embarrassment
С восьми утра мне начал звонить Илья. Я еле как уговорила его дать мне поспать и потерпеть хотя бы до десяти утра.
Зевая, я носилась по дому в поисках телефона, а дед смеялся надо мной:
– Ну как можно потерять телефон дома? – говорил он.
Наконец, после мучительных нескольких минут, я нашла телефон и позвонила Марине. Оказалось, она уже приехала к Илье домой, и они оба ждали меня. Я быстро села на велосипед и поехала к ним. Около ворот стояла моя тетя – мама Ильи и по совместительству моя крестная.
Моя крестная – добрая женщина, которая балует своих детей (что, на мой взгляд, очень зря). Она любит не только их, но и меня с моими друзьями. У нее большие розовые щеки и такие же большие голубые глаза. Она носит белую косынку, когда работает в огороде. И сейчас она была в ней.
Только десять утра, а она уже вся в работе. И правда, она очень работящая.
– Ох, Ритуль, слава богу, ты наконец забираешь его гулять. Ни минуты покоя мне не дает, – жаловалась она на Илью.
Тем временем Илья с восторгом рассказывал Марине, какие огромные дома он построил в «Майнкрафте», и звал ее как-нибудь поиграть в «Мортал Комбат» на приставке. Марина неохотно слушала его и кивала.
Все сели по своим велосипедам, и крестная еще раз начала меня благодарить:
– Спасибо еще раз, Риточка. Будьте осторожны. Люблю тебя.
– А меняяя?! – ревностно возмутился Илья.
Крестная уже начала говорить, что, конечно, тоже очень любит своего ненаглядного Илюшу, но я поспешно начала подталкивать Илью, чтобы он ехал, загораживая его от мамы.
– А тебя она терпеть не может. Попросила вывезти тебя в лес и убить. Поехали, – Ответила я ему, а Марина хохотнула.
Илья, оглядываясь, махал маме так интенсивно, будто действительно поверил, что видит ее в последний раз. А она, зябко переминаясь с ноги на ногу, послала ему воздушный поцелуй.
Так и началось наше путешествие.
План был таков: из центра доезжаем до трассы, едем по трассе, потом заезжаем в другую часть села, которая находится с другой стороны, ну и просто катаемся.
Илюша с семьей живет в центре села. Мы довольно быстро доехали до трассы, как вдруг Илья заявил:
- Я хочу писать.
Я тут же завелась.
- Ты дома не мог сходить??
- Я сходил, но сейчас я опять хочу.
мы ехали по трассе, и я начала прижимается к обочине, около поля. Я остановилась, и все остановились следом за мной.
- Иди. - бросила я Илье.
- Куда? - не понял он.
- Писать, ты же просился.
- А куда? - Брат растерянно оглянул пространство.
- Весь мир перед тобой - Ответила ему Марина.
- Тут даже кустиков нет.
-Где я тебе возьму кустики посреди поля и трассы? отвернись от дороги и все.
- Все будут смотлеть...
Вздохнув, я вгляделась в чистое поле.
– Вон там стоит какое-то дерево.
Марина тоже присмотрелась: одинокая коряга торчала из земли метрах в ста от дороги.
– Я боюсь идти туда один, – заявил Илья.
– Тогда поехали дальше, – кивнула я, снова ставя ноги на педали.
– Нет! Сходи со мной!
Мученически возведя глаза к небу, я встала с велосипеда. Молча кивнула Илье - идем, мол.
мы спустились в кювет, а Марина наблюдала за нами.
Я– аккуратно и боком, Илья – непонятно как, из далека, с велосипеда не разглядела Марина, но жалобный крик «Блин, мои носки!» на несколько секунд поставил её в ступор, а потом заставил рассмеяться.
Прогулка по полю и обратно заняла у нас минут пять, с учетом стояния у дерева.
Я вернулась к велосипедам первой, а Илья задержался у водоотводной канавы.
Закидывая ногу на велосипедную раму, я устало спросила у Марины:
– Тебя не нужно отвести пописать?
– Нет, спасибо.
Илья поднялся на обочину (грязный до такой степени, словно по полю перемещался исключительно ползком) и, что-то сжимая в кулаке, подошел к Марине, она повернулась к нему, а он резко сунул ей в лицо раскрытую ладонь.
– Замоложенная лягушка! – заорал он при этом.
она отшатнулась, вглядываясь в коричневое нечто в его руке. И правда: маленькая лягушка болотного цвета.
– Фу, убери!
она попыталась откинуть его руку, но он захохотал.
– Ты что, боишься?
И нарочно поднес ее еще ближе к ней, почти к носу, запев противным голосом:
– Малина боится лягушек, Малина боится лягушек!
Все больше вжимаясь в меня в попытках отстраниться от Ильи, она жалобно попросила:
– Рит, скажи ему!
А Рита, откинувшись на руль, проводила сама с собой какую-то мысленную медитацию: закрыла глаза, не реагируя на их разборки, усердно убеждала себя в чем-то.
– Ну Рита! – отчаялась Марина привлечь мое внимание.
– Ну, Лита! – повторил Илья, передразнивая.
Он ткнул лягушкой в её щеку, и Марину передернуло.
– Убери, она склизкая, дохлая и воняет!
– Сама ты дохлая и воняешь!
– Ты воняешь!
– Ты!
– Так. – Я наконец открыла глаза. – Ты, – я показала на Марину, – успокойся. А ты, – теперь на Илью, – выбрось эту дрянь.
– Это не дл…
– Мне плевать, – перебила я, - и, боже, почему ты такой грязный?! Я закатила глаза, достала с сумки влажные салфетки и кинула Илье.
- Пока не отмоешься, никуда не поедем, мне тебя надо ещё в целости и сохранности сдать матери.
Следующие 15 минут, мы наблюдали как Илья усиленно оттирает грязь с рук, а потом той же салфеткой начинает вытирать лицо, пока я мучительно не вздохнула. Только потом он догадался взять новую салфетку и начать вытирать лицо. На эту сухую ванну у Ильи ушла вся пачка, он шел к велосипеду, не задумываясь швырнул упаковку вместе с использованными салфетками в кювет.
Развернувшись к велику, Илья замер на полушаге, столкнувшись с моим взглядом
– И что это ты сделал? – спросила я
– Выкинул…
– Иди подбирай.
Обиженно засопев, Илья полез в кювет. Мы с Мариной отвлеклись на минуту, поворчав на Илюхины манеры, мол, надо будет это крестной рассказать, пусть займутся, а когда снова повернулись к кювету, брат уже вылезал обратно – с упаковкой и… грязный.
Я округлила глаза
– Блин, Илья!
– Я упал! – жалобно заоправдывался он. – Я не хотел, я не специально, там скользко!
Марина молчала, сдерживая смех, чтобы не бесить меня еще больше. Я тоже молчала, сдерживая, видимо, всю себя. Илья потупившись, спросил:
– У тебя есть еще салфетки?
– Садись. - сказала я
– Но я…
– Похер уже, садись.
Илья радостный, что не заставили отмываться снова, забрался на велосипедное сиденье. Я толкнулась вперед, мы тронулись с места и едва проехали несколько метров, как Марина осознала ужасную вещь. Мы долго стояли на жаре, она испугалась лягушки и ещё смеялась над Ильей и теперь..
– Рит, – осторожно сказала она
– Что?
– Я хочу писать.