Правила

Правила – постановления, предписания, устанавливающие порядок чего-либо. Во всяком случае, так говорит толковый словарь Ожегова.

Но в случае Сони и Саши правила имеют свой личный смысл, пусть и то же начало. Правила – сводка договоренностей, которые были установлены когда-то и которые нарушать нельзя никогда. Это то, на чем их странный вид взаимоотношений, что был осторожно выстроен относительно давно, строился изначально, и то, почему чудесным образом держался до сих пор.

Потому что конкретно этот вид отношений тяжелее тех, где вы клянетесь друг другу в любви и верности до гроба, где тщательно планируете совместное будущее и строите вместе планы на жизнь. Где существует общий бюджет, мечты о домашних животных и надежды на общий отпуск. В отличие от этих, в их отношениях была буря, был вечный бушующий шторм, сносящий всё на своём пути, что накрывал волнами двадцатиметровыми, после себя оставляя бурлящую пену морскую. Был тот вкус вечной непредсказуемости, что оседал на кончике языка и, казалось, уже перманентно там закрепился.

***

Правило первое

— Да, блять, вы что там за перестройку устроили? — Соня недовольно себе под нос бурчит, тяжело вздыхая.

Опять. Опять новые жильцы за стенкой что-то двигают, носят, топают с силой, слишком громко разговаривают и, кажется, ещё и долбят палкой по батареям. Так, что звоном в ушах отдаёт и пульсирующей болью где-то в районе висков. Опять она не может спокойно учиться, потому что даже наушники не заглушают этих звуков через стену.

Сонечка сейчас и так держится на последних существующих нервных клетках, стараясь сохранить самообладание. Перед ней на столе разложились разнообразные конспекты и учебники, а под носом лежала курсовая. Она уже с миллион раз успела проклясть весь свой универ и всех в нём работающих, потому что какими отморозками нужно быть, чтобы заставлять делать курсовые только письменно? Сорок пять страниц текста тянулись до того нудно и медленно, что даже сериал на ноуте не спасал.

Прошёл почти час, прежде чем у Кульгавой окончательно съехала крыша. Будучи раздражённой и оттого заряженной, словно током электрическим, она готова была в любой момент взорваться на месте, рассыпаться яркими искрами, тем самым короткое замыкание создав. Соня думает, что сейчас либо прибьёт новых жильцов на их лестничной клетке, как тараканов тапком, либо заставит сегодня же выселиться, едва заехав.

Кулак с силой бьёт в тяжелую металлическую дверь, по всему подъезду отдавая грохотом. Спустя несколько секунд ещё и противно жужжит звонок западающий. За этой чёртовой дверью слышится всё тот же шум. Кульгавая вздыхает утомлённо, переносицу потирая. Холод от бетонных стен скользит кошкой по полу, цепляясь за ноги, пробираясь выше и выше. Ещё и перманентный запах перегара, что въелся, кажется, уже в каждую поверхность неровную.

Отвлёкшись на свои мысли, она даже не сразу замечает, как рядом что-то тихо щёлкает. Замечает только когда дверь входная со скрипом приоткрывается, а за ней показывается кучерявая макушка.

— Да? — заряженный голос раздражает тишь, в компании с которой Соня простояла всё это время.

— Извините, вы на часы, блять, смотрели? Время видели? — ей приходится за минуту собраться, делая голос серьёзнее и грубее обычного. — Десятый час уже.

Соня рассчитывала, что новоиспеченную соседку как минимум шуганёт, и та на это смутится, начнет бесконечно извиняться и просить прощения за доставленные неудобства. Но нет, чёрта с два. Та стояла абсолютно невозмутимо, цепляя своей ухмылкой на лице и спокойствием, что читалось в сложенных на груди руках. Будто если где-то рядом прямо сейчас что-то громко взорвётся и бабахнет, то она даже бровью не поведёт, останется взглядом приклеена к стоящей напротив Кульгавой, от которой, кажется, сейчас на макушке дым мог пойти тоненькой струйкой.

— Извини, малышка, — Соня выпадает от такого обращения к себе и закипает с новой силой, хотя действительно подмечает, что новая соседка выглядит старше на пару лет. А ещё не счесть который раз за всю жизнь ругается на свой детский и мягкий тип лица, в котором все черты раздражающе утончённы. Что уж сделать, если генетика отыгралась на ней именно таким образом. — Нам недолго осталось, через полчасика закончим. Устроит?

