Глава 3
Харальду было девять лет, когда его кузен Кадмус женился на девушке из рода Гонт и покинул отчий дом. Покинул, правда, не очень далеко — молодая семья поселилась в отделенном от основного особняка лесом коттедже. По словам Игнотуса, Кадмус был счастлив и по уши влюблен, его невеста — теперь уже жена — была на диво прекрасна, а ее безупречная родословная, ведущая начало от Рода Слизерин, абсолютно удовлетворяла как критериям ее мужа, так и желаниям Лорда Певерелл. Присутствовать на свадьбе нечистокровному родственнику позволено не было, но тот не особо горевал на этот счет и провел замечательный день в обществе своей любимой матери. В честь праздника Лорд изволил освободить племянника от всех домашних дел, у Смерти же выдался на редкость свободный денек — ее вызывали лишь четыре раза, так что мать с сыном смогли вдоволь наговориться, не опасаясь быть услышанными домочадцами ребенка. Голоса Смерти никто расслышать, конечно, не смог бы, но они старались быть с этим аккуратнее — не следовало давать семье повода заподозрить его в сумасшествии, о чем они, разумеется, должны были подумать, застав Хари за разговорами с самим собой или с невидимым собеседником.
Жизнь протекала на удивление спокойно. С переездом Кадмуса прекратились побои, так как ни Лорд, ни его старший отпрыск к телесным наказаниям тяги не испытывали, а выполнять мелкие, грязные поручения Харальд просто привык и делал это на автомате. Он почти не видел Антиоха — тот все свое время тратил на то, чтобы кутить, напиваться и ввязываться в драки, обычно приползая домой в состоянии нестояния, а Лорд и раньше с племянником предпочитал дел лишний раз не иметь, так что, последующие после свадьбы несколько месяцев для Хари выдались на диво спокойными. Он большую часть времени был предоставлен самому себе и был абсолютно доволен своим относительно свободным положением.
В начале января Кадмус принес в дом счастливую весть — обожаемая им жена объявила о грядущем прибавлении в семействе. Обезумевший от переполнявших его эмоций средний брат даже забыл на радостях о том, что презирает кузена, и крепко обнял Харальда после того, как переобнимал всех прочих членов семьи. Хари был искренне рад за Кадмуса, особенно за то, что любовь к жене, вправду, умудрилась изменить ранее жестокого к нему молодого человека, так что, он тепло улыбнулся своему бывшему мучителю и от всей души пожелал ему и его семье счастья и процветания, а также рождения здорового и крепкого ребенка. Всполошенный Кадмус потрепал его по вечно лохматой голове и всунул в ладошку несколько золотых монет.
Рассказывая позже об этом пришедшей к нему Смерти, Хари заливисто смеялся и кружился вокруг нее, напевая нескладную, лишенную рифмы песню собственного сочинения о том, как прекрасна любовь. Та с удовольствием следила за движениями своего названого ребенка, размышляя о том, что, возможно, любовь именно этого маленького человечка к самой жизни и ко всему сущему способна изменить даже самое черствое сердце.
***
Буря пришла с той стороны, откуда ее никто из домочадцев не ждал. Стояло жаркое, знойное лето, Хари было десять лет, он с нетерпением ждал того времени, когда сможет получить приглашение из Хогвартса и поехать в школу. Ждать оставалось всего какой-то год, о чем он и говорил Игнотусу, как раз закончившему четвертый курс и вернувшемуся в отчий дом на каникулы. Уже ни для кого не было секретом теплое отношение младшего брата к нелюбимому всей остальной семьей родственнику, так что, они могли спокойно болтать, сидя в саду и не опасаясь недовольства главы семьи. Вот только на этот раз им не повезло.
Лорд Певерелл, проходивший мимо именно в тот момент, когда они вели разговоры о школе, прервал их беседу самым неожиданным и неприятным способом, заявив, что ни на какую учебу Харальд не поедет.
— Что? Но почему? — быстро, сбивчиво переспросил Хари, от удивления и шока позабыв, что должен был встать и обращаться к Лорду соответствующе.
— Я не собираюсь оплачивать твою учебу, покупки к школе, мантии, учебники и все остальное. Не забывай, я приютил тебя по доброте душевной. — После каждого слова Лорда Певерелл плечи его племянника опускались все ниже и ниже. Казалось, что мальчишка готов расплакаться, до того печальным и разочарованным был его вид. — Ты должен быть благодарен за предоставленный кров, еду. Никогда не забывай об этом и не смей требовать от меня чего-то большего, паршивец.
Шмыгнув носом, но сдержав слезы и не позволив себе ничего более, Хари поклонился и покорно прошептал:
— Я благодарен Вам, Господин. Спасибо за все, что Вы для меня сделали… Я забылся, я не имел права просить большего…
Игнотус переводил ошарашенный взгляд с одного участника беседы на другого, понимая, что в глубине души его маленький братец вправду чувствует себя обязанным и не смеющим молить о чем-то превыше того, что получал. Отец приютил осиротевшего ребенка, кормил, приказывал выполнять нудную, грязную работенку, закрывал глаза на выходки старших сыновей и был абсолютно уверен в своей правоте, отказывая нахлебнику в лишних тратах. Великий Мерлин, не обеднели бы они от пары лишних галлеонов, потраченных на Хари!
