Глава 17
Весь день Антон провёл в пустой квартире, наедине со своими мыслями. Воспоминания, которые он так отчаянно пытался вернуть, теперь давили на него невыносимым грузом. Он перебирал в голове моменты их ссоры, свои слова, свою боль, и теперь, зная, сколько Арсений сделал для него, его поступок казался ещё более отвратительным. Часы тянулись мучительно медленно. Он ждал. Каждая минута без Арсения была как вечность.
Лишь глубоко за полночь Антон услышал, как в замке повернулся ключ. Дверь тихо открылась. Арсений вошёл. Он не кричал, не был в ярости. Его лицо было бледным, глаза покраснели от недосыпа, но в них не было гнева, лишь глубокая, всепопоглощающая усталость и боль. Он медленно снял обувь, поставил её ровно у стены, как всегда, и прошёл в гостиную, где сидел Антон.
Арсений остановился напротив него, и его голос был низким, почти сломанным шепотом, но каждое слово пронзало воздух, как острый нож:
— Почему?... Почему ты так поступил, Антон? Почему ты держал меня в неведении, когда я... когда я каждый день надеялся, цеплялся за каждую твою "ясность", радовался каждому твоему вопросу, думал, что ты вот-вот вспомнишь, и это будет нашим общим счастьем? Ты видел, как я переживал, как я отчаивался, как я искал способы помочь тебе, а ты... ты просто наблюдал за моей борьбой, зная всю правду? Неужели ты не понимаешь, как это... как это бьёт? Как это унижает? Неужели наше доверие для тебя ничего не значит? Разве я не показал тебе, что я рядом, что я поддержу, что я не оставлю, что бы ни случилось? Почему ты не поверил мне, Тош? Почему не сказал сразу, что всё помнишь? Что это за страх такой, который заставил тебя так поступить со мной, с нами? Неужели наша любовь настолько хрупка для тебя, что ты готов был обманывать, лишь бы не столкнуться с потенциальной болью?
Поток слов Арсения, наполненных горечью и отчаянием, ранил Антона сильнее любой пощёчины. Он видел, как Арсений страдает, как он измучен, и чувствовал себя самым последним негодяем на свете. Слова застряли в горле. Он не мог ответить. Всё, что ему хотелось, это остановить эту боль, заглушить эти вопросы, которые разрывали Арсения изнутри.
Не раздумывая, Антон встал, сделал шаг к Арсению и, обхватив его лицо ладонями, нежно притянул к себе. Их губы соприкоснулись. Это был не страстный, не требовательный поцелуй, а скорее мольба, извинение, попытка передать всю ту невысказанную боль, раскаяние и, главное, бесконечную любовь, что переполняла Антона. Его губы были мягкими и тёплыми, осторожно двигаясь, исследуя каждую линию губ Арсения. Арсений сначала замер, его тело было напряжено, но затем он медленно подался вперёд, отвечая на этот безмолвный призыв. Поцелуй углублялся, становясь тихим обещанием, хрупким мостом, который Антон пытался перебросить через пропасть обиды и недоверия. Он вложил в него всю свою надежду, всю свою нежность, всю свою любовь, пытаясь убедить Арсения, что, несмотря ни на что, их "мы" всё ещё существует.
Отстранившись, Антон улыбнулся и прикоснулся своим лбом ко лбу Арсения. Он чувствовал, как бешено бьётся его сердце, и как собственное, после долгого молчания, наконец, обретало покой.
— Прости, — совсем тихо проговорил Антон, его голос дрожал. — Ну, дебил я. Полный. Думал, что защищаю тебя, а сделал только хуже. Я так сильно боялся... боялся, что ты устал, что вернётся всё то, из-за чего мы тогда... разошлись. Что я снова стану для тебя грузом, обузой. Что ты, когда я всё вспомню, поймёшь, что без меня было легче. Я такой идиот, Арс. Прости, что не поверил тебе тогда, когда ты сказал, что никуда не уйдёшь. Я просто... я очень сильно люблю тебя и не мог вынести мысли о том, что могу потерять тебя снова.
