***
Он был (почти) самым обыкновенным орангутангом. Красивый, без здоровых щек, с жидкими, волнистыми, темно-рыжими волосами, спадающими вниз. Один критик подарил его великому философу в насмешку. Ницше, конечно, был ошарашен, и даже подумывал сдать его в зоопарк (не критика).
Обезьяна, вопреки ожиданиям мыслителя, оказалась весьма и весьма умной. Она пыталась играть на пианино, и у нее здорово это получалось! По меркам животного, конечно.
Такие способности были замечены спустя час. В первый же день хозяин назвал орангутанга Артуром, в честь любимого Шопенгауэра. И Фридрих действительно думал: " Эта обезьяна среди других - Шопенгауэр!" Философ давал животине карандаши и бумагу, а та рисовала его портрет. И здесь его любимец преуспел. Получалось похоже, особенно усы; но кроме как карикатурой их, разумеется, было не назвать.
Жители тоже были в восторге. Ницше водил Артура по театрам и художественным выставкам. Часто за руку. Они ходили на лекции и концерты. Казалось — человек в животном обличии.
В одно прекрасное утро он начал писать очередную книгу. Ницше писал стремительно, короткими частями.
Конечно, за всеми этапами написания следил также и питомец философа. Иногда орангутанг брал в руки карандаш, и садился в позу хозяина. Ницше только смеялся над этим (конечно, в перерывах между головной болью). В другой прекрасный день у него случился очередной приступ мигрени. Здесь Артур также попытался спародировать его, но мыслителю эта идея уже не нравилась.
Спустя время Ницше подошёл к нему, и накричал на него. Ругал его он долго и заносчиво, а орангутанг только сидел в кресле и смотрел на него непонимающими глазами. Наконец брань утихла. Фридрих успокоился, заварил чаю, и ,почти всерьёз, обратился к любимцу:
— Насыщенный сегодня был день, не так ли? — сделал глоток. — Приступ вывел меня из себя, и я не смог сдержать свой пар. Не принимай близко к сердцу.
Тут обезьяна встала с кресла, подошла к столу, взяла банан и села обратно.
— Конечно, ты меня не понимаешь, несмотря на твой колоссальный ум. — Ницше усмехнулся. — Интересно, я единственный, кто просил прощения у своего животного?
Орангутанг развернул кожуру от банана, протянул ее хозяину и сказал:
— Конечно, я тебя прощаю. — Артур занял рот куском банана.
В недоумении мыслитель осмотрел комнату, протер глаза, помотал головой, но не нашел никого, кто мог бы это сказать.
Обезьяна жевала банан и смотрела на него.
Он смотрел на нее и ничего не понимал.
— Похоже я сегодня совсем заработался, не так ли, Артур?
— Да, точно, ты сегодня написал достаточно афоризмов. — Он покончил с бананом. — Дай хотябы почитать, чего ты там начеркал.
Философ обомлел, встал со своего любимого кресла, покачнулся и упал обратно, выронив кожуру на пол.
— Какой ты сегодня неловкий! — Орангутанг поднял ее и положил обратно в руки сидевшему. Затем он похватал со стола бумаги, надел очки и начал читать про себя:
— Хммм…. Нуууу…. С мелкой натяжкой конечно пойдет…
Подумав, что он сошел с ума, Ницше сказал:
— Ты меня обманываешь, Артур, обезьяны не располагают физиологической предрасположенностью к человеческой речи.
Тут обезьяна многозначительно сняла очки, исподлобья посмотрела на мыслителя и проговорила:
— Ты что же, пытаешься меня обидеть? Я думал мы друзья…
Ницше вскочил с кресла и с криком побежал в свою комнату, а затем сразу уснул.
***
Если бы это был точный биографический документ о жизни Фридриха Ницше, то из-за следующих, описанных здесь событий, меня бы раскритиковали за откровенную ложь.
Все дело в том, что на следующий день мыслитель ушел из дома. Его небыло все утро, он не пришел на обед, а заявился лишь под ужин. Но пришел он не один, а с дамой!
По всей видимости, она была очень образованной (философ с другими и не общался), раз они так бодро обсуждали его свежий труд.
Все дело происходило в кабинете. Артур наблюдал за ними через открытую дверь из гостиной. Наконец Ницше заметил его. Он оставил подругу и вышел к орангутангу.
Сначала они стояли молча, а потом он заговорил:
— Не понимаю, почему ей так нравится твоя графомания?
Ницше поморгал и вернулся в кабинет.
Тем временем она разгребала бумаги, что-то вычитывала, а затем подняла взгляд на мыслителя. Он сказал ей:
— Жанна, вы, вероятно, не видели моей прелестной зверушки.
— Зверушки? Фридрих, так вы тоже любите животных?
— Верно, Жанна, пойдёмте же! — и он вывел ее из кабинета.
Было непонятно, кого он представляет. Подругу обезьяне, или обезьяну подруге. Орангутанг сидел неподвижно.
— Что более интересно — так это то, что он умеет повторять человеческие фразы, совсем как попугай!
Жанна удивилась такому утверждению, и восторженно ждала этого явления.
— Ну же, Артур, скажи нам что-нибудь…
Орангутанг сидел неподвижно.
Жанна дернула бровью, посмотрела на Ницше. Философ жестом успокоил ее.
— Артур, что ты думаешь о моих книгах?
Орангутанг схватил банан из корзины, очистил от кожуры и принялся уминать, не отрывая взгляда от этих двоих.
Мыслитель повернулся к женщине и сказал:
— Буквально вчера мы с ним беседовали…
— Мне уже пора… — отрезала Жанна, и покинула помещение.
Ницше уселся в кресло напротив своего питомца и бессильно опустил голову на ладонь.
Спустя минуту он воскликнул:
— Я сошел с ума!
Орангутанг почесал лоб и сказал:
— Почему это? Ты просто в очередной раз потерпел неудачу. С кем не бывает?
— Ты не можешь разговаривать, я же это знаю. — ответил философ.
— Я-то?! — Артур вскочил на две лапы, топнул об пол и грозной походкой пошагал к окну.
— Я не умею? А как тебе тогда такое?! — резким движением он отворил окно и истошно крикнул туда:
— Ich bin eine Schwuchtel!
Ницше схватился за голову, подбежал к нему, дёрнул орангутанга за руки и оттянул назад. А в окне все прохожие видели усатое лицо.
Мыслитель посмотрел на людей на улице, затем на обезьяну. После этого он закрыл окно, расплакался и уснул.
***
На следующее утро Ницше вышел из комнаты, и почувствовал приятное тепло из камина.
Его радость тут же оборвалась, возле камина стоял Артур. На секунду философ представил, как толкает орангутанга в огонь, а тот отплясывает там чечётку.
— Доброе утро! Буквально пару минут назад почтальон принес газету к порогу. — Артур оголил клыки в какой-то странной улыбке.
Ницше быстро подошёл к столу, прочитал заголовок и упал на пол.
Обезьяна ворошила кочергой тлеющие угли, и внезапно замолвила:
— Я не нашел, чем бы развести костер, поэтому вынужден был пожертвовать пару твоих рукописей. Они ведь не представляют для тебя никакой ценности, верно? Я проанализировал их, и подумал: "зачем он записывает свои комплексы?"
В этот момент Ницше поднялся, сел на кресло, ещё раз взглянул на заголовок, и сошел с ума.