Оленьи сказки

«Нет в жизни звука более захватывающего, чем стук в дверь».

  От высоких каменных стен веяло холодом. Сквозь огромные окна, закрытые тяжёлыми занавесями, почти не проникал свет. Узкая полоска освещала лишь старые семейные портреты в тяжёлых золотых рамах.

— Гантарас, тебе не кажется, что они за нами наблюдают?

Арунас поёжился и осторожно взглянул на большой портрет. На нём возвышалась статная фигура деда. Широкие плечи укрывала тяжёлая ткань тёмно-синего плаща, скрепленного серебряной брошью в форме ветвистых оленьих рогов.

— Они же давно мертвы, — Гантарас фыркнул. — Если тебе страшно — так и скажи.
— Нет! — Арунас гордо выпрямил спину.

На самом деле затея действительно казалась ему рискованной: тайно проникнуть в кабинет отца и достать настоящую карту для их игры. Арунас предложил это только для того, чтобы похвастаться смелостью перед младшим братом. Он не ожидал, что Гантарас согласится пойти и стащить карту, но теперь не мог отступить.

— Тогда тише, если ты не хочешь, чтобы нас кто-нибудь услышал.

Гантарас двигался осторожно, словно большая дикая кошка, озираясь по сторонам. Лохматые каштановые кудри обрамляли острое лицо с прямым носом и тонкими губами. Он ступал совсем неслышно, тогда как Арунас, хотя и старался быть тише, отчётливо слышал гул шагов, эхом отдающийся от каменных стен.

Арунас иногда по-доброму завидовал брату: ловкий, быстрый и смышлёный, он мог придумать интересную игру, всегда первым находил ответы на загадки и умел сочинять на ходу. Иногда Арунасу казалось, что из Гантараса вышел бы лучший король, умный и справедливый. Но он был старшим, и эта ответственность рано или поздно легла бы именно на его плечи.

— Видишь, всё не так уж и страшно, мы пришли.

Гантарас достал из кармана синего камзола ключ. Арунас не без восхищения наблюдал, как он ловко заболтал королевскую ключницу, рассказав ей о срочном поручении отца, чтобы получить его.

Небольшая светлая комната всегда хорошо отапливалась. Король отличался слабым здоровьем, так что в его кабинете даже спустя некоторое время сохранилось тепло. Стены покрывали панели из светлого дерева, а окна украшали небольшие витражи со сказочными сюжетами.

Больше всего Арунасу нравилась сказка о Благородном Олене и Хитром Змее. Они с братом так часто просили няню прочитать им её, что теперь знали почти наизусть. В витраже играли солнечные лучи, и маленькие тёмные глазки змеи напомнили Арунасу хитрый взгляд Гантараса, замышляющего очередную шалость.

На стене между окнами висела картина в круглой раме. Портрет красавицы, имени которой Арунас не знал, но каждый раз, когда смотрел на неё, надеялся, что однажды встретит такую же девушку. Хрупкую, бледную, покрытую веснушками, словно звёздами.

— Арунас, только не засыпай, отец может скоро вернуться.

Гантарас сел за большой деревянный стол, рядом с которым стояло несколько кресел. Самых важных гостей король принимал лично и долго беседовал с ними за закрытыми дверьми. Иногда здесь же он беседовал с советниками. Однажды он пригласил на совет Арунаса, и пусть он не понял всего, но рядом с отцом и среди советников почувствовал себя очень важным.

— Смотри, что я нашёл. Это же настоящий приговор! — Глаза Гантараса сверкнули от восхищения.
— Дай мне, — Арунас потянулся за бумагой, но Гантарас отдёрнул руку. — Эй, ну что там такое?

Арунас попытался перехватить руку брата и резко подался вперёд. Чернильница покачнулась и опрокинулась, заливая стол и документы на нем безобразным чёрным пятном.

— Что ты наделал?! — Гантарас резко подскочил, подставляя руки и не давая чернилам разлиться дальше.
— Я не хотел! Оно само.

К глазам подступили горькие слёзы. Отец запрещал заходить в свой кабинет, а особенно — трогать документы.

— Отец накажет нас. Не возьмёт на охоту. Но если я скажу, что пришёл сюда один, то тебя не тронут!

Арунас шмыгнул. Он был старшим и нёс ответственность за брата. Теперь он понимал это как никогда прежде.

