного врага.
Она проснулась.
И - удивительно! - искренне заинтересовалась домом, где живет Эллис, хоть и постаралась этого не показывать.
Мне не оставалось ничего иного, как капитулировать перед заведомо превосходящими силами противника.
Квартира доктора Брэдфорда занимала три этажа в левом крыле пятиэтажного жилого дома. Само здание было, по словам Эллиса, совершенно новым - еще и десяти лет не прошло со дня, когда хозяева повесили на дверь латунную табличку с табличкой "Плам-стрит, 110". Но с тех пор высаженный у фундамента девичий виноград увил его до самой крыши. Наверное, летом это выглядело очень красиво - небольшой палисадник с кряжистыми яблонями, благородная лепнина на фасаде, чистенькие, побеленные стены и на них - темная зелень узорчатых листьев... Но сейчас, зимою, дом почернел от гари из Смоки Халлоу, а виноградные плети уныло обвисли. Где-то справа, в районе пятого этажа, уныло бренчало расстроенное пианино.
- Там живет очень милое семейство, - просветил меня Эллис, увидев, куда я смотрю. - Мать, отец, трое детишек и четверо стариков, родня по отцу. Отец семейства работает на фабрике. Мать, явно женщина с аристократическими корнями, дает уроки музыки. Две бабки-сестры организовали маленькую мастерскую по пошиву дешевого платья. Ну, а их мужья зимой ворчат, а летом целыми днями играют в карты. Вон там, - и он ткнул пальцем в занесенную снегом беседку. - Остальные квартиры снимают студенты, музыканты, один писатель-неудачник и какой-то помощник профессора из Университета Бромли. И знаете, за что я ценю их всех? Им абсолютно плевать на своих соседей, даже когда некоторые из них заявляются домой в окровавленной одежде поздно ночью. Или приводят странную компанию, - добавил Эллис и почему-то быстро взглянул на Лайзо, а потом вдруг мечтательно улыбнулся: - Так, ключ от двери у меня есть. Давайте сделаем Нэйту сюрприз?
- Что-то подсказывает мне, что это плохая идея.
- Вы пессимистка, Виржиния, - фыркнул детектив. - Бросьте. Хоть повеселимся.
Мне стало искренне жаль доктора Брэдфорда. Как там говорил Эллис, "временно перебрался к другу семь лет назад"? Святые небеса, да Брэдфорда, наверно, уже канонизировать можно...
У двери Эллис немного задержался, чтобы выгрести почту из ящика. Вышло прилично - несколько писем в запечатанных конвертах и еще с десяток записок. Торопливо распихав все по карманам, детектив поскребся ключом в замочную скважину, на цыпочках прокрался в квартиру, а потом выглянул - с торжествующей улыбкой - и махнул нам рукой.
- Проходите. Только тихо. Мадлен, позвольте помочь вам с пальто...
Отчего-то Эллис сразу начал ухаживать за Мэдди, и я осталась на милость Лайзо. Тот принял у меня верхнюю одежду, пристроил ее на вешалку, а потом - и это была настоящая неожиданность - опустился на одно колено и посмотрел снизу вверх. Взгляд у него стал бесовской.
Я почувствовала, что щеки у меня теплеют.
- Что такое, мистер Маноле?
- Позвольте протереть ваши ботинки, - невинно предложил Лайзо. Я поперхнулась воздухом. - Нехорошо следить на чистых полах. Служанка приходит сюда только по выходным.
И протянул руку, как будто хотел прикоснуться к лодыжке.
Это привело меня в чувство и развеяло изумленное оцепенение. Я отступила назад, едва подавив желание одернуть юбки пониже, и холодно кивнула:
- Благодарю за заботу, мистер Маноле, но я лучше воспользуюсь ковриком у двери.
- Воля ваша, - быстро пошел на попятный Лайзо.
- И еще. Я бы настоятельно рекомендовала вам не забываться.
Эллис беззвучно расхохотался. Мадлен мышкой шмыгнула ко мне и из-за моего плеча так уставилась на Лайзо, что тот аж отпрянул инстинктивно.
Маленький инцидент был исчерпан, но осадок остался неприятный. Лайзо, хоть и старательно изображал раскаяние, похоже, на самом деле ничего подобного не чувствовал. И вообще, в последнее время он вел себя так, словно у него было некое особое право. Нет, никаких особенно скандальных поступков - но мелочи, но взгляды, но прикосновения, чуть более долгие, чем дозволяется правилами приличия...
Это заставляло меня чувствовать себя неловко.
Но на сей раз поразмыслить о странном поведении Лайзо мне не дали. Эллис сделал приглашающий жест рукой, и мы на цыпочках проследовали на второй этаж. Там стояла темень, и только гостиная была ярко освещена большой электрической лампой, закрытой экраном из желтоватой рисовой бумаги с рисунком в сказочно-никконском стиле - туманные приземистые зеленые горы, облака с четкими завитушками и странная лисица с девятью хвостами, летящая в лиловатом небе.
Но главный экспонат гостиной не был нарисован на тонкой бумаге.
Он спокойно дремал с книгой в кресле, умостив голову на подлокотнике и согнув ноги, и не подозревал, что задумал его коварный друг.
- Так-так, - прошептал Эллис и с предвкушением хрустнул суставами, разминая пальцы. - Приступим...
Доктор Брэдфорд дома предпочитал носить нечто псевдовосточное и остромодное - длинный шелковый халат, расшитый красными драконами. Небольшая проблема заключалась в том, что для сна в неположенных местах такая одежда не предназначалась, а потому полы ее разошлись и задрались неприлично выше колена. Остроносые домашние туфли доктора были аккуратно сложены на столе, ровнехонько между чашкой и кофейником.
