𝙳𝙸𝚂𝙽𝙴𝚈 𝚃𝚆𝙸𝚂𝚃𝙴𝙳-𝚆𝙾𝙽𝙳𝙴𝚁𝙻𝙰𝙽𝙳× Male

Хартслабьюл.
Риддл Роузхартс.

—Т/И! Ты должен был сообщить об этом преподавателю, а не врать снова и снова! Это вопиюще безответственно и нарушает правила общежития №3, пункт 7!
*Риддл слышал от студентов, что Т/И никогда не появляется на занятиях по плаванию. Ходили слухи, будто он попросту не умеет плавать, но однажды, мимоходом услышав разговор Эйса и Дьюса, Риддл уловил нечто иное — тревожное, даже пугающее: «С его телом что-то не так… Ужас… Даже врагу не пожелаешь».
В памяти Риддла всплывали обрывки странных объяснений, которые время от времени озвучивал сам Т/И. Причины его отсутствия на тех или иных мероприятиях были самыми разными: «Я сломал ногу», «Моя форма — как вторая кожа. Вы хотите, чтобы я содрал с себя кожу заживо?», «У меня цикл 28 дней, ещё четыре — и потечёт», «Руку порвало от простуды», «Не могу, из-за болезни». Список был длинным, местами абсурдным, но всё это будто заслоняло нечто большее — правду, которую никто не осмеливался спросить всерьёз.
И вот однажды случилось то, чего Т/И так старательно избегал. Его всё-таки заставили пойти на плавание.
Сначала он заметно стеснялся, держался в стороне. В тот день Риддл тоже был у бассейна, внимательно наблюдая за порядком. Всё произошло в одно мгновение — Эйс и Дьюс схватили Т/И за руки и ноги и с шутками бросили его в воду, прямо в белой футболке и шортах.
Т/И вынырнул как ошпаренный, вылетел из бассейна в панике, как будто вода была кислотой. Риддл, повернувшись в его сторону, замер. Прозрачная от влаги ткань облепила тело, и сквозь неё проступили метки — шрамы, ожоги, возможно, нечто иное… Странное. Болезненное. Человеческое и в то же время пугающе иное.
В тот миг Риддл ощутил, как в его груди замер воздух. Он даже забыл, как дышать. Шок, потрясение — он не знал, что сказать. Но то, что было очевидно — это недопустимо.
— Это безответственно! — сорвался он, повернувшись к Эйсу и Дьюсу. — Вы могли причинить ему серьёзный вред! А если бы он не вынырнул?! Вы подумали о последствиях?
Его голос звенел, полон гнева и тревоги. Он тут же потребовал, чтобы они извинились перед Т/И. Для Риддла, убеждённого в важности дисциплины и личных границ, этот случай стал вопиющим проявлением безрассудства.
С тех пор он стал внимательнее. Он больше не спешил с выводами. Потому что понял — не всё можно увидеть снаружи. И не всё нуждается в объяснении, чтобы быть понятым.*

Трей Кловер.

—Все в порядке, не волнуйся... Я никому не расскажу.
*Трей, привычно закатывая рукава во время готовки, на мгновение замирает, заметив шрамы на Ваших руках. Его обычно спокойный взгляд слегка меняется — в зрачках пробегает тень задумчивости, но уже через миг черты лица вновь приобретают мягкость. Он не хочет создавать неловкость.
— Ох, выходит, я не единственный, кого кухня отметила своими "знаками отличия", — с лёгкой улыбкой бросает он, ловко переворачивая тесто на сковороде. — Хотя, признаться, Ваши раны выглядят куда интереснее моих царапин от ножа.
Он не задаёт лишних вопросов. В его голосе звучит ненавязчивая забота — тёплая, как аромат свежеиспечённых пирогов.
— У меня, кстати, есть хорошая мазь от ожогов… если пожелаете. А ещё... — Трей будто колеблется на долю секунды, затем добавляет с лёгкой, почти мальчишеской ухмылкой: — Может, стоит надеть перчатки? Не для сокрытия.
И, как по волшебству, тема переключается. Он протягивает Вам ещё тёплое печенье — словно приглашение не в разговор, а в уют, в доверие.
Всё происходит почти незаметно. Он снова замирает на мгновение, когда взгляд скользит по узорам шрамов на Вашей коже. Его лицо не выдаёт жалости — только понимание. Губы приподнимаются в еле уловимой улыбке — не той, что он носит на публике, а более личной, чуть печальной, но искренней.
Он ничего не говорит. Ни расспросов, ни утешений. Только рука, точно и аккуратно, касается края Вашего рукава, будто случайно поправляя его — знак, что он видел. Понял. Принял.
Всё — как всегда. Ни драм, ни громких слов. Только Трей. Тихое присутствие, как запах ванили и масла в пекарне ранним утром.*

Саванаклоу.
Леона Кингсколар.

