38 глава
Знаю, черт возьми, что все тщетно, но так устроен человек — добиваться своего до последнего, даже если это что-то невозможное.
Я с дрожью в ногах стою напротив здания, как тогда, когда боялась переступить порог квартиры Алекса. Это даже навивает некую ностальгию, но она не такая приятная, как обычно это бывает. Стою, наверное, уже минуты две, ловля редкие капли дождя, который так успокаивает меня. Была бы моя воля, стояла бы так несколько часов, не обращая внимание на боль в ногах и отекшее тело. Оказывается, так хорошо просто стоять, прикрыв глаза, перед самым страшным моментом в жизни.
На самом деле мы с Алексом договорились просто встретиться у него дома, как часто делаем это в последнее время. Ничего такого, но мы оба знаем (по интонации, по дрожи в голосе и всему неосязаемому, что можем почувствовать только мы) — сегодня день продолжения той беседы, которую мы решительно прервали там, на скамейке. Она не может быть незакончена. И я так сильно боюсь, что меня подташнивает. Ведь я знаю, что скажет Алекс и что его не переубедить. И то, что он собирается сказать, пугает меня еще больше.
Как же я не хочу терять его, даже зная то, что так же не готова терять Джека. Но сейчас совсем не о нем — а об Алексе, который хочет после всего этого просто уйти, чтобы я «зажила нормальной человеческой жизнью». Чушь! Как я могу после всего того, что между нами было, жить нормально?!
Мы ни один месяц узнавали друг друга — даже Алекс, который, казалось, знал обо мне все. Десятки недель смотрели друг на друга, переживали и даже заботились. Ни один день наслаждались присутствием друг друга, открывая новые чувства. Как это все можно забыть?
Я готова порвать себе сердце, если Алекс посмеет обесценить это все и просто забрать. Просто вырву бьющийся орган, чтобы он видел, как оно бьется — доказать, что оно учащается рядом с ним, хоть тот это и так прекрасно слышит.
Поэтому я боюсь — заранее знаю, что не одержу победы. Это тяжело и больно, ведь я заранее пытаюсь свыкнуться с мыслью, что снова останусь одна. Тяжело будет жить без него. Больно отпускать все это. И чертовски несправедливо.
Но это жизнь и, кажется, вместо дождя идут слезы. И в порыве этой грусти, ярости и разочарования делаю первые шаги к зданию, переступая порог. Поднимаясь на лифте. Проходя еще несколько ступенек. Стуча в дверь и ожидая Алекса. Моего хранителя, которого я обрела так недавно — и похоже, ненадолго.
Он открывает дверь — такой же беспокойный и лохматый, щетина добавляет ему лет пять в возрасте, но это чертовски идет ему, отчего я готова прямо здесь наброситься на этого мужчину. Хотя мы никогда не были так близки, но почему-то я чувствую, что между нами нечто большее, близкое, чем простой секс.
— Привет, — улыбаюсь я, пряча за этой улыбкой крик боли и отчаяния.
Наверняка это эхо отдается в ушах Алекса, который выглядит слегка сбитым, словно не знает, что делать.
— Привет, — чмокает он меня, но так неаккуратно и скромно, словно делает это впервые.
Меня напрягает его поведение. В обычный день и в обычной «человеческой» обстановке я бы подумала, что у него что-то случилось, но я знаю, что ему будет еще тяжелей, чем мне.
Ведь я буду бороться только с ним, а он со мной и с самим собой.
Прохожу в комнату и сразу сажусь на диван, проводив рукой по мягкой обивке. Никогда не забуду тот день, когда впервые проснулась на нем. Тогда я была такой растерянной и испуганной, совсем не подозревая, что тот мужчина в кухне станет так дорог мне. Настолько дорог, что я готова вырвать сердце ради него. Трогаю диван с таким трепетом, будто пушистого котенка. На самом деле я просто думаю, смогу ли еще когда-нибудь почувствовать его мягкую поверхность?..
Алекс садится рядом, шумно, но без слов. Странно чувствовать между нами такое напряжение после всего, что было.
А было на самом деле так много, что я даже привыкла к нему и к его миру.
Кажется, что может испортить эта идиллия? Ответ — Сам Создатель.
— Как дела? — спрашивает он, убавив громкость телешоу, которое я смотрю каждое утро.
