Будь хорошей девочкой

Хоть одна хорошая весть пришла на неделе. Жене предложили отличную вакансию с высоким доходом. Неужели мне не придётся больше ни за что платить? Неужели у него будет чаще хорошее настроение? Неужели к нам пришёл мир? Я не понимаю, откуда так неожиданно берётся новая работа, ведь Женя и не искал её вовсе. Он самый говорит, что начальство заметило высокое качество труда и кому-то его порекомендовало. Его ценят! Он важный и нужный человек. А я ничего не понимаю. Совсем глупая невеста ему досталась. Мало того, что без мозгов, так ещё и страшная. И зачем он меня терпит?

У меня в голове похожий вопрос. Зачем я его терплю? Эти постоянные издёвки и подковырки порядком надоели.

Хватит думать о себе, нужно порадоваться за Женю. Я счастлива! Верю, что жених начнёт стабильно работать, реже появляться в квартире. Я смогу свободно дышать и копить на свою жилплощадь, ведь Женя сам будет оплачивать счета. Начнёт закупать продукты, как это было когда-то. Белая полоса настала. Ура!

Вот только Женя в честь такого «праздника» напивается как свинья и снова домогается меня. Снова этот сухой и безэмоциональный секс. Снова я чувствую себя использованной. Этот мужчина мне омерзителен. Да и я ему, похоже, тоже. Кажется, он назвал меня чужим именем. Или показалось?

Разве я достойна того, чтобы во время такого чувственного процесса на моём месте представляли другую? Для чего мать таскала меня по всем этим секциям? Для чего делала из меня изысканную особу. Для этого? Для пьющего и бьющего? Который не способен отличить контрабас от скрипки. У которого словарный запас пятиклассника, а пузо старика. Которого интересуют только рыбалка и выпивка. Зачем мне тогда все мои умения? Для чего знания всех столовых приборов и этикета, если мы в ресторане ни разу не были? Для чего английский язык, если Женю не вытащишь даже в соседний двор? Какие уж там путешествия по другим странам.

А так хочется чего-то нового. Интересного. Необычного. Даже странного. Вспоминаю тот случай в клубе. Может, обратиться к Антону ещё раз для «кайфовых» ощущений? Подскакиваю на кровати. О чём я вообще? Собираюсь употребить наркотик? Меня пугает, что мою голову посещают подобные идеи.

Может, стоит сходить к тому психологу? Бесплатно же. Чего теряю? А вдруг он поможет. И при это никому не раскроет мою чёрную душу. Твёрдо решаю завтра же договориться о встрече. Стоит разобраться, почему мне хочется попробовать то, что я презираю всей душой. А сама точно не пойму причину. Рассказывать Жанин или Яне — безумие. А довериться чужому — нормально?

Руки трясутся, как и голос, но утром делаю то, чего боюсь. Звоню психологу. На удивление, он оказывается обычным и вполне приятным мужчиной. А чего я ожидала? Полушёпота и вопроса: «хотите поговорить об этом?» Назначает встречу на завтра. Женя будет на работе, так что ничего и не заметит. Отлично.

День слишком длинный и напряжённый. Слишком волнуюсь. Как всё пройдёт? Какой вердикт вынесет этот серьёзный и всезнающий дядя? А может, просто рассмеётся в лицо и скажет, что вся моя жизнь — ерунда? Я потеряна для этого общества и ничего уже не исправить. Так что, наркотики — выход. Чтобы скорее умереть. Всё равно меня никто не любит И кроме кредита у меня ничего и нет.

— Ауч! — недовольный возглас пациентки выводит из темных мыслей. Ещё немного и я бы пустила кровь этой девушке. Надо быть более сосредоточенной. Нельзя портить репутацию идеального врача. Хоть что-то в моей жизни должно быть безукоризненное.

— Чуть-чуть и будет готово, — бормочу я.

Вечером подгорает мясо. Ничего, есть ещё кусок. Главное, чтобы Женя остался доволен. Сегодня не готова терпеть побои. Голова забита другими процессами. Нервы сдают. Встречаю жениха «как полагается», сажусь с ним за стол. Неосознанно трясу ногой, кусаю губу.

— Хватит! Раздражаешь, — бросает Женя. — Чего дёргаешься? Или может, яду подсыпала мне в еду? — усмехается.

«Хорошая идея», — чёрной мыслью проносится у меня в голове.

