разделённые миром объединенные смехом

У любимой подруги мне всегда нравилось, такая домашняя атмосфера. У неё дома мне почему-то находиться было приятнее, чем у себя. Наверное, потому, что у меня дома постоянно кто-то есть, и ты не можешь побыть наедине с собой или просто в тишине.

А у Риты почти всегда старшие на работе, и она часто остаётся сама. Тогда у нас есть возможность насладиться присутствием друг друга и разговаривать обо всём на свете, зная, что нам не помешают. Настроение всё ещё был на нуле из-за разборок с друзьями. Я была расстроена - ненавижу, когда поступают несправедливо. Рита всё пыталась меня утешить: она принесла мои любимые жвачки.

Жвачки были неестественных ярких цветов. Я вытащила красную - со вкусом арбуза.
- Можно надуть огромный пузырь, - подумалось мне. Я попыталась, но мой огромный пузырь тут же лопнул, прилипнув к носу. Рита по-доброму рассмеялась, и тогда я тоже засмеялась, хотя сначала почувствовала себя глупо.

Я жевала, и рассматривала комнату:
в зале цветастый ковер, телик-коробка, старый сервиз на полке полированного шкафа. Зато в другой комнате уже поинтересней. Во-первых, вместо дверей проем закрывала блестящая фиолетовая штора. Ну а дальше - загадочный полумрак, свечи на невысоком столе, на полках светятся  непонятные шары.

Кухня была небольшой, но уютной, с окнами, выходящими на восток. Утренний свет заливал пространство теплым золотистым сиянием, отражаясь от белоснежной плитки на стенах. Посередине стоял деревянный стол с чуть стертым лаком и следами от горячих чашек, которые рассказывали свои истории о долгих разговорах.

На полках, аккуратно прикрепленных к стенам, стояли банки со специями, каждая из которых источала свой аромат: пряный кориандр, дымный паприкас, теплый карри. На подоконнике цвели в глиняных горшках душистые травы — базилик, розмарин и мята.

В углу, рядом с массивным холодильником, стоял небольшой шкафчик с выдвижными ящиками, в которых прятались ложки, вилки и старые, немного поцарапанные ножи. Плита, хоть и видавшая виды, все еще верно служила своим хозяевам. Рядом с ней висел фартук с веселым рисунком — красные вишенки на белом фоне.

-Марин, уже десять вечера, пойдем у телика поваляемся? - устало сказала Рита.

Комната была полутемной, лишь экран телевизора мягко освещал стены мерцающим светом. На диване сидели мы двое. Между нами — не пустота, а уютное тепло, как будто сам воздух становился мягче.

— Знаешь, странное это дело — взрослеть, — задумчиво сказала я, перекидывая ногу на ногу. Мой взгляд был устремлен на экран, но со строны казалось, что я смотрю куда-то дальше, за границы комнаты. — Вроде бы становишься умнее, опытнее... А внутри все равно остается что-то детское. Как будто часть тебя никогда не повзрослеет.

Рита чуть повернулась, приподняв одну бровь, и слабо улыбнулась. — Может, это и хорошо? Зачем терять эту часть? Иначе кто мы без нее?

— Угу. Но иногда так хочется, чтобы кто-то обнял, как в детстве, и сказал, что все будет хорошо. — Мой голос стал тише, почти шепотом.

— Эй, — подруга слегка толкнула меня плечом. — Я тут, слышишь? Если что, обниму. И скажу.

Они рассмеялись, и смех заполнил комнату, вытеснив ту легкую грусть, что витала между ними.

— Спасибо, — тихо добавила я, будто боясь разрушить момент.

На экране телевизора мелькал видеоряд с землетрясениями, наводнениями, лесными пожарами, а тревожный голос за кадром вкрадчиво говорил: «Неужели человечество не способно справиться со стихийными бедствиями? Неужели нам всем действительно придет конец?»

Комната теперь была залита мягким светом ночника, стоявшего на прикроватной тумбочке, а не телевизора. Девочки лежали рядом на одном разложенном диване, каждая под своим уголком одеяла.

— Ты помнишь, как мы в лесу промокли до нитки? — спросила Рита, повернувшись на бок, чтобы видеть лицо подруги.