Пожимаю плечами, даже не зная, как ответить.
— Бывало и лучше, — безучастно отвечаю я.
— Что-то случилось? — обеспокоенно спрашивает Алекс, хотя сам знает причину моего тона.
Ничего. Лишь то, что я знаю, почему ты такой бледный.
И я выражаю свои мысли сочувственным взглядом, который зеленые глаза ловят и понимают.
— Как у тебя... с Джеком? — поперхнувшись, спрашивает хранитель.
— Алекс, прошу, без этого... — скулю я.
Он так старательно пытается свести меня с Джеком в надежде, что я буду меньше нуждаться в хранителе. Но этого не будет. Даже несмотря на то что я сама бы этого и хотела.
— Венера, мы не можем быть вместе дальше, — перебивает он, разрезая тяжелый воздух. — В смысле, как женщина и мужчина. Я твой хранитель и не должен был всего этого допустить.
Знала, что именно это он и скажет, но не думала, что так быстро. Не думала, что будет так невыносимо больно смотреть на него — на борьбу в его глазах, которая выбирает никому ненужную справедливость.
— Раньше тебя это не волновало.
— Потому что я сдался. Потому что была Франческа... А сейчас все стало как раньше — кроме того, что мы живем как люди.
— И что в этом плохого, Алекс?
— То, что я твой хранитель, Венера. Это не может продолжаться.
Я пытаюсь сдерживать слезы, хотя Алекс режет меня без ножа, сильнее ударяя своими словами, которые, наверное, подбирал весь день.
И ранит еще сильней то, что в его глазах я вижу уверенность. Он решил все железно и довольно давно.
— Венера, это даже было больше и дольше, чем я вообще мог представить! — разводит руками тот, стараясь смотреть мне в глаза, будто хочет наладить связь. — Я выбился из колеи, перестал чувствовать себя твоим хранителем — и это чертовски неправильно!
— Да какая кому разница, что правильно, а что нет? — кричу я, разгневанная этими предрассудками. — Я люблю тебя! Ты любишь меня! Почему мы не можем быть вместе как раньше? Может, ты просто не хочешь, а?
Хранитель вздыхает, запустив в короткие волосы пятерню и потерев щетинистый подбородок. Он борется с собой, своими силами и мыслями. Но его принципы не сломают даже чувства — неважно, мои или его.
— Я хранитель, — сквозь зубы проговаривает Алекс. — Знаю, что ты никогда не поймешь и не примешь это, но это безрассудно. Я чертов придурок, потому что позволил себе совершить столько оплошностей! Я, черт возьми, стал почти человеком, Венера! — Он делает глубокий вздох, успокаивая себя, и продолжает на тон тише: — Ты нуждаешься в хранителе. В хранителе, а не любовнике! Я не могу позволить себе в конце концов потерять тебя, так тупо и безрассудно потерять из-за того, что захотел почувствовать себя человеком рядом с тобой. Даже забывая все принципы, Венера, я просто не позволю себе, чтобы ты ушла раньше времени, не выполнив свою миссию — из-за моей чертовой глупости...
И я понимаю его. Я, черт возьми, понимаю его всей душой — возможно, во мне плачет хранитель, клеточки которого остались где-то глубоко внутри. Но я ставлю себя на его место и понимаю, что, наверное, поступила бы так же. Ведь Алекс знает и охраняет мою душу столько веков, что его хранительские инстинкты намного четче и выраженней, чем мои человеческие чувства, из-за которых я готова сделать все что угодно. Наверняка на его месте я бы так же была привязана к душе, любила, но никогда бы не рискнула ее жизнью — даже если бы та сама этого пожелала.
В последнее время я и вправду замечаю, как Алекс меняется, обретает человеческие привычки — начал пить пиво и готовить завтраки, чего раньше никогда не делал. Он стал не таким бдительным и проницательным, словно за несколько дней потерял зрение. Его голос стал ниже, а руки грубее — раньше на них никогда не было мозолей. Он стал человеком, а я постепенно лишаюсь хранителя, который так отчаянно пытается вернуться.
И я понимаю его и всю ситуацию. Все понимаю — но принимать не готова.
— Миссия, — ухмыляюсь я, игнорируя остальную речь Алекса. — Ты так и не рассказал мне, что у меня за миссия.