—Ты что, без этой штуки вообще не можешь?.. Ладно, неважно. Только в следующий раз бей сразу — жалко, что ли?
*Леона, услышав громкий смех и гвалт на тренировочной площадке, лениво приподнял бровь и потянулся, как лев, потревоженный в самый разгар своего послеобеденного сна. Ему, в сущности, было всё равно, чем занимаются эти назойливые щенки из Саванаклоу — до тех пор, пока они не мешают спать. Но если шум нарушает покой, значит, пора вмешаться.
Приблизившись к источнику звука, он сощурился. Знакомая сцена: двое из его подопечных держат в руках чёрную маску, а перед ними стоит Т/И — глава Ветхого общежития. Обычно спокойное лицо юноши теперь было открыто, и на нём зияли шрамы. Один из подростков криво усмехнулся и процедил:
— Чёрт, да ты и правда уродлив. Как тебя люди вообще не боятся?
Леона раздражённо провёл рукой по волосам и устало вздохнул.
— Серьёзно? Ради этого вы орёте, как гиены у водопоя? — его голос, обычно ленивый, теперь звучал холодно и угрожающе.
Один из задир резко обернулся, побледнев:
— Л-Леона-сенпай! Мы просто…
— Просто что? Решили, что раз он из Ветхого, то можно гнобить, как бездомного шакала? — Леона медленно подошёл ближе. Его хвост дёрнулся, выдавая нарастающее раздражение. — Если у вас столько свободного времени, может, пойдёте тренироваться? А то на магическом турнире опять будете позориться.
Т/И молча протянул руку за маской, но один из парней всё ещё не собирался её отдавать. Леона, не колеблясь, вырвал маску и бросил её Т/И.
— На. Лови.
Тот поймал и тихо пробормотал:
— Спасибо.
Леона фыркнул:
— Не за что. Просто надоело слушать этот идиотский смех.
Он повернулся к своим подопечным, и голос стал едва слышным, но опасным:
— Если ещё раз устроите нечто подобное — я лично займусь вами. Понятно?
Те дружно закивали и поспешили исчезнуть.
Т/И, поправив маску, взглянул на него:
— Не ожидал, что ты вмешаешься.
— Не фантазируй, — пожал плечами Леона. — Просто спать мешали.
Он уже собирался уходить, но всё же обернулся через плечо:
— И вообще… если эти идиоты ещё раз полезут — дай им в зубы. Глава общежития не должен терпеть такое.
Он не стал ждать ответа — просто развернулся и лениво удалился, оставив Т/И одного в затихшем коридоре.
Леона не показал бы, что шрамы задели его — он не из тех, кто бросается в чужие дела с фальшивой жалостью. Но в глубине души что-то кольнуло.
Так вот почему он не снимает маску…
Он заметил: это были не случайные царапины, не следы боя — это были грубые, старые шрамы. Ожоги? Или нечто хуже? В Саванаклоу шрамы не редкость, они словно знаки отличия — охотники, воины, маги. Но эти… не боевые. Здесь явно кто-то постарался.
Леона не стал ничего говорить. Он ненавидит жалость. И сам её не раздаёт. Если Т/И скрывает лицо — значит, на то есть причина. И копаться в этом он не станет.
Разве что…
Когда он бросал ему маску, его взгляд задержался на этих шрамах. Не с отвращением. Не со страхом. Просто с лёгким, почти незаметным: «чёрт». Потому что понял. Понял, почему Т/И держится в стороне. Понял, почему не хочет, чтобы его видели.
И тогда раздражение, которое он испытал к тем щенкам из Саванаклоу, вспыхнуло с новой силой. Не из-за внезапной симпатии. А потому что это было подло. Подлость — вот что он ненавидел. Унижать за следы прошлого — удел слабых.
Но вслух он, конечно, ничего не скажет. Просто цыкнет, бросит: «Закройте рты, а то я их за вас закрою» — и уйдёт, сделав вид, что ему всё равно.
Хотя если кто-то в следующий раз снова попробует сорвать маску с Т/И — возможно, Леона уже не ограничится словами.*

Рагги Буччи.

—Э-э-э?! Т/И! Ты не подходи ко мне!
*Все знают Вас как существо, лишённое чар, с лицом, изрезанным шрамами: один пролегает вдоль правой стороны, другой — вертикально пересекает правый глаз, а третий — тянется горизонтально по левой щеке. Сначала Рагги находил Вашу внешность пугающей, почти жуткой. Он не знал, что за человек скрывается за этим лицом, и потому отнёсся настороженно.
Со временем он понял: Вы вовсе не так страшны, как показались ему сначала. Да, внешность у Вас своеобразная, но Рагги решил, что это просто… стрёмно, не более. Все имеют свои изъяны, верно? И всё же — несмотря на это понимание — он не стремится завязать с Вами общение.
В глубине души Рагги чувствует: внешность многое решает. Даже в наш век, когда принято говорить, что "внешнее — не главное", именно она определяет первое впечатление, открывает или закрывает двери в дружбу. Он не решается к Вам подойти — не потому, что Вы страшны, а потому что рядом с Вами он чувствует себя неловко… почти так же, как рядом со студентами из Диасомнии.*

Октавинелль.
Азул Ашенгротто.