— Отец! — решил вмешаться, наконец, Игнотус, окликая родителя. Собравшийся покинуть их Лорд медленно развернулся, выжидающе глядя на младшего отпрыска. Уже успевшего изрядно разочаровать его отпрыска. — Я ведь могу дать Хари, то есть, Харальду свои старые мантии и учебники! Они все равно никому не нужны, я ими уже не пользуюсь, вырос из множества вещей! Тогда и тратиться не придется!
Хари затаил дыхание, с благодарностью глядя на брата и ожидая решения дяди. По Игнотусу было видно, что тот сильно нервничал, предлагая такое отцу. Идя наперекор почти в открытую. Но и поступить иначе он не мог, не желая спокойно смотреть, как у любимого кузена отнимают единственную мечту. Судя по презрительно скривившимся уголкам губ, Лорд Певерелл был от предложения взбалмошного сына не в восторге. Тень легла на его обычно каменное, почти всегда безразличное лицо, когда он холодно отозвался:
— Дашь ему мантии, книги, котел. Дальше что? Отдашь свою палочку? — легко, еле заметно усмехнувшись, продолжил, — Я не люблю повторять, Игнотус. Денег на оплату обучения от меня твой дражайший кузен не получит.
— Я… я… — замявшись на мгновение, Игнотус судорожно попытался придумать хоть какой-нибудь выход. Проиграть спор с отцом сейчас — значило проиграть его совсем. Если он не отстоит права Хари на обучение, отец ни за что не позволит ему вновь вернуться к этому разговору. И, судя по взгляду, которым на него смотрел отец, ему еще предстояло ответить за свою дерзость — как же, посмел перечить Главе семьи. Сглотнув комок в горле, Игнотус кинул взгляд на кузена, из-за которого и влез в первый в жизни спор с родителем. Он об этом почти пожалел, но, посмотрев на Харальда, моментально отринул эти мысли. Малыш выглядел ничуть не расстроенным, напротив, счастливым, тронутым неожиданной заботой и заступничеством. Он был искренне благодарен и глядел с той завораживающей теплотой, что всегда так манила Игнотуса… Отбросив все сомнения, решившись, он вновь обернулся к отцу и, расправив ссутулившиеся, было, плечи, произнес настолько твердым тоном, насколько смог, — Я оплачу его обучение и куплю ему палочку. Я готов взять на себя все расходы, отец. Я использую свои сбережения и карманные деньги — ведь это мое право, как распоряжаться тем, что ты мне даешь?
Окинув сына ледяным взглядом, Лорд Певерелл помрачнел и уточнил:
— Ты уверен? Тебе придется во многом ограничить свои расходы. Ни кната лишнего ты от меня не получишь, — дождавшись утвердительного кивка, Лорд позволил себе скривиться. На его лице отразилось осуждение. Он поджал губы, промолвил, — Это был твой выбор, — и, резко развернувшись, стремительно покинул ставшее нежеланным общество своего младшего, самого неразумного и самого разочаровавшего отпрыска.
Братья молча глядели ему вслед. Впавший, было, в оцепенение Игнотус был беспощадно вырван из этого состояния кузеном, который кинулся к нему на шею и крепко сжал в объятиях, будто поставил своей целью задушить его или свернуть ему шею.— Спасибо… спасибо… — слабо, еле слышно шептал Хари в перерывах между всхлипываниями, орошая горячими слезами рубашку брата. — Ты не должен был… это твои деньги… если ты передумаешь, я… я пойму и…
Его прервал на полуслове Игнотус, оторвав от себя, сжав плечи мальчишки и заставив того смотреть в свои глаза:
— Хари, тише, успокойся. Я сделал то, что должен. Не спорь, — быстро добавил он, вовремя заметив, что как раз это и хотел сделать Харальд. — У меня есть кое-какие сбережения, в Хогвартсе и Хогсмиде особо тратиться не на что, так что само накопилось… И у меня есть еще целый год на то, чтобы собрать больше. Отец не станет лишать меня карманных денег, даже если в нем и вызывает неудовольствие то, куда я решил их потратить.
— Я все верну, обещаю, — протараторил Хари, хватая старшего брата за руки и сжимая их в своих маленьких ладошках. — Вырасту, буду работать и все-все верну, честное слово! Я обещаю!
Вздрогнув, Игнотус с болью посмотрел на несчастного, осиротевшего, одинокого ребенка и резко, порывисто притянул его в свои объятия, крепко, отчаянно прижимая к себе, делясь своим теплом в ответ на то тепло, что всегда получал от своего маленького кузена. На душе было гадко и горько, но он не мог не ощущать странный душевный подъем. Сердце билось так быстро, что грозилось пробить грудную клетку. Он мог все изменить. Он получил шанс сделать жизнь Хари лучше, помочь ему. И он его не упустит.
— Ты мне ничего не должен, глупый… — выдохнул Игнотус в волосы своего брата, чувствуя, как из почему-то повлажневших глаз текут соленые, обжигающие щеки слезы, и поспешно вытер их рукавом, не желая показывать Хари. Ради этого ребенка он должен быть сильным. А выплакаться можно и потом. В одиночестве.
Стоявшая всего в паре метров от братьев Смерть тепло, ласково смотрела на еще молодого даже по людским меркам смертного, что защитил ее любимое дитя. Придет время — и она обязательно отблагодарит Игнотуса Певерелла. Так, как сможет.
Взмахнув полами плаща, Смерть исчезла также бесшумно, как и появилась, так никем и не замеченная. Ее малыш Хари улыбался и был счастлив. Большего ей пока не надо было.