— И не должен. Поймешь это, когда тебя заберет смерть. Обещаю тебе, ты поймешь, — почти шепчет он, положив мне на руку холодную ладонь, которая в последнее время стала теплей, но все равно идут мурашки по коже.
Я киваю, даже не желая размышлять, был ли в этом второй смысл или нет.
— Получается... Получается, ты хочешь, чтобы я попыталась как-то все это забыть и дальше гулять по улицам Сиэтла, прекрасно помня тебя и зная, что ты где-то здесь? — спрашиваю я.
Конечно, это звучит все как абсурд. И мы оба это понимаем, но, кажется, это не то, чего хочет Алекс.
— Я... Я просто могу стереть тебе память, — говорит он так измученно, словно в этот момент из его груди вытаскивают нож. — Наверняка эта способность скоро вернется ко мне. Я просто сотру тебе все, что было, и тебе не придется ничего забывать или вспоминать.
Я леденею. Буквально замираю, не веря своим ушам и глазам. Не веря в то, что Алекс считает это выходом. Что это поможет мне, ему и нам. Вот в этот момент по щекам начинают катиться необыкновенно жгучие слезы, которые я судорожно вытираю, пытаясь не смотреть на Алекса, который делает то же самое.
Стереть?! Стереть все то, что было между нами? Он и вправду хочет обесценить все это? Неужели это все ничего не значило для него, раз он может так легко отказаться?
— Ты... Как?.. — не в силах передать свои эмоции, шепчу я.
— Венера, прошу, не надо... Подумай, тебе так будет легче.
— Мне?! Ты с ума сошел?
— Да, Венера, да! — переходит тот на крик. — Думаешь, мне легко будет все следующие годы смотреть на тебя и понимать, что ты забыла все это?! Думаешь, мне будет так просто наблюдать за твоей жизнью, помнить твои прикосновения и поцелуи, прекрасно понимая, что ты больше никогда не вспомнишь всего того, что мы прошли?! Это будет легче для тебя! — Не могу слышать в его голосе столько боли, но он говорит так быстро, что я даже не могу остановить того. — Мы оба не хотим этого, но это будет правильней для нас обоих. Помни, что ты человек! Я, мать твою, чертов хранитель!
— Так давай научимся жить с этим! Никто ведь не пробовал! Кто сказал, что у нас не получится, Алекс? — пытаюсь я хвататься за каждую надежду, которая лишь уголком своей тени машет мне рукой.
И эти надежды ничтожно маленькие и хрупкие, Алекс разрушает их одним вздохом. Но я продолжаю ловить их, как утопающий ловит круг. Знаю, черт возьми, что все тщетно, но так устроен человек — добиваться своего до последнего, даже если это что-то невозможное. В другой ситуации я сказала бы, что невозможное возможно, но сейчас сама возможность кричит о том, что этот случай исключение.
— Боже, Венера! — взвывает тот, спрятав лицо в ладонях. — Пожалуйста, прими это. Так, хорошо... — вздыхает хранитель. — Допустим, да, допустим, мы сделаем именно так. Захотим жить все следующие твои годы вместе, — говорит тот так, будто это даже в мыслях недопустимо. Знаю, что пытаюсь сломать его, как лошадь на скачках. Но кажется, это единственный выход. — Но кто сказал, что это будут десятки лет?
— Что это значит? — в недоумении спрашиваю я, вытерев щеку от слез.
— Если я останусь с тобой, то стану совсем человеком. Да я уже, черт возьми, такой! Я теряю свои хранительские прерогативы, Венера... Земная душа не может без хранителя. Только я могу защитить твою душу... А если я стану совсем человечным, то в один день могу просто потерять тебя. Я не хочу этого. И не позволю нам сделать это.
Знаю, что он прав, хотя и отрицаю это. Я слишком вовлечена в его хранительскую жизнь, во все ее аспекты и тайны, отчего могу понять опасения Алекса. Знаю, что подобными просьбами копаю себе могилу, думая, что на самом деле просто пытаюсь сохранить любовь. Я все это понимаю, но почему-то не хочу, чтобы это понимал Алекс. Хочу обмануть и себя, и его — кажется, и Вселенную тоже.