—Должок за должок, все честно. Да, Т/И?
*В один из ничем не примечательных дней по общежитию Октавинель с поразительной скоростью разлетелся странный слух. Студенты шептались, переглядывались, кто-то тихо хихикал, а кто-то, наоборот, выглядел ошеломлённым. Телефоны мигали экранами — нечто активно пересылали друг другу, и внимание аудитории было приковано к неизвестному источнику.
Азул, заметив такую суету, медленно подошёл к группе студентов. Его движения были безмолвны, как у хищника, а голос — спокоен, но требовательный.
—Что вы обсуждаете?.. Позвольте взглянуть. ...Это что такое?..
Его глаза сузились, когда он увидел изображение. Студенты вздрогнули, заметив, как лицо Азула мгновенно стало серьёзным. Он внимательно вгляделся в экран, молча анализируя ситуацию. Снимок был явно сделан без ведома Т/И — и это уже выходило за рамки дозволенного.
Мгновенно оценив последствия такой утечки, он медленно выпрямился, отстранённо поправил очки и холодно произнёс:
—Удалите. Сейчас же. При мне. Иначе последствия будут весьма ощутимы… как социально, так и магически.
Тон его был бесстрастным, но в голосе читалась ледяная угроза. Вторично поправив очки, он бросил на студентов взгляд, от которого воздух словно стал гуще. Недовольство, раздражение, гнев — всё это он сдерживал с изяществом дипломата, но те, кто стоял перед ним, понимали: до беды — один неверный шаг.
Азул решительно скрыл инцидент, как бы намекая, что подобные вещи не просто нежелательны — они недопустимы. А последствия будут не просто неприятны… их нельзя будет замести под ковёр.*

Джейд Лич.

—Значит, кто-то когда-то решил причинить вам боль… Любопытно. Надеюсь, они спят спокойно… пока ещё.
*В один из тёплых, солнечных дней ученики классов 2-E и 1-A собрались вместе на занятие по физкультуре. Игра выдалась напряжённой, серьёзной — и, как и следовало ожидать, победа досталась второкурсникам. После окончания урока все направились в раздевалку.
Т/И торопливо снял футболку, едва ли обращая внимание на окружающих, — но этого оказалось достаточно. Шкафчик Джейда оказался совсем рядом, и взгляд с гетерохромными глазами, как всегда, внимательный и цепкий, мгновенно уловил нечто странное. То, что, быть может, не должен был видеть никто.
Тёмно-серые волосы, короткая чёлка, одна длинная прядь, обрамляющая левую сторону лица — всё как обычно. Но выражение лица Джейда вдруг изменилось. Он беззвучно подошёл ближе, наклонился к самому уху и прошептал с хищной вежливостью:
— О, прошу простить мою нескромность… но что это у Вас на спине? Шрамы?.. Хм… как любопытно. Их так много… Потрясающее зрелище. Не позволите ли взглянуть поближе? Я обещаю быть… осторожным.
Что могло пойти не так? К счастью, большая часть учеников уже ушла, оставив раздевалку почти пустой. Джейд смотрел прямо в глаза — с той самой лукавой улыбкой, от которой трудно отказаться.
Т/И недовольно щёлкнул языком, выразив раздражение, но в выражении лица читалось сомнение. И всё же он не стал отступать. Молча снял рубашку, открывая то, что обычно скрывал от посторонних взглядов.
— О, какое любопытное зрелище… Эти следы — их так много. Неужели каждый из них хранит историю? Позвольте спросить… как Вы их получили?
Голос его звучал спокойно, почти ласково, и, уловив разрешающий кивок, Джейд аккуратно коснулся шрамов в чёрных перчатках. Неровности на бледной коже были странно притягательны — каждый изгиб, каждая линия. Кожа покрылась мурашками, и Т/И невольно вздохнул.
— Подростки... В школе... — выдохнул он негромко, стараясь сохранить самообладание.
— Ах… подростки, — повторил Джейд, тихо, почти с сожалением. — Как жестоки они бывают, когда чувствуют силу в числе. Как обыденно… и в то же время, как беспощадно. Люди, порой, куда опаснее морских глубин.
Он чуть отстранился, давая понять, что закончил. Т/И, не глядя, быстро натянул рубашку и застегнул её на все пуговицы. Затем до конца оделся и, ни слова не сказав, покинул раздевалку.
А Джейд остался стоять в одиночестве. На лице — всё та же полуулыбка, сдержанная, отточенная. Ни тени жалости. Но в глубине глаз — нечто большее. Шок. Интерес. Вопрос.
Он долго смотрел на дверной проём, за которым исчез силуэт Т/И, и думал. Почему? Почему над Вами издевались? Почему оставили следы, которые теперь не затушевать ни временем, ни молчанием?
Может ли он использовать «Шок сердца»? Возможно. Но не сейчас. Пока — не время.*

Помфиор.
Вил Шоэнхайт.