Соня лишь замедленно сглатывает скопившуюся слюну вязкую, всё ещё пялясь на девушку в дверном проёме, мычит что-то неразборчивое и уже собирается разворачиваться в сторону своей квартиры, когда слышит звонкое:

— Я Саша, кстати.

Эта Саша ей руку тонкую и до ужаса элегантную протягивает, ещё больше внимания привлекая длинными пальцами изящными.

— А да, я Соня, — может только это сдавленно из себя выбить, ощущая, как легко чужая ладонь ощущается в её собственной.

И после короткого и максимально странного рукопожатия скоро разворачивается, всё же уходя к себе, в спину слышит летящее, когда её входная дверь захлопывается:

— Как я могу извиниться за неудобства?

Чуть позже путём глубокого анализа Кульгавая узнаёт некоторые случайные подробности о новых жильцах. Да, именно жильцах, потому что Саша заехала не одна, а со своей большой и пушистой собакой. А ещё у неё есть мама, которая постоянно наведывается в гости под предлогом распаковки горы коробок. Достаточно пожилая женщина, что ходила в забавном пальтишке и берете, несколько раз встречалась Кульгавой на лестничной клетке. Та что-то улыбалась, приглашала к ним на чай и просто посидеть к себе, но Соня лишь активно кивала, а сама себе в голове делала пометку о том, что никогда и ни под каким предлогом не переступит порог чужой квартиры.

Ещё выяснила, что каждое утро в районе восьми Саша выгуливает своего пса у дома, а вечером наворачивает с ним же круги вокруг всего квартала. Что она почти всегда игнорирует существование лифта и на седьмой этаж выбирает подниматься пешком. Что Крючкова учится на дистанте, а ещё подрабатывает в свободное время. Что пьёт горький кофе на балконе каждый день с самой рани, совмещая ещё с крепкой сигаретой жёлтого «Кэмела».

И Соня бы не соврала, если бы сказала, что ничего из этого странного набора фактов не пыталась узнать самостоятельно. Они все будто сами к ней в руки летели, складываясь по порядочку аккуратному, как на полке книжной.

А однажды, когда Кульгавая утомлённо заползает в подъезд и еле как до лифта доходит, потому что пять пар в университете никого не щадят, то, заходя в кабинку, слышит, как где-то там по коридору топот ног эхом по всей девятиэтажке раздаётся. И молится всем богам, чтобы дверь побыстрее закрылась, и она смогла доехать в спокойном одиночестве, но, кажется, всевышние её не слышат.

Не слышат, ведь внутрь влетает Крючкова с огромными пакетами в руках, почти впечатывается в Соню, случайно прижимая её к противоположной от двери стенке лифта. Вместе с щекочущим морозцем душит запахом своих сладких и таких терпких духов, светясь раскрасневшимися щеками.

А потом, когда понимает, с кем ей посчастливилось ехать, лукаво произносит:

— Вам на какой этаж?

Соня брови хмурит, не понимая, что за идиотские игры выдумала Крючкова и на кой чёрт вообще к ней прицепилась. У Кульгавой же прямо на лбу написано «заебалась», а уставшие глаза и бледноватый оттенок лица буквально кричат подтверждениями об этом.

— Будто сама не знаешь, — фыркает, глаза закатывая.

— Нет, не знаю. Но очень хотела бы верить, что живу недалеко от такой красивой девушки, — Саша своей блядской улыбочкой скрашивает всё вышесказанное, потому что её губы бархатные с еле приподнятыми уголками выражают то же тепло, что и мягкий взгляд.

И Соня в этот момент понимает, что так просто не отвяжется от этой кучерявой девчонки, которая своим вечно довольным видом похожа на пятилетку наивную, хоть на деле является старше на несколько лет её самой. Которая уже бесчисленное количество раз сама приглашала выгулять с ней пушистого пса, когда встречала Кульгавую курящей на соседнем балконе.

Нет, так просто точно не будет.