— Алекс, может, ты просто не любишь меня? — на эмоциях кричу я, зная, что это неправда. — Просто скажи и я все пойму!
Тот слишком грустно и даже как-то разочарованно сжимает губы, отчего мне становится стыдно.
— Что? Нет... Венера, — почти шепчет он, взяв меня за руку и заглянув в глаза, как он это умеет. — Я люблю тебя и всегда любил. Каждую твою жизнь. Лишь в этой полюбил так сильно, что больше не смог ждать и терпеть, — говорит хранитель, заправив мой светлый локон за ухо. — И все это я делаю ради тебя. Потому что люблю тебя.
Слезы снова обжигают кожу, будто по щекам течет раскаленное масло. Так больно видеть, что это правда. Безумно больно знать его любовь, которой он жертвует ради моей жизни. Но как жаль, что я не смогу принять это, потому что слишком привыкла и привязалась к своему хранителю, которого вспомнила по случайности моей бывшей коллеги. Эта цепочка давит на мозги, но мне настолько привычна хранительская канитель, что это уже не кажется чем-то нереальным.
— Тогда останься...
Его отрицательный кивок снова режет меня без ножа. Как бы я ни старалась держать слезы в себе, они текут, будто в моих глазах пробоина. Сдерживаюсь, лишь чтобы не закричать от всей той боли, которая скопилась у меня в груди.
Сегодня мы просто два человека, которые прощаются — но так неумело и болезненно, что до сих пор сидим, убивая друг друга каждым словом. Но почему-то кажется, что по-другому и быть не может, ведь так сложно отпустить хранителя. Особенно когда так сложно забыть.
— Я хранитель, — улыбается он так, словно в последний раз. И вправду, может, эта улыбка была последней? — Если мне понадобится переместиться в другое тело? Что, ты будешь жить с чужим мужиком? А если это окажется тело девушки? Ты можешь похоронить меня несколько раз за жизнь, потому что это не всегда зависит от меня. Венера... Я не могу остаться. Я должен уйти, чтобы ты прожила свою жизнь как все. Свою человеческую жизнь, не беспокоясь о том, кто рядом с тобой — с каким он телом!
— Знаю, Алекс, но я не могу.
— Ладно... Но я всегда думал только о тебе, а сейчас позволь мне подумать о себе. И только подумай, как я смогу смотреть на тебя в следующей жизни, если в этой проживу с тобой много лет? И как я буду жить, когда ты снова забудешь меня? Подумай об этом, я ведь не смогу...
— Может, я снова вспомню тебя и ты заново заставишь тебя полюбить?
— Этого не будет, Венера. Я не позволю себе снова ворваться в твою жизнь так, перевернув все с ног на голову. Не позволю... Я теперь знаю, что это может произойти, поэтому сделаю все, чтобы не допустить этого.
— Но почему? Почему ты считаешь, что этого не должно быть?
— Я твой хранитель. Ты уже не помнишь то чувство долга внутри, но поверь, оно сильнее всего. Я желаю тебе только лучшего, но со мной... Это будет невыносимо тяжело. Тебе проще просто забыть меня, чтобы жить дальше. Человеческой нормальной жизнью.
И тут я понимаю, что на этом все. У меня больше нет никаких аргументов — а если бы и были, Алекс наверняка бы разрезал их своим решительным голосом. На этом я понимаю, что все — наша последняя встреча, которая закончится слезами и криком внутри. Алекс просто сотрет мне память, и я заживу так, как жила, и в голове даже не будет тени хранителя, которого я так полюбила.
Перед глазами проносятся все те моменты, которые я прожила за последние месяцы. Вспоминаю день, когда только узнала Алекса и его способности. Когда поверила ему. С улыбкой на лице вспоминаю свою наивность и страх. Так странно вспоминать старую себя, которая даже не представляла, во что выльется эта игра с хранителем.
Вспоминаю ту ночь после клуба, когда Алекс свалился как гром среди ясного неба. Тогда он выглядел для меня особенно привлекательным, потому что алкоголь в крови делал его внешность еще сексуальней. Я задавала ему самые глупые вопросы по типу любимого цвета и фильма, но та ночь стала такой особенной, что забыть ее, кажется, будет просто преступлением.