- Какой ужас... - севшим голосом произнесла я, отступая на шаг назад. Лицо мое стремительно заливал румянец. Мэдди, бедная девочка, только беспомощно глазами хлопала и даже отвернуться не могла, разрываясь между смущением и любопытством.
- У них, к сожалению, всегда такой беспорядок, - вздохнул понимающе Лайзо.
- Да нет же, мистер Маноле, я не об этом...
Но тут Эллис бесцеремонно толкнул дремлющего приятеля и заявил противным голосом:
- Ты тут спишь себе, сопишь с удовольствием, а кто-то с работы пришел голодный и уставший, как бродячая собака.
Доктор Брэдфорд пошевелился и, не открывая глаз, накрыл лицо книжкой.
- Эллис, сделай милость - сдохни, а? - пробормотал он невнятно.
Нисколько не смущаясь, детектив наклонился и дунул Брэдфорду в ухо.
- Ну, скажи хотя бы, у нас что-нибудь к чаю есть? Хоть рогалик с корицей?
- Какой, мать твою, рогалик? - простонал Брэдфорд, наугад дрыгая ногой. Эллис от пинка с легкостью увернулся. Халат задрался еще выше.
- Что, совсем нет?
- Разрежу и законсервирую в банке с формалином.
В голосе доктора появились уже рычащие нотки.
- Как знаешь... - Эллис пожал плечами и отступил. - Только я не для себя стараюсь. Вообще-то у нас сегодня гости. Две очаровательные леди.
- Две... кто?
Доктор замер, как настороженный охотничьими рожками олень.
- Поднимись сам и посмотри, - с деланным равнодушием посоветовал Эллис. - Вот они, в дверях стоят.
Книжка выпала из ослабевших пальцев доктора.
- Эллис, только не говори мне, что...
Доктор Брэдфорд поспешно встал на ноги, пытаясь одновременно одернуть халат, получше его запахнуть, найти где-то на захламленной столешнице очки и пригладить растрепанные со сна волосы. Когда он пригляделся и узнал меня, то лицо его побелело.
- Л-леди Виржиния?
- Добрый вечер, - деревянно кивнула я. - М-м... Кажется, Эллис ввел нас в заблуждение. Мы не вовремя пришли?
- Нет... то есть да... э-э... - Брэдфорд заметил Мэдди у меня за плечом, тут же выпрямил спину и прокашлялся, чтобы продолжить уже уверенней: - Да, к сожалению, Эллис иногда преподносит сюрпризы. А вы ко мне по делу?
- Они ко мне по делу, - доверительно просветил его детектив и хлопнул по плечу: - Так что насчет рогалика?
Доктор Брэдфорд ожег Эллиса таким взглядом, будто убить хотел.
- Я принесу что-нибудь из буфета. И, с вашего позволения, приведу себя в порядок, - он отвесил мне церемонный поклон и торопливо отступил назад. - С вашего позволения...
И, поправив очки на носу, Брэдфорд уверенно прошел мимо нас к двери. Скулы у него горели нежным румянцем.
Вскоре где-то вдали по коридору хлопнула дверь.
- А я сделаю чаю, - уверенно, словно он уже не раз это делал, предложил Лайзо и тоже скрылся в неизвестном направлении. Судя по звукам - в противоположном.
Эллис задумчиво взглянул на домашние туфли Брэдфорда, молчаливым упреком застывшие между кофейником и чашкой.
- А я, что ли, столик разберу... Все равно больше чай пить негде.
Через четверть часа в гостиную вернулся Натаниэлл Брэдфорд - посвежевший, причесанный, облаченный в "домашний" вариант костюма - светло-коричневые брюки, рубашку в тонкую клетку и песочного цвета жилет. В правой руке доктор держал стеклянную миску с засахаренными фруктами и ягодами - сморщенные кружочки яблок, желтоватые ломтики груш, широкие кольца ананасов, россыпь сушеной вишни, фиников и, кажется, клюквы.
Мэдди, до сих пор настороженно поглядывающая из-за моего плеча, с интересом уставилась на угощение - похоже, Бриджит с Норой все-таки не дали ей поесть нормально в приюте.
- Прошу прощения за мой неподобающий вид при встрече, - улыбнулся Брэдфорд так же тонко и загадочно, как всегда. - Эллис не предупреждал меня о том, что сегодня у нас будут столь очаровательные гостьи. Могу я поинтересоваться, как вы... - и он замялся.
- Как мы вообще решили заглянуть сюда? - пришла я ему на помощь. - О, все очень просто. Мы возвращались из приюта Святого Кира Эйвонского, где находились с благотворительным визитом, а потом Эллис внезапно решил, что нам стоит зайти к нему в гости и обсудить ход расследования.
- А, это совершенно в духе Эллиса!
Мы с доктором Брэдфордом вежливо посмеялись, Мэдди сердито нахмурилась, а детектив удивленно вздернул брови:
- Это вы обо мне? Ну-ну, смейтесь, мой час еще придет... Кстати, Нэйт, пока не забыл. Что там с тем телом?
- Томас Ривер, тринадцать лет, светлые волосы, асфиксия? - доктор Брэдфорд помрачнел. - Все то же самое. Я рассчитывал найти хотя бы частички чужой кожи или крови под ногтями у него, но опять - чисто. Похоже, после смерти Душитель тщательно моет своих жертв...
Эллис в задумчивости плюхнулся на диван.
- Он их моет, наряжает в чистую одежду, перевязывает странгуляционную борозду лиловой лентой, иногда засовывает в петлю для третьей пуговицы на курточке сухой цветок - и относит тело к ближайшему храму. Еще ни разу не повторившись, к слову... Да что же он такое делает?