—Теперь ты выглядишь как божество, одетое в совершенство. Каждый шов, каждая складка, каждый изгиб — ты воплощение идеала. Нет ни малейшего несовершенства.
*Это случилось в Помфиоре, в комнате для примерки костюмов — в самой святая святых стиля, где ткань обретала форму, а образы рождались под рукой мастера. Студенты готовились к ежегодному школьному показу мод — конкурсу между общежитиями, где каждый должен был представить наряд, отражающий дух своего дома. Вил Шоэнхайт, как староста и признанный модельер, возглавлял процесс с присущей ему решимостью и педантичностью. Он лично подбирал образы, выверяя каждую деталь, и именно Вам досталась необычная роль — «древнего бога, скрытого за внешним сиянием».
Был день перед примеркой и одновременно — накануне генеральной репетиции. Вил стоял у зеркала, планшет в руке, пролистывая эскизы с вниманием хирурга.
— Следующий. Т/И, — бросил он, не глядя, — Ваша очередь. Пожалуйста, без лишней застенчивости — Т/И ведь уже не новичок в Ночном Вороне, — голос звучал строго, с привычной ноткой усталости в конце.
Вы молча кивнули и начали снимать рубашку, готовясь примерить костюм.
Вил, не поднимая взгляда, шагнул вперёд, намереваясь поправить линию плеч. И замер. Его взгляд скользнул по Вашей спине и остановился: шрамы. Десятки. Старые, выцветшие, будто следы времени; и новые — нежно-розовые, как отпечатки недавней боли. Одни будто от лезвия, другие — напоминание об огне.
Этот образ выбивался из его канона безупречной красоты, но он не отшатнулся. Не произнёс ни слова.
Он подошёл ближе, его движения замедлились, голос стал тише, мягче — почти задумчивым:
— Обернитесь немного…
Т/И сжал пальцы, будто готовясь к осуждению… или, хуже, к жалости. Но она не последовала.
Вил кивнул.
— Я изменю линию спины. Мы не будем это выставлять напоказ. Но и скрывать — как нечто постыдное — тоже не станем. Эти следы… они дополняют замысел.
Он легко коснулся Вашего плеча — уже не как судья, а как художник.
— Вы не уродливы. Но я подкорректирую ткань так, чтобы акцент был на том, кем Вы являетесь сейчас. Не на том, через что Вы прошли.
И в этот момент стало ясно: под маской перфекционизма Вила скрывается не просто стремление к эстетике — а глубокое понимание боли, которую не нужно прятать. Её можно обрамить, придать ей форму, голос… и силу.
И когда наступил день показа, Вы вышли на сцену — не сокрытые, а переосмысленные. Ваш костюм не кричал. Он говорил. Тихо, но ясно. С достоинством. Как сам Вил.
Он не показал ни удивления, ни волнения. Но в его взгляде было что-то новое — нечто странное, непривычное. Как если бы красота, к которой он стремился, вдруг обрела иное, более глубокое лицо.*

Рук Хант.

—Птица-странник не знает, когда нападёт буря, но охотник знает, когда расправить крылья и защитить.
*Гостиная общежития Помфиор открывалась на небольшой внутренний дворик, где ранним утром туман ещё мягко стелился по изгородям, а влажный воздух наполнялся ароматом росы и ночного жасмина. Пара столов и стульев казались забытыми временем, как декорации к какому-то изысканному спектаклю.
Рук Хант, безупречно одетый, как всегда, стоял у старого фонтана с блокнотом в руках, выхватывая каждую деталь момента. Солнечный свет, пробиваясь сквозь листву, заиграл на волосах его неожиданного спутника — Вас.
— Quelle beauté mystérieuse… — прошептал он, не отводя взгляда, словно наблюдая за миражом.
Вы, немного смущённые пристальным вниманием Рука, небрежно провели рукой по лицу, поправляя волосы — и на миг, всего лишь на краткий миг, луч света осветил лоб, открыв тонкий, но отчётливый шрам. Он был неровным, как будто оставленным чем-то острым, и давно зажившим.
Глаза Рука вспыхнули — не зловеще, но точно, как взгляд охотника, приметившего редкую тропу.
— Mon ami… — начал он с той пугающей мягкостью, в которой всегда таилась нотка чарующей угрозы. — Я давно замечаю: в Вашем взгляде есть тень несказанного, нераскрытая история… А теперь и знак на коже. Какой удивительный контраст — Т/И молчаливая сдержанность и след борьбы на лице.
Т/И попытались отвести взгляд, Рук уже шагнул ближе — плавно, почти танцуя, словно каждое его движение подчинялось музыке, слышной только ему.
— Не бойтесь. Шрамы — это поэзия, написанная на коже. Расскажете ли Вы, кто оставил Вам это стихотворение?
Ответ повис в воздухе. Несколько секунд молчания. И только потом — тихий выдох:
— Это случилось до того, как я оказался здесь. Я не помню всего… только боль. И дверь, что открылась — но требовала плату.
Рук театрально, но с настоящим трепетом, коснулся сердца.
— Quelle tragédie exquise… — прошептал он. — Позвольте мне быть тем, кто оберегает Ваш шрам, словно редчайший цветок. Не ради жалости… а как знак Вашей стойкости и красоты, рожденной из боли.
Он склонился в грациозном поклоне, достойном королевской сцены.
— Вы прекрасны. Даже в том, что предпочитаете скрывать.
С этого дня Рук начинает молча наблюдать за теми, кто позволяет себе враждебность в Вашу сторону. Он не вмешивается сразу. Нет — это не в его стиле. Он действует из тени, с той же мягкой улыбкой на лице и готовностью метнуть стрелу с вершины колледжа при первом неосторожном слове.*