Соня сегодня восседает на своем привычном месте, за письменным столом, и пишет очередную работу, которую и так уже слишком задолжала. Время буквально на пятки наступает, заставляя торопиться всё сильнее. Теперь прокрастинация кажется самой желанной вещью на свете, а кровать пушистая так и манит к себе. Но это всё входит в список непозволительной роскоши, поэтому приходится выбрать самый доступный вариант, коротко написав всего одно сообщение.

Легавая

залетай ко мне

И через пару минут вдалеке квартирки слышится щелчок, характерный для открывающейся двери, а ещё топот ног и недовольное мяуканье котёнка, который так себя ведёт каждый раз, когда кто-то, кроме самой Сони, в квартиру заходит, ведь обитает здесь относительно недавно и к гостям любым крайне пуглив.

Первее, чем Сашу становится видно, Кульгавой в нос бьёт резкий запах фруктовых духов и свежести. Кажется, от неё так пахнет перманентно, а не только после улицы.

— Привет школоте, — Крючкова посмеивается, пока чешет плюшевый живот котёнка, сидя прямо на полу комнаты.

— Очень смешно, — фыркает недовольно, не отрываясь от пособия. — Сказала поехавшая пенсионерка.

Саша ничего не отвечает, продолжая сюсюкать с хорошеньким чёрным комочком, потому что такие стычки – их привычный формат общения. Невозможно вспомнить ни дня, когда от одной из них не пролетело бы полушуточное оскорбление, сопровождаемое надутыми по-детски губами и бровями, сведёнными к переносице.

— Тебя опять учёба ебёт, да? — Крючкова всё же подходит к письменному столу, наблюдая, как Соня сосредоточенно делает записи свои.

— Да, — она даже не отрывается от тетради, продолжая. — И, честно говоря, настолько, что лучше бы на её месте уже была ты.

Фраза вылетает так просто и обыденно, растворяясь в воздухе коротким смешком.

— Так ты для этого меня позвала? — парирует Саша, потому что уже знает, как Кульгавую довести на раз-два, даже если та сама завязала эту странную игру во флирт вперемешку с оскорблениями.

— Ты просто невыносима, — Соня всё же тяжело вздыхает, наконец отрываясь от писанины своей, и коротко взглядом мажет по сияющему лицу напротив, на долю секунды останавливаясь на глазах цвета морского бриза.

— Да, я знаю, — улыбается как-то невинно Саша, покидая комнату, напоследок просто бросая. — Я чай нам поставлю.

Первое правило гласило: «Флирт только в форме подколов и дурацких шуток, остальное в расчёт не берётся».

***

Правило второе

На кухоньке небольшой уже несколько часов не гаснет слабый, теплый свет, в форме на плите стоит ещё теплый лимонный пирог, а возле, на столе, две кружки терпеливо ждут, когда в них зальют кипяток и заварят чай. Соня молча курит в форточку, всё время поглядывая на экран телефона. Тот периодически загорается от новых уведомлений, но всё это не то. Там нет того, чего Кульгавая так ждёт с замиранием сердца.

За последний несколько дней Саша прожужжала ей все уши, потому что сегодня важный день. Крючкова нашла какого-то паренька в приложении для знакомств, переписывалась с ним безостановочно несколько дней и наконец созрела для свидания. Она полдня бегала по своей квартире, о чём Соня прекрасно знала благодаря тонким стенам, в суматохе стараясь привести себя в идеальный вид.

И вот теперь Кульгавая с замиранием сердца ждала, когда Саша явится домой и, не заходя в свою квартиру, сразу направится к ней, чтобы рассказать все подробности. По крайней мере, она обещала сделать именно так. Соня медленно выдыхает сигаретный дым, который мешается с паром от минусовой температуры на улице, и высматривает у подъезда знакомый силуэт, который вот уже должен идти.

Телефон неподалеку вибрирует, отдавая током сквозь всё тело даже через пространство.

Сашка

Встретишь меня?

Сходим за вином

И Кульгавая сама не понимает, как, даже не ответив на сообщение, умудряется собраться за считанные минуты. Она натягивает первую попавшуюся тёплую кофту, буквально запрыгивает в свои ботинки и, позабыв нацепить мягкий шарф, выбегает из дома пулей.