— Какой же ты глупый. Нас накажут, если узнают, что это сделали мы, — Гантарас хитро прищурился.
— Но разве может отец не заметить такое?
— Конечно, нет. Он обязательно заметит. Мы сами расскажем ему.
— Но тогда наказания не избежать, — Арунас нахмурился. Он не понимал, чем вызвана довольная усмешка брата.
— Разумеется. Только накажут не нас. Мы скажем, что ключ от кабинета попросил посол. Сказал, что это по поручению отца. Вот мы ему и помогли. А что было дальше — мы не знаем.
— Думаешь, всё получится? Ведь посол взрослый, стал бы он разливать чернила.
— Я уверен, что получится. Я слышал, как отец говорил, что посол вызывает у него подозрения. Вот пусть они и оправдаются.

Гантарас провёл пальцами по пятну на столе. С того дня прошло много лет, но слугам так и не удалось вывести его. Оно осталось, как и воспоминания о давно ушедшем детстве. Гантарас вздохнул и прикрыл веки. Он не жалел. Он ни о чём не жалел.

— Ваше величество, я могу войти?

У двери стоял советник. Он был молод и не так давно получил свою должность, а потому старался работать с особым рвением, чтобы оправдать оказанное ему доверие.

— Проходи, Павилас. Я слушаю тебя.
— Ваше величество, я подготовил документ, который вы просили. А ещё, если позволите, хотел сказать, что снова пришли благодарности в адрес лесничей. Она хорошо справляется со своими обязанностями, и это отмечают как охотники, так и наши гости. Недавно она позаботилась о семье графа, карета которого застряла в лесу. Без неё им пришлось бы там заночевать.
— Хорошо, думаю, она заслуживает награды. Разберись с этим, я подпишу необходимые бумаги.

***

Погода не нравилась Руте с самого утра. Солнце безжалостно палило, а горячий воздух словно застыл. Верхушки сосен не двигались, и даже птицы кричали тише и реже обычного. Приближалась гроза. Ожидать её стоило не раньше вечера, однако Рута решила поторопиться. Ей не хотелось попасть под дождь. Несмотря на то, что дни стояли тёплые, осенние дожди грозили простудой, а у Руты сейчас было много работы.

Она хорошо знала и чувствовала свои владения. Прошлой зимой большая охота на волков нарушила равновесие: теперь в лесу было как никогда много оленей. Они осмелели и в поисках пищи стали заходить гораздо дальше своих привычных мест обитания. Пару раз Рута видела их даже на лужайке прямо перед домом. Ей нравилось наблюдать за ними через окно, но стоило выйти во двор, как они пугливо поджимали уши и скрывались между деревьями.

В лесу было спокойно, после обеда духота спугнула даже охотников. Руте особенно нравились такие часы. Шум напоминал о дворце, где ни на минуту не замолкали кокетливый смех, сплетни и потоки бесконечных обещаний, которые, конечно же, никто не собирался выполнять. Тем контрастнее выглядел лес: спокойный и величественный в своей безмолвности.

Домой Рута вернулась, когда небо уже заволокло тяжёлыми чёрными тучами. Духота сменилась резкими и сильными порывами ветра, так что Руте приходилось плотнее кутаться в жилет из шерсти. Он был старым и почти не грел, но ей никак не удавалось дойти до портного. Или не особо хотелось. Визиты в город она не любила, так что старалась откладывать их настолько, насколько это было возможным. Почти все необходимые овощи она выращивала в небольшом огороде под окнами, а последние новости приносили охотники.

Впрочем, ничего нового в королевстве не происходило уже много лет. Последним ярким событием было нападение на королевскую семью, но престол быстро занял один из родственников короля, и всё успокоилось. Конечно, слухи и домыслы, что же действительно случилось, не умолкали ещё долго, но Руту мало волновали такие вещи. Ей было важно, чтобы не протекала крыша, не было пожаров в лесу, а к обеду было что поесть.

Ветер протяжно гудел, а за окном принялся моросить дождь. Рута затопила печь и зажгла свечи. Такая погода угнетала её, нагоняя тоскливые мысли и воспоминания. Она не то чтобы чувствовала себя одинокой, ей нравилась её размеренная и тихая жизнь, но иногда словно не хватало чего-то, но объяснить — чего, она не могла даже самой себе.