— Нет, конечно, — короткий смешок.

— Даже не спросишь про работу? Что за баба паршивая?

— Да-да, я как раз хотела. Как тебе новое место?

— Посадили с какими-то хмырями, которые в этой жизни кроме денег ничего не видят. Живут в офисе. Идиоты. Представляешь, один я встал в шесть и ушёл, — Женя горд собой. — Словно им кто-то заплатит сверху. Что за народ?

— Как твоя зарплата? Больше, чем в старой конторе?

— А вот это не твоё дело, — грубо обрывает меня. — Даже не претендуй.

Я просто молчу. Какая разница, сколько он теперь получает? Лишь бы хватало на жизнь.

***

Наконец. Наступает волнительный момент. Я стучусь в дверь с золотой вывеской «Владислав Игоревич Петров». Забавно, его инициалы, выходит, ВИП. Что ж, если к нему ходит на приёмы Ваня, то я согласна. Точно психолог для важных клиентов. Хотя... я тоже врач для важных людей, если разобраться. С лёгкой усмешкой вхожу в кабинет.

— Доброе утро.

— Здравствуйте. Варвара?

— Да.

— Присаживайтесь, — он указывает на большой кожаный диван.

Я тону в этом облаке и молча смотрю на «спасителя» в ожидании какого-то чуда. Я впервые у психолога. Понятия не имею, что делать и говорить.

— Насколько я понял из нашего разговора, у вас есть какая-то конкретная тема для обсуждения.

— Верно, — снова тишина.

— Начните, как будете готовы, — поправляет очки и берёт ручку.

Что ж, просто сидеть не имеет смысла. Всё-таки я решилась на этот приём. Абсолютно бесплатный. Стоит извлечь пользу. Верно? Женя, который обожает слово «халява», активно бы кивал. Хотя он считает всех психологов шарлатанами. Кто бы действительно мог подбодрить — Жанин. Может быть, Яна. Только они не в курсе того, что Ваня оплатил мне несколько сеансов. А вот он самый бы точно поддержал, тем более, сам ходит к этому дяде. Глупая идея обратиться к Ване за поддержкой закрадывается в голову. Очень глупая. Стоит её забыть. Особенно после нашей последней встречи.

— Я хотела бы обсудить одно событие, которое со мной недавно произошло.

Владислав Игоревич кивает, мол, готов слушать твои бредни. Всё-таки мне за это заплатили. И немало. Любопытно, сколько стоит этот приём? В интернете я так и не нашла подобной информации.

Неловко начинаю рассказ про клуб. Странно, но услышав о том, что я попробовала запрещённый препарат, психолог никак не реагирует. Ни капли отвращения. Может, работал с наркоманами? С моими мыслями и отвратной жизнью мне дорога туда же.

— Я в очередной раз потеряла кусок своей жизни, понимаете? Целая ночь выпала из памяти, — распаляюсь всё ярче, словно Антон стоит здесь и всё слышит. Пытаюсь вызвать в том чувство вины за свои поступки? Ему едва ли оно знакомо.

— Что значит «в очередной раз»? Это же был первый опыт употребления наркотиков, верно?

— Я... — замолкаю. Так вот, как они это делают. Цепляются за случайно оброненные слова. Но я имела в виду другое. Точнее, просто оговорилась. То есть... бросает в жар. В мгновение понимаю, что всё сказала верно. Я не владею своей жизнью. Теряю её на то, чтобы угодить другим.

— О чём вы сейчас подумали? — пауза явно слишком затянулась.

Я не планировала говорить этому незнакомцу о своём прошлом. Хотела рассказать только про клуб. Только про Антона. Про ту дозу. И про то, что мелькнула мысль испытать это ещё раз. И всё. Всё! Утираю слезу. Ты откуда вообще? Почему я реву? Тело отчаянно хочет выплакаться и изложить всё-всё хоть кому-то. Сказать наконец всю правду.

— Вы же храните врачебную тайну. Верно?

— Естественно, — снова без какого-либо осуждения отвечает на глупый вопрос. Действительно, за огромные деньги он должен быть суперпрофессионалом своего дела.

— И до Ивана Сергеевича не дойдёт ни слова? — хватаю одну из салфеток, что стоят на столе, и убираю слёзы. А есть ли смысл?

— Только если вы ему расскажете.

