16
Еще один стежок и вышивка гладью на платье для моей маленькой принцессы готова. Сама принцесса не по девчачьи пробует на вкус разбросанные игрушки, в перерывах гулит и пускает пузыри из слюней.
Поглядываю то на нее, то на вышивку, то на экран телевизора, где подходит к концу очередная серия мелодрамы.
Все это стало для меня обыденными днями, которые летели быстрее, чем очередной оторванный лист календаря на пол.
Сидеть в квартире Морозова, ухаживать за дочерью, наводить быт в квартире, встречать Ярослава с его «работы» и не задавать вопросов. У меня к нему больше и не было никогда вопросов. Ни когда он приходил весь в крови, ни когда он заваливался с букетами цветов и охапкой дорогих подарков. Квартира стала напоминать оранжерею, а шкаф ломился от вещей. Даже сейчас оттуда выглядывает рукав новенькой норковой шубы.
Но ничего из этого не заставит меня вновь взглянуть на Ярослава так, как прежде. С той самой оглушающей любовью, раскрашивающей мир в ослепительно яркие цвета.
Мы с ним лишь потому, что у нас есть ребенок. Как бы не считал иначе сам Морозов. А он именно считал иначе и просто пытался купить мои чувства. Да, слой денег мог припорошить мою ненависть, но не более того. Вернее было бы сказать, теперь я чувствую не ненависть, а простое серое, как снег весной, безразличае.
Последняя на сегодня серия мелодрамы завершилась и я уже взяла в руки пульт, чтобы выключить телевизор, где начнутся новости. Это означало время готовки ужина и около часа до прихода Морозова. Но рука застыла в воздухе, пока взгляд устремился в картинку на телевизоре.
Я знаю машину, которую показывают в новостях. Я знаю человека, о котором говорит ведущая.
-... жена местного депутата, Ольга Косарева, была найдена мертвой в салоне личного автомобиля. Преступник совершил не менее двух выстрелов, по предварительным данным, с целью покушения на самого депутата. Однако...
Вздрогнула, когда ладонь Ярослава обхватила мою и нажала кнопку выключения. Погасший экран все равно светился для меня той самой картиной – черная БМВ с двумя отверстиями в стекле и целой паучьей сетью трещин.
-Белка,- голос Ярослава, пришедшего раньше обычного, был тихий низкий, уставший.
-Оля... она...
Морозов не ответил, он просто обнял мое застывшее тело. Руки повисли плетями в вдоль туловища, а щека уперлась в равномерно вздымающуюся грудь Морозова. Я была и здесь и не здесь сознанием одновременно.
Ярослав же обнимал крепко, стараясь вернуть меня в реальность, зарылся ладонью в мои волосы на затылке и прижал к себе ближе, словно спасая от истерики и крика, который резал невидимым ножом изнутри глотки.
-Ее застрелили, правда?- глупый вопрос во вдруг похолодевший воздух.
-Саша опознал тело,- слова давались ему тяжело.
-Ее застрелили, Морозов,- попыталась оттолкнуть его, но Ярослав не позволил, крепче стиснул в своих руках, заставляя чуть ли не задохнуться его присутствием.- Олю застрелили!
Он вообще не слышит и не понимает? Оля... та самая Оля мертва! Только у меня за секунду поднялся пульс, застучавший в висках?
-Косарев уже ищет того, кто это сделал,- он явно старается сохранять самообладание за нас двоих.- Они не жильцы.
Почему он такой? Почему он не рвет и мечет? Почему он не в ярости и полыхающей адским пламенем ненависти? Почему, мать его, он такой спокойный?!
-Это воскресит ее? Это вернет ему жену, мне подругу, а детям мать?- все же вырываюсь из его рук и сажусь на диван, закрывая лицо руками.
У меня не было слез, лишь опустошение и тягучее чувство вины, горечи на языке. Мне показалось, что я задыхаюсь от одной лишь мысли, что слова Оли, брошенные когда-то не так давно Косареву, воплотились в жизнь точно проклятье.
То, что мне казалось раньше невозможным, происходит здесь и сейчас. Мысли в голове мешаются в кучу, несутся стадом, подбрасывая все воспоминания о ней, начиная с первой встречи в ресторане и заканчивая... чем это закончится? Видом ее загримированного лица в гробу?
Тело пробрала дрожь, будто меня достали из ледяной проруби.
-Она не останется не отомщенной,- Ярослав садится рядом, чтобы вновь привлечь мое тело к себе, позволить ему рухнуть на грудь камнем и впитать все слезы в одежду.- Косарев перевернет город, но найдет их и вскроет заживо.
Впервые за долгое время его руки показались мне теплыми и крепкими настолько, что я вновь стала немного, но доверять им.
-А ты?- сквозь пелену слез, поднимая голову, чтобы взглянуть в его глаза.- Почему ты не ищешь их? Оля была для тебя никем?!- неожиданная злость охватила тело точно раскаленные щипцы.- Она говорила правду! Из-за ваших «новых» взглядов вы дали повод остальным думать, что все мы легкая мишень,- ударила его по груди, что он стерпел как должное.- Сегодня она, а завтра? Завтра они убьют и меня, потом Таню?