У тяжёлой металлической двери подъезда мёрзнет пару минут, пока Сашу ждёт, грея ладошки дыханием жарким. А когда Крючкова появляется, то сразу даёт понять, что все рассказы подождут до Сониной кухни, а сейчас их главная задача – купить выпить, чтобы скрасить ледяной вечер.

Две бутылки красного сухого цокают в пакете при столкновении, эхом пробегаясь по пустым дворам и улочкам. С неба-купола потихоньку начинают падать ночные крошечные хлопья снега, стелясь на асфальт и дорожки, и сразу тают. Но Соне уже даже не холодно, пусть за шею до сих пор кусается морозец, а ветер ледяной противно поглаживает кожу. Но рядом с Сашей тепло просто быть рядом, а ещё теплее смеяться до коликов в животе.

Дома первым делом кое-как вскрывают бутылку вина, ведь у Сони штопора нет, а в соседнюю квартиру уж слишком лениво идти. Приличных бокалов у неё дома тоже не находится, поэтому красное сухое льётся в обычные стаканы с тонкими стеклянными стенками.

— Ну так мне ждать историю?

— Это был такой пиздец, что даже рассказывать стрёмно, — Крючкова по-доброму смеётся, будто совсем ни о чем не жалея.

У неё на коленках уже удобно расположился пушистый чёрный комочек, который в своём положении только отдаленно напоминал котёнка. Маленькое животное прикрыло свои бусинки-глаза и тихонечко сопело, уткнувшись носиком в штанину Сашину, пока та аккуратно прочёсывала шёрстку кончиками пальцев.

— Я вообще не поняла, с хуя ли ты с парнем на свидание пошла? — Соня теперь курила прямо сидя за столом, стряхивая пепел в какую-то кружку. Дурная привычка закуривать в помещении прицепилась к ней ещё давно.

— Не знаю, захотелось разнообразия, — Саша плечами пожимает, вертя в свободной руке стакан.

— Я думала, тебя привлекает только женская грудь, — она на предпоследнем слове делает едва заметный акцент, но всё равно вся фраза из её рта звучит слишком буднично и обыкновенно.

— Не хочу это признавать, но это, кажется, единственный раз, когда ты права, — Крючкова кривит лицо ненадолго в показательной гримасе, а потом сразу начинает тихонько посмеиваться от своей же выходки.

— И что конкретно этот идиот сделал не так?

— Он решил, что может просто засосать меня.

— Вот так просто взять и засосать? — Соня изгибает брови, и в это её фраза звучит как пик метаиронии.

— Да! — Саша недовольно цокает, видя по лицу напротив, что её мысль так и не дошла. — Ну ты понимаешь, мы стоим, прощаемся, я говорю: «Спасибо за вечер, всё было ахуенно» и...

— Прямо-таки ахуенно? — она в наглую перебивает.

— Нет, конечно, не настолько хорошо, — Саша быстро комментирует, продолжая. — И вот готова уже развернуться, как он, блять, как пылесос по моему лицу проходится!

От поднявшегося шума котёнок на коленях Саши недовольно пищит, пока Кульгавая заходится звонким, подпившим хохотом от нелепости чужой фразы.

— Сука, да я клянусь, его язык чуть ли не в моих ноздрях побывал, — Крючкова каждой новой фразой добивает Сонечку только больше, заставляя чуть ли не трястись от смеха. — И главное, он даже не подумал спросить, хочу ли я этого. Как будто я похожа на человека, который будет целоваться с первым попавшимся?

Она наигранно негодовала, активно жестикулируя, чем заставляла Кульгавую просто сложиться напополам и задохнуться от собственного смеха. Она даже стакан отставила подальше, чтобы случайно не пролить. Но сквозь смех и проступающие от него слёзы, в черепной коробке всё же загорается лампочка, сигнализирующая о том, что эту чужую мысль стоит запомнить.

Стрелка на Сониных наручных часах уже переваливала за два часа ночи, а вторая бутылка была распита только наполовину. Живой, пушистый комочек давно переместился в дальнюю комнату, потому что пьяные крики и хохот двух девушек, кажется, даже его достали. Но сейчас это не главное, ведь кухня уже прокурена Соней так сильно, что едкий дым въелся даже в половицы скрипучие, а сквозняк из приоткрытой форточки прикусывал голые ноги.