Беру подушку с дивана и прижимаю к животу. Пальцы яростно комкают ткань. «Никому нельзя рассказывать о том, что творится дома», — вспоминаю наставления родителей. И пару шлепков по голове, чтобы быстрее «дошло». Это самый страшный секрет. Мне влетит, если узнает хоть одна душа. Меня запрут дома навсегда. Лишат всех благ. Просто уничтожат. Не ясно как, но отец всё поймёт и тогда мне несдобровать.

— Я была всего лишь малышкой! — внутренний ребёнок берёт верх и решает пожаловаться этому милому дядечке обо всём, что с ним случилось. — Я не могла дать сдачи, а они только и делали, что помыкали мной! А теперь я взрослая. Снаружи. А внутри всё такая же маленькая напуганная девочка, которая боится хоть где-то оступиться и совершить ошибку. Которая боится кого-то обидеть. Которая готова сдвинуть все свои планы и дела, лишь бы кому-то стало хорошо. Готовая терпеть побои и крики. Готовая лгать всю оставшуюся жизнь, лишь бы не выставить кого-то в дурном свете. Готовая... никогда больше не испытывать оргазма, — перехожу на шёпот и краснею. Неужели сказала это «грязное» слово вслух? — Я ничего полезного и важного в своей жизни не сделала. Понимаете? Я не человек. Я тень. Я устала. Так жить невозможно! Ненавижу место, в которое возвращаюсь каждый вечер, но мне больше некуда идти! У меня нет выбора!

Прорвало. Внутренняя плотина, сдерживавшая этот порыв, уплывает вместе с накрывшей волной. Я ни разу в жизни никому не говорила подобного, и теперь меня ждёт расплата. Сердце отбивает чечётку. Внутренности трясёт, начинает знобить. Чувствую, что вот-вот, и получу удар. Кто-то узнает, что посмела открыться, и мне достанется. Папа вытащит свой армейский ремень и пройдётся по спине, или Женя... трудно дышать. Голова идёт кругом. Я жмурюсь и даже закрываю уши. Нужно представить, что меня тут нет, тогда боль будет не такая сильная. Не думать о страданиях, думать о чём-то хорошем... Жанин... настоящая подруга. И Яночка. Мои хорошие девчонки. Ваня... с каких пор он всплывает у меня в секции «лучшее в жизни»?

Чувствую на плече руку, что слегка меня трясёт. Открыв глаза, понимаю, что всё ещё в кабинете психолога. Таком тихом и уютном. Тут нет никого, кто готов дать пощёчину за очередной «грех». Тело качается взад-вперёд, словно убаюкивая само себя. Так всегда и было. Только я и могла себя успокоить. Больше никого не волновало моё душевное состояние.

— Варвара! Повторяйте за мной: вдох, выдох... — словно в замедленной съемке произносит этот мужчина с аристократической внешностью.

Внутри всё давит. Чувствую приближение смерти. Вот, уже близко. Лёгкие отказывают. Инфаркт? Инсульт? Плевать. Всё равно нет будущего. И что я сделала в своей жизни? Что хорошего? Была послушной девочкой? И что это дало? Вот бы ещё разок провести ночь с Ваней, и можно на тот свет.

— Варвара! Вдох, — повторяет Владислав Игоревич и показывает, что нужно делать. Кажется, это хорошая идея, потому что я явно позабыла верные движения, — выдох. Вдох. Выдох. Дышите животом, а не грудью. Всё в порядке! Вы в безопасности. Здесь вас никто не тронет. Сколько времени?

Что? Кажется, время умирать. Мне вообще не до этого. Что за глупый психолог? Сам, что ли, не разбирается?

— На стене висят часы. Который час? — не успокаивается он.

Я перевожу взгляд. Ну же, стрелки, какой ответ? Нужно отчитаться. Я не имею права ошибиться.

— Двенадцать... сорок...

— Точнее?

— Двенадцать сорок две.

— Пушкина помните?

— Что?

— Я вас любил: любовь еще, быть может,

В душе моей угасла не совсем...

— Но... пусть она вас больше не тревожит;

Я не хочу печалить вас ничем....

— Я вас любил безмолвно, безнадежно,

То робостью, то ревностью томим...

— Я вас любил так искренно, так нежно,

Как дай вам Бог любимой быть другим, — заканчиваю я. Это было слишком легко.

— Есенин?

Заметался пожар голубой,

Позабылись родимые дали.