Пока я слушала Эллиса, в голове у меня нарастал странный звон. А потом, с последней фразой, дурнота вдруг прошла, и в мыслях воцарилась удивительная ясность. Я просто увидела всю картину в целом, представила этого неизвестного мертвого мальчика, и...
- Он готовит их к погребению.
- Что? - вскинулся Эллис. - Виржиния, повторите?
- Сухие цветы, - помертвевшие губы меня едва слушались. - Скорее всего, из храма, - я осторожно коснулась хрупкой веточки жасмина, отданной мне сегодня с благословением отцом Александром. - Лента... просто для красоты, наверное. Когда моих родителей готовили к погребению, то обожженные лица тоже закрыли, только белой вуалью. А омовение и новая одежда... Меня сбила в первый момент одежда, ведь хоронить надо в белой сорочке, но все остальное... - я осеклась, а Эллис мрачно закончил за меня:
- Но все остальное совпадает. Браво, Виржиния. Кажется, теперь я понимаю, что он делает. Но нужно еще понять - зачем.
- Может, это и есть его цель? Похороны, - предположил доктор Брэдфорд. - Навязчивые идеи могут принимать разные формы. Помнишь отравительницу, которая погорела на желании, чтобы ее жертвы умирали ровно в полдень? Ты еще тогда нашел ее каким-то странным образом.
Эллис поморщился:
- Ничего не странным. Взять вероятный период, в который произошло отравление, составить список людей, с которыми общался убитый в это время, и мест, которые он посещал. Потом сопоставить списки, составленные для разных жертв, и подумать немного. Это была легкая работа, Нэйт, не понимаю, чего тебя так восхитило тогда, - скривился детектив, стянул из миски кружок сухого яблока и задумчиво повертел его в руках. - Труднее оказалось догадаться, что все убийства - дело рук одного и того же человека. Яды использовались разные, да и разброс по датам совершения преступлений был солидный... Гм, а о чем это мы говорили? - опомнился он. - Ах, да, Душитель с лиловой лентой. Убийство ради обряда похорон - хорошая версия, она объясняет долгую и весьма дорогостоящую подготовку. Однако почему в таком случае убийца подбрасывает тела к храмам? Почему не хоронит своих жертв сам?
- Может, хочет, чтобы обряд совершал священник? - предположила я.
- А зачем? - опять повторил Эллис и положил ломтик яблока обратно в миску, даже не надкусив. - Нет, тут что-то не то... Года четыре назад у меня было очень странное дело. Тогда один мужчина, к слову, весьма состоятельный джентльмен, убивал уличных торговок цветами. Выбирал только самых симпатичных и добрых, но расправлялся с ними зверски. Мотив у него был - только оцените - "хочу, чтоб бедные девушки отправились сразу на небеса". Попросту говоря, он делал из них мучениц... Когда начали находить жертв Душителя, я вспомнил этот случай. Но... - он взял трагическую паузу.
Я не выдержала почти сразу:
- Но?
- Но одержимые - люди глубоко индивидуальные, Виржиния, - Эллис вздохнул. - Если речь не идет о подражателях, конечно. Сумасшедшие убийцы редко повторяются. Если даже и совпадает способ убийства, то мотивы - почти никогда. Исключение - когда преступника подвигла на его злодеяния какая-нибудь книга, статья в газете или народная байка - словом, доступный для всех источник информации, как любят говорить журналисты. Вот тогда могут быть похожие мотивы... но это уже заимствования. Обычно на фантазию одержимым жаловаться не приходится. Так что версию с прямыми поставками праведников на небеса я бы не стал рассматривать всерьез. К тому же она не отвечает на главные вопросы: почему именно дети? Почему лента именно лиловая? Кстати, дорогая лента, хорошая. Я уже говорил, что мы уже нашли, где ее могли сделать? Говорил - и славно.... А последний, но ключевой вопрос - что, в конце концов, послужило спусковым крючком для нашего Душителя, когда он сорвался и начал убивать?
Вывалив на нас скопом все свои философские измышления, Эллис тяжко вздохнул и уселся за столик, поближе к вазе с фруктами, нахально заняв лучшую позицию. Мне досталось место на диване рядом с Мэдди и Брэдфордом, причем подруга наотрез отказалась садиться рядом с доктором. И судя по алеющим скулам, Мэдди была не столько сердита, сколько до сих пор ужасно смущена тем видом, что предстал перед ее глазами в первые секунды пребывания в этой комнате.
Потом пришел Лайзо - с огромным подносом, на котором теснились вокруг чайника фарфоровые разнокалиберные чашки, гордо высился сливочник, расписанный голубыми цветочками, а сбоку притулились еще две большие тарелки - одна с хлебом, другая с сыром.
- Я тут в погреб зашел, - пояснил Лайзо в ответ на скептический взгляд Брэдфорда. - Леди наши в приюте голодными остались. Мисс Мэдди, вон, с девочками все была, а она руками разговаривает - и как тут поешь, если руки заняты? А леди Виржиния и вовсе с самого обеда сбежала, а чай потом, как вернулась, пустой пила. Так что, может, и не на аксонский лад чаепитие будет, но хоть сытное, - невозмутимо закончил он.
Святые небеса, этот гипси хоть малейшее представление имеет о правилах приличия?! Как он может фактически выпрашивать для нас угощение, если по этикету выставленного доктором блюда с сухими фруктами - уже более чем достаточно? Даже если учесть, что хозяева дома - Эллис, который сам не стесняется клянчить вкусные кусочки на кухне "Старого гнезда", и его старый приятель доктор Брэдфорд, получается очень и очень некрасиво.