Когда Крючковой алкоголь ударяет в голову настолько, что она уже сама тянется к помятой пачке, то наотрез отказывается так же беспардонно курить прямо за столом. Ей наоборот хочется проветриться, чтобы холодком воздуха умыло лицо, а несколько снежинок случайным образом оказались запутаны в огненных кудрях и от жара волос сразу растаяли. Она нагло усаживается прямо на подоконник, перед этим убрав в сторону горшки с полусдохшими фикусами и прочими растениями, название которых сейчас даже не удастся выговорить заплетающимся языком.

Сигарета подкуривается удивительно легко, и даже руки её слушаются. После первой же глубокой затяжки Саша закидывает голову назад, расплываясь в глупой улыбке и моментально обжигая кожу об стекло, покрытое налётом морозца. И плевать, потому что тело накалённое сразу же остывает. Кульгавая рядом и опять курит уже чёрт знает какую по счёту за сегодняшний вечер.

Непривычная здесь тишина сейчас почему-то ласкает слух, ведь её моментами прерывает только спокойное дыхание и завывания начинающейся метели с улицы. Соня докуривает первой, впрочем, как обычно, а после остаётся стоять на своём месте, наблюдая за каждым Сашиным движением настолько внимательно, насколько это вообще может сделать почти в стельку пьяный человек. А Крючкова чувствует этот взгляд каждой клеточкой кожи бархатной, буквально плавится изнутри от того, что Сонечка на неё смотрит так опаляюще, одними бездонными карими пожирая, и ещё больше расплывается в улыбке.

Даже не замечает, как Кульгавая оказывается меж её собственных бедер, но стоит и даже не шевелится, лишь смотрит всё так же внимательно-изучающе. И Саша готова поклясться, что дыхание чувствует даже на расстоянии каких-то тридцати сантиметров. Оно щекочет нежную кожу, вызывая поток мурашек по всему телу.

Это странное наэлектризованное напряжение висит в воздухе и почти ощущается физически. Кажется, будто ток из накаленных проводов.

— Не думала, что тебя так разъебёт от вина, — Крючкова щурит глаза, усмехаясь нахально.

— Боже, заткнись, — почти шипит Соня, укладывая ладошки чуть мокрые на чужие ляжки, медленно и с максимально невинным видом оглаживая их.

Саша опять смеётся, потому что в одной простенькой фразе уместился весь глубокий и резкий характер Кульгавой. Но та даже не даёт успокоиться, раздражая воздух новой фразой:

— Саш, можно тебя поцеловать? — и такая нежная фраза идёт вразрез со всей Сонечкиной натурой, которая просвечивается сквозь каждое случайное движение и действие.

— Да, — с придыханием от предвкушения, новым разрядом от того, как ахуенно звучит эта фраза, и мыслями о том, что постебётся с этого позже.

Разряд. Нежное прикосновение пухлых губ. Руки, что так правильно ощущаются на Сашиных бедрах. Сердце, что от алкоголя, кажется, начало стучать только сильнее, отбивая свой личный ритм. Крючкова впивается в этот поцелуй, как будто ещё чуть-чуть, и она разнесётся в щепки, если Соня хоть на секунду от неё отпрянет. Но та жмётся только ближе, властно и несвойственно аккуратно облизывает губы чужие, такие мягкие, руками скользит не спеша по бокам и линии талии, пробирается под самую футболку. Саша от такого рвано вздыхает, жмурит глаза в акте наслаждения, тянущего живот, и с новой силой тянет Кульгавую на себя. У той самой сейчас все внутренности переворачиваются от такой податливой Крючковой, которой крышу сносит буквально от чужой инициативы.

И когда Саша чувствует, что ещё немного, и с губ может сорваться протяжный стон, который растворится среди движений этого пылкого поцелуя и повлечёт за собой последствия, то отрывается, пусть и не хочется. А после тяжело дышит, снова откидываясь головой к ледяному стеклу оконному, что сейчас уже не способно остудить жар, поднятый в её теле Соней.

— Ты целуешься явно пизже, чем тот идиот, — с глубоким придыханием.