В первый раз я запел про любовь,

В первый раз отрекаюсь скандалить.

— Был я весь — как запущенный сад,

Был на женщин и зелие падкий.

Разонравилось пить и плясать

И терять свою жизнь без оглядки.

Мне бы только смотреть на тебя,

Видеть глаз злато-карий омут,

И чтоб, прошлое не любя,

Ты уйти не смогла к другому.

Поступь нежная, легкий стан,

Если б знала ты сердцем упорным,

Как умеет любить хулиган,

Как умеет он быть покорным.

Я б навеки забыл кабаки

И стихи бы писать забросил.

Только б тонко касаться руки

И волос твоих цветом в осень.

Я б навеки пошел за тобой

Хоть в свои, хоть в чужие дали...

В первый раз я запел про любовь,

В первый раз отрекаюсь скандалить.

Любимое стихотворение. Всплывает в воспоминаниях школа. Как я мечтала, что в меня влюбится какой-нибудь хулигана. Крепко-крепко. И спасёт от злого отца. Сорванцу не страшно было бы нагрубить этой горе под именем «папа». Он бы смог постоять за меня. Вырвать из цепких родительских лап и увести к себе в тихий и спокойный дом. Но... мог бы быть такой у сорвиголовы?

— Великолепно! Не ожидал, что прочтёте от и до. Как состояние? Лучше?

— Кажется...

— Выпейте воды, — подаёт тяжеленький стакан.

— Спасибо, — я жадно вливаю в себя жидкость. — Что это было?

Да откуда ему знать? Всё-таки он лечит болезни души, а не тела.

— Паническая атака.

— Паническая... почему?

— Думаю, вы и сами знаете причину. Кого Вы боитесь?

— Я?..

Владислав Игоревич лишь поднимает спокойный взгляд. Понятно, что я. Тем более сама начала про это. Он такой уравновешенный. Словно всегда знает, что делать. Просто танк. Хочется встать за его спиной и не бояться больше ничего. Повезло его детям. Наверняка он заботится об их психическом состоянии.

— Всех... боюсь разочаровать, — слишком размазанный ответ.

— О ком вы говорили «помыкали мной»?

— Отец, брат, мать, жених. Да что уж там... учителя, декан, начальство. Я всегда всем должна. Гордость школы, института, клиники, семьи. Идеальная девочка. Послушная, покладистая, аккуратная. Без сучка и задоринки. Да я вам не только всего Пушкина с Есениным перескажу. Также сыграю на фортепиано сотню композиций на память. Обыграю в шахматах. На лошади проскочу до Африки и обратно. Накрою стол для элитного общества. Уколю, кажется, самого Алексея Якименко саблей. Развлеку иностранцев с разных концов света. Да ваш портрет с лёгкостью маслом напишу. Но я... всего этого не хочу, — хватаю свою кофту на груди в кулак и оттягиваю. Мгновение, и отпускаю. Словно вырываю из сердца все умения, что так тяжело было впитать. — Умею, но ненавижу всей душой. До тошноты. Кроме лошадей, пожалуй. Сколько крови высосали у меня эти занятия. Сколько жизни прошло мимо меня. Сколько друзей я упустила. Сколько сил и времени затрачено. Сколько ударов я схлопотала за неверные ответы. За четвёрки. За плохой ужин или минет, — что-то не туда несёт. А психолог только слушает. Что-то записывает. Молчит. — Я ненавижу свою жизнь идеальной девочки. Я ненавижу себя. Своё тело. Своего жениха. Своё место. Это всё не моё! — почти кричу. — Тридцать лет я существовала ради исполнения прихотей других людей. Я. Устала!

Всё. Назад пути нет. Я раскрыла все карты. Почти. Стираю слёзы. Делаю какой-то вдох... свободы? Неужели рассказала обо всём кому-то? И меня не ждёт расплата (не считая круглого счёта, который, впрочем, оплатил Ваня).

— Вас... били?

Молчание. Тягучее. Болезненное. Страшно признавать. Не должна никому показывать свои слабости. Нельзя раскрывать секрет, иначе... да пошло оно! Я решаю выложить всё, и знаю, что ничего мне за это не будет! Юный бунтарь, которого топили всю жизнь, берёт верх. Хочется как-то напакостить родителям. Нарушить запрет. Пусть им будет плохо. Всем им!

— До сих пор.