-Инна, этого не случиться,- металлический голос с потемневшим взглядом меня не напугал.
-Уверена, Косарев обещал Оле тоже самое,- с отвратительной усмешкой, от которой покоробило меня саму.- Поднимайся!
Только я встала, как Морозов хватает меня за руку и дергает назад.
-Инна, послушай, я понимаю тебя и ...
-Нет, Морозов, ты не понял меня,- шиплю перебивая.- Сейчас ты встаешь, забираешь все патроны из своего сейфа и вернешься ко мне только тогда, когда каждый причастный окажется с решетом вместо головы,- четко и уверенно произнося каждое слово.- Только тогда, когда тела всех этих мразей окажутся на полигоне отходов, пожираемые бездомными собаками, я поверю, что ты достоен того, чтобы стать моим мужем и быть отцом нашей дочери. Только тогда я поверю, что ты пойдешь на все, чтобы защитить нас.
Вот до чего довели их методы сраной дипломатии! Да лучше бы он и Косарев сели еще раз в тюрьму, чем пошли по этой идиотской дорожке честности и справедливости. Олина жизнь это слишком высокая цена, чтобы узнать, что из этой системы нет выхода. Если ты был последним законченным бандитом, то им и должен оставаться до последнего!
Раньше я порицала изредка проявляемую жестокость Оли, но теперь я поняла ее, переняла на себя. Пока эти двое были слюнтяями и старались выйти из проьлем сухими белыми и пушистыми, лишь Оля жила в реальности и понимала, что это невозможно. Чтобы открыть им на это глаза она заплатила слишком дорого.
Быстро собрав некоторые вещи Тани мы скоро оказались в доме Косаревых. Я пообещала присмотреть за детьми, пока они оба не вернутся с разгоряченным от выстрелов металлом под пальто и своими именами, просевшими в мозгах каждого отморозка страны. Каждый второй будет знать эти фамилии, каждый второй подожмет хвост и побоится даже встречаться взглядом, не то, что вынашивать мысли о покушении.
Никакой чертовой демократии и чистых денег. Только аура смерти, беспощадности и принципов, запах железа, крови и пороха, обволакивающий едкий страх от одной мысли перейти дорогу хоть одному члену семьи Морозовых или Косаревых.
Я бродила по пустому дому Косаревых, как в проклятом сне. Все до боли знакомое, все на своих местах. Все пропитано насквозь ее запахом и даже домашние тапочки стоят так небрежно, будто Оля только что вышла из дома и вот-вот вернется.
Взглянула на шатко ходящего за мной по пятам Стаса, который изредка хмурился и хватался за край моих брюк. Его пронзительные зеленые глаза заставляли меня отвести свой взгляд. Он будто понимал, что что-то не так. Дышать становилось тяжело от одной мысли, что когда-нибудь Косареву придется рассказать своим детям о том, что произошло. А сейчас они слишком малы, чтобы понять.
Их дети будут знать маму лишь на немногочисленных фотографиях и никогда в жизни не вспомнят, как она любила их, как защищала, напевала колыбельную перед сном.
Все воспоминания об Оле, ее улыбка, поддержка, доброта, жертвенность, порой категоричная справедливость, словно по венам течет благословение Фемиды, били по телу изнутри, ломая кости. Осела на пол, облокачиваясь о диван, и вновь прикрыла лицо руками. Сквозь пальцы просачивались соленые слезы.
Но я не могла позволить себе долгие уныния, зализывания ран. Раскрыла слипшиеся от слез ресницы, чтобы убедиться, что все трое рядом. Я обязана присмотреть за детьми, знать, что им ничего не угрожает. Будто целая делегация приставленных к дому вооруженных мужчин не справилась бы с этим.
Вечер был мертвенно тихим, а необычный оранжевый закат, оставивший после себя багровое небо вплоть до самых сумерек, на всю жизнь отпечатался в памяти. Закат спокойной жизни, рассвет новой эпохи насилия, убийств, рэкета и прочей атрибутики бандитизма. Как бы не менялась власть и законы, но на улицах этого города отныне никогда не будет спокойно.
-Белка, просыпайся,- легкое касания костяшек пальцев по щеке и я тут же подрываюсь на диване, на котором уснула ночью после того, как уложила всех детей спать в гостиной рядом с собой.- Сегодня будет тяжелый день,- голос Ярослава уставший.
Кутаясь в плед вздыхаю, осознавая, о чем говорит Морозов.
Видя морщины, залегшие на его помятом лице, понимаю, что Морозов старается быть отрешенным ради меня. Но его блестящие глаза, словно он вот-вот так, как он считает, не по-мужски расплачется, вновь делают мне больно. Ярославу так же больно, возможно больнее, чем мне, дается факт принятия произошедшего, но кто-то из нас всех должен быть сильным. И эту ношу он взял на себя.
-Они мертвы?- хриплым после сна голосом.