И Кульгавая только усмехается себе под нос, глупо давит улыбку и сжимает посильнее бёдра, ведь руки до сих пор аккуратно остались лежать именно там. И прямо под кончиками пальцев чувствует мурашки, а ещё, что победа именно за ней.

Второе правило: «Всегда спрашивать разрешение перед поцелуем».

***

Правило третье

Соня просто невозможно заебалась. Воображаемая батарейка внутри давно села, растратив всю свою энергию. Тошно от всего, что окружает каждую минуту каждого часа её жизни, которая сейчас ощущается тоньше спички. У неё, мягко говоря, всё по пизде идёт: в университете полный завал, долгов скопилось немерено; с деньгами тоже непредвиденная жопа, в этом месяце пришлось спонтанно потратиться на поход к ветеринару, потому что её «милейшее» создание в какой-то момент просто отказывалось есть, чем Соню заставила почти поседеть, а оказалось, что оно просто не хотело; за окном каша из противного, таящего снега, которая только больше портит настроение; бессонница не даёт спать от слова совсем, заставляя ночами по несколько часов пялиться в потолок; на ближайшие выходные в гости собралась наведаться мать, а это значит, что придётся выплачивать хату до посинения, и ещё куча других проблем.

Саша же поехала сдавать сессию на своей заочке, поэтому спасти её было некому: в коридоре звон ключей принадлежал только старушке-соседке, да и позвать выпить вечером или просто расслабиться через разговоры тоже было некого.

И вот так, находясь в пике своего раздражения вперемешку с наступающим нервным срывом, Кульгавая проживала день за днём, молясь, чтобы какая-нибудь сосулька упала на её больную голову по дороге в универ.

На парах единственной радостью стало всего одно сообщение в телефоне.

Сашка

Купила билеты, сегодня буду

И Соня чувствует, как что-то внутри неё немного отпускает, и хватка уже не так крепка, как была буквально пару секунд назад. Если рядом будет Крючкова, то всё пойдет легче. Именно она поможет и отмыть весь дом до блеска, и поговорит с пушистым созданием, как с ребёнком, чтобы оно в итоге поело свой дорогущий корм, и заварит чай покрепче, чтобы разбавить тоску, с улицы тянущуюся. Да, если Саша будет неподалеку, то должно стать хоть немного спокойнее, ведь у неё какой-то абсолютно дурацкий талант светиться изнутри, пропуская через себя весь солнечный свет.

Соня, до смерти утомленная за этот день, готовит себе простенький ужин, чтобы просто не помереть от голода, когда слышит с лестничной клетки звон связки ключей, колёсики по полу и какое-то шебуршание. А ещё через пару минут раздаётся стук в дверь, и на порог заходит румяная Саша, которая зашла в свою квартиру только чтобы оставить чемодан. Она улыбается широко и прямо в верхней одежде прётся на кухню, чтобы Кульгавую заключить сразу в долгие и такие мягкие объятия, из которых выползать ну совсем не хочется, и поэтому сомнительный ужин рискует подгореть.

Соня готова в ту же секунду бросить всё, поставить чайник на плиту закипать и усесться наконец, чтобы обсудить все скопившиеся новости. Правда, Крючкова не даёт ей этого сделать, почти принуждая хоть немного поесть, когда Соня совершенно случайно проговаривается о том, что ей сорвали первый приём пищи за день.

И пока Кульгавая за обе щеки уплетает еду, в почти полной тишине пролетает аккуратная фраза:

— Я скучала.

Соня, ни секунды не раздумывая и даже не успев дожевать, выпаливает сразу:

— Как бы ты меня не бесила, но я тоже, — даже в момент тонкой искренности не может не съязвить, чем у Саши вызывает короткий смешок.

Но поговорить обо всем и ни о чём одновременно у них не удаётся, ведь Сонечка даже голову свою ровно удержать не в силах, постоянно укладываясь щекой на руки и неосознанно прикрывая глаза. Крючкова быстро это замечает, и пусть она сама смогла кое-как выспаться в поезде, видит, что сейчас ей придется откровенно соврать.

— Сонь, я вижу, что сейчас просто отключишься. Пошли поспим чутка, а потом ты всё расскажешь, — нежно и мелодично, накрываю чужую ладошку своей.