Вспоминаю первые приступы Алекса, когда я уже чувствовала к нему притяжение. Когда волновалась за него, не находя себе места. Почему-то в тот момент мне казалось, будто эти чувства ненастоящие — а просто привязанность на фоне сближения. Но поняла, что это не так, когда мы не виделись несколько недель, в течение которых я не умирала от тоски к нему — умирала от желания спросить, как дела. Это было мелочью, но после этой мелочи я поняла, что мне будет особенно тяжело отпускать хранителя.
Вспоминаю тот вечер у костра, когда обстановка была особенно интимной, но Алекс не поддался этому. Он аккуратно оттолкнул меня, заставив слушать шум воды и огня, но спустя некоторое время мы все равно поцеловались. И после этого поцелуев было много.
Я вспоминаю все эти дни как один, думая, будет так же хорошо, когда они исчезнут из моей памяти? И будет ли так тяжело Алексу, когда эти воспоминания останутся лишь у него? Наверняка это очень несправедливо и грустно, но Алекс сам выбрал этот путь — наверняка тот готов к этому.
В копании своих мыслей в голове проясняется один момент, благодаря которому у меня появляется идея — довольно безрассудная.
— Алекс, а если после моей смерти ты станешь человеком? — Мой голос звучит таким нерешительным и тихим, но именно он разрезает воздух так, будто бы я закричала во всю глотку. — Ты сам говорил, что любой хранитель может снова стать человеком. Точно, Алекс! — восклицаю я. Почему-то в моей голове это идеальный исход, но по глазам Алекса понимаю, что тот недоволен. — Ты можешь просто сказать там, на небе или где-то еще, чтобы ты снова стал человеком! У меня, ты сам говорил, появится новый хранитель, как и у тебя! У нас будет хотя бы шанс, что мы встретимся...
Возможно, это снова какая-то надежда, не имеющая смысла, но в голове это четко продуманный план, который, как по мне, имеет место быть. Разве это настолько безрассудно? Алекс станет человеком и вероятность того, что мы сможем встретиться — мала, ничтожна мала, но она есть. К тому же воспоминания не будут болезненно отзываться в памяти Алекса.
— И ты считаешь это выходом? Когда мы оба все забудем и наше прошлое просто останется где-то в отражении неба и все? Ты готова рискнуть всем этим ради ничтожной вероятности? Венера, это безумие! — отрицает Алекс, отодвинувшись от меня, словно в обиде.
— Одумайся! Ты станешь человеком, я останусь им — и возможно, где-то там мы встретимся, ведь ты сам говорил, что наши души особенно связаны! А если это так, то почему они не встретятся, являясь земными, Алекс?
Тут хранитель немного опешивает, ведь в моих словах есть доля правды. Возможно, даже больше, ведь Алекс растерян и не знает, что говорить. Может, не знает, потому что мое предложение имеет смысл, даже если это похоже на безумие?
— Алекс, пожалуйста, ответь, — прошу я, чувствуя, как отсидела правую ногу. Но это неприятное ощущение в данной обстановке почти не ощутимо.
— Нет, Венера. Думаешь, я смогу бросить тебя? После всех тех лет, которые я провел с твоей душой? Ни за что! — отрицает Алекс, встав с дивана и начав ходить туда-сюда, как человек, не знающий правильного решения.
Кажется, теперь мы поменялись лодками — я глаголю правду, а тот отрицает это, хотя сам понимает, что у нас может получиться.
— А может, так будет даже легче, а? У меня будет новый хранитель, который не знает всего того, что знаешь ты. Не чувствует тех чувств, которые делаю тебе больно. Может, так будет лучше и для тебя, Алекс? — Тишина, в течение которой в голове проносится куча мыслей. Таких же безрассудных. — Если на то пошло, я позволяю, нет, требую передать меня в руки другого хранителя, чтобы ты, черт тебя подери, стал человеком и зажил нормальной жизнью без всего этого! — начинаю кричать я, встав с дивана и приблизившись к застывшему Алексу. — Ты просто станешь чертовым человеком, забудешь всю эту хрень и сможешь жить так же круто, как может это делать человек! И в конце концов, чтобы мы, мать твою, могли встретиться, влюбиться, пожениться и родить кучу детей, Алекс! Потому что так никто из нас не будет мучиться воспоминаниями! Мы будем просто жить, даже не подозревая, что были когда-то Венерой и Алексом, — рву я глотку, стоя так близко к Алексу, что могу почувствовать его учащенное и горячее дыхание.
