Глава 27
Когда жизнь открывает свои карты.
Я сидел в кабинете невролога, а Клио ерзала у меня на руках. Мы были впервые у этого строгого и немолодого врача, и я внутренне сжимался под его взглядом из-под нахмуренных бровей, словно студент на экзамене. Мне казалось, он сейчас начнет отчитывать меня за плохой уход за дочерью. Правда, еще больше я сжимался, думая о той причине, которая заставила меня сюда прийти. Клио было 8 месяцев, а она еще не стояла, хотя многие ее сверстники (я это знал из Интернета преимущественно, потому что в компанию мамочек, выгуливающих своих чад в парке, я так и не попал) уже ходили вдоль стены.
Врач изучал листок, который я ему протянул. Это была краткая выписка о здоровье моей крохи. Я не успел в ней ничего прочитать, потому что наш педиатр, направляя нас в эту клинику, позвонил неврологу и сказал нам, что если мы очень поторопимся, то успеем уже сегодня пройти осмотр. Таким образом, мы сели в машину и помчались сюда.
– Итак, она даже не пытается встать? – спросил врач.
– Пока нет. Сидит, ползает, но не встает.
– Вижу, у нее был тонус первые два месяца?
– Да, мы даже ходили на массаж. Это может быть причиной?
– Вряд ли, – с непроницаемым видом изрек врач.
– А преждевременные роды могут быть причиной? – спросил я, отчаянно пытаясь найти разумное оправдание этой задержки в развитии.
Врач внимательно посмотрел в выписку, а потом вопросительно взглянул на меня.
– Преждевременные?
– Да, она родилась на 35-й неделе.
Он снова опустил глаза в карту, а потом снова поднял их на меня.
– Она родилась на 40-й неделе. Вы, вероятно, что-то перепутали.
Я недоверчиво уставился на него, всем своим видом показывая, что перепутал он, а не я. Наверное, это было так очевидно написано на моем лице, что он развернул лист и придвинул его ко мне, ткнув пальцем в какую-то табличку.
«...3100 г...61 см...девочка...40-я неделя ... от 3-й беременности...»
Врач развернул выписку обратно и придвинул ее к себе, а меня от этого кручения почему-то стало мутить. Он встал, взял на руки мою Клио и вместе с медсестрой двинулся к пеленальному столику.
У меня перед глазами начала разворачиваться бездонная пугающая пустота. 40-я неделя означала только одно: Клио могла быть зачата в тот период, когда моя жена была в командировке в Париже. А что значит «от 3-й беременности», я вообще боялся представить...
– Мадонна! Флавио! Когда ты открываешь мне дверь с таким выражением лица, я начинаю думать, что ты жалеешь о том, что я знаю твой адрес!
– Извини, – попытался я улыбнуться. – Входи!
– Чао, Клио! Чао, котяра! – поприветствовал Стеф обитателей моего дома.
Кот ответил ему внимательным взглядом со спинки дивана, а Клио, сидя на ковре посреди гостиной, энергично задрыгала всеми своими четырьмя конечностями. Она обожала моего коллегу и задорно и кокетливо улыбалась ему, едва он появлялся на пороге нашего дома.
– У тебя такой вид, словно ты обнаружил в своем ящике чужие мужские трусы, – сказал Стефано.
Я изумленно воззрился на него. Он почти угадал.
– Почти, – произнес я без тени улыбки.
Теперь пришла очередь Стефано удивленно воззриться на меня.
– Не знал, что ты живешь с женщиной, – неуверенно сказал он, хотя прекрасно знал, что ни с какой женщиной я не живу.
– Я был с Клио у врача. Я говорил тебе... Ей 8 месяцев, а она еще не стоит, и меня это стало напрягать...
– Да, я помню. Что сказал врач? – с тревогой спросил Стеф.
– Что Клио родилась на 40-й неделе.
Стефано постарался соотнести эти два не сильно взаимосвязанных факта. Я почти видел, как в его голове шевелятся извилины, пытаясь нащупать логическую цепочку.
– Извини, Флавио. Я не сильно сведущ в теме развития ребенка. Как влияет то, на какой неделе она родилась, на то, что она еще не стоит?
– Никак.
Он смотрел на меня так, словно я неожиданно превратился в самую нелогичную женщину. Я мрачно взирал на него. Вообще, конечно, не стоило посвящать постороннего человека в подобные детали моей весьма туманной жизни, но я в тот момент не мог сосредоточиться на разумных действиях.
– Я не понимаю, – покачал головой Стефано.
– Это влияет лишь на то, чья она дочь. И главным образом на то, что не моя.
– Что?! – ахнул Стефано, ошеломленно уставившись на меня. – Но... Ты... ты уверен?
– Стеф, я иногда даже не уверен в том, как меня зовут, – с горечью махнул я рукой и бессильно опустился в кресло, откинув голову на спинку. На моем плече тут же материализовался кот.
– Флавио... Мне кажется, прежде чем делать выводы, ты должен сделать анализ ДНК.
Я вертел в руках запечатанный конверт с результатами анализа ДНК. Трудно поверить, что в таком маленьком клочке бумажки может содержаться судьба человека и даже не одного человека. Я смотрел на этот конверт, а внутри все дрожало. Мое отцовство, в котором я не имел ни малейшего сомнения на протяжении 8 месяцев, вдруг стало эфемерным, словно след, оставленный на песке у самой кромки моря. Ведь стоит мне открыть конверт, как этот след может исчезнуть, как исчезают все следы, в одно мгновение смытые прибоем.
И что мне делать, если прибой смоет этот след? Возможно ли просто взять и в один миг перестать любить то существо, которое ты 8 месяцев растил почти в полном одиночестве, считая своей дочерью? Возможно ли просто так взять и вернуть дочь, которая вдруг оказалась не твоей, законному владельцу, словно ты случайно прихватил на пляже чье-то полотенце? Ах, это ваше полотенце? Тысячу извинений, я был так рассеян, что даже не заметил! Конечно-конечно, забирайте, я поищу свое... А если не возвращать и сделать вид, что ничего не произошло, то возможно ли дальше продолжать любить ребенка, как свою дочь, хотя она и оказалась не твоей дочерью? И вообще, резонно ли в этом случае вот так же самоотверженно ухаживать за ней, зная, что она не твой ребенок?
Сердце трепыхалось в груди, как после пересечения финишной линии в спринтерском забеге. Странно, что оно вообще билось после всего этого... Наверное, если там будет подтверждение, что я отец Клио, я вздохну так облегченно, как никогда еще не вздыхал. Я, может, даже потеряю сознание от облегчения. А если окажется, что я не отец... Мадонна, что я тогда буду делать?!
Белый конвертик в моих руках дрожал в мелких конвульсиях, словно перед казнью. Да, ведь это могло оказаться именно казнью моего отцовства. И как я буду после этого жить? Пойду, наконец, измерю глубину Арно.
Я разорвал конверт и достал сложенный лист. Его надо было развернуть. Впервые в жизни мне не хватало смелости. Черные трассы, стрелка спидометра на цифре 200, морская бездна где-то вдали у подножия скалы – все это было детским лепетом по сравнению с тем, чтобы взять и развернуть этот дурацкий, сложенный вдвое лист бумаги. Адреналин впрыснулся в мою кровь и начал стремительно бежать по венам. Достигнув сердца, он на мгновение остановил его биение. Воздуха в легких не хватало, а перед глазами начали плясать разноцветные мушки.
Я развернул сложенный лист...