И Кульгавая даже как-то неосознанно кивает на это, хоть в достаточно трезвом от недосыпа сне точно опять придумала бы какую-нибудь глупую шуточку в ответ на это.

Как только они оказываются за кроватью, Соня моментально сворачивается клубочком, позволяя Саше её сзади обхватить руками. Спокойное дыхание прямо возле уха действует прямо как колыханка, а тихое мурчание чёрного котёнка только больше действует как крепчайшее снотворное. Крючкова прижимается близко-близко, со всей возможной нежностью. Обычно язвительная и веселая Соня сейчас кажется маленьким ребёнком, который без мамы рядышком уснуть ночью никак не сможет.

И в какой-то степени это оказывается правдой, потому что Кульгавая засыпает моментально, ни на секунду не вспоминая о когда-то присутствующей бессоннице.

Третье правило чётко сформулировано не было, но звучало как: «Быть рядом, когда это действительно необходимо».

***

Правило четвертое

Странно, когда тебе учащённо дышат прямо в губы, с нежностью обводят кончиками пальцев контуры лица, иногда коготками царапают спину под футболкой, но при этом всём вы даже и не говорите об отношениях. И ладно, если бы это всё можно было списать на поцелуи по пьяни, потому что того требует отключающийся мозг, но это происходило при таких условиях лишь первые несколько раз.

А потом в какой-то момент Саша, трезвая просто как стеклышко, сидит на столешнице и шею подставляет под жгучие прикосновения пухлых губ, что мажут по фарфоровой коже. Но на столе сидеть для этого тоже не обязательно. Можно в ванной, оперевшись на раковину, по заснеженной дороге из магазина, прямо в подъезде, очень надеясь, что сейчас никакая пожилая женщина не решит спуститься по лестнице и не застанет их за таким грехопадением.

Сегодня Крючковой хочется наконец всё до конца довести, ведь Сонечка целуется настолько сладко, что каждый раз у неё внизу живота непроизвольно сворачивается зудящий и ноющий узел, кричащий о желании.

И Саша настроена серьёзно как никогда, потому что налетает с первым пылким поцелуем, как только переступает порог чужой квартиры. Она пухлые губы мнёт своими, языком игриво по ним проводит и за горячие щёки Кульгавую жмёт к себе поближе. Спиной впечатывается прямо в стену ближайшую, пока слышит какое-то мычание прямо в свой приоткрытый рот:

— Кто же тебя сегодня так разозлил, что ты сейчас откусишь мне губу? — Соня, как обычно, не упускает возможности пропустить шутку.

Крючкова отрывается от неё, тяжело дыша, ведь океанская волна возбуждения начинает постепенно накрывать. Поэтому всё, на что её хватает перед тем, как снова припечататься к мягким губам, это:

— Заткнись уже.

И снова привычные горячие прикосновения, руки, гуляющие свободно по бедрам, задевающие край домашних штанов. Так сладко и тягостно, что можно потерять сознание прямо сейчас.

Но Саша планирует это сделать попозже, а сейчас она не глядя плетётся в дальнюю комнату Сониной квартиры. Пушистый котёнок что-то жалобно пищит у них под ногами, но как бы сильно Крючкова его не любила, сейчас игра с ним волнует её в последнюю очередь. А там, на секунды отрываясь от желанных губ, она стягивает с себя потрёпанную домашнюю футболку, оказываясь полностью обнаженной сверху и открыто говоря Кульгавой о том, что одними поцелуями сегодня всё не ограничится.

Но та замирает лишь на пару секунд, ошарашено сверля глазами бледную кожу грудной клетки, а после валится на скрипящую кровать, первым же делом снова припадая к чужому лицу.

Саша чувствует, что вещество в черепной коробке функционирует всё хуже, полностью задушенное диким желанием. Она свою кучерявую голову вытягивает сильнее, давая Сонечке побольше места на укусы-засосы. А та будто упивается, действует с неимоверной энергией, смело и уверенно.

— Сонь, — Крючкова дышит слишком тяжело, но всё равно тянет единственную гласную.

— М? — та еле отрывается от ключиц выпирающих, облизывает пересохшие губы и вопросительно хмурит брови.

— Поговори со мной.