Игнихайд.
Идия Шрауд.

—Эй-эй-эй, это что за баг у тебя на руках?! Ты что, реально через хардкорный режим IRL проходишь? Почему ты ничего не сказал? Чёрт... Это… это не круто, Т/И. Совсем не круто. Деактивируй это немедленно… пожалуйста.
*Эпел, перегруженный работой в кинокружке, не нашёл иного выхода, кроме как попросить помощи у Т/И. Он знал, что может на него положиться. Так Т/И оказался на пути в Игнихайд, в главный зал общежития, где за закрытой дверью тихо сидел Идия.
Резкий стук нарушил тишину, заставив Идию вздрогнуть.
— Идия-сама? Это Т/И. Эпел писал Вам насчёт меня, — спокойно произнёс гость, приоткрыв дверь.
К счастью, Идия был предупреждён за час и потому успел морально подготовиться к визиту.
— Э-э... о, префект Т/И... да-да, логинься в мой... эм... логово. То есть, заходи. Можешь использовать гостиную для работы.
— Хорошо. Так... хм, это и есть тот самый бластоцикл, который мы собираемся переделать?
Т/И огляделся, взгляд невольно задержался на Идии — его волосы, подсвеченные мягким светом мониторов, будто слегка мерцали. Но прежде чем он успел сказать что-либо ещё, послышался раздражённый вздох.
— Я взялся за это только потому, что Вил пообещал кучу денег, — буркнул Идия, понизив голос. — Работа с другими людьми… нагнетает мою агрессию. Так что давайте покончим с этим, пока мой показатель здравомыслия не опустился до нуля.
Комната была настолько тиха, что даже его невнятные бормотания разносились по стенам. Т/И ничего не ответил — просто решил промолчать. Всё было очевидно и без слов. Идия явно не мечтал об этой работе. Он лишь тяжело вздохнул, опуская взгляд.
Во время совместной работы в зале Т/И занялся 3D-моделированием будущего мотоцикла. Проект оказался странным — мотоцикл выглядел слишком… обыденно. Привычная двухколёсная модель не вызвала у Идии энтузиазма.
— Хм, скучно, — прокомментировал он, наблюдая за набросками. — Надо что-то более… фантазийное. Или хотя бы немного киберпанка.
Пришлось брать за основу обычный мотобайк и переосмысливать его с нуля — добавлять узоры, изменять форму корпуса, совершенствовать каждую деталь. В разгар работы рукава Т/И оказались закатаны — ткань мешала точности движений. Именно тогда взгляд Идии случайно зацепился за руки собеседника.
Шрамы. Множество. Глубокие, старые, свежие — каждый говорил о чём-то. Идия не сразу понял, почему замер. Он не задал ни одного вопроса. Хотя мог бы. Но просто отвёл взгляд и с трудом подумал: Это не моё дело… верно?
Но мысли уже ускользнули от кода и чертежей, сосредоточившись на Вас. На вопросах, которые он так и не решился задать.
Работа была завершена. Проект отправлен. Вы попрощались. Но Идия понял одно — он узнал о Вас немного больше. Пусть и молча. И пусть не каждый день видишь руки, хранящие столько историй.*

Диасомния.
Маллеус Дракония.