— Жених или отец? — и снова ни один нерв не дёргается на его лице. Чёртов профессионал!

— Раньше отец. Теперь жених.

— Ага, — делает всё больше пометок в блокноте. Да уж, запасись ручками и листами. Со мной предстоит много работы. — Закройте глаза. Расслабьтесь. Я хочу, чтобы вы начали с начала. Какое ваше первое воспоминание?

Повинуюсь. А это даже интересно. Копаюсь в памяти. Самое оно ранее или нет — неизвестно. Но точно насыщенное.

— Мы собираемся в гости к коллегам отца. Сложно сказать, сколько мне было. Папа наказывает матери нарядить нас лучшим образом. Та надевает на меня огромное белое платье, а я плачу и говорю, что оно мне не нравится. Я хочу другое. С розочками. Красивого кораллового цвета. Оно мне идёт. Отец слышит мою истерику и... заставляет меня замолчать.

— Как он этого делает?

— Крики, пару ударов по голове, слова из серии: «заткнись уже. Достала. Маленькая тварь», — в носу отчаянно щиплет от этих «милых» воспоминаний. — После того, как все оделись, он проводит с нами беседу о том, как мы должны себя вести. Мы не имеем права его позорить. Должны выглядеть как идеальная семья. Все должны думать, что мы самые счастливые. Улыбаемся и врём о том, как мы любим друг друга. А я правда их всех люблю. Почему папа так говорит? Тимофей дергает меня за бант, и смеётся от того, что все старания матери впустую. Ему тоже влетает, но нет времени ругаться. Пора отправляться. Опаздывать нельзя. Приезжаем в какой-то огромный дом. Всё так изысканно. Люди такие чинные. Смотрят свысока. Отец пытается им всем понравиться. Представляет свою семью. Словно гордится, но это напускное. Впервые за долгое время он меня целует и говорит о том, какая я прелестная дочь. Я прижимаюсь к нему крепко-крепко, потому что так его люблю. Но стоит всем отвернуться, он отталкивает меня. Не пойму почему. Ведь он только что сказал, как я ему дорога. Мама весь вечер кружит вокруг него. Всегда так делает. Тимофей снова пакостничает. И ему сходит с рук. Понятное дело, он же мальчик. Я хочу подружиться с милой девочкой, что живёт в этом замке, но она не принимает меня. Говорит, я не из её круга. Что за «круг»? Мол, я плохо одета и вообще моя семья — низшее общество. Я так и знала, что надо было коралловое платье надевать! Чувствую себя здесь неуютно. Взрослые разговоры мне не интересны, детей моего возраста тут нет, заняться нечем. Прошу папу уехать домой, тот лишь шипит, чтобы я проваливала. Прошу помощи у матери, она мило всем улыбается и шепчет мне на ухо, чтобы я говорила тише. Что нашей семье оказали честь, пригласив сюда, и мы не имеем права уйти так скоро. Меня прогоняют в какой-то уголок с фруктами. Жаль, что не со сладостями. Шоколад мне нельзя, от него зубы болят и живот, а он у меня слабый. Так мама говорит. Тимофей зато нашёл себе друзей, и они дружно обзывают меня уродиной. Не понимаю, почему он так делает, он же мой брат. Прячусь под стол и плачу. Мне некуда отсюда деться. Никто не хочет мне помочь. Чувствую неимоверное одиночество и подавленность. Я совсем не та красивая девочка, которой мама заставляет меня быть. И это дурацкое платье!.. начинаю отрывать от него какие-то бусинки и бантики. Зря я это делаю, ведь дома меня за это будет ждать большая трёпка. И я об этом знаю. Спрятанная под скатертью и засыпаю. Будит меня сердитый отец. Я так хочу его обнять, но он мной недоволен. Я снова его огорчила. Я отвратительная дочь. Папа так страдает от того, что я живу с ними. Да и мама тоже. Жаль, что не могу им помочь и что-то сделать. Тимофей говорит, они были самыми счастливыми, пока меня не было. Так может, стоит исчезнуть, чтобы им стало хорошо?