- Что вы, не стоило беспокоиться... - начала было я с вежливой улыбкой, но тут Брэдфорд и Эллис вскочили на ноги с совершенно одинаковыми возгласами:
- Окорок!
Я опешила:
- Что - окорок?
- В подвале висит копченый окорок, - тоном бывалого соблазнителя произнес доктор, загадочно сверкая стеклышками очков.
- ...между емкостями с формалином, в которых плавает то, что осталось от нашего предпоследнего дела... - встрял Эллис с пояснениями.
-...думаю, нам не повредит некоторое разнообразие в угощении, - закончил доктор, не поддаваясь на провокации. - Леди, вы меня крайне обяжете, если не откажетесь отведать нашей простой, но добротной пищи. Но если нет - я пойму, в конце концов, вы привыкли к более изысканным блюдам, - и он многозначительно умолк.
Вот так я попала в этическую ловушку. Теперь отказаться от злосчастного окорока означало глубоко оскорбить радушных хозяев...
Мэдди скромно потупилась. В наступившей тишине стало отчетливо слышно, как у нее урчит в животе.
- Благодарю, доктор Брэдфорд, вы очень любезны, - сдалась я.
- Тогда подождите минуту, - отвесил он легкий поклон и вышел из комнаты.
- Эх, и я тоже кое-что принесу пока, - оживился Эллис. - Не еду, ни в коем случае. Погодите-ка.
И тоже сбежал.
В комнате остались только мы с Мэдди... и Лайзо.
В отличие от меня, ему такое положение дел, кажется, было не в тягость. Он сперва составил все с маленького столика на пол. Потом, насвистывая, вытащил из-за шкафа какую-то фанеру, уложил ее на столешницу, накрыл скатертью, расставил блюда...
- Зачем вы это делаете? - не выдержала я и нарушила молчание.
- А как же? Стол-то маленький, за ним и Эллис с Нэйтом едва вмещаются-то, - выгнул брови Лайзо с искренним весельем. - А сейчас Нэйт еще окороку принесет, так и вовсе чашку приткнуть некуда будет. Нехорошо получится, леди.
Я только вздохнула.
- Вы сегодня на удивление многословным, мистер Маноле.
- Извиняюсь, ежели что, - хмыкнул он.
К счастью, в этот момент вернулся Эллис, избавив меня от необходимости продолжать диалог. С собой детектив принес приличных размеров рулон, оказавшийся при ближайшем рассмотрении потрепанной картой Бромли.
- Так, - одним небрежным движением Эллис сгреб чашки и чайник к краю и расстелил карту сразу на половину стола, сводя на нет усилия Лайзо по рациональной организации пространства. - Дайте-ка мне подумать... Трупы находили вот здесь, здесь, здесь... - он щедро сыпанул на карту сушеные ягоды клюквы и педантично поправил их, подогнав ногтем к нужным точкам. - Дети пропадали предположительно отсюда, отсюда, отсюда, отсюда... - на сей раз в путешествие по карте отправились вишни. - Гляньте, Виржиния. Видите что-нибудь необычное?
Я внимательно присмотрелась к рассыпанным по карте ягодам, но в голову лезли исключительно мысли о напрасной трате продуктов.
- Пожалуй, нет. Не могу сообразить.
- Метро, Виржиния, - вздохнул детектив. - Смотрите, в какую ягоду ни ткни, рядом обязательно будет подземка. Либо сама линия, либо станция. Раньше я думал, что убийца просто пользуется туннелями метро, чтобы добраться до места незаметно - действительно, не тащить же через полгорода труп, кто-нибудь да заметит. Но сейчас мне пришла в голову одна идея. Маловероятно, но все же... Вдруг у преступника есть логово где-то под землей? В самих туннелях метро - вряд ли, но ведь они могут сообщаться с пустотами или пещерами. Это бы разрешило многие противоречия. Например, объяснило, почему никто не слышал голоса жертв. Нэйт говорил, что, судя по результатам анализа крови, детей не держали постоянно под воздействием хлороформа или сильных наркотиков. Значит, есть некая "клетка", с хорошей звукоизоляцией. Честно говоря, раньше я склонялся к мысли, что наш преступник - человек богатый. Возможно, высокопоставленный.
На мгновение я зажмурилась, отгоняя навязчивое видение - толстенький и потешный сэр Вайтберри несется за ребенком, пряча за спиной пропитанную хлороформом тряпицу.
Нелепость.
С другой стороны, Дуглас Шилдс, возглавлявший секту, которая занималась ритуальными убийствами, тоже был "сэром".
Мэдди робко дернула меня за рукав, искоса глядя на Эллиса, и я опомнилась:
- А почему вы так думали?
Детектив просиял - он только и ждал вопроса, чтобы блеснуть логикой.
- Ну как же, Виржиния. Разве бедняк может обеспечить себе место, где он будет содержать жертву от недели до месяца, потом тихо задушит и приготовит труп к погребению? И все это - незаметно от соседей? Нет уж, у бедноты - никаких шансов. Не в нашем тесном, перенаселенном Бромли. Даже в Смоки Халлоу, где, кажется, никому ни до кого нет дела, устроить такое "логово" невозможно. Кто-то обязательно заметит неладное - или соседи, или попрошайки, или те же вездесущие дети... А вот обособленно стоящие дома, обнесенные высокими заборами - вполне подходящее место. Кроме того, богатый и влиятельный человек имеет много способов заставить случайного свидетеля замолчать. И еще эта связь с приютами... - Эллис вздохнул и откинулся на спинку кресла. - Я думал, что, возможно, убийца как-то связан с благотворительными организациями. Он ведь должен вызывать доверие у детей, причем безусловное.