Но видимо, уже неважно все остальное, потому что Алекс страстно целует меня — так, как не делал этого раньше. Целует прямо как человек, отказавшийся от любви. Мужчина опускает руки по спине — все ниже и ниже, а я чувствую то возбуждение, которое заставляет меня снять с него футболку. Это происходит так неожиданно, отчего страсть с еще большей скоростью поглощает нас — и мы уже не думаем о том, чтобы остановиться и вспомнить, кто мы и что нам нельзя делать. Но кажется, это последняя наша встреча, поэтому такой исход событий не кажется чем-то плохим. Голова снова становится пустой, и мы просто переходим в спальню.
Именно там мы раскрываем те потаенные желание, которые оба так долго подавляли в себе. Там мы снова сближаемся — но так, как никогда раньше. Каждое его прикосновение ощущается по-другому, словно осознание того, что они последние, делают тех особенно приятными и возбуждающими. Никогда бы не подумала, что Алекс в постели такой жесткий и напористый. Всегда представляла его нежным и аккуратным, каким он обычно бывает со мной. Но кажется, хранители не так просты, как кажется на первый взгляд.
Даже обнаженная я чувствую себя с ним в безопасности, без тех нервных узлов в животе, которые могут помешать расслабиться. Это похоже на сон, когда все вокруг кажется нереальным, но стоны позволяют вернуться в настоящее. Мы просто наслаждаемся друг другом, а я даже не задаюсь вопросами, откуда у того вообще имеются презервативы в шкафчике у кровати. Кажется, сейчас все мысли не имеют никакого смысла.
На самом деле я думала, что это никогда не произойдет, потому что до этого Алекс даже боялся просто поцеловать меня. А сейчас так смело и желанно наслаждается моим телом, как в прочем, и я. Наверное, эти прикосновения лишь тенью останутся в памяти, хотя так жаль забывать то удовольствие, которое становится больше — потому что я люблю его и такое сближение с его телом кажется нереальным. Хочу вечно чувствовать, как его мягкая постель укрывает мои ноги, его руки ищут что-то на моей коже, а губы тянутся только к моему рту.
Но все рано или поздно заканчивается — особенно хороший секс, после которого мы просто лежим, слушая дыхание друг друга, голые и обнаженные перед правдой.
— Это последняя наша встреча, да? — спрашиваю я, на удивления для себя, без тревоги и разочарования. Просто спрашиваю, как спросила бы у Эми, во сколько та придет домой.
Но Алекс молчит, видимо, до сих пор не хочет признавать этот факт — или же бережет мои чувства, думая, что я сейчас снова зарыдаю. Я могла бы сделать это, и наверное, именно это и следует, но почему-то мне больше не так больно. Может, потому, что я знаю, что все равно все забуду? Или просто я хочу верить во то, что наши души еще встретятся?
— Алекс, скажи мне, — спрашиваю я, облокотившись на локоть и обратив все свое внимание хранителю, — ты сделаешь так, как я сказала? Станешь человеком?
Конечно, даже если он решил, Алекс никогда не скажет, ведь так любит все скрывать. Но сейчас мне так хочется обойтись без всего этого — без криков, боли и разочарований. Если это наша последняя встреча, то пусть она не будет такой паршивой.
— Я... Я не знаю, — искренне признается тот, потерев нос. — У меня впереди еще столько лет, — ухмыляется он. — А ты все равно не запомнишь мой выбор. Пусть я не буду мучить тебя им.
— Ты прав, — соглашаюсь я с Алексом, чем удивляю и его, и себя.
Не хочу больше споров. Мы и так принесли друг другу много боли, когда вообще не должны были делать это.
— Кстати, операция «Марс» — она выполнена, — улыбаюсь я, ткнув пальцем в грудь Алекса, на что тот заливисто смеется, будто всех этих разговоров и не было. — И знаешь, что я подумала?
— Что? — с некой опаской и любопытством протягивает мужчина.