Снова молчание. Долгое. Обволакивает с ног до головы. В этот момент, спустя столько отвратительных лет, понимаю, что всё совсем не так, как виделось в детстве. В моей семье нет любви. И я сама понятия не имею, что это такое. Отец меня терпеть не мог, как и брат. Мама ещё как-то принимала. Странной и холодной любовью. Но в любой ситуации была на стороне мужа. Даже когда тот бил ни в чём не повинных детей. Тимофею тоже доставалось. Хоть он мальчик и ему было всё дозволено, но ремня получал и он. У меня ужасная семейка. Отвратительная. Как я выжила вообще? И почему ничего не поменяла, повзрослев? Ведь так хотела. Любить своих детей и дать им детство, абсолютно не похожее на моё. Быть максимально свободной мамой. Никаких секций без желания ребёнка. Никаких криков и тем более ударов. Женя не вписывается. Давно пора что-то делать. Но что? Как? Идти против отца?

— Часто он вас бил?

— Папа? С завидной периодичностью. Но я это заслужила.

— Ни в коем случае! Выкиньте эту мысль из головы. Ни один ребёнок не заслуживает того, чтобы его наказывали. Не важно, что он натворил.

— А как иначе объяснить?..

— Словами. Ртом. Воспитание не заключается в побоях. Взращивать надо своим примером. Разговорами. Тёплым отношением. Своих детей надо защищать. Холить и лелеять. Быть опорой и поддержкой. Не позволять хоть кому-то делать ему плохо, и тем более себе.

Я снова плачу. Вот такое у меня должно было быть детство. Я должна была быть любимой маленькой дочкой, а не игрушкой для битья. Отец должен был горой за меня стоять. Мать... рвать на куски любого, кто посмел обидеть кровиночку. А брат... старший брат... оберегать. А не подстрекать друзей на лишний тычок в мою сторону. Мою истерику теперь не остановить. Поток слов не унять. Я рыдаю, скулю и сбивчиво выкладываю половину своего несчастного прошлого. Наконец, передо мной человек, который считает, что я не заслужила этого всего.

— Мы всё проработаем с вами, не переживайте, — приободряет Владислав Игоревич.

— С-с-спасибо, — шепчу дрожащим голосом. — Вы первый человек, кому я доверила всё.

— Правильно. Чем больше мне расскажете, тем быстрее мы сможем со всем разобраться. Всё поправимо, Варвара. С этим можно жить. И даже припеваючи. Как вы себя чувствуете?

Смотрю на часы. Понимаю, к чему он ведёт. Сеанс окончен. Неужели я два часа плакалась о своём никчемном детстве? Подскакиваю. Надо успокоиться и привести себя в порядок перед выходом. Нельзя показываться в таком состоянии перед людьми

— Сумбурно.

— Это нормальная реакция, не переживайте. Надеюсь, это не последняя наша встреча. Очень было бы любопытно с вами поработать, — психолог протягивает руку. Я аккуратно её жму. Он даже не представлял, как интересно было бы мне.

— Спасибо огромное! — наконец выложила то, что лежало камнем тридцать лет на душе. Но внутри словно опустело без этого груза. Он меня заполнял, а теперь... там дыра? И что с ней делать? Чем закрыть?

— Мы с вами сегодня плодотворно пообщались. Не прощаюсь надолго. До встречи.

— До свидания!

Я улыбаюсь. Вяло. Ощущаю такое поганое чувство. Я безнадёжна. Мне не помочь, что бы ВИП-психолог ни говорил. Ситуация патовая. Некуда ходить. И от Жени я никуда не денусь, сама это понимаю. Настроение плывёт на дно. Давно не было так паршиво. Разве эффект от подобных сеансов не другой должен быть?

После первого пациента становится хуже. После второго понимаю, что меня лихорадит. Кажется, поднялась температура. Но нет возможности заботиться о себе, надо работать. Я что-то надумала. Надо лечить зубы и не отвлекаться. Ещё один довольный клиент, и ещё. Осталось двое, и моя смена закончится.

— Варька, ты что-то совсем закисла. Сама не своя. Да у тебя не меньше тридцати семи, — Жанин подходит ближе и прикладывает руку к моему лбу. — Точно! Иди домой и лечись! Зачем мучаешься?

— Как уйти? Ещё работа осталась.

— Не волнуйся, я всё разрулю. Всего-то пара человек. Не насилуй себя. К чему эти жертвы? Никто не оценит. Отправляйся в постель и поправляйся.

— Но...

— Какое может быть «но»? Кто важнее тебя самой? Правильно, никто!

— А пациенты?

— Раздам другим врачам, ничего страшного не случится с ними за один сеанс.