—Т/И... Что случилось с тобой? Что за...? Очнись. Вернись в себя, прошу тебя...!
*Раньше, у Т/И была чуть ли не бледная чистая кожа, без разных ран, ладно, только несметные. Чистая белоснежная кожа, которая чуть ли не сияла... Но все всегда заканчивается или ломается... Или наоборот.
Маллеус сложный дракон, особенно все те его моменты оверблота и сна. Этот сон, не должен был принести травм. Но как окозалось не так. На теле Т/И
После оверблота, на Т/И остались шрамы:
Левая лопатка — длинный горизонтальный шрам, идущий от наружного края к центру спины.
Правая трапециевидная мышца — извилистый вертикальный шрам спускается вниз ближе к позвоночнику.
Область между лопатками (по линии позвоночника) — несколько шрамов пересекаются, один из них идёт почти вертикально вдоль позвоночника.
Левая сторона спины (широчайшая мышца) — широкий шрам под углом 45°, тянется от середины спины к боковой части туловища.
Правая сторона спины — один крупный шрам идёт от позвоночника вниз и вбок, имеет форму молнии.
Ближе к пояснице — шрам пересекает нижнюю часть спины почти горизонтально, слегка изгибаясь.
Центр поясницы — видно несколько небольших рваных разрезов, пересекающихся между собой.
Левая ягодичная область (частично видна) — горизонтальный шрам заходит на неё с боковой стороны.
Правая ягодичная область — длинный шрам идёт наискосок от талии вниз и вправо.
Как только Т/И очнулся от сна, он прочувствовал резкую боль, дрожа не мог ничего сказать, ведь это сон? Как? Как оно могло повлияет на это? Но все дальше было как стрела, быстрый крик студентов которые очнулись, только Т/И не мог подняться. Гримм закричал смотря на тебя, в первые Т/И было так больно, но ведь все хорошо было, все очнулись, оверблот прошел, но почему так больно? Пушистый волк поднял тебя и на руках понес в лазерет, где там нашли эти ярко красные раны? Которые никак не пропадали. Маллеус, был встревожен, он не мог понять как это произошло, было все хорошо, пару дней мучительной боли Т/И и все прекратилось, на теле остались те красные раны, которые никак не пропадали. Маллеус, считает себя виноватым перед тобой, что искренне попросил прощение, даже при всех сделал одзиги, что все были в шоке особенно Харстабьюл. Но простишь ли ты его? Это уже никому не известно... Драконии искренне жали, он пытался магией исправить твои шрамы но все было плохо, ему надо накопить энергию чтоб исправить это, но как долго...*

Лилия Ванруж.

— Так-так... Похоже, кому-то срочно нужен отдых. Хи-хи-хи, не упрямься — даже героям нужно спать!
*Во время занятий физкультурой Лилия оказался рядом с Вами, когда произошёл неприятный инцидент: один из студентов толкнул Т/И, и неудачное движение обернулось резкой болью в ноге. Вы нахмурились от внезапного удара, а преподаватель, Эштон Варгас, к сожалению, в этот момент уже ушёл с поля.
Лилия, как старший и более опытный, сразу взял ситуацию под контроль. Подойдя к Вам, он с лёгким беспокойством и привычным любопытством спросил:
— Что случилось?
Ваш ответ был кратким, почти будничным:
— Толкнули…неправильно наступил....
Лилия усмехнулся, присел рядом и без лишних слов аккуратно закатал штанину. Нога выглядела не слишком хорошо — если повезёт, всё обойдётся без последствий, если нет — появится отёк. Он внимательно осмотрел место ушиба.
Его взгляд скользнул по шрамам на Вашей коже, но он не задал ни одного вопроса. Не потому что не заметил — просто это не имело значения. Для Лилии шрамы были частью детства, воспоминанием о прыжках, падениях, беге наперегонки с ветром.
— Пустяки, — пробормотал он, и в его голосе звучало что-то тёплое. — У всех они есть. Значит, жили ярко.
Он помог Вам подняться, легко, почти незаметно поддерживая, словно напоминая: его забота не требует слов — она просто есть.*

Себэк Зигвольт.

—ЧЕЛОВЕК! НЕУЖЕЛИ ТЫ НЕ В СОСТОЯНИИ ДАЖЕ ПРАВИЛЬНО ХОДИТЬ?! КАК ТЫ ВООБЩЕ СУМЕЛ ДОЖИТЬ ДО ЭТОГО ДНЯ?!
*Это был обычный урок полёта. Поскольку Т/И не владели магией, некоторые студенты брали Вас с собой, помогая держаться в воздухе. В этот день, как и часто раньше, Эйс снова предложил свою помощь. Обычно он был надёжен, а Вы — цепким пассажиром. Но неожиданная мёртвая петля, слишком резкий вираж, и — потеря равновесия. Тело сорвалось, крик прорезал воздух, заставив обернуться даже тех, кто сначала не понял, что произошло.
Среагировал Себэк. Не думая, на одном лишь инстинкте, он бросился к Вам, поймал в воздухе, перехватил, удержал. В миг, когда всё висело на грани, он прижал Ваше дрожащее тело к своей груди. Его объятия были крепкими, надёжными — одной рукой он удерживал Вас, ощущал, как под тканью одежды пряталась неровная, изрезанная шрамами кожа.
Он знал. Он давно знал о Ваших комплексах, о том, что Т/И тщательно скрывали. Но в этот момент это было неважно. Шрамы? Это просто следы прошлого. Себэк никогда не придавал им значения. Безопасность была важнее. Он не задал ни одного вопроса — только молча держал Вас до самого приземления.
А Т/И дрожал. Не могли вымолвить ни слова, цепляясь за него, как утопающий. Впервые Себэк позволил себе не быть громким и резким, а просто… проявить сочувствие. Его голос был спокоен, движения — бережны. Он помог Вам прийти в себя, не говоря ничего лишнего.
Позже, конечно, он вспылил. Себэк не мог не отругать Вас — как ответственный, как страж. Но это был его способ сказать: "Я волновался. Не делайте так больше. Вы мне небезразличны."*

Дайар Кроули.