— Давай у нас будет что-то типа ПИН-кода, если ты все-таки сделаешь правильный выбор и станешь человеком? — Алекс недоуменно смотрит на меня, ожидая моих слов. — Ну, пусть наши души, где-то там глубоко, сохранят эти слова, чтобы в следующей жизни мы смогли понять, что встретились. Твое слово — Марс, мое — Венера! Может, ты будешь ярым фанатиком космоса и Марс будет твоим покровителем, а я... Не знаю, буду подрожать богине Венере, — пожимаю плечами я.
Алекс снова смеется, будто только что выслушал бредни своего младшего брата, который так сильно хочет удивить того. Но я вполне серьезна, пусть и в моем голосе есть нотки сарказма. И кажется, Алекс понимает это спустя секунды, поэтому произносит — уверенно и вдумчиво:
— Сомневаюсь, что это работает именно так, но... Я услышал тебя, Венера.
После мы лежим еще некоторое время, просто запоминая этот момент, прекрасно зная, что он навсегда забудется. Но приходит время уходить, хотя мы так долго оттягивали этот момент. Я одеваюсь — медленно и сдержанно, так же топя в себе крик и вытирая редкие слезы, которые не могу сдержать.
На самом деле уходить так тяжело. Словно прямо сейчас я умру и все потеряю. Интересно, умирать так же тяжело? Зная, что все родные, друзья и просто мимо проходящие люди, с которыми здороваешься — просто исчезнут из памяти? Вся жизнь станет ничем, ведь тело умрет, а душа оставит эти воспоминания так далеко, что ты не сможешь достать их. Так же тяжело закрыть глаза в последний раз, зная, что где-то там играют внуки и даже не подозревают о том, что их бабушка сейчас прощается с ними? Так же тяжело прощать всех обидчиков и отпускать обиды? Наверное, на эти вопросы я смогу ответить — не так скоро, конечно, но рано или поздно.
Иду к коридору, надевая обувь. Оглядываю всю квартиру, к которой так привыкла. Боже, как же тяжело покидать это место, которое стало мне вторым домом. Даже не передать словами, как внутри беспокойно и больно оттого, что я ухожу. И другого выбора нет, потому что я обязана уйти, даже если не хочу.
И выходит Алекс, который стал так дорог мне. Вижу его грустный взгляд. Наверняка у него внутри тоже все переворачивается, ведь еще больней отпускать человека, который вынужден уйти. Но мы сильные и сможем сделать это, даже если думаем, что это конец.
Но конец ли это? Знаю, что никогда не пойму этого, потому что уже через несколько минут выйду из здания, совершенно не понимая, что я здесь делаю и почему пришла сюда. Я просто стану девушкой, которая забыла и потеряла столько всего, совсем не подозревая об этом. Наверняка я пойду домой и позвоню Джеку, которого, оказывается, так люблю. Напишу Эми и спрошу, что она будет готовить на ужин. Не вспомню, откуда у меня на зеркале пятно от пламени огня и где мой любимый кулон. Не вспомню, почему ушла Франческа, просто испарившись из моей жизни. Будет все как обычно — и я даже не буду подозревать, что совершенно недавно все было не так. И больше никогда не вспомню своего хранителя Алекса, который пожертвовал так много для того, чтобы я жила дальше обычной человеческою жизнью и больше не терзала себя мыслями о хранителе. Больше я ничего не вспомню из этого. Воспоминания просто сотрутся и потеряют свой смысл. А его было так много в них, в тех событиях, которые произошли за последние месяцы. Их оставит только небо и улицы Сиэтла, которые наверняка будут кричать мне об этом – но я не услышу, потому что буду просто не способна на это.
И вот Алекс смотрит мне в глаза, и я понимаю, что сейчас должно быть. Почему-то я так уверена, что его способности заработают, ведь больше нет той Франчески и прошло уже много времени, чтобы все встало на круги своя.
Я задерживаю дыхание, сдерживая слезы, которые после не смогу объяснить.
Шепчу Алексу, как сильно я его люблю. Хочу закрыть глаза, но лишь сжимаю сумочку в руках, в голове проносятся все те воспоминания, я хочу закричать, но молчу, спокойно ожидая конца.
И это так больно — терять все воспоминания. Терять Алекса. Терять все это.
Но кажется, всему приходит конец. И порою этот конец невыносим.
И это случается. Все случается.
Но иногда конец это лишь начало. Так ли это?..