༺часть 1༻
В Бантан Сонёндан было три типа локального апокалипсиса. Первый, общеизвестный: когда кто-то брал драгоценные вещички Чон Чонгука. Этот кто-то обычно с хриплым хихиканьем прятал улики в студии и там же оставался, о ядерном взрыве от Ким Чен Гука узнавая в какао. Второй, эпизодический: когда Намджун уходил с Джексоном говорить о насущных вопросах за парой десятков стаканчиков расслабляющего и возвращался в общежитие. Дальше — темнота, грохот, собранные коленками тумбочки. Третий, редкий, но прочно засевший в рейтинге своей катастрофичностью: когда у Джина было плохое настроение.
Любой, кто хорошо знал Джина, подумал бы, что разумнее ждать снега в августе, чем плохого настроения у душевной мамочки Бантан. Так думали и сами парни до того, как впервые увидели редкое явление «Сокджин в дурном расположении духа». А, увидев, впредь старались не дышать, не отсвечивать, молчать каждой молекулой, только бы не попасться старшему под руку. И голод — это еще не самое страшное последствие этого явления. Марш-бросок через минное поле, которое из себя представляло общежитие, пока в нем находился раздраженный Джин, успешно выполнялся. Ребята превращались в одногруппников мечты: Ви мыл посуду за всеми и даже ту, что была чистой, мыл на всякий случай; Чонгук с Хоупом вылизывали общежитие так, что врачам в операционной становилось попросту стыдно; Чимин скрывался в зале, чтобы не дай бог не пересечься со второй и третьей частью макне-лайн и не испортить хрупкий покой хохотом ни о чем; Юнги... всё испортил. В ту ночь, когда почти все, а особенно человек-красная-кнопка, улеглись спать, Тэхён протирал мокрые столешницы, а Чимин бесшумно повторял текст нового трека за столом. Юнги в такое время не спал и зашел на кухню перехватить поесть — и тут в плане перехвата внезапно случилось препятствие непреодолимой силы в виде растрепанного затылка Чимчима и нежно оголенного плечика. Ну смягчил он оборону, ну сдался, наклонившись на сгорбившимся младшим, чтоб чмокнуть в открывшееся местечко... Он же не знал, что он такой не один голодный полуночник?
— Да вы охуели, — нежно тянут в дверях. Тэхён скашивает обалдевшие глаза на парочку и медленно-медленно оборачивается. Позади, привалившись к косяку, стоит улыбающийся Сокджин, но Тэ готов поклясться, что еще немного, и деревянный косяк под плечом старшего начнет тлеть, настолько ужасающей была его аура.
— Хён, — хрипло тянет Юнги. Джин медленно приподнимает брови, слегка кивнув, мол, ты не бойся, что же я, последнее желание у тебя не приму?
— А ты чего не спишь? Чимин к Мину поворачивается так медленно, как куклы в ужастиках, едва не заорав: «прощения моли, ты что творишь!».
— Да вот, хотел зайти водички попить и узнать у своих любимых ребят, почему у них ни стыда ни совести.
— Хён, послушай...
— Ну говори, пока есть чем, — Джин проходит вглубь кухни и присаживается на столешницу, не замечая, как Тэхён медленно сползает в сторону выхода.
— Давай мы завтра все обсудим, а сейчас пойдем спать, а? — осторожно предлагает Юнги. Ким только голову в бок наклонил, заинтересованно наблюдая за серьезным лицом Юнги и совершенно побелевшим — у Чима.
— Ты правда не мог дотерпеть до комнаты? — спокойно спрашивает Джин.
— Ты ведь знаешь, как я себя чувствую. Тэхён рядом от его размеренного голоса даже немного успокаивается; может, на этот раз пронесет. Но Юнги снова ошибается.
— Прости, я просто не сдержался, я же не знал, что ты увидишь. И, когда Джин, не вставая с места, остервенело пинает стул все с той же улыбочкой, все трое вздрагивают.
— А почему я должен сейчас сдержаться и не въебать тебе по лицу?
— Хён... — Чимин приподнимается на стуле, прикрывая старшего собой, словно боится, что сейчас сохнущая рядом с Кимом посуда полетит в их сторону. Но Юнги тут же отодвигает его подальше и закипает сам.