—ПЕРФЕКТ! Ах, юные умы, неужто вы режетесь? Ужас-ужас-ужас! Если вас терзает внутренний мрак, не стесняйтесь — для этого у нас есть квалифицированный психолог! Мы заботимся о вашем душевном равновесии... Потому что я такой добрый!
*С первых дней Кроули почувствовал неладное. Его проницательный взгляд не мог не уловить странностей — бинты, аккуратно скрытые под рукавами Т/И пиджака. Они были почти незаметны, но всё же вызывали тревожные мысли. Что Вы скрываете? Что за тайна прячется под этими слоями ткани?
Он долго не подавал виду, но беспокойство росло. Бинты не уходили. Они не менялись. Это молчание тревожило сильнее любых слов. Как заботливая, пусть и чересчур драматичная, мать, он начинал накручивать себя — в голове выстраивались самые мрачные сценарии. Что, если всё куда серьёзнее, чем кажется?
Однажды его терпение лопнуло. Любопытство, тревога и вспышка неосознанной паники взяли верх. Он решительно перехватил Т/И кисть, осторожно, но настойчиво закатал рукав и, развязав бинт… замер.
Шрамы. Длинные, бледные, говорящие громче любых слов. Не просто раны — следы боли, молчаливые свидетели того, что осталось в прошлом. Его сердце сжалось. Он хотел сказать что-то — ободряющее, мягкое, пусть даже глупое, но слова застряли где-то между растерянностью и ужасом.
—…Т/И…, — выдохнул он, и в этом звуке звучали и вина, и беспомощность.
Он не знал, что сказать. Но в этот момент понял: теперь он уже не просто директор. Он несёт ответственность. И больше не позволит Вам оставаться наедине со своими демонами.*

Дивус Круэл.

—Щенок, не стоит скрывать эти шрамы. Это останется между нами, преподавателями. Хорошо?
*После инцидента с оверблотом Леоны, Вы оказались в лазарете. Как водится, классные руководители получают доклад о состоянии студентов… Но в этот раз медсестра упомянула не только свежие раны — на Вашем теле были обнаружены старые шрамы неизвестного происхождения. Услышав это, профессор Круэл был ошеломлён. Он привык держать всё под контролем, а подобные откровения сбивали его с привычной уверенности.
В один из дней, после уроков, он задержал Вас в классе. Звонок уже отгремел, ученики вышли, и в кабинете воцарилась тишина.
— Останьтесь на минуту, щенок Т/Ф. Мне нужно с Вами поговорить, — произнёс он, складывая мел обратно в коробочку и бросив на Вас быстрый взгляд.
— Конечно… Что-то случилось? — Т/И, как всегда, послушно кивнули и заняли место за первой партой — за ней обычно проходили подобные беседы.
— Сегодня ко мне подходил школьный врач. Он сообщил, что во время осмотра заметил шрамы — на Вашей спине и руках. Поясни это, — спокойно, но твёрдо произнёс Круэл, опускаясь за свой стол и просматривая работы, сданные учениками.
— Это… давние вещи. Ничего важного, — Т/И попытался улыбнуться, но на лице появилась неловкость — такая, какую часто рисуют в манге. В кабинете повисла тишина, напряжённая и тяжёлая. Очевидно, что это была ложь.
— Это не «ничего». Я видел немало историй, скрытых под тканью. Мода способна прятать боль лучше любого костюма — и я знаю это слишком хорошо, — его взгляд был внимательным, но не холодным.
— Я не хочу, чтобы кто-то волновался. Я справляюсь… Уже справился, — пробормотали Вы, стараясь выглядеть уверенно, но голос выдавал усталость.
Круэл медленно встал и сел на край стола.
— Вы не обязаны справляться в одиночку. Особенно здесь. Не нужно прятаться за фасадом «всё в порядке», как будто ...ты — дешевая подделка под дизайнерскую работу, — его голос звучал тихо, без обычной бравады.
— Но я… не хочу быть обузой. Я не маг. Мне и так тяжело, — произнес Т/И, опустив глаза.
— Послушай меня внимательно, щенок. Это общежитие — Ваш дом. А Вы — мой подопечный. Мне всё равно, есть у Вас магия или нет. Я не позволю никому причинить Вам вред. И если кто-то сделал это раньше — клянусь своим галстуком, я сделаю всё, чтобы это больше не повторилось, — он поднялся, обошёл стол и встал рядом.
— Почему Вы… так заботитесь? — прошептали Вы себе под нос, не поднимая взгляда.
— Потому что Вы — не просто студент. Вы — человек, живое существо, чьи глаза сияют даже в самой глубокой темноте. И я не собираюсь отворачиваться от этого лишь потому, что Вы хорошо притворяетесь сильным, — сказал он спокойно, почти мягко.
Наступила пауза. Вы кивнули, сдерживая эмоции.
— Возьмите. Это чай с лавандой и ромашкой. Успокаивает лучше любого зелья. Идите, отдохните. А завтра… мы поговорим о Вашей школьной форме. Она должна быть удобной — как вторая кожа, а не как броня, — он вернулся к столу, делая вид, что занят.
— Спасибо… профессор, — тихо улыбнулись Вы и невольно хихикнули.
— Не за что. Уходите, пока я не заставил Вас написать эссе на тему «Почему уходить вовремя — важно».
Круэл сдержанно наблюдал, как Вы уходите. Он чувствовал, что между вами до сих пор существует стена. И всё же… Он хотел стать ближе. Хотел, чтобы Вы поняли: его забота — не формальность, а искреннее стремление быть рядом.*