Вспомнив, как меня приняли дети из приюта Святого Кира Эйвонского, я только плечами пожала:
- Не представляю, чтобы Бриджит, скажем, ушла с... с... да хотя бы и с тем же герцогом Саффолком и его супругой. Дети настолько недоверчивы!
Эллис с Лайзо обменялись загадочными взглядами, и почти одновременно расхохотались:
- О, да, с этими Саффолками был цирк, - сказал Эллис, отсмеявшись. - Они хотели трогательную фотографию с детишками, а Лиам корчит такие потешные рожи... Обхохочешься. Фотограф весь извелся, пока не выдрессировал несчастных детишек. Впрочем, речь не об этом, - оборвал он себя. - Я уже какие только версии не перебрал, даже на священника подумал... Не отца Александра, разумеется. Но человек в монашеском одеянии, к примеру, вызывает гораздо меньше подозрений, чем работяга с завода. И благотворители, если они заходят регулярно, тоже становятся желанными гостями... Но все равно, рано или поздно похищенный ребенок поймет, что добра ему вовсе не желают. И попытается сбежать. Детей не били, не одурманивали наркотиками - значит, просто содержали в таком месте, откуда сложно выбраться. Поэтому я думал о состоятельных людях, имеющих собственные особняки. Однако если у преступника есть логово под землей, да еще с выходом в туннели метро - это разрешает все неувязки. И круг подозреваемых становится действительно широким. Тут вам и группа лиц, действующих по предварительному сговору, и та же секта, и одинокий безумец из бедняцких кварталов, и развлекающийся столь изысканным способом аристократ... Убийца, к сожалению, не оставляет следов, - Эллис прикрыл глаза и вздохнул. - Нам остается либо ждать его ошибки, либо надеяться на показания свидетелей, либо разматывать ниточку в обратную сторону, пытаясь вычислить убийцу по его мотивам, либо методично обыскивать метро и его окрестности в надежде, что мы случайно зацепимся за след. Рано или поздно Душитель будет пойман... Но Джеральда, боюсь, мы уже не успеем спасти. Он пропал полмесяца назад. На прошлой неделе был найден труп еще раньше пропавшего мальчика, тот, который сейчас обследует Нэйт. Джеральд почти идеально подходит в качестве жертвы - и внешне, и по характеру. Похоже, мальчик пропал утром, когда народу целые толпы слоняются. И никто ничего не видел!
Он разозлился и разом смахнул ягоды с карты к себе в ладонь. Поглядел на них, поглядел - и принялся таскать по одной, сердито хмурясь. Мне он при этом напоминал нахохлившуюся птицу.
- Что вы теперь будете делать? - отважилась я спросить, когда молчание стало слишком уж напряженным.
- Что, что, - ворчливо отозвался Эллис. - Послезавтра схожу в градостроительный архив и посмотрю карты подземных туннелей. Метро прокладывали хаотично, особенно в первое время. Но сейчас туннели есть даже под Эйвоном. Вы-то вряд ли там бывали, леди. - Он быстро взглянул на меня. - Слишком грязно, шумно, да и чада от паровоза раньше было многовато... А вот я частенько спускаюсь под землю. И, честно скажу, там, кажется, даже сами машинисты и "гуси"-дежурные не ориентируются. А еще лично я в детстве слышал, что есть, мол, под Бромли подземные пещеры, в которых живут чудовища. Слышал - и ни разу не поинтересовался у сестры Марии, запугивает ли она так нас - или эти пещеры действительно существуют. Что ж, теперь буду наверстывать упущенное... Кстати, а куда там запропастился Нэйт? Неужели так сложно отрезать кусок окорока и вернуться?
- Поскользнулся, упал, потерял сознание? - скептически поинтересовался Лайзо. Эллис хмыкнул, разом закинул оставшиеся ягоды в рот и произнес невнятно:
- Схожу за ним. А ты поухаживай пока за нашими леди, а то у Виржинии до сих пор чашка пустая, а прекрасная мисс Мадлен уже четвертый кружок яблока догрызает всухомятку.
Мэдди кинула на детектива воистину убийственный взгляд, пересела поближе ко мне и демонстративно сгребла из вазы горсть ягод. Эллис, аккуратно сворачивающий ветхую, испещренную пометками карту, это представление благополучно пропустил. Но, проходя мимо нас, он перегнулся через спинку дивана и осторожно потрепал Мэдди по волосам - так же растерянно-ласково, как прикасался к детям из своего приюта.
А она... она инстинктивно подалась вслед за рукой Эллиса, как будто желая продлить прикосновение.
Я отвернулась, сжимая ее ладонь, и встретилась глазами с Лайзо, и отчего-то мне стало неловко.
- Не желаете чаю, леди?
- Да, пожалуй...
В задумчивости я сама потянулась к чайнику, как если была бы в "Старом гнезде", но Лайзо остановил меня, легонько коснувшись руки:
- О, нет, не откажите мне в удовольствии поухаживать за вами.
Он не улыбался и говорил непривычно правильно, без обычных своих "то", "эх" и прочих просторечных оборотов. И, кажется, подразумевал больше, чем я различала в его словах.
- Мистер Маноле, кажется, я перестаю вас понимать.
Лайзо наполнил чашку чаем, добавил сливок и сахара, как я любила, подвинул ее ко мне и только потом тихо произнес:
- А чтоб я сам себя понимал...
Несколько минут мы сидели в молчании. Я пила чай мелкими глоточками, Мэдди все так же задумчиво таскала сухофрукты. Лайзо неподвижно сидел, откинув голову на спинку кресла и прикрыв глаза, и выглядел невероятно усталым.
Потом в коридоре послышались голоса - это возвращались Эллис с доктором Брэдфордом. Судя по интонациям, шла весьма оживленная дискуссия.
