Элинор
Ах, если бы только моя дорогая Элинор не оказалась теперь прикованной к постели! Это проклятый дом. Его мрачные тени, его холодный призрачный дух, холодный ветер, блуждающий по коридорам — вот что стало причиной.
Не зря все родные отговаривали меня принимать это наследство.
Но что я могу сделать? Если бы я не выполнил все условия, дух моего деда, полковника Симмонса, начал бы преследовать меня — и не дал бы дожить в покое отведенных мне лет. Я беспокоился лишь за Элинор. Сердце ее всегда было преисполнено великой любви ко мне.
Она не должна была разделить мою участь и оказаться здесь! Но стоило мне заикнуться, что я не желаю брать ее с собой на этом пути, она возразила — что жена она мне перед Господом, и если суждено отправиться в Ад, а не в Рай, то и этот путь она со мной разделит.
Стоит подумать об адских муках для того ангела, каковым, несомненно, является Элинор, и сердце мое начинает кровоточить. Моя возлюбленная Элинор больна, смертельно больна, а я ныне лишен любой возможности что-либо исправить.
И при этом она отказывается уезжать.
Дом стоит в глубине старого запущенного сада. Дед до самой смерти заботился о нем, однако с тех пор минуло больше десяти лет. Паутина и запустение — вот во что прекратилась роскошь богатого когда-то поместья! Черные каменные стены увивает изможденный временем плющ, лезет в окна, а ледяной ветер пробирается сквозь щели в дверях... Как же здесь холодно! Как же пусто и одиноко!
Ни один камин не протопит это место.
Я не чувствую холода. Я сам — холод, так Элинор говорит порой, касаясь моих рук. Мне не нужны уголь и дрова, и газовые лампы, все эти чудесные изобретения последних лет — но Элинор это надо. Мне больше не нужны деньги моего деда. Я хотел, чтобы все его состояние Элинор пустила на себя — на кругосветное путешествие или на траурные платья... Она могла бы столько лет менять траурные наряды каждый день, изредка навещая меня! Но она предпочла скрасить мое одиночество, и теперь ее дом — высокая черная башня. А вместо прекрасных нарядов — одна только белая рубашка. Моя Элинор поднимается порой и бродит по коридорам, простоволосая, в одном лишь тонком халате. Тогда мне приходится уговаривать ее вернуться домой.
Бедная моя Элинор, у нее опять поднялась горячка.
Ее матушка с батюшкой регулярно нас навещают. Я не знаю, как воспрепятствовать им. Они говорят, что она смертельно больна. Что лишилась рассудка от горя, в столь молодом возрасте схоронив мужа. Говорят, что она должна вернуться в Лондон — ей там помогут... И как бы я не хотел дать ей хорошую жизнь, в Лондон я отпустить ее не могу. Ей там помогут! Они считают ее безумной!
Лишь потому, что она любит меня и хочет быть рядом со мной!
Лишь потому, что предпочитает проводить редкие вечера, когда силы возвращаются к ней и она может покинуть дом, рядом с моим могильным камнем!
Лишь потому, что я все еще единственный, кого она любит, ангел мой, счастье мое...
Матушка и батюшка хотят ее деньги — мои деньги. Они запрут ее в бедламе и не выпустят, пока не уморят до конца.
Элинор, моя милая Элинор, их не слушает. Но я слышу, как после каждого визита она горько, беспомощно рыдает, уткнувшись лицом в холодный обветшавший шелк подушки.
В эти минуты я прихожу и сажусь рядом с ней, и глажу ее по черным волосам, и рука моя проходит сквозь ее тело, опаляя холодом.