Огонь разгорался, в печке приятно потрескивали поленья, а в котелке закипала вода. От пламени комната наполнилась приятным оранжевым светом, и теперь Рута чувствовала себя по-настоящему уютно. Она перебирала засушенные на чай травы, отмечая, что её любимой мелиссы осталось совсем немного, да и листьев смородины, которых ей и так почти не удалось собрать, едва ли хватило бы на один котелок. Сама Рута не очень любила вкус и запах смородины, но одному из знакомых охотников нравился чай только с ней, пусть и приходил он далеко не за чаем.

От раската грома Рута вздрогнула. Она не боялась грозы, но в этот раз непогода бушевала с особой силой. Сосны гнулись, а дождь безжалостно ударял по земле крупными каплями. Руте казалось, что она слышит треск деревьев, такой бури многие, особенно самые старые, могли не выдержать. С утра нужно было обязательно проверить дорогу: убедиться, что проезжающие путники не останутся пленниками в лесу.

Гром ударил вновь, гулко и резко, и внезапно Руте показалось, что она слышит что-то ещё. Робкий и едва уловимый звук, будто кто-то очень лёгкий топтался у порога, почти не задевая скрипучие ступени. Рута сосредоточенно прислушалась. Нет, ей не послышалось, кто-то стоял прямо у её дверей. Но почему не стучал? Едва ли столь лёгкий гость мог представлять опасность, и всё же Рута нахмурилась. Она не любила сюрпризы. Топот не прекращался; гость, кем бы он ни был, не собирался уходить.

— Кто здесь? — громко спросила Рута, стараясь звучать как можно увереннее.

Ответа не последовало, лишь жалобно скрипнула ступенька, когда очередная молния ярко осветила небо. Руте не нравилась неизвестность, что-то внутри сжималось, подступал страх. Она глубоко вздохнула.

— Я не буду спрашивать второй раз. Можете назвать себя или стоять под дождём хоть всю ночь.

На миг повисла тишина, а со следующим раскатом что-то рухнуло на ступени. Рута резко распахнула дверь — не хватало только стать виновницей чьей-то гибели. Она ожидала увидеть почти что угодно, но на пороге лежал всего лишь оленёнок. Тонкие ноги беспомощно разъехались в стороны, уши были прижаты к голове. Рута осторожно опустилась на корточки и прикоснулась к шерсти. Насквозь мокрый оленёнок крупно дрожал, худенькая грудь часто вздымалась. Маленький зверёк был напуган, но всё ещё жив. Когда она провела рукой по шее и поднялась к мордочке, оленёнок вздрогнул, распахнул огромные глаза и отдёрнулся.

— Тише ты, трусишка. — Рута протянула руку, подняв ладонью вверх, и позволила себя обнюхать.

Оленят она видела много раз: хрупкие и трусливые, они редко отбивались от стада. И как этот оленёнок оказался здесь? Впрочем, это уже не имело значения. Она осторожно приподняла тощее тело и перенесла в дом, а после плотно закрыла дверь. Оленёнок лежал неподвижно и только испуганно оглядывался.

— Лучше, чем на улице, правда? Ну не бойся, я тебя не трону. — Рута мягко потрепала его по холке, а после принесла большую тёплую шкуру.

Оленёнок не двигался, лишь уши вздрагивали от каждого шороха. Рута не без интереса наблюдала за внезапным ночным гостем и всё больше задумывалась. Стоял октябрь, оленёнок выглядел слишком юным для прошлогоднего выводка, но никак не мог принадлежать к новому, ведь он появился бы не раньше середины мая.

— И откуда же ты такой взялся? — Рута прищурилась.

Что-то было не так. Щекочущее ощущение внутри, которое редко подводило её, сейчас отчаянно пыталось сообщить о чём-то. Рута отхлебнула чай, который успел остыть, и наморщила нос. Нужно было ложиться спать. Она точно знала, что с утра любая ситуация выглядит иначе, да и сейчас всё равно не могла ничего сделать. Рута последний раз взглянула на совсем затихшего оленёнка и потушила свечи.

Она проснулась раньше обычного. Всю ночь Руте снились тревожные сны, она металась по кровати и несколько раз поднималась, чтобы попить воды. Небо уже окрасили первые рассветные лучи, мокрые сосны и трава блестели, а воздух ещё хранил ночную прохладу. Рута закуталась в жилет и осторожно вышла из дома. Такому юному оленёнку нужно было молоко, и теперь, хотела она того или нет, её путь лежал в город. Доярки уже не спали, так что она могла успеть к ним одной из первых. Сама Рута не любила молоко, но как-то раз ей пришлось выкармливать барсука, так что она знала, где его можно достать.