- Лайзо, ты был прав, - сходу сообщил детектив, плюхнув на стол тарелку с нарезанным мясом. - Нэйт тут... а, сам рассказывай, - махнул он рукой, быстро соорудил себе чудовищный бутерброд с двумя слоями мяса и сыра, но без хлеба, и, нахально уведя мою чашку, опустошил ее в один глоток.
Доктор осуждающе покачал головой, сделал мне чаю снова - безбожно переборщив с сахаром, надо заметить, да и сливок пожалев - и сел на диван, почему-то рядом с Мадлен.
- Сначала мы предположили, что преступник удерживает детей в бессознательном состоянии, - начал он осторожно. - С помощью хлороформа или опиума, потому что в протоколе обследования первого трупа было написано, что на одежде убитого обнаружены следы хлороформа. Достать такие препараты сложно, поэтому версия с "хлороформщиком" сильно облегчила бы поиск подозреваемого и обеспечила бы дополнительный след. Но у последних жертв в крови не обнаружилось и следа этих веществ. Более того, у некоторых детей были обнаружены характерные отметины на щиколотках или ссадины на кулаках и обломанные ногти - все это свидетельствует о том, что жертву привязывали за ноги, чтобы исключить побег, или запирали в помещении, то есть удерживали физически. Однако следы эти незначительны... И тогда Лайзо предположил, что преступник комбинировал психологические методы давления с постоянным опаиванием жертвы сильным природным успокоительным. Я провел некоторые исследования... В общем-то, я и сел почитать книгу, чтобы скоротать время до появления результатов, - нервно улыбнулся доктор - видимо, вспомнив свое пробуждение. - И сейчас, спустившись за окороком, не смог удержаться - и занялся результатами...
- И обнаружил, что в крови мальчика присутствуют камфен, борниол, лимонен, какие-то алкалоиды - извини, Нэйт, я не запомнил, - пинен, цинеол и еще куча всего такого, - азартно подхватил Эллис, отложив на время обкусанный бутерброд. - В общем, Лайзо, составчик как у твоей любимой мазилки.
- А, - глубокомысленно откликнулся Лайзо.
Повисла пауза.
- Простите... у чего? - вежливо уточнила я.
Лайзо задумчиво подпер висок кулаком.
- Мята, боярышник, душица, валериана, донник и еще кой-что, - произнес он со вздохом. - Леди, вы помните тот бальзам для висков, что сначала я вам давал, а потом мать моя? Ну, так вот и он.
- Хотите сказать, преступник покупал снадобья у Зельды? - недоверчиво переспросила я.
Эллис расхохотался так, что чуть не опрокинул чашку:
- Нет, леди, - спокойно ответил доктор Брэдфорд, бросив на друга взгляд, полный мягкой укоризны. Я сидела со светской улыбкой, будто приклеившейся к губам. - Строго говоря, на данном этапе следствия мои выводы мало помогут Эллису. Но если у него появятся настоящие подозреваемые, то, возможно, эта деталь поможет сузить круг. Или, если повезет, сразу выйти на преступника. Это как с лиловой лентой, - он машинально огладил свою манжету. - Мы нашли маленькую фабрику, где она была произведена. Но это не позволило нам сразу же выйти на убийцу, хотя мы уже проверяем работников. А вот если среди подозреваемых окажется мужчина, у которого найдут моток той злополучной ленты, успокоительное из трав и комнату без окон, но с толстыми стенами... - и он многозначительно умолк.
А Эллис вдруг помрачнел.
- Я очень надеюсь, что на этот раз мне не придется применять свой любимый метод.
- Метод? - эхом откликнулась я.
- Ловлю на живца.
Я представила это - и похолодела.
- Понимаю... понимаю вас. Но что вы будете делать теперь?
- Искать, - сухо ответил он. - Выставлять патрульных около приютов, находящихся близ метро. Посылать "гусей" дежурить на станциях. Искать, где сделали ленту. Вылавливать свидетелей. Анализировать слухи. Проверять версии. В общем, работать, Виржиния... Всё, как обычно, но немножко поганей.
Странное чаепитие продолжалось еще около часа. Лайзо дважды уходил на кухню - греть воду. Доктор Брэдфорд флиртовал то со мной, то с Мадлен - в силу привычки, не иначе, потому что мысли его явно были заняты чем-то другим. Эллис выстраивал из сушеных фруктов башенки и бормотал себе под нос: "А если так... нет, он не может быть таким умным, ерунда..."
Уже перед самым отъездом, когда мы с Мэдди садились в автомобиль, я спохватилась и достала из сумочки конверт.
- Эллис! - крикнула я, приоткрыв дверцу. - Подойдите, пожалуйста, мне нужно вам кое-что сказать!
Детектив оглянулся на доктора Брэдфорда, обменялся с ним взглядами и шагнул к автомобилю:
- Да?
- Возьмите, - шепнула я, протягивая ему конверт. Эллис удивленно вздернул брови. - Это приглашение на день рождения... внутри все написано. Почитайте, подумайте... Рада буду, если вы примете его, но если нет... Но это секрет, хорошо?
Отчего-то я волновалась, будто вручала любовное послание.
- Хорошо, - озадаченно откликнулся Эллис и спрятал конверт в рукав. - Заинтриговали вы меня, Виржиния.
- О, прошу прощения, - улыбнулась я. - Видимо, сказалась усталость. Спасибо за все, и доброй ночи вам!
- Доброй ночи, - хмыкнул Эллис, а Брэдфорд с порога махнул рукой.