Я нехотя одеваюсь. Жанин вроде права, но у меня чувство, что я вновь подставляю своего босса. Бросаю всё и сбегаю. От меня и тут одни беды. Но физическое состояние не позволяет стоять на ногах. От чего так плохо? Где заразилась? На душе ещё кошки скребут после психолога. Зря всё растрепала. Идиотка!

Жанин позаботилась о такси. Наверное, поняла, что я ни в жизни себе этого не позволю. Кладу тяжелую голову на подголовник и закрываю глаза. Молюсь, чтобы водитель не начал разговаривать со мной, а просто отвез домой.

Еле волоча ноги, захожу в квартиру и ощущаю неладное. Чужая женская куртка висит на вешалке, аккуратно стоят ботиночки. У нас гости? Яна? Нет, та бы предупредила. Из комнаты слышу девичье хихиканье. Голос Жени. Неужели это то, о чём я думаю? Осознание больно впивается зубами в области грудной клетки. Я подхожу к двери спальни и тупо стою в ожидании продолжения. Может, что-то не так поняла? Галлюцинации из-за плохого самочувствия?

— Вдруг твоя вернётся! — голос девушки довольно томный.

— Плевать я на неё хотел. Пусть собирает шмотки и валит отсюда. Надоела сидеть на моей шее!

Сидеть на его шее? Да я чаще чем он тут за что-то плачу. Слышу хохот. Омерзительно. Мгновение, и у меня на глазах наворачиваются слёзы. День плача, ей-богу. Обидно до жути. От того, что он так обо мне отзывается. От того, что приводит любовниц в наш дом. На нашу общую кровать. Занимается сексом (глупо себя обманывать) с другой. Выставляет меня в дурном свете. Стоит уйти, подслушивать нельзя, да я не могу шелохнуться. Душа просто замерла, ожидая, пока её ранят ещё больнее. Женя как раз продолжает поливать меня новой порцией грязи.

— Она меня ни разу даже не удовлетворила. Холодная и скучная. Ни жрать не умеет готовить, ни убираться, ни любовью заниматься, да и выглядит как пугало последнее. А вот ты... такая красивая, молодая, с шикарным телом. Каждый мужик исходит слюной, смотря на тебя. Но трогать разрешено только мне, — кажется, этим и начинает заниматься.

Так он умеет говорить красивые слова? Может быть не мерзким и однообразным? Умеет дарить счастье девушке? Зачем тогда живёт со мной, если я его так раздражаю? Если так меня ненавидит. Конечно, он имеет право водить женщин в свою квартиру, мужчинам позволительно, но... нет, это слишком. Как мерзко. Тоскливо. Одиноко. Так вот как себя чувствуют те, кому изменили? Тошно. Грустно. Слёзы уже давно не контролируются. Я просто стою в отчаянии под дверью спальни и слушаю нарастающие стоны.

— Ты ведь бросишь её? — небрежно спрашивает любовница. Слух обостряется. Что он ответит?

— Конечно. Как только смогу.

— А что тебя останавливает?

— Я тебе уже объяснял. Всё сложно, — типичная отмазка занятого мужчины.

— Не хочу сложно, — дуется дамочка за дверью.

— Тогда выкинь из головы эту дуру и получай удовольствие.

Что он там делает такого, что девушка почти кричит? Господи, почему мне никогда не было с ним так приятно? Я точно дефектная. Бракованная. Неподходящая никому. Один не хочет меня трахать и иметь со мной что-то общее, а другому нужно только моё тело. Глубокий внутренний мир никого не интересует.

Было так плохо физически, я была так подавлена после сеанса психотерапии. Стало ещё хуже. Я, наконец, разворачиваюсь. Насильно стираю слёзы с лица. Пора выйти. Звуки становятся всё более откровенные. В сердце словно вонзаю лезвие и прокручивают пару раз. Почему мне не доставалось такого удовольствия от Жени? Почему мне никогда не было так хорошо с ним? Я даже не знала, что такое оргазм, пока не познакомилась с Ваней. Злость накрывает с головой. Хочется насолить этой парочке. Тоже изменить. Будут знать! Хотя, я и так уже изменила, да и состояние не то, при котором хочется заниматься любовью.

Пальцы неконтролируемо пишут Ване. Зачем? Неясно. Я точно знаю, что он меня примет. А большего и не надо.