Часть 36
Взвизгнув шинами, автомобиль резко затормозил возле какого-то неказистого дома на окраине Йокогамы. Достоевский покинул салон, заметив неподалёку машину Николая, и подошёл к двери, которая оказалась приоткрыта. Внутри было темно, и Фёдор зажёг свет, стукнув рукой по выключателю. Несколько человек охраны, которые находились в доме, лежали на полу без движения и были то ли в отключке, то ли мертвы. Фёдор подошёл к одному из них и, склонившись над ним, прощупал пульс на его шее. Человек был жив, как и другой, лежавший в нескольких метрах от него, но ещё трое охранников оказались мертвы: дырки во лбах и красные лужи под их головами не оставляли сомнений в том, что они трупы.
Достоевский выпрямился и, достав из кармана мобильный, набрал номер Гоголя, однако телефон того был недоступен.
— Чёрт! — выругался Фёдор, хотя решил, что не стоит слишком переживать по этому поводу, так как Николай должен был быть уже в хранилище, а оно находилось глубоко под землёй, и там не всегда ловила связь.
Пройдя в спальню, Достоевский заметил, что кровать сдвинута в сторону, как и ковёр, лежавший под ней, а крышка люка открыта. И это было неудивительно, ведь если Дазай здесь побывал, то должен был пройти именно этим путём, и, возможно, он всё ещё там, а машину где-нибудь спрятал, так как возле минки Фёдор её не видел. Если же Дазай ушёл, то наверняка специально не стал утруждать себя наведением порядка или вышел другим путём.
Фёдор подошёл к люку и, включив фонарик, спустился вниз по ступенькам. Вход в доме вёл в секретные туннели «Крыс» под Йокогамой, их протяжённость составляла около полусотни километров. Туннели имели множество ответвлений, а также ещё три выхода, и вели они к штаб-квартире организации и тайному хранилищу; о последнем знали лишь избранные. Вход, через который прошёл Фёдор, был ближайшим к хранилищу, поэтому он изначально не сомневался, что Дазай воспользуется именно им. Пройдя по прямой около километра, Достоевский свернул вправо, а ещё через пять минут пути влево. Вскоре он остановился у массивной двери, сделанной из толстого металла. Замок на ней был сломан и, ощупав его, Фёдор понял, что в него попали несколько пуль. Открыв дверь, Достоевский чуть не перецепился через Гоголя, который лежал в нескольких шагах от входа. Фёдор посветил на него фонариком и присел, проводя по его лицу пальцами.
— Как же ты так прокололся? — задал вопрос Достоевский, затем похлопал Николая по щекам, однако тот никак на это не отреагировал, и Фёдор всё-таки проверил его пульс. Гоголь был жив, впрочем Достоевский в этом и не сомневался, так как знал, что Дазай не стал бы его убивать. Осмотрев Николая, он обнаружил на затылке того неглубокую рану и снова похлопал его по щекам.
Гоголь застонал, приходя в сознание и, слегка приоткрыв глаза, встретился мутным взглядом с любовником. Достоевский помог ему сесть и опёр спиной о стену.
— Ты же знал с кем имеешь дело, — проговорил он и покачал головой. — Как ему удалось тебя вырубить?
— Когда я пришёл и увидел, что дверь открыта, то подумал, что Дазай внутри, я не ожидал нападения сзади, он явно меня поджидал, — объяснил Николай и дотронулся пальцами до своего затылка, поморщившись и зашипев от боли; его пальцы окрасились кровью.
Фёдор извлёк откуда-то бинт и перевязал голову Гоголя. Затем спросил:
— Когда примерно это произошло?
Николай посмотрел на часы и сказал:
— Минут тридцать-сорок назад.
— Голова кружится, тошнит?
— Слегка, — ответил Гоголь.
— Сиди здесь. Я сам схожу в хранилище и проверю, что пропало, — с этими словами Достоевский поднялся на ноги и, повернувшись к Николаю спиной, пошёл по длинному, узкому коридору, пока не упёрся в дверь. Эта дверь также была сделана из металла, только ещё более толстого, чем первая, и она вполне могла выдержать взрыв. Дверь оказалась открыта, а системы защиты были отключены. Фёдора нисколько не удивил этот факт, так как Дазай знал и об электричестве, и о ядовитых парах, и о кислоте. Система защиты работала против несанкционированного проникновения, и если кто-либо, кроме Достоевского и Гоголя попытался бы войти в хранилище, сначала его шибануло бы мощным разрядом, который был способен убить человека. Если бы злоумышленнику каким-то образом удалось избежать удара электрическим током, сверху над дверью, открылся бы клапан, и помещение заполнилось пара́ми смертельного яда менее, чем за минуту; сбежать не представлялось возможным. Однако Фёдор установил ещё одну ловушку: при несанкционированном проникновении внутрь, должны были открыться ещё несколько клапанов, расположенных на потолке на расстоянии полутора метров друг от друга, из них, словно из душа, полилась бы кислота.
Толкнув дверь, Фёдор вошёл в хранилище и, включив свет, окинул его беглым взглядом. Он примерно представлял, что могло понадобиться Дазаю, поэтому сразу же направился к дальней стене и осмотрел полку, на которой стояла небольшая коробка. В ней находились ампулы, и Фёдор не досчитался одной из них.
— Чёрт! — выругался Достоевский. — Так и знал. Ну что за идиот?
Сзади послышались шаги, а затем, почти над ухом Фёдора, прозвучал голос:
— Вирус? Нахрена он ему понадобился?
Достоевский ничего не ответил, подойдя к другой полке, он взял с неё другую коробку, в которой также были какие-то ампулы и пересчитал их, выругавшись матом.
— Что такое? — спросил Николай.
— Антидот на месте.
— В смысле? Он не собирается... — Николай не договорил, так как Фёдор его перебил:
— Мы лишь раз использовали этот вирус, потому что он слишком опасен даже для тех, кто решил его применить, несмотря на то, что они знают, на что идут. Если не ввести антидот в течение двадцати минут, как итог — мучительная смерть. — Он подошёл к какому-то шкафчику и открыл его, пересчитав защитные костюмы, висевшие в нём, затем сам себе кивнул, будто в подтверждение какой-то догадки. — Глупо было надеяться на то, что он возьмёт костюм, если не взял антидот. Противогаз не спасёт от вируса, использовать его без костюма не имеет смысла, так как вирус проникает в организм не только через дыхательные пути, но и через поры кожи, и слизистые оболочки.
Достоевский сгрёб несколько костюмов вместе с противогазами и сунул их Николаю в руки, затем снова взял коробку, где хранился антидот и извлёк из неё несколько ампул, только сейчас заметив на дне какой-то листок. Развернув его, Фёдор прочитал текст, написанный почерком Дазая в столбик:
«1) 6 лет обучения в медицинском;
2) 2 года — в ординатуре;
3) 5 лет практики;
4) Получение многомиллиардного состояния в наследство;
5) Ещё 2 года практики;
6) Сдача экзаменов на сертифицированного врача.
7) Многолетняя работа на износ.
Итог: любовь к медицине или прикрытие?»
— А ведь он прав, — произнёс Достоевский, кладя листок на полку и сгребая рукой несколько одноразовых шприцов.
— Ты о чём? — спросил Гоголь, так как не видел, что написано на бумаге.
— Мори и есть босс Портовой Мафии. Поехали, — скомандовал Фёдор и направился к выходу. — Хранилище закрой.