Я боялась, что ночью мне будут сниться кошмары - о Душителе, о пропавшем мальчике из приюта... Но вместо этого привиделось что-то смешное и несуразное. Как будто бы леди Милдред вместе с невысоким мужчиной из приюта - тем самым, рыжим, в зеленой жилетке и странной шляпе - стоит у какой-то булочной, раскуривая трубку, и разглядывает хлеб на витрине. До меня доносились обрывки неспешного разговора, однако наутро я ничего не помнила, кроме вишневого дыма, тонких бабушкиных запястий и мужского голоса:
- Право, какая хорошая девочка у тебя выросла, прямо как ты в детстве...
На полдень у меня была запланирована встреча с дядей Рэйвеном.
Строго говоря, я никакого приглашения не посылала и ни о чем не договаривалась, но когда приехала поздно вечером накануне, то в кабинете, на столе, уже лежала короткая записка:
Юная леди,
Наслышан о Ваших благотворительных порывах и весьма впечатлен.
Что же до моей поездки, то она прошла великолепно.
Не желаете ли встретиться и обменяться впечатлениями? С удовольствием навещу Вашу кофейню завтра около полудня. Всегда Ваш,
Р.Р.Р.
Таким образом, дядя просто уведомлял меня, что сегодня днем нагрянет в "Старое гнездо" и, вероятно, станет читать нотации.
Единственный вопрос - по какому поводу...
Дядя Рэйвен был пунктуален, как истинный аксонский аристократ.
Порог кофейни он переступил в полдень, минута в минуту. Это было особенно удивительно для меня - я-то знала, что личные часы у дяди всегда немного спешат.
- Прекрасный день. Можно сказать, маленькая весна, - с улыбкой встретила я дядю Рэйвена и указала ему на столик за ширмой: - Прошу, проходите. Георг сейчас сделает ваш любимый кофе. Как прошла поездка?
- Спасибо, прекрасно. - Избавившись от шляпы и от пальто, маркиз расположился за столиком. - Виржиния, вы сегодня обворожительны. Фисташковый цвет вам необыкновенно идет. В чем секрет вашего обаяния?
- О, благодарю... А секрет прост. Нужно не слепо поддаваться веяниям моды, а в первую очередь выбирать то, что подходит именно вам, - легкомысленно откликнулась я, сделала знак Мэдди, чтоб та отправилась за кофе на кухню, и подсела за столик к маркизу. - Говорят, вы ездили в провинцию, дядя Рэйвен. И как вам простая сельская жизнь?
Маркиз усмехнулся и сплел пальцы в замок. Насыщенно-синий камень в фамильном перстне сверкнул на солнце, как будто осколок ясного неба.
- Жизнь при дворе Рыжей Герцогини, леди Виолетты, не назовешь ни сельской, ни простой. Хотя Альба, безусловно, провинция.
Святая Генриетта! "Осы" ради развлечения не станут разъезжать по герцогским владениям - они, можно сказать, всегда стремятся попасть в самое осиное гнездо... Интересно, что привело дядю Рэйвена к Виолетте Альбийской? Она невеста Его величества, после свадьбы вероятность появления наследника по прямой линии станет очень велика, а значит и возрастет еще больше влияние королевской семьи. И если кто-то хочет ослабить позицию монарха, то должен действовать до свадьбы - а лучше и вовсе предотвратить ее.
А ведь совсем недавно дали о себе знать "Дети Красной Земли", которых укрепляющаяся от года к году власть Вильгельма Второго не устраивала ни в коей мере...
Чувствуя, что подхваченная от Эллиса паранойя постепенно толкает меня на все более и более пугающие предположения, я поспешила оборвать мысленные рассуждения и вернуться к беседе, заметив нейтрально:
- Весной альбийские холмы невероятно красивы. А зимой?
- Отвратительны, - дядя Рэйвен рассмеялся. - Зеленые, сплошь укрытые туманом, а в этом тумане пасутся огромные овечьи стада - и так везде. Только представьте себе, Виржиния: куда ни поедешь - везде овцы и холмы, холмы и овцы, и все это в душной белой дымке. Говорят, что под холмами живет Колдовской Народ, но я так никого из них и не увидел, хотя за два дня исколесил, кажется, все владения герцогини Альбийской.
- Неудивительно - ведь, по слухам, Колдовской Народ показывается только детям, бродягам и прекрасным девушкам, - блеснула я познаниями о Ши, мысленно поблагодарив недоброй памяти Финолу Дилейни, из-за которой мне пришлось вчитаться в древние сказки.
- В таком случае, я вас ни за что не отпущу в Альбу, Виржиния, - серьезно ответил маркиз. - Вдруг какой-нибудь падкий на красоту колдун из-под Холма лишит меня законной невесты? Впрочем, вы и в Бромли умудряетесь найти себе удивительные развлечения, - добавил он вполголоса, и я только вздохнула.
Так и знала, что до нотаций дело дойдет!
- Что вы имеете в виду, дядя Рэйвен?
- Невинные улыбки вы освоили в совершенстве, Виржиния, - спокойно произнес маркиз и слегка наклонил голову, чтобы взглянуть на меня поверх синих стеклышек очков. - А вот друзей подбирать, увы, так и не научились.
Глаза у него были тревожные, и это разом отбило у меня охоту шутить.
- Если вы имеете в виду детектива Эллиса - прошу, оставим эту тему. Кажется, мы уже давно обо всем договорились.
Маркиз хотел ответить, но тут подошла Мэдди с нашим кофе. Пришлось временно взять паузу. Мне не нравилось таиться от подруги, но поступать наперекор желаниям дяди Рэйвена было еще глупее.
Так или иначе, я могла рассказать ей все и после.