Она сделала большой крюк, но прошла по основной лесной дороге и убедилась, что ни одна из упавших сосен не перегородила путь. Сказалась умелая работа лесорубов, которым она недавно указала на засохшие деревья. На мгновение Рута довольно улыбнулась уголками губ, но хотя в её списке и стало на одну проблему меньше, она волновалась. Уход за оленёнком не входил в её планы, ей нужно было собирать семена для саженцев и делать заготовки на зиму, а это занимало время, много времени, которое теперь ей нужно было распределять заново.

Полноватые доярки с розовыми щеками и лбами громко сплетничали, но стоило Руте подойти ближе, как они притихли и внимательно уставились на неё. Она знала, что её обсуждают, мало кто мог принять женщину, самостоятельно живущую в лесу. Кто-то приписывал ей неудачный роман в прошлом, кто-то считал, что она впала в немилость правителя — Руте было всё равно. Её даже забавляли мысли о том, что смогут придумать эти женщины, узнав, за чем она пришла.

— Здравствуйте, ведро молока, пожалуйста.
— Здравствуй, что-то давно тебя не видно, да и выглядишь уставшей. Не случилось чего?
— Пытаетесь понять, не родила ли я ребёнка без мужа? Нет, увы, вам придётся достать другие сплетни к завтраку. — Рута оставила монеты и развернулась. Поддерживать бессмысленные беседы у неё не было никакого желания.

По дороге домой она купила яиц и яблок, близилась вторая среда месяца, а в это время у неё обычно бывали гости. Она редко пекла что-то для себя, но угощать гостей было делом привычки. Возможно, она осталась ещё с тех времен, когда мать пыталась вырастить из неё достойную невесту и будущую хозяйку. Точно она не помнила, да и большинство полезных навыков получила только тогда, когда начала жить самостоятельно.

Сначала работа с утра и до глубокого вечера, требующая так много знаний и сил, пугала её и заставляла тихонько оплакивать свою незавидную участь, но после Рута увидела и другую сторону. Лес мог быть внимательным слушателем, осторожным наблюдателем и ласковым утешителем. Постепенно она научилась слышать его голос, состоящий из скрипа шишек под ногами, трелей птиц, шелеста листьев. Он успокаивал и дарил ощущение защищённости. Лес был её царством, и здесь Рута чувствовала себя по-настоящему счастливой. Порой её даже радовало то, что пришлось оставить привычный ритм жизни, ведь только сейчас она смогла взглянуть на происходящее со стороны. И увиденное ей не понравилось.

Когда Рута вошла в дом, она настороженно прислушалась. Время, проведённое в лесу, обострило её слух, и теперь она умела различать самые тонкие звуки. С утра она отчётливо слышала тихое посапывание оленёнка, сейчас же стояла подозрительная тишина. Рута аккуратно закрыла дверь и прошла внутрь. Оленёнок едва ли мог устроить в доме разгром, в отличие от юрких белок или сусликов, но стоило быть готовой ко всему. Лесные жители имели свои нравы и с трудом приспосабливались к жизни в доме, стремясь установить свои порядки.

Рута не знала, как можно позвать оленя, на ум приходило только привычное «кис-кис», однако думать долго ей не пришлось: оленёнок стоял около трюмо и внимательно разглядывал содержимое столика. Глаза были широко распахнуты и в них бликами отражались солнечные лучи, создавая впечатление, будто зверёк испытывает неописуемый восторг от увиденного. Рута не сдержала улыбки: то, что перед ней девочка, она поняла ещё вчера, но она никак не ожидала такого женского интереса. Она осторожно сделала шаг вперёд, но старая половица громко скрипнула, и оленёнок испуганно отскочил в сторону и забился в угол.

— Не бойся, глупенькая, я тебя не осуждаю. Не поверишь, но раньше и я с такими же глазами стояла у зеркала. — Рута говорила тихо и медленно, чтобы не испугать оленёнка ещё больше.

Она плавно опустилась на колени: из-за разницы в росте она выглядела угрозой.

— А я принесла тебе подарок. Не духи и украшения, конечно, но думаю, что тебе понравится.

Оленёнок пристально смотрел на неё, и Рута невольно поёжилась, взгляд выглядел очень осмысленным. Она знала, что олени совсем не глупые, но всё же что-то было присуще только людям, пусть и не всем. Руте казалось, что оленёнок прямо сейчас начнёт говорить, и её бы совсем не удивило это, слишком уж серьёзной и сосредоточенной была мордочка перед ней.