Он поднял глаза, полные слёз и искреннего раскаяния, встречаясь с взглядом Арсения.
— Ты веришь мне? — одними губами спросил Антон, держа Арсения за лицо, словно боясь, что тот вот-вот исчезнет.
Арсений смотрел в эти зелёные, полные боли и надежды глаза, и его собственное сердце, которое ещё минуту назад было разорвано на части, медленно начинало собираться воедино. Обида никуда не исчезла полностью, но она отступила перед этой невыносимой, искренней болью Антона. Он видел, что Антон говорит правду, видел, как он страдал от этого выбора.
— Верю, Тош, — выдохнул Арсений, и его голос был хриплым. — Я верю тебе. Всегда верил. Но... почему ты подумал, что я оставлю тебя? После всего?
Он сам не заметил, как его руки легли на талию Антона, притягивая его ближе. Их лбы всё ещё соприкасались.
— Потому что я помню, как больно было тогда, — прошептал Антон. — И я боялся, что это повторится. Что я снова всё испорчу. Я помню нашу ссору... помню, как ты сказал, что иногда одной любви недостаточно.
Арсений закрыл глаза, вспоминая те горькие слова. Он тогда не знал, как сильно они ранили Антона. Сейчас он понял всю глубину его страха.
— Тогда я был неправ, Тош, — Арсений открыл глаза, и в них блестели слёзы. — Любви достаточно. Если она настоящая. А наша... наша настоящая. И всегда была. Я никогда не бросил бы тебя, понимаешь? Ни тогда, ни сейчас, ни когда-то ещё.
Он крепко обнял Антона, прижимая его к себе, словно пытаясь защитить от всех страхов мира. Антон уткнулся лицом в его плечо, чувствуя, как его собственные слёзы смешиваются со слезами Арсения. Это были слёзы облегчения, прощения и возрождающейся надежды.
Они стояли так долго, молча, просто ощущая присутствие друг друга, позволяя теплу объятий залечить раны, нанесенные страхом и недоверием. В воздухе всё ещё витал призрак недосказанности и невыплаканных слёз, но мосты между ними начинали восстанавливаться.
Наконец, Арсений осторожно повёл Антона в спальню. Они легли в кровать, и Арсений сразу же крепко обнял Антона, притягивая к себе так, чтобы чувствовать его дыхание, его тепло.
— Почему ты не сказал про проект? — тихо спросил Антон, вспомнив утренний разговор.
Арсений усмехнулся, его голос был уже спокойнее.
— Потому что я отказался. Сразу. Как только услышал, что нужно уезжать. Для меня сейчас важнее ты, Тош. Твое восстановление. Я не мог бы уехать, зная, что ты здесь один, да ещё и в таком состоянии. Я хотел рассказать тебе, что отказался, но ты... ты тогда так странно среагировал.
Антон снова сжался.
— Прости. Я просто... услышал про «уехать» и сразу перед глазами наше прошлое. Мне было так страшно, что это снова происходит.
Арсений прижал его крепче.
— Я понимаю. Но теперь, когда ты все помнишь, ты должен знать. Нас больше не разделят никакие проекты, никакие расстояния. Мы через столькое прошли, и теперь мы стали только сильнее. Мы вместе, и так будет всегда.
Они провели остаток ночи в разговорах. Антон рассказывал о своих ощущениях, о том, как воспоминания наплывали волнами, о том, как страх сковывал его. Арсений слушал, задавал вопросы, а потом делился своими переживаниями — своей растерянностью, болью, но главное — неизменной надеждой и верой в Антона. К утру они почувствовали себя опустошенными, но в то же время обновленными. Солнце, проникающее сквозь шторы, казалось, освещало не только комнату, но и их души.