- Нет, на сей раз дело не в мистере Норманне, - ответил он, когда Мадлен наконец отошла. - Уезжая по делам, я, памятуя о случае после бала в ночь на Сошествие, поставил в Бромли одного человека следить за прессой. У него неплохие связи с редакторами всех двадцати шести газет, а с владельцем "Бромлинских сплетен" он и вовсе на короткой ноге. И вот вчера мой друг едва успел наложить запрет на одну маленькую, но крайне неприятную заметку в клятых "Сплетнях". А говорилось в ней о том, что некая леди В., графиня и известная бунтарка, под предлогом благотворительных визитов в детские приюты ездит на свидание к своему любовнику, мистеру А.Н.
Я нахмурилась. Кофе сразу показался мне слишком приторным и неприятным.
- Погодите. "Леди В.", скорее всего, это я. И действительно вчера у меня была благотворительная поездка в приют имени Святого Кира Эйвонского... Но кто такой, скажите на милость, "мистер А.Н."?!
- Алиссон Норманн, я полагаю, - неприятно улыбнулся маркиз. - Я знаю, куда вы вчера ездили и куда направились после. Но то я. У меня обширная сеть информаторов, и только за вами, дорогая моя невеста, присматривают попеременно двое...
- Что вы сказали? Я ослышалась, кажется.
Голос у меня заледенел.
- Успокойтесь, Виржиния. Мои люди вовсе не ходят за вами по пятам, - невозмутимо откликнулся дядя Рэйвен. - Они, так сказать, отслеживают ваши планы и визиты, и предотвращают неприятные последствия, если вы вдруг чрезмерно увлечетесь... кхм, образом жизни бесконечно уважаемой и ныне покойной леди Милдред. И, поверьте, зря они в вашу жизнь нос не суют. Вопрос в том, откуда вообще мог узнать продажный газетный писака о той поездке в приют, коль скоро вы ее не афишировали. И как он пронюхал, что в тот же день туда для расследования приедет детектив Норманн...
- Он предпочитает называть себя детективом Эллисом, дядя.
- Не имеет значения, - коротко ответил маркиз и пригубил кофе, давая понять, что спор окончен.
- Может, и мне звать вас тогда Ричардом?
Маркиз поперхнулся глотком кофе и закашлялся.
- О, нет, благодарю покорно. Всех моих благородных предков по отцовской линии называли при рождении "Ричардами", так позвольте мне хотя бы в быту избавиться от гнета родового имени.
Я улыбнулась шутке маркиза, которая и шуткой-то была хорошо, если на треть, и задумалась. И правда, откуда мог газетчик узнать такие подробности? "Бромлинские сплетни" выходят в шесть вечера, последние статьи в номер сдаются за четыре часа до выпуска, в приют я приехала около полудня... Значит, о поездке газетчик проведал заранее.
- И все же, возвращаясь к той злополучной статье... Скажите, дядя Рэйвен, - медленно начала я. - А не мог кто-то из приюта сообщить о моем визите?
Маркиз со вздохом отставил чашку и посмотрел на меня. Из-за синих очков выражение его глаз было не различить.
- Я рад, что вы проявляете аналитические способности, Виржиния, но, увы, люди из приюта не причастны к этой статейке. О вашем визите знали все работники. Но вот прибытие Эллиса стало неожиданностью даже для настоятеля храма, если он, конечно, не солгал, отвечая утром на мои вопросы. А ведь статья посвящена именно вашей мнимой встрече с детективом Норманном... Либо этот писака следил за вами, планируя написать слащавую статейку о благотворительном визите и лишь в последний момент добавил в нее перцу, либо среди вашего ближайшего окружения есть человек, работающий на газету. Заметьте, я даже не рассматриваю сейчас безусловно неприятные для вас версии - например, что статью написал сам детектив Норманн.
- Поверьте, я это ценю. Благодарю за деликатность.
- Не стоит, драгоценная моя Виржиния.
Маркиз пробыл недолго. Вскоре, после второй чашки кофе, он ушел, но наш короткий разговор оставил мне обильную пищу для размышлений. Невольно я задумалась о том, кто бы мог шпионить для газетчика. По всему выходило, что наиболее осведомленной была Мэдди, но, святая Генриетта, если не доверять ей, то кому доверять? Да и как немой, скромной, всецело преданной мне девушке сговориться с продажным журналистом?
Нет, невозможно.
Хотя бы потому, что мужчин Мадлен по большей части на дух не переносит, делая исключение лишь для Георга, для застенчивого сына полковника Арча, а с недавних пор еще и для Эллиса и - иногда - для Лайзо. Но с полковничьим сыном откровенничать она не стала бы, а все остальные точно не имеют отношения к газете.
Разве что Лайзо...
"А ведь он знал о моей поездке в приют, - внезапно подумала я. - И о том, что там будет Эллис, тоже знал. И у Лайзо вполне хватило бы авантюрного духа написать обо мне и Эллисе статью".
Потом я вспомнила, как всего полгода назад, в поместье Шилдса, Лайзо заслонил меня от пуль собою - и устыдилась. А затем приняла единственно верное решение - расспросить о загадочном газетчике Луи ла Рона, самого успешного - и осведомленного - репортера "Бромлинских сплетен".
И, по совместительству, моего старинного друга.
Но ни тем вечером, ни следующим, Луи в кофейню не пришел. Зато в понедельник в утренней газете появилась большая статья за подписью некой "Озабоченной Общественности", в чьем вульгарном стиле легко угадывался и "мистер Остроум", и "Призрак старого дома", описавший загадочные происшествия в доме герцогини Дагвортской прошлой весной.
Очередная, с позволения сказать, статья этого щелкопера была вновь посвящена привидениям, проклятиям и прочей мистике. Только вот нажиться он решил на сей раз на трагедии - на деяниях Душителя с Лиловой лентой.