Сэм.

—Мазь? Конечно! Могу даже помастровать ваши напряжённые мышцы... Всё за определённую сумму, маленький чертёнок.
*Сэм, как обычно, находился в своём магазине — царстве теней, ароматов редких мазей и полутонов магии.
Т/И зашёл спокойно. Это был далеко не первый визит — он уже не раз обращался к Сэму за мазью. Но вскоре дело приобрело иную форму: Сэм начал не просто отдавать мазь, а лично помогал наносить её на шрамы. Конечно, не бескорыстно — за услуги взималась плата, и весьма немалая: от 2,500 до 11,000 мадолов за сеанс (при курсе один доллар — сто мадолов). Так Т/И довольно быстро оказался на грани банкротства, но ведь никто другой на такое бы не решился. А к тому же это был не просто уход — это был массаж.
Первый раз Т/И пришёл с заметной скованностью. Он был напряжён, как струна, но уверенные, мягкие движения Сэма постепенно растопили его настороженность. Некоторые мелкие шрамы исчезли, мышцы расслаблялись под умелыми пальцами. Особенно болели шея и спина, словно копили усталость целой эпохи.
В начале ему было неловко — неловко раздеться, неловко позволить прикасаться, неловко уходить. Даже просил прощения, не зная за что. Но со временем привык.
Сэм, в свою очередь, чувствовал себя на высоте. Он получал деньги за несколько минут работы, да ещё и в удовольствие. Магазинчик наполнялся его сияющей улыбкой — довольной, лукавой, как у человека, нашедшего редкий товар, который раскупают с полок. Во время сеансов он охотно болтал: рассказывал о свойствах мазей, делился советами по расслаблению, указывал, где у Т/И напряжены мышцы, и как это исправить. Иногда он даже делился своим мнением о VDC, внезапно переходя от массажа к размышлениям о конкурсе, словно вплетая лекции в каждое касание.
Сэм знал — он нашёл редкого клиента. А, возможно, даже нечто большее.*

Долина Шипов.
Малеона Дракония.

—Что? Человек? Хм, какие слабые существа. Даже не достойны внимания.
*Это было глупо… И чертовски сильно. Во время сна Лилии Ванруж Вы, по наивности или опрометчивости, вошли в её дворец. И, разумеется, в самый неподходящий момент — когда кто-то осмелился ругать Генерала Лилию. Последствия не заставили себя ждать. Молния — быстрая, неотвратимая — срезала воздух, и всё, кто оказался поблизости, почувствовали её гнев.
Люди не феи. И потому для Вас одного удара оказалось достаточно. Это было похоже на вспышку ослепительной гранаты: яркий свет, резкая боль — то ли в спине, то ли во всём теле сразу. Жгло, будто пламя охватило каждую клетку… А затем — тьма.
Очнулись Вы позже, в белоснежной палате, где всё пахло стерильностью и магией. Ваш лоб нахмурился — дезориентация, боль, но взгляд тут же зацепился за знакомую фигуру. Маллеус. Он вскрикнул — не то от облегчения, не то от неожиданности.
Т/И лечили. Машина — явно магического происхождения — всё ещё тихо гудела рядом, а ожоги почти исчезли, оставив лишь тёплое покалывание.
Та, кто ухаживала за Вами, явно не была в восторге. Особенно — если учесть, что Вы человек. Она держит дистанцию, её движения точны, но холодны. Как только раны затянутся, Вас выдворят за порог, и отдых на этом закончится. Помогать Лилии — вот Ваша новая обязанность. И отныне любое вмешательство в дворцовые дела, даже во сне, будет иметь свою цену.*

(

Статистика автора… Сам пребываю в лёгком шоке.
∘ ∘ ∘ ( °ヮ° ) ?
Зелёным отмечены промежутки, в которых написано более +1000 слов — это наиболее активные периоды.)