— Типа «Дёрти толк»? — у Кульгавой на лице полное непонимание, а в голове перекати-поле от того, что она и догадаться не могла, что Саше нравится такое. — Я, конечно, не думала, что у тебя есть такой фетиш, но как скажешь...

Крючкова цокает и закатывает глаза то ли от того, что информация до Сони плохо доходит, то ли от того, что та в этот момент бережно сжимает грудь, играясь.

— Фу, нет, — перебивая, она по подушкам растекается кипятком, жмуря глаза от прикосновений чужих холодных ладошек со своей кожей молочной. — Типа обычный толк.

— Как скажешь, милая, — и Кульгавая нахально давит улыбку, снова на секунду припадая к груди, не разрывая контакт глаз и мягко проводя языком по всей доступной плоскости, а после отрывается и стягивает с себя такую неуместную сейчас кофту.

Потому что от Саши становится жарко не по-детски. От одного взгляда на неё, такую растрёпанную и поддающуюся, дыхание спирает, а кисти рук начинают подрагивать предательски.

И пока Соня спускается всё ниже, языком ведя влажные дорожки по животу, она шепчет сладостное:

— Мне нравится видеть тебя такой, — оставляет пару лёгких поцелуев и продолжает, внимательно наблюдая за чужой реакцией. — Нравится, что ты такая красная и заведённая... Что именно из-за меня ты так стонешь.

И это становится будто спусковым крючком, потому что Крючкова правда срывается на протяжный стон, беспомощно цепляясь за копну тёмных волос, а потом сквозь зубы шепчет в ответ:

— Бля, Сонь, если ты продолжишь говорить мне такое, то я могу кончить явно раньше времени.

А Кульгавая опять от этого ухмыляется, ведь Саша не может упустить возможности пошутить даже в такой момент, пусть конкретно эта фраза её скорее заводит, чем смешит. И она, видя и ощущая на себе всю отдачу чужого тела, ныряет пальцами под краешек резинки штанов домашних, прощупывает выпирающие тазобедренные косточки и почти сразу стягивает весь низ вместе с бельём, что сейчас абсолютно здесь не нужно.

— Саш?

Та, уже полностью обнажённая, в ответ на это только мычит неразборчиво, так и не открыв глаза плотно сомкнутые. И Соня зовёт снова:

— Посмотри на меня.

И Крючкова все же с трудом поднимает глаза, наблюдая за тем, как Кульгавая похабно и до жути медленно облизывает собственные пальцы на все три фаланги, а после так же аккуратно проводит ими меж чужих ног. И боже, Саша от этого зрелища готова ёбнуться в обморок прямо здесь и сейчас, особенно когда Соня тянется обратно к её лицу, поднося влажную ладонь к губам, заставляя даже как-то рефлекторно приоткрыть рот, чтобы детально рассмотреть, как Крючкова, до одури смущенная, с багровыми щеками, позволяет ей провернуть этот трюк.

Кульгавая после этого сглатывает даже как-то нервно, опуская ладонь вниз, начиная с лёгких движений, и тянется прямо к чужому уху, обжигая пылким дыханием.

— Ещё мне нравится видеть тебя такой, — шепчет, прикусывая мочку, чем заставляет Сашу в спине сильнее кошкой изогнуться.

— Какой?

Она задыхается от нехватки кислорода, от ритмичных и чётких движений, будто Соня наизусть знает, как нужно делать, чтобы Крючкова растеряла все остатки рассудка. От осознания того, что это вообще происходит и что это настолько хорошо.

— Ахуенной, — Кульгавая сама уже сдерживаться не может, ведь чувствует, как у неё самой меж ног влажно, но клянётся себе, что доведет Сашу до самого яркого пика, потому что та уже извивается ужом, стонет протяжно, чем вообще-то заводит только сильнее, и моментами шепчет чужое имя, пока Соня только ускоряется.

А после Крючкова на кровать рассыпается фейерверком в чужие руки, еле дышит, коротко целует в губы, утыкаясь носом Соне в шею, прижимаясь как можно ближе, чтобы каждой клеточкой кожи прочувствовать её присутствие рядом, здесь и сейчас.

Четвертое правило: «Разговоры в сексе для них двоих – это не помеха, а вид реинкарнации».

***

Может, правила и созданы для того, чтобы их нарушать. Но точно не в случае Саши и Сони.