Марина тихо рассмеялась, глядя в потолок.

— Конечно. Ты тогда упала в ручей, и я чуть не померла от смеха.

— А ты уверена, что именно от смеха? — Рита прищурилась, притворяясь возмущенной. — Я же тогда твой рюкзак спасала!

— Да, да, спасала, — протянула я, слегка подтолкнув подругу плечом. — А потом на тебе было больше грязи, чем воды в ручье.

Рита закатила глаза, но улыбка выдавала её.

— А кто кричал, что хочет домой, потому что комары “жрут, как сумасшедшие”?

— Это я заботилась о своей коже, между прочим, — парировала я, притворно надменно вскинув подбородок.

Мы обе рассмеялись. Постепенно смех стих, уступая место спокойствию.

— Как думаешь, мы будем такими же лет через десять? — вдруг тихо спросила я, чуть опустив взгляд.

Рита повернулась ко мне, нахмурив брови.

— В смысле?

— Ну... всё это. Болтать перед сном, смеяться. Просто быть рядом.

Я замолчала на мгновение, но потом меня Рита взяла за руку и крепко сжала её.

— Конечно будем. Ты же моя лучшая подруга.

Я улыбнулась, и в моих глазах блеснуло что-то теплое.

— Хорошо. А то без этого я не знаю, как бы справлялась.

— Вот именно. Так что не надейся сбежать.

Я рассмеялась, обняла подругу, а потом отпустила, устраиваясь поудобнее.

— Ладно, давай спать. А то завтра опять вставать рано.

— Угу. Спокойной ночи, Маринка.

— Спокойной, Рит.

Дождь за окном начал тихо барабанить, а в комнате стало по-настоящему уютно.

Ночью меня разбудила кошка.
Это было неприятное пробуждение: всякий раз, когда я вижу себя во сне крутым человеком, мне не хочется просыпаться и возвращаться в реальность. В тот раз я была гангстером-мафиози, у меня было много пушек распихано по штанам – не знаю, где именно, но чуть что, я лезла куда-то в штаны и доставала то один пистолет, то другой, а потом стреляла по врагам. Не поняла, кто был врагом, просто мне говорили по рации, что надо стрелять, и я это делала. И конечно, во сне я была взрослой и красивой, мне было лет тридцать уже..

Я не смогла уснуть снова, тревожность заполняла меня с каждой секунды всё больше и больше. Лето вот-вот закончиться, и я уезжаю поступать.. Самостоятельно! В другой, большой город..
На столе я нашла свой дневник, который забыла в прошлый раз. Я перелистывала записи, сделанные в прошлом, будто пытаясь удержать их в настоящем. Вот слова о том, как я боялась первого школьного выступления. Вот рисунок семьи, где мама, папа и я, маленькая и счастливая, держатся за руки. Листая страницы, я не замечала, как мои пальцы сжимаются крепче, а в горле встаёт плотный комок.

"Ты уже взрослая, Марина. Пора забыть про эти глупости," – всплыли в голове недавние слова мамы. Они звучали так обыденно, даже обнадёживающе, но внутри их смысл пугал.

– Что значит – взрослая? – тихо пробормотала я, глядя в дождливое окно.

Мой взгляд упал на отражение – подросток, который выглядел одновременно знакомым и чужим. Острые скулы начали проступать там, где раньше были мягкие детские щёки. Губы уже не казались маленькими и неуклюжими, как в детстве, но почему-то я никак не могла привыкнуть к тому, что это моё лицо.

Я отложила дневник и обхватила себя за плечи, словно от внезапного холода. – Что, если я потеряю себя? – прошептала я, и голос дрогнул. – Что, если взрослая жизнь – это просто игра, где я должна стать кем-то другим?

Тишина комнаты ответила мне. Где-то в коридоре послышались шаги кошки, а за окном дождь стучал всё сильнее. Я закрыла глаза и облокотилась головой на стекло.

Мне хотелось верить, что я смогу остаться собой, что взросление – это не превращение в кого-то другого, а просто дорога вперёд. Но чем больше я пыталась понять, тем сильнее меня охватывал страх. Как будто я стояла у края чего-то огромного, неизведанного, и не могла заставить себя сделать первый шаг.