-Магазины пусты,- кивает Ярослав.
Я думала, что это должно было утешить меня, но легче не становилось. Ни на грамм.
Конечности ощущались тяжелее свинца, но каким-то чудом мне все же удалось привести себя в порядок. Я долго не решалась переодеться в черный костюм, который привез для меня Ярослав. Стояла и смотрела на него, как на то, в чем похоронят меня саму. Но мне было непозволительно медлить. Я хочу и должна почтить память той, кто стала мне ближе, чем просто знакомая Морозова и даже подруга.
Я всегда хотела обрести семью и близких людей. Но никто и никогда не говорил мне, что терять их намного больнее, чем всю жизнь прожить в колючем одиночестве.
Выела Морозову последнюю извилину допросом о том, можем ли мы доверять выбранной няне, которая должна присмотреть за детьми на время нашего отсутствия. Не успокоилась, пока не заставила его приставить к бедной перепуганной женщине двоих из охраны внутри дома.
Морозов набрасывает на мои плечи черное пальто, стоило нам выйти за дверь. Прохладный воздух принес с собой запах осенней листвы и дыма от печей частного сектора. Раньше это успокаивало меня, а сейчас погружало в забвение.
Только сделав шаг я поняла, что дальше все мои действия были, будто и не моими, как автопилот у самолета. Благо Ярослав выбрал другую машину, а не это черное треклятое БМВ. Иначе меня бы сразу накрыло истерикой.
Бледные руки дрожали, когда им приходилось держать свежие цветы, перевязанные черной лентой.
Но таких цветов здесь было много. Белые розы заполонили весь зал, который был переделан настолько, что не знай я из-за чего мы все находимся здесь, то никогда в жизни бы не поверила, что где-то там, впереди стоит гроб.
Гроб, над которым склонена осунувшаяся мужская фигура, беззвучно льющая слезы на белую обивку.
Я впервые видела слезы мужчины. Потерянность, горечь, сожаление и вину в покрасневших глазах того, кто, как я считала, не может испытывать этого. Но сейчас Косарев был не бандитом и безжалостным убийцей, а человеком, у которого отняли дорогое и ценное, что не вернуть, как жалкие деньги.
Косарев не воспринимал слов, практически не сводил взгляда с ее умиротворенного лица, безумно шептал ей что-то, словно она просто спит и вот-вот проснется. Я же не могла стоять рядом долго – тошнота подкатывала к горлу, когда взгляд сам собой цеплялся лишь за плохо загримированные пулевые отверстия.
Не хочу запоминать это. Даже через много лет я буду вспоминать Олю только живую! Вспоминать, ждать в гости и разочаровываться, когда чай в двух нетронутых чашках остынет и я вспомню, почему ее так долго нет. Вспоминать, ждать, когда она позвонит посплетничать и посетовать, как подросший Стас треплет ей нервы, а Ангелина прилежно учится на одни пятерки, но я вспомню, почему мой телефон молчит.
К моменту, когда слезы Косарева высохли на ветру, а гроб опустили в сырую землю, количество людей, пришедших на похороны, стало меньше. Поежилась от пронизывающего ветра, разгулявшегося по открытому пространству. На кладбище, где хоронят известных людей, ранее поэтов и знаменитых артистов, рядом с могилой Оли никаких других больше не будет.
Пока остальные усыпали горку земли цветами и уходили, Косарев стоял рядом и не двигался. Он терзал себя живьем, явно не веря в то, что читает имя своей жены на черных лентах.
Последним, кто возложил цветы и утешающе опустил руку на его плечо был тот самый Виктор. Лишь ему он кивнул и попытался улыбнуться одним краешком губ, но это скорее походило на секундную судорогу.
-Давай, Косарь, нужно помянуть,- тихо, но с шумным выдохом, развеивая клубок пара в похолодевший вечерний воздух.
Косарев не сопротивлялся, молча сгорбившись поплелся по вытоптанным дорожкам в сторону выхода с кладбища.
-Я доеду сама,- отозвалась, стоило Ярославу взглянуть на меня. Дорогу до «Эдельвейс», где устроены поминки, я знала.
-Я не оставлю тебя здесь одну.
-Те, кто могли бы навредить мертвы.
-Инна, я не хочу ругаться с тобой сейчас. Поэтому просто иди и сядь в машину.
-Ярослав, Саша нуждается в тебе сейчас намного больше, чем я,- качаю головой.- Дай мне десять минут. Я приеду следом ровно через десять минут.
Морозову хватило ума и жалости ко мне, чтобы поджать губы и все же не утащить меня.
-Ровно десять минут. В моей машине тебя будет ждать водитель,- немного недовольно отозвался он и ушел следом за Косаревым.
Мне не хватит и десяти часов, чтобы откровенно поговорить с Олей о том, о чем не успела поговорить при жизни. Первые минуты две и вовсе простояла с закрытыми глазами, пытаясь собраться с мыслями.
И увы, но первые произнесенные слова оказались не моими.
-Грустно как-то все вышло, да, сестренка?