Несколько минут они молча смотрели друг на друга. Оленёнок медлил и только мялся в углу, и тогда Рута осторожно протянула руку вперёд.

— Я тебя не обижу, ты в безопасности.

Рута старалась вложить во взгляд и голос всю мягкость, что у неё была. Почему-то сейчас, когда она стояла перед зашуганным детёнышем, ей было очень важно, чтобы ей доверились, приняли, ответили на её тепло. Что-то внутри болезненно сжималось от осознания того, что она снова может быть отвергнутой. Прошлые обиды так некстати решили напомнить о себе.

Рука подрагивала, время тянулось как никогда медленно, и Рута уже готова была сдаться, как вдруг в раскрытую ладонь ткнулся холодный мокрый нос. Она осторожно провела рукой по мордочке, и оленёнок доверчиво зажмурился. Рута сама не знала почему, но внутри разлилось приятное тепло. Давно забытое ощущение щекотало её, и она никак не могла подобрать нужного слова.

— Пойдём, ты наверняка хочешь есть.

Рута плавно поднялась, и оленёнок покорно последовал за ней. Она знала, что в юном возрасте они склонны привязываться к людям так сильно, что могут ходить рядом повсюду, почти как собаки, однако и подумать не могла, что процесс приручения пойдёт так быстро. Что-то было не так, она всё больше убеждалась в том, что предчувствие не обманывало.

Рута вымочила кусок хлеба с зёрнами в молоке и положила в миску. Этому её научил бывший лесничий: маленькие оленята постепенно приучались к более твёрдой пище, а всасывание молока из хлеба напоминало им естественный процесс кормления. Сама она в это время занялась готовкой.

Шарлотка удавалась ей лучше всего, и она готовила её столько раз, что почти не задумывалась о процессе. Мысли её были далеко от небольшого домика в лесу и пирога. Маленький оленёнок так бесцеремонно нарушил её привычное одиночество, что она начала чувствовать его особо остро. Она столько раз убеждала себя, что её жизнь — это её личный выбор, и всё же Руту не покидала горькая мысль о том, что выбора ей не оставили.

Когда она случайно дотронулась до раскалённого подноса, грустные мысли отступили, вновь вернув её в реальность. Рута быстро поставила пирог на стол и коснулась кожи губами. Боль медленно утихала, а дом наполнялся сладким запахом. Оленёнок подошел ближе и уставился на горячее лакомство. В огромных глаза светилось уже не любопытство, а предвкушение. Рута снова улыбнулась.

— Ну-ка, дружочек, это не тебе, — она потрепала оленёнка за ухом.

И без того длинная и острая мордочка вытянулась ещё сильнее. Рута поёжилась, слишком уж это напоминало ей ребёнка, маленького и капризного, в сознании которого просто не существовало реальности, где сладости могли достаться не ему.

— Я жду гостей, понимаешь? Нельзя же подать к столу надкусанный пирог.

Рута сказала это больше для себя, но, кажется, оленёнок понял, довольно прищурился и вновь отправился изучать дом. Рута свела брови. Такое поведение было странным, слишком странным, но, может, сказалось долгое одиночество, и она просто надумывала? Или усталость. У лесничих было не так много выходных, да и ей не нравилось сидеть без дела, так что она старалась занимать каждую минуту.

В любом случае, всему существовало разумное объяснение, это Рута знала точно, как и то, что разобраться в любом деле помогала уборка. Вместе с порядком на полках в ровные ряды выстраивались и мысли, а с лёгкостью и чистотой в доме приходили и новые идеи.

Она увлечённо стирала пыль с фолиантов, когда услышала тяжёлые шаги. Ещё до стука в дверь она узнала Кестутиса, он ступал твёрдо и уверенно, точно зная, что его ждут. Рута оставила полотенце и подошла к трюмо, чтобы поправить чуть растрепавшиеся косы. Охотник зашёл именно сегодня очень кстати — он мог помочь выстроить небольшой загон во дворе, да и Рута чувствовала себя немного неуютно в компании странного гостя.

Громко заскрипела половица — охотник вытирал грязные сапоги, и Рута направилась к двери.

— Не открывай.

Рута замерла. По коже пробежал холодок. Голос принадлежал не Кестутису, и он раздался... за её спиной.