— Чел, если бы я знал, как тебе помочь, я бы помог. Все бы помогли. Да только проблема была не того характера, с которой могли бы разобраться друзья. До ничтожного простая и невероятно сложная. У Джина был недотрах. Ребята поначалу тоже смеялись, подкалывая старшего хёна, который, почти как карета в тыкву, но только не после двенадцати ударов часов, а одного удара спермотоксикоза в мозг — превращался в истеричку. Дело не доходило до летающих предметов и скандалов на пустом месте, потому что принц Намджун вытаскивал принцессу из замка целибата и успешно решал проблему. Пока не слег с ветрянкой. И тут у Джина замкнуло. Мелкие в эту проблему не влезали вообще, это явно не та ситуация, когда сесть, поговорить, и тебя отпустит. Юнги и Хосок пытались помочь, насколько хватало опыта. «Перетерпеть», как советовал мастер-выдержки-и-каменного-терпения Мин Юнги, у Джина не получалось. Да и с чего бы должно было, когда у тебя регулярный, а то и сверх того, секс с лидером? (Кто бы узнал, в чем секрет нерушимого самообладания Ким Намджуна — сдох бы со смеху). Джин честно, видит Бог (видит и заказывает Джину такси до преисподней), пытался дрочить. Но кто, месяцами питаясь в дорогих ресторанах, сможет с легкостью перейти на хлеб и воду? От Хоупа, бесстыдного специалиста в секс-вопросах, поступила идея использовать игрушки. Джин от отчаяния даже согласился вместе с обоими советчиками хотя бы посмотреть сайт с игрушками. Хосок тогда ржал, как паскуда, над картинками или над тем, как Юнги сидел по другую сторону с лицом «что я здесь делаю, где мой свэг», а Джин просто взвыл на пятой картинке с каким-то подозрительно изогнутым вибратором насыщенно баклажанового цвета, и вышел из комнаты с воплями о том, что он же вообще не гей. У него просто Намджун случился, и это не значит, что он хочет засовывать в себя эти резиновые дребезжащие штуки. Раз не сработали оба совета, в группе решили просто не попадаться на глаза, тем более что, чем дольше продолжалось воздержание Джина, тем опаснее было с ним сталкиваться. Темы секса не поднимались, шутки не шутились, часть группы, развлекающаяся с рукой (только относительно Хоупа с его познаниями теперь были вопросы) пряталась тщательнее и бесшумнее, Юнги с Чимином старались не пересекаться, чтобы не задеть самого старшего своей неприкрытой химией, Намджун просто валялся с высокой температурой, ему вообще было не до того. И как бы сильно ребята ни старались, все попытки остановить пожар по имени Ким Сокджин с помощью леечки изначально были обречены. Просто вода совсем кончилась на Юнги.
— А может, мне просто свалить из общаги, чтоб вам тут сдерживаться не пришлось? — кислит Джин. Юнги взрывается.
— А может и свалить, ты задрал уже всех со своим трауром!
— ВЫ СЕЙЧАС ВСЕ У МЕНЯ СВАЛИТЕ НАХУЙ, ЕСЛИ НЕ ПЕРЕСТАНЕТЕ ОРАТЬ! — доносится рычание из комнаты лидера. Джин крупно вздрагивает и обнимает себя, до болезненного сжимая ладони на талии. Сопротивление бесполезно. Конвейер воспоминаний выплевывает картинки без перерывов и выходных за неимением новых. В одной из них Намджун зажимает его в пустой гримерке и голодно рычит на ухо, подцепляя клыком изогнутый краешек. Джин сжимает зубы, вытаскивая себя из затуманенного подсознания насилу, и чувствует, как жалобный вздох пухнет в глотке. Он никогда и ничего не хотел так сильно, как намджуновых рук на своем теле прямо сейчас, в эту секунду, и пусть хоть вся группа смотрит. Ему двадцать четыре, а его кроет как пубертатного мальчишку, который после долгих ухаживаний и дискотек, наконец, позвал первую любимую девочку к себе.
— Ладно, — выдыхает Джин. Получается это сбивчиво и тревожно, даже Чимин обеспокоенно щурит глаза.
— Ладно, Юнги, прости. Я совсем не в себе.
Мин звонко щелкает языком и лохматит ладонью свои волосы.
— Да брось, чел. — Он поднимает взгляд, рассматривая мутную, поблескивающую пелену в чужих глазах и, не знай он ситуации, подумал бы, что Кима споили.
— Позвони ему, а? Глядишь, полегчает.
— Да ты шутишь, — фыркает Джин.
— У него температура, какие звонки. О том, что ему, к тому же, страшно до дрожи услышать хриплый и потому еще более любимый голос в трубке, он решает не говорить. Нельзя. Юнги устало вздыхает. Он вообще в жилетки не нанимался, даже ради драгоценного соседа — не его прерогатива. Это Хосок с Чимином всем сопли утирают, вот и примерили бы тяжкую долю сексологов.
— А то мы с температурой целые концерты не выдавали... Тогда давай как нас учили: вдох-выдох, медитация, подыши, не знаю, в пакетик... цветочки, лошадок там посчитай в уме...
—...секунды до того, как сжечь вас вместе с этим общежитием...
— Тэхён уже и так с обоями в углу слился, прекращай, — беззлобно бросает Юнги. Он банально слишком устал, чтобы злиться на эту ситуацию, и в шаге от того, чтобы потратить кучу денег на секс-куклу в виде Намджуна.
— Всё, всё, — Джин действительно делает глубокий вдох и нервно оправляет футболку.
— Я пойду спать. Тихо, молча пойду спать. Я ведь сильнее своего либидо.
— Вот и молодец, — подбадривает Юнги соседа, когда тот уже в дверях.
— Я останусь у Чимина, чтобы дать тебе эммм...пространство. Джин перед уходом замирает в темноте коридора, чтобы предупредить: — Вздумаете трахаться, я отрежу тебе то, чем ты там пространство Чимина заполняешь. Вдох-выдох. Джин ведь сильнее своего либидо, да? Нет. Это он понял уже через десять минут, когда, лежа в своей кровати, услышал усталый болезненный стон переворачивающегося Намджуна через стенку. Потому что одного этого хватило для того, чтобы его окатило горячей волной под кожей и бросило жевать уголок настрадавшейся подушки с одной мыслью: как отрезать себе хотелку и стать целомудренной монахиней, пока твой парень валяется с ветрянкой, нэйвер поиск.